Замена

Взойдя на крыльцо, Майкл первым делом тщательно вытер ноги. Раз десять или пятнадцать он шаркал подошвами по коврику у двери, словно хотел оставить за порогом своего образцово-стерильного дома всю грязь внешнего мира. Проделав это, он дважды провернул ключ в замке, налег плечом на дверь – и, как только образовалась щель, достаточная для того, чтобы втиснуть свое тощее тело, юркнул туда. Еще одним движением он закрыл дверь обратно и запер на все засовы.
Он, постоял в холле, моргая и дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку, и направился к платяному шкафу. С легкой брезгливостью стащил с себя пиджак, достал полиэтиленовый чехол для одежды, упаковал туда пиджак и повесил обратно, к десятку таких же. Мимолетно подумал, что на выходных нужно бы отдать все в химчистку.

Майкл не любил улицу.
Это только на картинках может быть безобидная зеленая травка и нежные цветы; в действительности же – как он узнал из одного научного журнала - на каждом листке может содержаться до десяти тысяч различных микроорганизмов. Подумать только, десять тысяч! И половина из них, как минимум, неминуемо приводили к аллергиям, инфекциям, болезням – и даже к гибели.
Словом, совсем не удивительно, почему каждый раз по возвращению он устраивал себе длительный процесс чистки от всей этой гадости.

Медленно переставляя ноги, чтобы ненароком не оступиться, Майкл поднялся по лестнице на второй этаж, где располагалась ванная комната. Там он снял всю одежду, сложил ее аккуратной стопкой – и босыми ступнями встал на ребристый резиновый коврик, которым было выстелено дно ванной. Необходимая предосторожность, убеждал он себя, - ведь поскользнуться и сломать ногу или руку здесь проще простого. А потом – кричи не кричи, никого не дозовешься; так и будешь лежать и скулить от невыносимой боли, пока в один прекрасный день какие-нибудь соседи или коммунальные службы не обнаружат твой разлагающийся труп.
Майкла передернуло от подобной мысли, и он торопливо включил воду, попутно вспенивая мочалкой брусок мыла. Антибактериального и гипоаллегенного, разумеется.

Мылся он долго и с особым тщанием, выскабливая кожу до красноты.
Неожиданно он поймал себя на том, что уже с минуту трет ладонью правый глаз. Словно туда попала соринка.
Стараясь не паниковать раньше времени, он поочередно смыл с себя пену, аккуратно вылез из ванной, растерся полотенцем досуха – и только потом подошел к зеркалу.
Глаз уже ощутимо покалывало. Майкл внимательно вгляделся в отражение. Все выглядело вполне нормально, за исключением покрасневших от трения век. Майкл вытер ладони антибактериальной салфеткой, коих в его запасе было великое множество, и пальцем слегка оттянул нижнее веко вниз.
В уголке глаза, том, что ближе к переносице, что-то блеснуло. Что-то, не похожее на продукт работы слизистой оболочки. Крайне не похожее.

После долгих попыток он, содрогаясь всем телом и почти не дыша, вытянул оттуда ногтями осколок стекла. Длинный, примерно полдюйма длиной, и очень тонкий, как игла.

«Как он мог туда попасть?.. Осколок ведь мог запросто проникнуть глубже, задеть нерв. И проткнуть глазное яблоко. И я бы ослеп.»
По телу Майкла побежали мурашки.
Успокаивая себя тем, что ничего фатального пока не произошло, полноценное зрение при нем и глаз все еще не вытек, он положил осколок в небольшой одноразовый контейнер для анализов.
Майкл намеревался показать его завтра своему доктору, чтобы тот мог составить курс лечения от наверняка занесенной осколком инфекции. Навещать его сегодня было уже поздно, а неотложной помощи Майкл не доверял – слишком много неспециализированных врачей, и не факт, что они неуклонно следуют предписанным санитарным нормам.

Отложив контейнер в сторону, он закапал три капли в правый глаз. Подумав, добавил столько же в левый. На всякий случай.

Майкл дошел до спальни, переоделся в пижаму. Вытащил из прикроватной тумбы большой ящик с микстурами и таблетками, нашел там подходящие антибиотики, проглотил сразу две пилюли. В другом случае одной было бы вполне достаточно, но перестраховка на памяти Майкла еще никогда не была лишней. Вдвое больше лекарства – вдвое ниже риск возникновения заражения.

В последнее посещение доктор посоветовал ему меньше нервничать. Сказал, что это чревато возникновением зудящих красных пятен на руках.
Поэтому Майкл решил внять совету – и лечь спать. Только перед этим стоило сделать один важный звонок.

Он набрал по памяти номер врача, договорился о приеме завтра в десять утра.
Немного успокоившись и даже чуть-чуть воодушевившись, он подошел к старинному зеркалу, стоявшему напротив изножья кровати. Оно было огромным, почти до потолка, и от покрывающей его патины казалось очень пыльным, несмотря на то, что Майкл два раза в неделю его тщательно протирал и полировал.
Он изучающе уставился на свое отражение – и его внутренности свело судорогой.

На радужке поврежденного правого глаза с краю, как плесень, расцветало серое с прожилками пятно. Оно расползалось прямо на глазах, заняв сначала треть, а потом и половину глаза.
Он с силой потряс головой.

Пятно пропало. Глаза вновь стали привычного водянисто-коричневого цвета.
И безо всяких инородных вкраплений.

«Нужно меньше себя накручивать», - подумал Майкл, отворачиваясь от зеркала и направляясь к кровати, - «Тогда перестанет мерещиться всякая мерзость.»
Он бросил взгляд на камин в отдалении, на стеллажи, заставленные книгами, бюстами известных ученых; привычно скользнул взглядом по стоявшей на полке деревянной коробке с старинным револьвером, подарком какого-то графа его дедушке, упокой Господь его душу.
Наконец Майкл добрел до кровати, улегся, укрываясь одеялом с головой, досчитал до ста пяти – и отключился.

Он не был склонен к предрассудкам. Приметы, считал Майкл, - удел слабых и необразованных людей.
Поэтому он спокойно проходил под лестницами, не пугался черных кошек.
И уж тем более не придавал никакого значения старому зеркалу, стоявшему в своей спальне, сколько он себя помнил.

Все время, пока он спал, за ним, не отводя глаз, внимательно следило его отражение.
Оно стояло, не меняя позы и почти не шевелясь. Только в один момент мимолетно приподнялись кончики губ – и тут же опустились.

***
Проснулся Майкл от холода.
Сначала он натянул одеяло еще выше, но потом отбросил в сторону, намереваясь подняться и выяснить причину сквозняка. Он ведь помнил, как самолично закрывал все окна.
Майкл взглянул вперед – и подавился от неожиданности.

Напротив, там, где раньше располагалось зеркало, была комната. И судя по обстановке, комната была его спальней.
Кровать тоже была на месте, вот только в ней никого не было, только скомканный ворох одеял.

Другая комната была отделена от него прозрачной перегородкой. Словно стеклом.

Майкл лихорадочно обернулся назад, будто надеясь найти там ответы на вопрос, что же все-таки произошло, пока он спал.

Привычной стены, в которую упиралась спинка кровати, и висевшей на ней картины с персиками на блюде не было. Точнее, были, но дальше – и отделены от него еще одной перегородкой.
Сколько хватало взгляда – везде он видел только чередование слоев. Пустых и мутных, будто что-то случилось с воздухом, зажатым между ними.
Его комната стала похожа на слоеный пирог, только пласты были неприятны на ощупь и холодили пальцы.

Разом пересохшее горло Майкла сдавил спазм, он не смог выдавить ни писка. Он отвернулся обратно – и в той, другой своей комнате засек какое-то копошение у каминной решетки.
Фигура распрямилась, оказавшись человеческой, и легкой, танцующей походкой приблизилась к отделенному стеклянной стеной остолбеневшему Майклу.

Это был он сам, но будто бы иной.
Необычайно светлоглазый. С руками, перепачканными в золе. Улыбающийся – нет, ухмыляющийся.

Он подошел к Майклу, полусидящему в кровати, и, не переставая кривить губы, медленно провел ладонями по своему лицу, оставляя на нем неровные черные полосы.

Майкл изо всех сил попытался закричать, но не смог. Он, оцепеневший, обессилевший от оккупировавшего его страха, только шевелил губами, наблюдая за действиями двойника. Тот, качнув головой, подошел к полке, снял оттуда коробку с револьвером. Задумался на секунду, взвешивая оружие в руке. Проверил барабан, достал из того же ящика пулю. Отработанным движением, какого Майкл никогда не знал, передернул затвор.
Потом двойник улыбнулся шире, отчего темные полосы золы на его лице пошли изломами, - и наставил посеребренное дуло на Майкла.

«Нет. Нет. Нет. Нет. Мне все это кажется. Мерещится. Такого не бывает. Я должен сейчас же проснуться. Проснуться. Немедленно.»

Другой Майкл взвел курок. Два раза махнул в воздухе свободной рукой.
Словно прощаясь.

Из горла Майкла вырвался долгий крик.

И в унисон ему грянул выстрел.