37. Небо рухнет на землю, перестанет расти трава..

- Господи! Несчастная птица, рискнувшая освободить меня, ты разделила со мной мою злую судьбу. Спасибо тебе за это, – выдохнула дочь короля Джона, не в силах плакать.

Она положила коршуна на землю. Он был ещё жив и молча и немного виновато с любовью смотрел на Свету, словно хотел попросить прощения за то, что не сумел освободить её. Равана подошёл сзади, схватил коршуна и с криками: – Вот тебе за то, что сломал мой звездолёт, гад! – двумя ударами отрубил Гате крылья. Потом он швырнул коршуна под ноги и принялся пинать и топтать его, вслух подсчитывая, на сколько миллионов баксов друг Светы и Ромы его опустил, превратив «Пушпаку» в ни на что, кроме сдачи в утиль, не годную груду металлолома.

Устав издеваться над безответным телом и опомнившись, император увидел, что жёлтый сарафан Светички мелькает где-то далеко-далеко между берёзками прозрачной рощи. Равана злобно прищурился и устремился следом за убегающей женщиной, приговаривая на ходу:
- Простота деревенская! И прятаться-то как следует не умеет!
- Ромочка, миленький! Спаси меня! Спаси, родненький мой! – на бегу причитала Света, задыхаясь и выбиваясь из сил.

Она не знала, куда бежать. Она никогда не уходила далеко от дома без мужа. Она была лишь внешне похожа на божественную воительницу Дургу, владеющую всеми видами оружия, истребившую остатки отряда Душмана и убившую Кару. Но Дурга в этот раз куда-то запропастилась. Как и Рома с Алексеем. Света бежала, а вокруг стояла зловещая мёртвая тишина. И затмение не прекращалось.

Вдруг кто-то во мраке схватил Светичку за волосы.
- Свершилось! Конец Дашагривы Раваны близок и неизбежен! – выдохнул Лес.
Все боги и отшельники, наблюдающие в медитации за происходящими в Джанастане событиями, – все, как один! – увидели: рыба попалась на крючок! Равана обрёк себя на неизбежную гибель, покусившись на честь праведной женщины.
Равана, схвативший Ваидехи за волосы и за ноги, взмыл с ней высоко в небеса, не обращая внимания на то, что гирлянда с шеи и браслеты с рук Светули падают на землю.

Скованная ужасом от произошедшего, Света кричала Раване, несущему её над лесами на высоте грозовых туч, озарённых багрово-кровавым светом выползающего из-за Луны Солнца:
- Ты порождение ада, Равана! Ты убийца моего друга! Твой позор будет вечен, похититель беззащитных женщин! Неужели тебя не останавливает стыд и осознание того, что весь мир узнает о твоей низости? Будь ты проклят, трусливый вор, считающий себя героем! Как стремительно ты убегаешь от неизбежности! Остановись и прими смерть в честной битве!
Сойдясь на поле сражения с моим мужем и господином ты не продержишься и мгновения, даже если за твоими плечами будет стоять огромная армия! Стрела Романа настигнет тебя, где бы ты ни скрывался! Ради сохранения собственной жизни отпусти меня. Ты никогда не добьёшься меня. Я наложу на себя руки, а мой муж придёт в Ланку и расправится с тобой. Разве ты не чувствуешь, как петля смерти затягивается на твоей дурацкой шее? Или ты горишь желанием как можно быстрее увидеть Стикс, наполненный твоей кровью? Мой муж уничтожил четырнадцать тысяч твоих нукеров – и тебя ждёт их участь!

- Хватит уже! – взмолился Равана. – Какая ты, право, сварливая баба! Давай обсудим все вопросы дома, во дворце. К тому времени, глядишь, что-то и прояснится. Я тебя с родителями познакомлю, фотографии свои покажу, колье с двенадцатью бриллиантовыми подвесками подарю. Помолчи хоть минутку: мне тяжело лететь без «Пушпаки», особенно когда ты так много говоришь...

Поняв, что разговаривать с императором бесполезно, Света посмотрела вниз и увидела, что они пролетают мимо горного хребта. На одной из гор к вершине карабкалась кучка упёртых альпинистов, на другой играла музыка и развесёлые лыжники с надписями «Gitlerjugend» на зэковских фуфайках и с лыжными палками в руках, ничего не замечая, гнались за Штирлицем и пастором Шлагом и стреляли в них короткими и длинными очередями из шмайссеров, на что Штирлиц, показывая язык преследователям и подбадривая пастора, с остервенением кричал: – Не попали, не попали! Фуфлыжники! – На третьей горе стояли обезьяны типа йети в количестве пяти почему-то человек и, задрав голову, наблюдали за полётом Раваны и Светы. Самая маленькая обезьяна, на ходу сочиняя, декламировала:

Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя!
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря!

- Никак не возьму в толк, Шура, с какой конкретной целью вы таки искажаете реальность? Какого, я вас умоляю, богатыря? Это же, ясно море, Равана Свету на Ланку несёт! – поправила Александра Сергеевича самая большая и зоркая обезьяна.
- Мало ли кто кого несёт, – обиделась маленькая обезьянка и перед тем, как убежать из нашей истории в Санкт-Петербург на набережную реки Мойки в квартиру-музей своего имени, добавила: – Что мне удавиться, если Света с морями не рифмуется?
- Мальчики, миленькие, – крикнула Света и бросила им свою любимую накидку, – передайте Ромику, что я его люблю и жду!
- Хорошо, передадим, если увидим! – пообещали обезьяны-йети, приветственно замахали кипами, сиречь ермолками, и наперегонки побежали ловить накидку.

Из-за леса, из-за гор на напоминающем этажерку аэроплане с надписью «Dedushka Egor» на фюзеляже подлетел какой-то папарацци и принялся щёлкать фотокамерой со вспышкой и радостно покрикивать на дикой смеси старославянского и новоитальянского о красоте и редкости снимков и о том, сколько, «блякха-мукха», миланские газетчики заплатят ему за публикацию. Да так рьяно кричал, что Равана деликатно выругался, достал из кармана портативную базуку и беспощадно расстрелял храброго фотокорреспондента, который тут же заживо сгорел вместе со своим самолётом и фотоаппаратом. Лишь магниевая вспышка прощально взорвалась, осветив напоследок небеса зловещим фейерверком.

После чего император с добычей в руках благополучно приземлился в своей столице и глава, посвящённая похищению Светули, не менее благополучно закончилась.