Нереальный свет счастья

Нереальный свет счастья.

Кто-то кричит, а потом -  целая очередь выстрелов. Я непроизвольно замедляю шаг. Мимо проплывает благоухающая фрейлин Дин. Она хихикает в свой гаджет, не замечая меня, зато я замечаю, торчащую из экрана голограмму лысой головы сэра Тоба. Так значит правда, что у них интрижка.
Громко топая тяжелыми сапогами,  проходят трупоеды с автоматами наперевес. Иногда мне кажется, что автоматы для них как часть тела, отними ее, и они станут инвалидами.
Потом появляется сэр Рам.
- Еще один «неблагодарный», - говорит он, кивая вслед трупоедам, - сегодня уже четвертый.
- Пятый, - поправляю я.
Я люблю точность во всем, наверное, поэтому  выбрал профессию экономиста.
- Пойдемте, опоздаем на обед, - говорит сэр Рам.
Мы идем по дворцовым залам, в окружении кружева из золота, серебра, платиновых орнаментов, узоров из драгоценных камней. На полу цветы из редких сортов мрамора, водопадами золота и хрусталя нависают люстры, стены украшены полотнами мозаики. Каждый сантиметр пространства – это произведение искусства. Сколько я здесь хожу, но каждый раз замечаю какую-нибудь новую шедевральную деталь.
Мы входим в обеденный зал, как положено, в свою очередь. Садимся на свои места за инкрустированный золотом и янтарем стол.
Через пять минут появляется правитель Зорге. Он усаживается во главе  длиннющего, стометрового стола в прозрачное кресло, которое  парит в воздухе. Правитель любит спецэффекты. Кто-то говорит, что к креслу привязаны специальные светопреломляющие канаты, которые создают оптический обман и видны только на расстоянии вытянутой руки, кто-то считает – что кресло имеет прозрачную подушку, накачанную гелием.
Церемониймейстер,  сэр Фред, произносит торжественную предобеденную речь о нашей великой сверхдержаве и великом сверхправителе Зорге. По обыкновению он завершает речь пожеланиями правителю здоровья и долгой жизни. Раньше он желал вечной жизни. Но позавчера эти слова вызвали раздражение у правителя, ведь ученые до сих пор еще не придумали средство, дарующее бессмертие. Поэтому правитель приказал отправить академика, возглавляющего исследования, в Башню Безысходности. Там он сможет всецело сосредоточиться на науке.
Гости приступают к трапезе по кивку правителя. Я и мои соседи по столу долго не притрагиваемся к еде, мы слишком хорошо помним, что произошло неделю назад со старым сэром Ангэ, который из-за старческой слепоты и рассеянности принял непроизвольное движение правителя за кивок и начал есть.
Правитель приказал ему встать и отойти к стене, а затем выхватил автомат у трупоеда и расстрелял разрывными патронами. Сэр Ангэ превратился в фарш. Слуги несколько дней отскребали куски его плоти с мозаичных  панно.
Я удивляюсь, как церемониймейстеру Фреду удается так долго занимать свою должность, находиться рядом с правителем Зорге каждый день. Я бы, наверное, сошел с ума.
Мне приходится близко общаться с правителем только раз в месяц, но это для меня настоящая пытка. Правитель Зорге лично беседует с каждым сотрудником, и я все время боюсь сказать что-то, что выведет правителя из душевного равновесия  и вызовет вспышку ярости, которые так часто у него случаются и обычно заканчиваются весьма плачевно для тех, кто попал под горячую руку.
Я чем-то нравлюсь правителю Зорге. В свои визиты он всегда осведомляется о моей семье, распоряжается выслать им небольшие подарки, а моей покойной матушке – букет голубых гвоздик на могилу.
 Не знаю, чем вызвана эта симпатия: я работаю, не хуже и не лучше других, я не блещу сверхспособностями.
Моя подруга Илана говорит, что это из-за чувства собственного достоинства в моих глазах. Да, мама всегда учила меня, что нужно уважать и ценить себя, потому как этим ты выражаешь благодарность жизни и всем ее проявлениям, и смерти – обратной стороне жизни. Эта благодарность рождает счастье и успех.
Не знаю, насколько права Илана, и насколько правы те, кто поговаривает об однополых пристрастиях правителя.
Как бы там ни было, но всем известно, как быстро любимчики становятся «неблагодарными». Это одна из причин, по которой я согласился с планом Иланы.
На десерт  - множество сладостей: это и чизкейки, и пудинги, лукум и печенье, и по крайней мере с десяток видов тортов, а еще Танцующие цветы.
Танцующие цветы - это придворные танцовщицы. Девочек с подходящими параметрами забирают у родителей в четыре года и учат премудростям танца. Вся их жизнь посвящена танцу и услаждению высочайших придворных мужей.
Я нахожу глазами Илану. Она – Танцующий цветок. Она прекрасна: темные волнистые волосы распадаются по плечам, ее движения завораживают. Ей хочется верить, что я люблю ее, но она слишком податлива, она словно горячий расплавленный воск, и я никак не могу ухватить, запечатлеть образ, который  мог  бы полюбить.
Это Илана все придумала. Она говорит, что за воротами дворца настоящая жизнь. Там мы не будем игрушками правителя, и может, где-нибудь в лесной глуши обретем счастье.
***

На следующее утро я встаю в обычное время и иду длинными дворцовыми коридорами. В южном крыле, в углублении под лестницей Илана спрятала вещи для меня: плащ с капюшоном, накладную бороду, посох. Мы подумали, что в облике странствующего монаха, мне будет легче покинуть дворцовые стены. Я смотрю на часы – должно быть Илана уже ждет меня на Нижней пристани, как условились.
Я замедляю шаг. На жизненном пути всегда есть повороты, и приходится решать: свернуть или пойти прямо. Я всегда, считал, что выбор  - это слишком жестокое испытание.
Сейчас я могу свернуть под лестницу, облачиться в плащ и выйти через черный ход. Тогда за стенами дворца меня встретит Илана и другая жизнь.
Говорят, там люди живут в ветхих, неблагоустроенных домах, носят серую уродливую одежду  и питаются некачественной едой. Они живут в нищете, грязи и убожестве, но зато гораздо меньше рискуют попасть в разряд «неблагодарных».
Мне вдруг становится нестерпимо жаль отказываться от всего того, чего я добился. Я так много работал над собой, чтобы приобрести изысканные манеры, я не спал ночами, вызубривая учебники по экономики, я так кропотливо выстраивал свою карьеру, уворачиваясь от дворцовых интриганов…
Мне кажется, что гораздо проще пойти знакомым до каждого метра путем, прожить еще один привычный день в привычной обстановке. Ведь живут же другие… Кто-то, конечно, уже не живет, но не факт, что меня постигнет та же участь. И даже если правитель захочет приблизить меня к себе в качестве … от этой мысли я поморщился. Но ведь можно и потерпеть в конце концов.  Некоторые ведь даже получает от этого удовольствие.
Я представляю, как Илана ждет меня минута за минутой, сидя на каменных ступенях, как нарастает ее беспокойство и недоумение.
Кто-то хлопает меня по плечу. Это Борх, мой коллега.
- Что-то случилось? – спрашивает он, заглядывая мне в лицо с преувеличенным, назойливым беспокойством.
- Нет, все в порядке, шнурок развязался.
Я наклоняюсь - якобы завязать шнурок, стараюсь отогнать мысль о том,  что Илана не выживет одна в мире за стенами дворца.
Я смотрю в спину удаляющегося Борха. Я мог бы, но…
Я выпрямляюсь и иду прямо по коридору.
***
Еще одно райское утро в летней резиденции правителя. Я, конечно, среди приглашенных. Правитель приезжает сюда раз в неделю. Пока его нет, гости наслаждаются жизнью.
Я встал пораньше и слушаю пение птиц. Лучи солнца путаются в легких занавесках, играя с теплым ветром. Вода в бассейнах – чистейшая лазурь.
Самые красивые и талантливые люди нашей сверхдержавы сейчас сладострастно потягиваются на шелковых простынях в просторных спальнях резиденции в предвкушении утренних коктейлей и ароматических ванн.
Я вдруг замечаю отряд трупоедов, пешие и на бронетранспортерах, они стремительно приближаются к резиденции со стороны Вековой рощи. Спустя минуту стены здания осыпает град пулеметных очередей. Я бегу по лестнице вниз в облаке пыли и огня, замечая как стены вокруг опадают, словно в карточном домике.
Трудно угадать очередную причину вспышки ярости правителя, но мне почему-то кажется, что это все из-за меня, что каким-то образом он узнал  о нашей с Иланой попытке сбежать. Может быть, Борх что-то пронюхал?
Это все, что я успеваю подумать, потому что в следующее мгновение проваливаюсь в подвал вместе с обломками здания. Я не чувствую боли. Только нестерпимая тяжесть и жар. Не могу пошевелиться. И вдруг вижу Илану. Я никак не могу понять, как она здесь оказалась, ведь кругом все завалено и почему на ней похоронный платок моей матери, и почему лицо ее светится  таким… не могу подобрать слово…, таким нереальным светом. Светом счастья.