Хранитель праведной Руси

       700 лет отцу нашему Сергию

       «Святая Русь, прерванная татарским игом, начиная с Преподобного Сергия, снова была отмолена и вымолена, смутная тоска русского человека по праведности просветлела до осязаемых образов и подобий: явились замечательные примеры, из кроткой молитвенности выросла могучая сила»

       Валентин Распутин


      Быстротекущий поток времён! Чем дольше живёшь на свете, тем быстрей движется время. Вот, кажется, совсем недавно, был я молод и был год 1980 - 600 лет битве на поле Куликовом - событию, с которого ведёт отсчёт времён возрождённая Русь, восставшая после полуторавекового ордынского рабства, ига - как принято говорить о том страшном безвременье. А вот уже и 700 лет исполнилось человеку, что заложил камень Духа в основание этой победы, осмыслил, освятил, очеловечил сухие страницы истории и этот человеческий облик времени имеет имя и имя это - Сергий Радонежский - Преподобный и Чудотворец.
      Кто же был этот «предивный старец», как пишет о нём уже первый его житиеписатель, его ученик, монах его монастыря Епифаний Премудрый. На первый взгляд Сергий ясен нам всем. На всех иконах преподобного обращён к нам светлый спокойный лик старого человека, седого, но как бы и с некоей, сохранившейся до преклонных лет, рыжинкой в волосах. Да, золотая голова была у отрока Варфоломея, как звался Сергий до пострижения в монашеский сан, это и на Покрове со святых мощей Преподобного, работы 1424 года выткано, да и на картине Нестерова «Видение отроку Варфоломею» обозначено, и это соответствует действительности: когда в послереволюционные годы вскрывали мощи Преподобного, то увидели сохранившиеся волосы на честной главе его и волосы эти спустя века погребения, несмотря на старческую седину, были чуть рыжеватые... А можно представить, каким золотоволосым он был в молодости!
А было их три сына в семье ростовского боярина Кирилла и его жены Марии - три брата: старший Стефан, средний Пётр, младший Варфоломей (источники расходятся во мнении - был ли Варфоломей младшим или средним сыном. Я считаю, что он был младшим, так как к моменту ухода в пустынь его брат Пётр уже имел семью и детей - прим. авт.). Все названы именами апостолов Христа: Петра, Варфоломея, первомученика Стефана. Уже по этому видно, что семья была исключительно верующая, воцерковлёная, дружная. Даже первое предание о Преподобном связано с церковью. Пришла матушка Мария на службу в храм, а тут, как возгласили хвалу Господу нашему Иисусу Христу, так и младенец, что в утробе у неё пребывал, вдруг... возгласил! Да так громко, что все окружающие услышали, да ведь три раза подряд возгласил. Как матушка Мария жива осталась... А все вокруг переглядывались: что же это за ребёнок такой будет?..
Спустя лет двадцать с лишком после того обернулась вся эта история с троекратным возглашением хвалы Господу, не рождённым ещё младенцем, одним очень важным событием в жизни этого человека, а потом, как оказалось, и в жизни всей Руси. Когда два брата: старший Стефан, а младший Варфоломей ставили первый храм на горе Маковец, что в верстах двенадцати от старинного городка Радонежа, то задумались, а какому святому посвятить сей храм? И сказал младший Варфоломей старшему Стефану: мол, как ты скажешь, брат, так и будет.
А старший Стефан тут и напомнил младшему, что тот ещё в утробе матери трижды возгласил хвалу Богу Триединому – то есть Пресвятой Троице, значит, и храм этот нужно ставить во имя Пресвятой Троицы. Отсюда и пошла Свято-Троицкая Сергиева Лавра. Это было ново и во многом революционно в духовной жизни тогдашнего русского общества. Идея Триединства Бога очень трудно прививалась в христианстве. Из иудаизма исшедшая идея строгого монотеизма не допускала и мысли о троичности божества, что присуще было, скорее индийской ведической традиции. Сколько возникало в христианстве различных ересей, сколько толкований этой вечной сакральной фразы: «Во имя Отца и Сына, и Духа Святаго…», но именно «триединство Господа и флага…», как скажет в годину суровых испытаний XX века русская поэтесса Марина Цветаева, эта идея неколебимо витала над Русью начиная вот именно с той крохотной церквушки, затерянной в глухом бору на Маковце у Радонежа, первого храма во имя Пресвятой Троицы, так смелого поставленного двумя братьями – Стефаном и Варфоломеем.
Сколько было лет Варфоломею, когда он ушёл от мира в лесную пустынь? Об этом остаётся лишь только гадать. Если годом его рождения принято считать 1314, а основание обители - 1337, то ему должно было быть 23 года (а день рождения Варфоломея - 3 мая по старому стилю, что примечательно - это день памяти Преподобного Феодосия, игумена Киево-Печерской Лавры - основателя монашества на Руси). Но даты эти условны и вполне возможно, что был он ещё очень юн, и этим объясняется то, что потребовалась ему помощь старшего брата, и как знать, не был ли именно старший брат Стефан инициатором основания нового монастыря. Он, Стефан, только недавно потерявший молодую жену, в великом горе отрёкшийся от мира и даже отдавший своих детей в семью среднего брата – Петра, чтобы не мешали они ему свершать монашеский подвиг, он имел, конечно, величайшее влияние на младшего своего брата Варфоломея. Младший брат, уже будучи прославленным игуменом, уже нося громкое имя Сергий, никогда не спорил со старшим. Об этом говорит известный случай из жизни Троицкой обители, когда возмутился Стефан, что монахи обители во всём слушают своего батюшку Сергия, а не его – Стефана. «Кто первым был здесь! – вопросил как-то раздражённый Стефан, - не я ли основал обитель сию?» - Услышал это Сергий и, ни слова не говоря, собрал свои вещички в котомку, да и тишком, так что никто и не видел, ушёл из монастыря. Ушёл далеко – на Киржач, в глухие владимирские леса и основал там новую пустынь во имя Благовещения Пресвятой Девы. Долго искали его троицкие монахи, насилу нашли, и после еле умолили вернуться в обитель, которую уже покинул Стефан, устыжённый своей горячностью.
Итак, родился Варфоломей в семье бояр, но (и это примечательно) бояр обедневших, почти разорившихся потом. Есть под Ростовом Великим, что раскинулся издревле на берегах привольного озера Неро, небольшой посёлок - Варницы. Название говорит, что там вываривали соль из солевого рассола, имевшихся под Ростовым солёных источников. Это по дороге на Ярославль, на берегу невеликой речки Ишни. Там и была усадьба боярина Кирилла - отца Варфоломея. Ростов - древний город. Первый из основанных славянами в этом лесистом суровом северном краю ещё в языческие времена. Некогда жила здесь меря - угро-финское племя, молилось своим вырезанным из камня, или из дерева богам и ещё князь Владимир Мономах в веке XII объезжая свои владения видел грозного каменного истукана, сидящего на берегу озера Неро, а из глаз и ушей сего кумира шёл дым и показывалось пламя. И немало трудов стоило первым проповедникам Христовой веры изгнать сию нечистую силу в глухие леса и помогло им в этом, конечно, постоянное приливание славянской массы из далёкой Киевской Руси, постоянно идущая колонизация этих отдалённых земель славяно-русской южной народностью, уже охристианиной, уже с устоявшейся православной культурой.
Угро-финская меря никуда не уходила из этих мест и славянские сёла чередовались здесь с мерянскими. Постепенно шёл процесс ассимиляции мери русскими славянами. Смешанные браки быстро сделали своё дело - из двух различных народов, постепенно, но неуклонно, вызревала новая великорусская народность со славянской закваской в основательных мерянских генах, с русской речью, поскольку эта была речь городская, речь государственного строения и православно-церковной культуры. Но во многом с мерянскими лесными суевериями, с лешими и кикиморами, с бабами-ягами и колдовскими змеями. Ох, сколько потом придётся побороться новоявленному монаху Сергию со всей этой лесной сказочной нечистью, когда останется он один на горе Маковце, среди дремучего леса! Ведь выживать будет его нечистая сила с возлюбленного им места, прохода не давать! А поможет ему одолеть сих нечистых духов святая христианская молитва: "Да воскреснет Бог, да расточатся врази Его...", а также поможет вполне языческий лесной медведь, бурый мишка, которого Сергий приручит постоянным преломлением с ним даже последнего куска хлеба. И будет медведь, как верный страж, сторожить лесную обитель молодого монаха, а уж медведь - зверь священный и грозный для всех языческих сил, он никаких колдунов не боится, он - как двинет своей когтистой лапой по какой-нибудь кикиморе, да по лешему, так те и ходу забудут к жилью православного отшельника. Присмотритесь, паломники: при входе в Свято-Троицкую Сергиеву обитель и сейчас на стенной фреске изображён Преподобный Сергий, кормящий из руки огромного, грозного, но смиренного перед ним медведя.
После Владимира Мономаха княжил в Северо-Восточной Руси его сын Юрий, прозванный Долгоруким. Он основал Москву и ряд других городков в этих новых землях, но сам здесь не сидел, а всё пытался своей "долгой рукой" докоснутся до "отчего златого стола", утвердится в Киеве великим князем, вёл долгие и малоуспешные войны за древнюю южную столицу Руси. На ненужность этих его попыток часто указывал ему его сын, князь Андрей, позже прозванный Боголюбским: "Что нам здесь нужно, отец? А поедем-ка в наш Владимир-Залесский!" Не слушал его отец и стал таки великим князем киевским, да вскоре умер. А Андрей взял с Вышгорода древнюю икону Пресвятой Богородицы, писанную по преданью, самим апостолом Лукой, да и поехал с берегов Днепра на северо-восток, княжить в свою любимую Залесскую Русь. А икону ту святую поставил в новопостроенном Успенском соборе, в стольном граде Владимире, что на Клязьме. И стала та икона называться Владимирской Божией Матерью, хранительницей новой Великой Руси.
Нескоро и с большими препонами строилось здесь новое государство. Сам Андрей Боголюбский, знаменитый созиждитель прославленных владимирских соборов, погиб от руки своих же бояр – Кучковичей, сыновей первого владетеля московских земель боярина Стефана Кучки. Он приблизил их к себе, поскольку его жена была из этого рода. Да вот пал жертвой мести за их отца, боярина Кучку, казнённого когда-то за супротивный нрав отцом Андрея князем Юрием Долгоруким. Пал Андрей Боголюбский в своей опочивальне, в загородном дворце в селе Боголюбово, что под Владимиром. Но Божьей волею не пало Владимирское княжество – детище Андрея. Престол великокняжеский занял его младший брат Всеволод и убийц своего брата жестоко покарал. Всеволод Большое Гнездо (под таким именем он вошёл в историю за многочисленность своего потомства) стал истинным устроителем Владимиро-Суздальской земли. Он создал могущественное княжество, раскинувшееся от Коломны на юге до Белоозера на севере, он посягал и на Великий Новгород и совершал походы на Волжскую Болгарию. С ним считались и в Киеве, и в Чернигове, и не зря великий певец того времени, безвестный автор «Слова о полку Игореве», возносил его силе неумеренную хвалу: «Ты и Волгу вёслами расплещешь, ты шеломом вычерпаешь Дон…» (перевод Николая Заболоцкого – прим. авт.). Перед Владимирской Русью трепетали враги!.. Но всё изменилось в одночасье…
Уже сын Всеволода, великий князь Владимирский Георгий (Юрий) Всеволодович видел, как в дыму пожарищ, под ударами стенобитных пороков исчезают с лица земли его золотые города – Суздаль и Владимир, погибают Коломна и Москва, а древний Ростов открывает свои ворота жестокому и беспощадному врагу. Тень внука Чингис-хана, страшного Батыя, приведшего с собой зимой 1237 года пятнадцать туменов (тумен, или «тьма» по-русски – 10 000 воинов – прим. авт.), накрыла собой всю Залесскую Русь. В бессильной попытке противостоять всей «Азии на коне» гибнет на реке Сить в заволжских лесах великий князь Георгий и становится с тех пор святомучеником за дело православное. А его племянник, сын его брата Константина, князь Василько Ростовский, схваченный там же, на Сити, за отказ служить Батыю, повешен на железный крюк за ребро. Перед смертью он ещё успеет крикнуть в лицо сему ордынскому зверю: «Ты погибнешь, тёмное царство, когда исполнится мера твоих злодейств!» «О, стонать Русской Земле, вспоминая прежних князей!» - как сказал бы автор великого «Слова о полку…»
Всё семейство великого князя владимирского Георгия Всеволодовича погибло, в том числе его дети: князь Владимир, оборонявший Москву, и князь Всеволод, нанёсший первое поражение ордынцам под Коломной, прорвавшийся во Владимир и павший там смертью героя, защищая свою мать и сестёр. Эта линия рода рюриковичей пресеклась. Но у Георгия был ещё младший брат князь Ярослав Всеволодович, вотчиной которого был Переяславль-Залесский, он то и стал, после смерти своего старшего брата Великим князем Владимирским. Для того ему пришлось низко поклониться Волжской Орде, самому Батыю, а после даже отправиться в коренную Монголию, к великому кагану всех монголов хану Гуюку. Это путешествие в Каракорум, в сердце пустыни Гоби было настолько тяжёлым, что на обратном пути Ярослав Всеволодович умер (по другой версии – был отравлен – прим. авт.), зато он обеспечил своим детям право на княжение во Владимирской Руси, подвластной отныне Орде. Отныне русские князья, прегордые потомки Рюрика, должны были ежегодно ездить в Орду, кланяться хану, ханшам – жёнам великого владыки степей, знатным ордынским чиновникам. Всем дарить дорогие подарки, получать насмешки и унижения и как величайшую милость – заветный «ярлык на великое княжение», который хан мог дать, а мог тут же и отнять и передать другому князю. Разумеется, такая система выклянчивания себе права на власть, постоянного унижения и раболепства, пробуждала худшие качества в представителях русского правящего дома. Обычными среди князей стали интриги и подсиживания друг друга перед лицом хана, заговоры и доносы на своих же родичей и близких.
Особенно выделился в этом отношении московский князь Юрий Данилович, старший сын Даниила Александровича – первого московского князя. Надо сделать небольшое отступление и сказать, что род ярославичей – потомков Ярослава Всеволодовича, отныне правящий в Залесской Руси, был весьма многочислен. Грады и веси этой сердцевины будущей Великой Руси ярославичи поделили между собой и Александру Ярославичу, прозванному Невским за блестящую победу над шведским войском паладина Биргера на реке Неве достался во владение их родовой центр – город Переяславль-Залесский. Князь Андрей Ярославич, его младший брат стал князем Владимирским и получил ярлык на великое княжение от хана. Другой брат Александра Невского – Ярослав Ярославич стал князем Твери – очень удачно расположенного города на Верхней Волге, стоящим на торговых путях между Великим Новгородом и низовыми землями. Пользуясь своим выгодным положением, Тверь быстро росла и богатела. От него пошёл род тверских князей, первым в котором стал его сын князь Михаил Ярославич. Князь Андрей Ярославич, брат Невского, поднял восстание против Орды. Он заключил союз с Галицко-Волынским князем Даниилом Романовичем, даже взял в жёны его дочь и надеялся, что совместное выступление двух самых могущественных земель Руси – Галиции и Залесья покончит с ненавистным игом. Из этого ничего не вышло. Орда была в то время настолько сильна, что смогла разбить и Андрея Владимирского и Даниила Галицкого. Владимирская Русь вновь подверглась страшному опустошительному нашествию - "неврюевой рати", по имени хана Неврюя, возглавлявшего нашествие. Стольный город Владимир снова был разорён, горел и лишь каким-то чудом среди пожарищ уцелели белокаменный древние соборы Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо – последняя память о былом могуществе и славе. Но и они были опустошены, вплоть до того, что варвары выдирали свинцовые плиты, выстилавшие пол соборов. Пострадала и древняя роспись соборов, так что впоследствии «изографу» Андрею Рублёву, духовному сыну Сергия Радонежского, пришлось заново расписывать знаменитый Успенский собор – чудо древнерусской архитектуры.
Андрея Ярославича, бежавшего от ханского гнева в Западную Европу, сменил на «Великом Владимирском столе» его брат Александр Невский, который сумел наладить отношения с Ордой, хотя и ценой тяжёлых унижений. Но он, прославленный победитель шведов и немцев, принёс в жертву свою древнюю княжескую гордость ради спасения Руси. Не раз ему приходилось путешествовать на Нижнюю Волгу, месяцами живать в ханской ставки, принимать участие в бесконечных буйных пирах степных владык, приходилось угождать хану, даже побрататься с сыном Батыя царевичем Сартаком. В конце концов, он пожертвовал жизнью, когда принял из рук хана Берке, наследника Батыя, смертную чашу с ядом, когда в 1263 году вынужден был вновь отправиться в Орду для предотвращения нового нашествия, вызванного расправой в волжских городах с ордынскими сборщиками дани. После чего он разболелся и умер, возвращаясь из Орды, едва успев добраться до русского городка Городца на Волге. Его смерть была воспринята на Руси, как огромное горе. Когда тело усопшего князя ввозили во Владимир, то митрополит Кирилл, при огромном стечении народа, воскликнул: «Закатилось солнце Великой Руси! Плачь русская земля!» и весь народ ответил единым воплем: «Уже погибаем!» Тело князя было погребено в Успенском соборе и лишь повелением императора Петра I его прах был уже в XVIII веке перенесён в новую столицу России город Санкт-Петербург, где и покоится ныне в Александро-Невской Лавре.
Увы, но старшие дети Александра Невского князья Дмитрий и Андрей Александровичи будут потом всю жизнь, до конца XIII века, бороться между собой за великое княжение Владимирское, за «золотой стол». Будут ездить в Орду, приводить татарские войска, пустошить русскую землю в бесконечных междоусобных войнах. И Бог накажет их, они не оставят потомства после себя…
Зато младший сын Александра Невского князь Даниил получит во владение от своих «щедрых» братьев маленький, Богом забытый городок Москву, только недавно воскресший после ордынского погрома. Городок был настолько беден и незаметен, что на него не претендовали другие князья, и он был отдан «молодшему» из александровичей, что называется «на бедность». И произошло чудо. Пока старшие братья Даниила вовсю уничтожали друг друга в борьбе за «Великий стол», Даниил тихо да мирно начал обустраивать свой удел. Собрал свою землю в кулак, подсчитал доходы и расходы, начал призывать к себе переселенцев из других краёв Руси, где шли междоусобные войны, в том числе охотно принимал переселенцев с Юга Руси, запустевшей после Батыева разорения. Кстати, с тех пор московский говор начал напоминать южнорусские говоры с их непременным «аканьем», в отличие от исконного северорусского владимирского «оканья». Устроил сбор «мыта» с проезжих купцов, пользуясь удобным положением Москвы на пересечении торговых путей (отсюда Мытищи). А разбогатев, начал понемногу приобретать новые земли вокруг Москвы и присоединять к московскому княжеству. Так первым приобретением Даниила стала древняя Коломна, отнятая им у Рязани, а после Можайск, так что всё течение реки Москвы вошло в состав владений Даниила. И уж так получилось, что два княжеских семейства - тверские ярославичи и московские даниловичи стали главными конкурентами в борьбе за главенство на Руси.
А в древнем Ростове правили «константиновичи», потомки несчастного князя Василька Константиновича Ростовского, убиенного Батыем. Сначала Борис Василькович, а после Константин Борисович. Вот Константину Ростовскому и служил боярин Кирилл, отец трёх братьев - Стефана, Петра и Варфоломея. Ростовское княжество было бедным и чем дальше, тем всё больше беднело. Не только претендентам на великое княжение нужно было регулярно возить подарки и дани в Орду, но и любому князю, чтобы подтвердить свои права на княжение хоть в самом захолустном владении, требовалось беспрестанно ездить к хану и ублажать его щедрыми дарами. Помимо всего прочего из Орды регулярно наезжали так называемые «послы», которые, обычно, вели с собой нешуточный военный отряд. Эти послы брали всё, что хотели, могли дочиста обобрать хоть князя, хоть боярина, а с простым людом не считались совершенно. Понравившихся им русских людей они без церемоний связывали одной волосяной верёвкой, надевали на шею петли и гнали этот «полон» в свои кочевья. Ростовское княжество всегда оказывалось на пути этих «послов», боярину Кириллу приходилось их всячески ублажать, мало того, постоянно ездить со своим князем в Орду, а на всё требовались средства и средства. Ко времени, когда младшему его сыну Варфоломею было лет 8, новая великая беда обрушилась на русские земли, это была «ахмылова рать». Ордынский царевич Ахмыл пустошил поволжские земли. Досталось и Ростову. Уж наверно видел малолетний боярский сын вереницы русских полоняников, бредущих в Орду, конные разъезды ордынцев, которые хоть и миновали Ростов, но зорили и опустошали всё вокруг. Страшная язва, терзающая Русь предстояла пред очами на диво молчаливого и самоуглублённого отрока во всё своём ужасе. Не было у русских владетелей сил противостоять татарам, так как эти владетели сами боролись между собой за каждую вотчину и может быть осознание того, что лишь единая сильная власть, объединившая всю Русь, только одна она могла бы спасти Землю, это осознание явилось для Варфоломея, будущего Сергия, основой в его политических взглядах и определило всё его отношение с московскими князьями, потомками Даниила, в которых Сергий прозорливо увидел будущих объединителей Руси.
Казалось бы, ему, ростовчанину, не за что любить московскую власть. Род ростовских князей пресёкся. Последний ростовский князь был женат на дочери московского князя Ивана Даниловича Калиты и после его смерти ростовское княжество перестало существовать и было присоединено к московским владениям. Отец Варфоломея Кирилл лишился своего боярского сана и даже вынужден был съехать из своего родового поместья под Ростовом и перебраться в небольшой городок Радонеж, затерявшийся среди лесов и холмов Клинско-Дмитровской гряды. Там уже семейство бывшего боярина вело очень скромную жизнь. К концу жизни Кирилл, окончательно разорённый, уходит со своей женой Марией в монастырь, что у села Хотьково. Были тогда такие монастыри на Руси, где доживали свой век разорившиеся представители знатного сословия. Доживали со своими старухами-жёнами. Это были так называемые «особножительские» монастыри, где каждый монах жил «особо», своим домом. Только Сергий Радонежский, впоследствии, возродит древний устав Киево-Печерской Лавры и введёт «общежительство» для монахов. И уж конечно совместное проживание мужчин и женщин в монастыре будет исключено.
Остатки своего имущества Кирилл поделил между своими сыновьями, но Варфоломей сразу заявил отцу и матери, что он уходит в монахи, его непременное желание – служить Богу. Родители знали это давно, ещё с тех времён, как встретил отрок Варфоломей в лесу под Ростовом некоего святого старца и пожаловался тому, на неуспехи в учении. Он никак не мог освоить грамоту. Старец дал ему съесть кусочек просфоры – освящённого хлеба и сказал, что теперь Варфоломей будет свободно читать Священное Писание, псалмы и молитвы. Это момент и изображён Нестеровым на картине «Видение отроку Варфоломею». Варфоломей пригласил старца в дом, где того радушно встретили Кирилл и Мария. Святой старец вручил Варфоломею Псалтирь (сборник псалмов Давидовых) и приказал читать. К общему удивлению мальчик стал свободно читать священные тексты. Это чудо было, пожалуй, первым в жизни будущего святителя Сергия и оно определило всю его жизнь.
На Владимирской Руси, между тем, шла жестокая борьба между тверскими и московскими князьями за Великий стол. К моменту рождения Варфоломея великим князем был тверичанин Михаил Ярославич. Это был во всех отношениях благородный и сильный человек, чем-то напоминавший гордых древнерусских князей. Ему, разумеется, приходилось регулярно ездить в Орду, но он не унижался перед ханами, а вот его главный соперник – московский князь Юрий Данилович использовал в борьбе с ним приёмы подковёрной борьбы и самых нечистоплотных интриг. Юрий Московский подолгу живал в Орде, совершенно отатарился и даже взял в жёны сестру самого великого хана Золотой Орды Узбека. Отныне на Москве должна была править татарская княгиня! Разумеется, и ярлык на великое княжение перешёл к Юрию. Юрию бы удовлетворится этим, но он решил окончательно разделаться со своим политическим соперником. Вместе с женой он привёл на Русь изрядное ордынское войско и двинулся на Тверь. И тогда Михаил осмелился поднять оружие на Орду! В ожесточённом сражении под Тверью татары и москвичи Юрия были разбиты, сам князь Юрий позорно бежал и даже бросил свою жену. Татарская княгиня была доставлена в Тверь, но к несчастью, видимо, не пережив позора, вскоре умерла… Юрий Московский бросился в Орду к своему «родственнику», так сказать, хану Узбеку… и над Русью стали собираться тучи нового великого нашествия, ибо теперь уж Узбек повёл бы на Русь всю ордынскую силу.
Спасло Русь от страшного погрома только личное самопожертвование Великого князя Михаила. Он, понимая, что не вернётся живым, сам отправился к хану и был казнён после долгих издевательств и глумлений. Великого князя Руси водили как зверя, закованного в колоду по рынкам и торжищам татарских селений, истязали, а после убили. Михаил Ярославич стал святым – одним из многих святых князей, страстотерпцев за Землю Русскую…
Но недолго радовался князь Юрий Московский. Старший сын Михаила - Дмитрий Михайлович, раз как-то встретил в Орде на торжище князя Юрия и... зарубил его. Конечно, ордынцы не преминули схватить Дмитрия Грозные Очи (так звался этот молодой, но мужественный князь) и хан Узбек предал его казни в отместку за убийство своего "родственника". Тверь ожидало новое нашествие Орды... Повод к этому нашёлся. Очередной ордынский "посол" Чол-хан, которого на Руси прозвали Щелканом, буйствовал в Твери. Понимая, что тверские князья теперь в немилости у Узбека, он, не оглядываясь, творил в городе разбой и насилие. Ордынцы грабили и обижали тверичан, сам Щелкан выгнал тверского князя Александра Михайловича (брата казнённого в Орде Дмитрия Грозные Очи) из княжеского дворца и завладел всем его имуществом. Долго это продолжаться, конечно, не могло. Русские люди никогда не превращались в бессловесных рабов и Тверь восстала. Щелкан был убит, убиты и все ордынцы... Опустошительное нашествие Золотой Орды на Русь теперь было неотвратимо.
Когда Орда шла на Русь, то, как это повелось ещё со времён Батыя, погрому подвергалась вся русская земля. Не разбирали правых и виноватых. Ведь набег давал ордынцам самый ценный товар - полон. Пленников гнали на нижневолжские рынки рабов, а там уже ждали работорговцы из азиатских ханств, с Кавказа, с арабского востока - давай, давай! Русские рабы ценились на всём Ближнем и Среднем Востоке и куда только не заносило москвичей, рязанцев и тверичан, владимирцев, суздальцев. Немногие возвращались из чужедальнего плена. Русская кровь с тех пор течёт в жилах жителей Турции, где в те времена из омусульманеных потомков славян даже набиралась султанская гвардия - янычары (от переиначенного "иваны"), сирийцев (где до сих пор живёт много христиан), египтян, ливийцев, вплоть до Эфиопии, жители которой (в большинстве - христиане) отличаются светлым цветом кожи в отличии от окружающих негроидных народов. И недаром выходец из Эфиопии Ганнибал, прадед нашего великого поэта Пушкина, так быстро "обрусел", когда попал в Россию.
Да, тяжёлую дань кровью платила Русь всему Востоку и недаром героиней тогдашних преданий стала Авдотья-рязаночка, которая добровольно отправилась в Орду и умолила татарского хана отпустить русский "полон" домой, даже пообещав хану стать его женой (и становились ведь, и мешалась русская кровь с татарской, но много ещё пройдёт веков, прежде чем два этих великих народа составят основу Великой России).
Да, страшный погром угрожал всей Руси, но новый Великий князь Владимирский и московский Иван Данилович - брат покойного Юрия, каким-то чудом сумел умерить страшное зло. Что стоило ему войти в доверие к хану Узбеку, утишить его нрав, уговорить ограничиться военным походом только на непокорную Тверь, оставив в покое все другие русские земли - мы не знаем, но историческая правда такова, что ордынское войско составило лишь пять туменов (50 тысяч воинов - прим. авт.) и войско это в своём движении на Тверь обошло и Рязань, и Владимир, и Москву, а впереди нашествия скакали вестники и бирючи Ивана Даниловича и предупреждали жителей, чтобы все, кто мог, уходили в леса, подальше от врага. Тверь боролась. Мужественно сражались тверичи, обороняя свой город, но силы были неравны. В пламени великого пожара погибла деревянная Тверь, а князь тверской Александр Михайлович еле спасся со своим семейством, бежал в Псков. Впоследствии он вернётся в Тверь, но будет вызван в Орду, якобы для примирения, и будет там убит вместе со своим сыном... Его мать, тверская княгиня Анна Кашинская, потерявшая мужа и своих сыновей уйдёт в монастырь, примет схиму и станет святой заступницей на небесах за всех русских матерей, потерявших своих мужей и детей от рук врагов. Имя её заметно среди Великих русских святых.
Так закончилась противостояние между Москвой и Тверью. Путь вооружённой борьбы с Ордой, на который встала Тверь, тогда, в первой половине XIV века, оказался преждевременным. Многого можно было добиться миром и новый, и теперь уже бесспорно, Первый на Владимирской Руси московский князь Иван Данилович понял это очень хорошо. Он был настроен миролюбиво. Вообще, это был очень миролюбивый князь, достойный сын своего отца, устроителя Москвы Даниила. Ему был дорог мир на Руси, ибо только в мирное время могла крепнуть торговля, могла копиться казна - а именно это дело Иван Данилович сделал главным своим устремлением. Обходительностью, услужливостью он сумел войти в доверие к могущественному Узбеку и убедить его передать ему - Ивану дело сбора дани со всей Руси и отправки этой дани в Орду. Это уже было великое дело! Из русских княжеств были удалены баскаки - представители ордынской (колониальной) администрации, надзиравшие за сбором дани. Разумеется, Иван Данилович ревностно исполнял свои обязанности и "выход" Орде платил исправно, но... Москва при нём росла, как на дрожжах! В то время как стольный град Владимир постепенно пустел, беднел и бедствовал, Москва обзавелась новыми крепостными стенами с башнями, сложенными из могучих дубов. Москва расширилась - новые стены охватили уже весь кремлёвский холм и вместо маленького городка, умещавшегося на Боровицкой горе, взорам тогдашних путешественников открывался вид на богатый, быстро разрастающийся город с обширным торгом на восточной стороне, на месте нынешней Красной площади, а на торг выезжал часто сам Великий князь Иван с большим денежным мешком у пояса – калитой, и не прочь сам был поторговаться в купеческих лавках, а бедному люду бросить горсть мелких серебряных монет из своей калиты. Так и прозвали его с тех пор - Калита. Иван Калита устроил Москву, создал ту экономическую базу, пользуясь которой его внук Дмитрий соберёт несметную русскую силу и повернёт на поле Куликовом историю России на новые пути.
Именно благодаря тому затишью, что установилось на Руси в правление Ивана Калиты, именно благодаря этому временному хрупкому, но достаточно продолжительному миру, смогла подняться и духовная жизнь тогдашнего русского общества. Если бы не мирные годы, смог бы инок Сергий, бывший отрок Варфоломей, жить спокойно на своём холме Маковце, строить там свою обитель, собирать духовно призванных собратьев своих со всей русской земли? Обычно считается, что Сергий (Варфоломей был пострижен в иноческий сан с именем Сергий, когда уже жил на Маковце, неким иеромонахом Митрофаном, приходившим к нему в лесную глушь служить литургию в новопостроенной церкви) стремился только к уединению и сугубой молитве и желал полного отшельничества. Но это не так. С этим я готов спорить. В одиночестве Сергий прожил года два, не более. Далее, к нему начали приходить люди и селиться рядом с ним. И Сергий их не гнал и от них в лесную глушь не бежал. Какое уж тут отшельничество! Мало того, вскоре на Маковце образовалась монашеская община и число монахов в этой общине вместе с самим Сергием долгое время было равно двенадцати. Это интереснейшая и малокомментируемая историками подробность. Но ведь 12 апостолов было у Христа, и это была уже малая церковь - зародыш той большой «вселенской» церкви, что основал Христос и которую, по Его слову, «не одолеют и врата адовы». Апостолы Христа были его учениками, а монахи Сергиевой обители были учениками Сергия и после, как Христовы апостолы по миру, так и они разошлись по русской земле и основали более множество монастырей, особенно на северной Руси, которую с тех пор стали называть «Новой Фиваидой»!
Вопрос: уж не считал ли Сергий себя новым Христом, когда настаивал, чтобы в его обители было именно 12 послушников, нет ли в этом какой-то гордыни?.. Предполагать так, значит совершенно не понимать Сергия. Во-первых, Сергий никого к себе не звал, люди приходили сами - за тишиной, за молитвой, за праведной жизнью. Во-вторых, Сергий долго убеждал каждого пришедшего не оставаться здесь, рассказывая о трудностях монашеской жизни. Ведь что такое жизнь монаха? - это труд и молитва. Молитва особая - длящаяся часами. Всенощная - с полуночи до третьего часа ночи. Потом краткий сон. А с шести часов - заутреня, часы, литургия. Потом небогатая трапеза и монастырские работы - валка леса, заготовка дров, плотницкое дело, строительство новых келий, монастырских построек, новой церкви. Конечно, работа в огороде - монашеская трапеза всегда постная, можно было бы ловить рыбу, но поблизости от Маковца большой реки нет. Значит надо ждать, что кто-то эту рыбу привезёт, так же как и хлеб. А Сергий строго-настрого запретил своим насельникам что-либо выпрашивать «Христа ради» у местного населения, что было, опять же, ново - обычное дело было встретить на Руси странствующего монаха, собирающего «жертву» на храм Божий, на монастырь. Нет, Сергий этого не благословлял. И в обители у Сергия в первые годы было лихо: голодно и очень небогато. Запрет собирать милостыню многих отпугнул от Сергия, но те, кто остались, были уже преданы ему до конца. При этом сам Сергий был настолько скромен, что если даже у кого-то из монахов был хлеб, а у него не было и он пух с голода, он не просил ни куска. Один раз даже подрядился в работники к своему же монаху, ладить тому пристройку к его келье – «сень», за недоеденные куски «гнилого» хлеба... Смирение, смирение и ещё раз смирение - вот основная черта характера Сергия. Так что подозревать его в гордыне с его 12 учениками, в уподобление Христу - нельзя. Просто Сергий до поры до времени не хотел расширения своей обители и по чистоте душевной посчитал, что число 12 - это освящённое самим Богом число, пусть так и будет. Но 12 учеников «аввы» Сергия стали тем малым зерном из коего возросла русская духовная крепь, та крепь, коей и сегодня держится Русь. И доколе будет стоять Лавра Преподобного Сергия, будет стоять и Россия. Так будет предвещено Сергию самой Божией Матерью уже незадолго до его кончины.
Но до этого было ещё далеко, впрочем, Сергий никуда и не торопился. Он обустраивал свою обитель, с течением времени у него стало больше насельников. Обители стал нужен игумен, а Сергий не хотел этого сана, всячески открещиваясь от любой официальной начальнической должности. Это ещё одна характерная его черта – уклонение от любого возвеличивания своей персоны. Ему это претило. Он даже до поры до времени сам не служил литургию – приглашал священников со стороны. И так продолжалось до того момента, пока уже монахи его обители не потребовали от своего «батюшки»  принять игуменство и священство. Волей-неволей Сергию пришлось подчиниться. Он отправился в Переяславль-Залесский и там местный епископ Афанасий возвёл его сначала в священническое, а после и в игуменское достоинство. Благословив Сергия, между прочим, на введение в его монастыре «общежитильного» устава. Это означало, что монахи теперь лишались своего личного имущества – всё становилось общим, вплоть до того, что и трапеза становилась общей. Это была в полном смысле слова «коммуна», но коммуна верующих людей, всё предназначение которых теперь было в одном – молитве Богу за всю Землю Русскую.
Слава о чудесном монастыре на холме Маковец быстро бежала по Руси. Действительно праведная жизнь сергиевых монахов привлекала многих. К монастырю потянулись паломники из дальних и ближних мест. Паломники несли с собой хлеб и рыбу – эти дары Сергий принимал, но дары только добровольные по желанию самих паломников, никакой «мзды» за поминания, за службы не допускалось. Наоборот, в монастыре кормили бедняков и бесплатно лечили больных. Тут уже начались чудеса, связанные с личностью Сергия. Известен случай воскрешения из мёртвых одного отрока, после молитвы над ним Сергия. Отец отрока уже принёс гроб, чтобы положить в него тело своего умершего сына, но Сергий вдруг сказал ему: «Сын твой не умер, только уснул. Погоди немного». Он помолился над умершим и мальчик ожил… Отец ребёнка бросился в ноги игумену, но Сергий строго настрого приказал ему молчать о том, что он видел. Но разве утаишь! Слава о чудотворце катилась по Руси. А после того, как молитва Сергия изгнала беса из одного боярина, и тот исцелился от безумия, после этого в обитель Сергия проложили дорожку и сильные мира сего. Заинтересовались им и у престола московских князей.
Князь Иван Калита строил Москву, как новую столицу Руси и не скрывал этого. Поняли это и иерархи церкви. И вот уже митрополит Пётр (глава всей русской церкви) переносит свою резиденцию из Владимира в Москву. В связи с этим в Москве начинается строительство первого каменного храма - Успенского собора. Он пока невелик (спустя век на его месте будет построен итальянским архитектором Аристотелем Фиораванти новый грандиозный Успенский собор Московского Кремля), но начало положено - митрополит Пётр, умирая, завещает похоронить себя в Москве, в новом соборе. После него митрополитом на Руси стал грек Феогност. Именно при Феогносте Сергий и был возведён в сан игумена своей Троицкой обители. Но "моровая язва", страшная эпидемия чумы, занесённая на Русь с Востока в середине XIV века, была причиной безвременной кончины митрополита Феогноста. И новым митрополитом становится москвич Елевферий - из рода бояр Бяконтов, переселенцев из южной Руси. Он принимает монашеское имя Алексий и станет великим московским святителем и чудотворцем - советником московских князей. А Алексий, ещё будучи простым монахом Богоявленского монастыря в Кремле, был близко знаком со Стефаном - братом Сергия, пребравшимся к тому времени из лесной радонежской глухомани в Москву в тот же княжеский монастырь. Они вместе пели на клиросе во время богослужений.
Стефан быстро шёл в гору. Он, всё же, по характеру был больше мирской человек, чем монах. Совсем был непохож на своего смиренного брата. Ему льстила мирская слава, княжеская милость, известность в столичных кругах. Он был красноречив, начитан, умён. Со временем вошёл в доверие к наследнику Ивана Калиты, его сыну Симеону Ивановичу (прозванному Гордым) и даже стал его духовником - священником, принимающим исповедь князя, дающим ему свои духовные советы. Московские бояре, видя такое возвышение Стефана, стали льстить ему, дарить подарки, также ходить за советом к нему. Нет сомнения, что от Стефана в Москве узнали и об обители смиренного Сергия. И Сергий стал появляться на Москве, познакомился с княжеским семейством, но самое главное - он вошёл в близкое общение с Алексием, а Алексий, после смерти своего предшественника на митрополичьем престоле Феогноста, при княжении брата Симеона Гордого князя Ивана Красного был, фактически, главой московского правительства и часто даже замещал князя в управлении государством во время многочисленных отлучек Великого князя.
Игумен Сергий стал доверенным человеком митрополита и самое главное - Алексий понял, что радонежская обитель это своего рода "школа", своего рода "расссадник" великих людей, где усилием Сергия взращиваются бесценные духовные кадры в деле строительства новой российской духовности, а значит - и государственности, ведь без искренних, духовно возвышенных подвижников невозможно развитие и строение нового государственного устройства, по сути, новой страны, которой предстоят серьёзные испытания. И Алексий направляет деятельность Сергия на взращивание таких кадров, на постоянную и упорную работу по "строительству" церкви на Руси, по размножению и распространению по лицу русской земли новых православных центров - монашеских обителей - крепи русского православного духа. Именно тогда, при Алексии и при Сергии закладывается на века такое историческое понятие, как "Святая Русь". До Сергия такого понятия не существовало. Древний стихотворец, автор знаменитого "Слова о погибели Русской Земли", говорил о "Светло-светлой и украсно украшенной Земле Русской". О "Светлой Руси", но не о "Святой". Светлая Русь погибла в пламени великого азиатского нашествия, но родилась, после века безвременья и смуты, Святая Русь и рождение её осуществилось жертвами князей-мучеников, терпением и стойкостью народа, проповедью святителей Петра, Алексия, Сергия и многочисленных учеников его.
В княжении Великого князя московского Симеона Ивановича Гордого (1341-1354) мир на Руси не нарушался. Не отмечено ни одного нашествия ордынцев на русские земли - это было блистательным продолжением миролюбивой политики Ивана Калиты. И Симеон Гордый (недаром так и прозванный!) мог уже править Русью, как своей вотчиной, ни один удельный князь уже не оспаривал власть Москвы. И это на фоне всё нарастающей смуты, что охватывала Волжскую Орду. Хан Узбек скончался одновременно с Иваном Калитой - в 1340 году и сразу же между его наследниками завязалась кровавая распря. За 10 последующих лет на престоле Сарая сменилось 6 ханов, каждый из которых начисто вырезал всех своих родственников, но находились новые претенденты на власть, которые вырезали его самого. В конце концов, к началу 60-х годов XIV века, Золотая Орда распалась на два государства, поделённые между собой течением реки Волги и в западном (правобережном) ордынском государстве к власти пришёл темник (командир "тьмы" - 10 000 воинов - прим авт.) Мамай, который не принадлежал к роду чингизидов (потомков Чингис-хана) и потому стремился новыми завоеваниями и агрессией против соседей упрочить свою власть и славу. Но это будет несколько позднее, а пока ничего не мешает Симеону укреплять и расширять своё московское государство. И, кто знает, может быть, уже при нём Россия обрела бы свою независимость, но случилось страшное бедствие - в 1352 году на Русь пришла чума, "моровая язва", как говорили тогда.
Эпидемия была повальной. В больших городах Руси вымирало до двух третей - трёх четвертей населения, некому было хоронить умерших. Москва была опустошена, умер в 1353 году и сам Великий князь Симеон и вся его семья - жена и все дети. Умер и митрополит Феогност. Умер брат Симеона князь Андрей, тот самый князь, которому принадлежали радонежские земли и который, видимо, первый из князей открыл для себя обитель преподобного Сергия. Бежал из Москвы брат Сергия Стефан, после смерти своего "духовного сына" князя Симеона (а ведь он был уже игуменом кремлёвского Богоявленского монастыря!) и явился спасаться в обитель к Сергию. "Моровая язва" обошла стороной Троицкий монастырь и это было признано чудом, ведь монастырь уже не был затерян в лесах, мимо него, к тому времени, прошла большая дорога на Ростов и Ярославль, да и местное население приумножилось. Народ заметил, что Бог хранит обитель Преподобного и стал активно селиться вокруг, расчищать лес под пахоту и вскоре, как пишет Епифаний, "вокруг вместо лесов явились обширные поля и угодья". Естественно, умножилось многократно и количество прихожан и паломников, которые приносили с собой в монастырь щедрое подаяние. Давно прошли те времена, когда монахи питались "гнилым хлебом" и водой. Теперь всего было в достатке. Но от этого для самого Сергия ничего, ровным счётом, не изменилось. Он продолжал оставаться всё тем же скромным "трудником" и "купленным рабом" для своей братии, каким и был. Продолжал работать в огороде, копать землю, плотничать и, что особенно любил, печь хлеба для братии, в том числе и просфоры.
Характерный случай: однажды в обитель пришёл некий крестьянин, хотел увидеть прославленного игумена. Ему сказали, что игумен работает в огороде. Он заглянул в огород и увидел какого-то нищего по виду, который копал грядки. А где же Сергий? - вопросил пришедший. - Да вот же он! - ответили ему. Гость оскорбился тем, что его обманывают, да ещё смеются над ним, и хотел уже покинуть обитель, когда вдруг увидел въезжющего в ворота монастыря князя и сопровождающую его пышную свиту. Увидел, как князь (может быть это был, как раз, радонежский князь Андрей Иванович, сын Калиты) сходит с коня, снимает пышный головной убор, идёт пешком в огород, опускается на одно колено, по-рыцарски, перед "нищим" и принимает его благословение. После отходит с ним в сторону и что-то долго обсуждает. Когда князь уехал, смущённый крестьянин подошёл к Сергию и смиренно попросил прощения за свои сомнения. На что Сергий улыбнулся и сказал тому, что он один и был прав в отношении к нему, как к простому бедняку, а все остальные, кто его прославляют, заблуждаются.
Но вот что интересно: именно этот "бедняк" вдруг обрёл огромный духовной авторитет на Руси, а в особенности - в Московском государстве. После смерти Симеона Гордого и всего его семейства от чумы, престол Москвы перешёл к последнему сыну Калиты - Ивану Ивановичу, прозванному Красным. При нём-то митрополитом и стал Алексий, ездивший на поставление к патриарху в Константинополь, или Царьград, как говорили тогда русские люди. Возвращаясь из Константинополя Алексий попал в страшную бурю на Чёрном море и утлый корабль его, кажется, уже был готов пойти ко дну. Алексий взмолился ко Господу, что если останется жив, то построит храм Божий во имя своего спасения. Буря прекратилась. Алексий вышел на берег. Это было 16 августа (по старому стилю) - празднование памяти Перенесения Нерукотворного Образа (Убруса) Спаса из Едессы в Константинополь. Так называемый "Третий Спас", ещё его на Руси называют "Ореховым Спасом" (29 августа по новому стилю). Во имя этого праздника Алексий и решил построить храм на Москве. К кому он, (святитель!) обратился за благословением? - к Сергию. Мало того, попросил смиренного Сергия прислать своего ученика для основания нового монастыря вокруг этого храма. Сергий прислал своего любимого ученика Андроника, тоже выходца из ростовских земель. Новый монастырь был основан на Москве, за Яузой на пересечении двух дорог - южного шляха, ведущего в Крым и владимирской дороги. Место стратегически важнейшее! Спасо-Андроников монастырь и ныне стоит вблизи улицы Сергия Радонежского на востоке Москвы, там сейчас располагается музей иконописи имени Андрея Рублёва. Святой "изограф" Андрей, по преданию, застал ещё Преподобного Сергия и был им выбран в духовные сыновья. Затем он был учеником Никона, продолжателя дела Сергия, потом стал монахом Андроникова монастыря, откуда ходил на свои иконописные "послушания" по всей Руси, а закончил свои дни в излюбленном своём монастыре за Яузой, где и ныне могила его. Сам Сергий, когда бывал на Москве, куда обычно ходил пешком из своей обители, то всегда останавливался у "брата Андроника", а когда уходил, то Андроник с братией провожали его до Владимирской дороги. На том месте и сейчас стоит часовня "Проща" - скромный памятник святому путнику Сергию.
Разве пример с Андроником единичен? - Кто основал Сторожевский монастырь под Звенигородом? - Савва, прозванный Сторожевским - ученик Сергия, особо близкий ему, был даже его духовником. А сын Стефана Иван, в монашестве Феодор, что двенадцати лет был приведён своим отцом на выучку к Сергию, был пострижен им в монахи, жил в келье у него, а со временем основал Симонов монастырь около Москвы (названный так по имени Симона - монаха, в прошлом боярина, которому принадлежали земли, где был основан монастырь), он же позднее стал архиепископом Ростовским! Симонов монастырь к югу от Москвы, стал крепостью на пути степных набегов, там не зря покоится прах святых воинов Александра Пересвета и Андрея Осляби. А уже из Симонова монастыря вышли великие русские святые Кирилл и Ферапонт - основатели знаменитых Кирилло-Белозёрского и Ферапонтова монастырей на севере Руси.
Если всё перечислять... 25 монастырей было основано учениками Сергия только при его жизни, а всего - не менее 70 после его кончины. Вот вам и скромник и "бедняк" с огородной грядки из лесной глухомани! Каждое слово этого бедняка гулом летело по русской земле, каждое новое чудо, совершённое Сергием, становилось известно всем, как только сам Сергий не пытался скрывать этого. Но это уже было не в его власти! Задумаемся над этим явлением... Видимо, Русь ждала такого человека. Руси нужен быль высокий моральный авторитет, ни на волосок не запятнанный ничем, такой чистый дух, воплощённый в скромном теле этого рыжеволосого, чуть косящего, внешне невидного человека. Руси нужен был Учитель, нелицемерно несущий слово Христовой истины, как бы сам образ Христа несущий на себе. Потому что только такой человек мог благословить Русь на великую жертву - на битву во спасение "светло-светлой и украсно украшенной" Земли Русской.
В 1359 году, 33 лет отроду, скоропостижно умирает Великий князь московский Иван Иванович Красный, оставляя после себя малолетнего сына Дмитрия. Казалось бы, теперь соперникам Москвы, иным князьям предоставляется возможность отпасть от Москвы, попытать счастья в поисках Великого княжения... Не тут-то было! Московское правительство, возглавляемое митрополитом Алексием, авторитет которого был непререкаем, подняло на щит, что называется, малолетнего князя Дмитрия Ивановича и добилось для него ярлыка на Великое княжение у золотоордынских ханов. Суздальско-Нижегородский князь Дмитрий Константинович, представитель княжеского рода, идущего от несчастливого брата Александра Невского князя Андрея Владимирского, попытался, было, оспаривать Владимирский престол, но сильная московская рать, двинувшаяся на Владимир, скоро привела его в чувство и он признал в 1362 году своего восьмилетнего родича Дмитрия Ивановича Московского Великим князем. Когда Дмитрию Московскому будет 13 лет, то он соединится браком с дочерью этого князя княжной Евдокией, и таким образом два самых сильных княжества на Руси объединяться. Разумеется, брак этот будет устроен митрополитом Алексием.
Тогда же Москву постигнет большое несчастье - огромный пожар. Сгорит весь посад и часть дубовых стен Кремля. Малолетний князь Дмитрий (читай - митрополит Алексий) издаст указ о строительстве нового, уже каменного Кремля и в пять лет белокаменная крепость на кремлёвском холме будет построена псковскими мастерами! И вовремя. На Москву с Запада надвинется новая страшная опасность - литовская. Великий князь Литовский Ольгерд в 60-е годы XIV века совершит два военных похода на Москву, но не сможет взять нового белокаменного Кремля. А у Ольгерда были весьма обширные планы. Этот талантливый полководец сумел в битве на Синих водах в южнорусских степях разбить ордынское войско, после чего под его власть попала вся Южная Русь - вместе с Киевом, Переяславлем-Южным и всей Подолией. Ольгерд, таким образом, стал князем Киевским и претендовал на власть над всей Русью. Ему осталось захватить Москву, а Новгород и сам бы признал его своим господином - и вот нет уже никакой Руси, а есть Великая Литва!
Может быть, кому-то и понравилась бы такая "евроинтеграция", как это произошло с Галицкой Русью после кончины всех наследников Даниила Галицкого, когда эта исконно русская земля попала под власть Польши. И вот - исчезла Галицкая Русь и мы имеем сейчас уже в наше время глубоко враждебный всему русскому регион, оплот русоненавистников бандеровцев. Но... белокаменные стены Московского Кремля умерили тогда прыть литовского "интегратора". А вскоре и сам Ольгерд умер, а в Литве вспыхнула долгая смута и борьба за власть между наследниками Ольгерда.
60-е - 70-е годы XIV века - это время решительного собирания сил Московского государства перед историческим поворотом - освобождением русской земли от ига. И в это дело были включены все силы Руси - и светские, и духовные. Святители, подвижники веры, лесные молитвенники и смиренники - все были "мобилизованы", если так можно выразиться для этого дела. И тут огромный авторитет Сергия был, своего рода, "оружием", которое работало весьма эффективно. Если было нужно, Алексий безоговорочно пользовался этим "оружием".
В 1365 году новая опасная смута готова была разрушить так трудно складывающиеся единство Руси. Брат Суздальско-Нижегородского князя Дмитрия Константиновича (тестя Дмитрия Московского) князь Борис Константинович захватил Нижний Новгород. Он мог обратиться за помощью к ордынцам, надо было пресечь этот мятеж в зародыше, пока не началась большая междоусобица, в которую, несомненно, вмешались бы и татары. Что делать - двигать рати на Нижний Новгород?.. И такая "рать" была двинута. Целое войско заменил собой скромный игумен Сергий, "нищий с огородной грядки". По указанию Алексия он пешком (а Сергий никогда не пользовался конями - везде и всегда ходил пешком) двинулся к Нижнему Новгороду. Можно представить себе, как он шёл! По городам и сёлам к нему выходили массы народа, он всех благословлял. Люди пытались дотронуться до него, до его одежды, матери, конечно, выносили детей. Сергий шёл не торопясь, служил молебны в церквях, святил воду, произносил проповеди. К Нижнему Новгороду он уже пришёл во главе изрядной толпы и как Христос на своём осляти в Иерусалим, Сергий вошёл в город и князь Борис не посмел замкнуть перед ним городские ворота. Ворота не замкнул, напротив, вышел под благословение. Благословляя Сергий дал Борису настоятельный совет - покинуть город, не начинать смуту. Борис не послушался - владеть таким богатым городом, как Нижний было престижно и очень выгодно. Хорошо, Сергий больше не обращался к князю. Он стал обходить городские храмы и... закрывать их. Просто прекращать богослужения. Такое право ему было дано от митрополита Алексия. И службы прекращались, и никто не смел нарушить этот запрет! Можно себе представить, что творилось в городе, в какое смятение были погружены его жители. Их, по сути, отлучили от Бога! Но вот, что удивительно, никто даже не подумал возмутиться на Сергия, переступить его запрет. Этот скромный монах в глазах тогдашнего населения был "десницей Божией", имел право карать и миловать. Вот только оценивая это происшествие, мы сейчас можем понять, что тогда для всего народа русского значил Сергий. Это был уже не игумен, не святитель, не пророк даже - это был Отец. Как отец в семье наставляет и имеет власть над ребёнком, так Сергий имел духовную власть над народом, и слово его было закон. Весь гнев нижегородцев обратился на князя Бориса и Борис уступил. Он добровольно сдал город своему брату, а сам съехал в маленький городок Городец на Волге, который получил во владение. Так - только одним словом Сергия была предотвращена большая феодальная война.
И вот тут перед нами вновь встаёт великая психологическая загадка - если Сергий мог так решительно применять свою духовную власть, мог поднимать народ, наказывать даже князей, то почему же он отказался принять от стареющего митрополита Алексия высшую церковную власть, когда глава всей русской церкви в конце 70-х годов вызвал его в Москву и поделился с ним печалью: он стареет, одолевают болезни, скоро преставится ко Господу. Кому доверить Церковь, а значит и государство?.. Князь Дмитрий, конечно, умён, храбр, но бывает горяч, несдержан. В том числе и в своих увлечениях. Вот привязался он к некоему архимандриту Новоспасского монастыря на Москве Михаилу, прозванному Митяем (уж не зря прозвали, в ироническом ключе переиначив его имя - заслужил своим поведением такую насмешку!), сделал его своим духовником. Хочет князь "Митяя" после Алексия поставить в митрополиты. А это для церкви будет великая опасность - уж очень своеволен и заносчив отец Михаил, везде хвалится своим влиянием на князя, с иерархами церкви ведёт себя грубо и заносчиво - типичный выскочка "из грязи в князи". Но вот если Сергий согласится принять сан митрополита, одеть золотой "парамандный" крест... И с этими словами Алексий приказал принести к нему этот крест, а также богатые архиерейские одежды и всё это одеть на Сергия. Никто не возразит, против поставления Сергия в митрополиты, ни князья, ни народ - Русь молится на своего чудотворца!.. И тут Сергий заплакал. - Отец святой, - сказал он Алексию, - отроду не был я златоносцем, не буду и в старости. А коли будешь принуждать меня принять сан, моей скудости не подобающий, то уйду в леса, в пустыни, и не найдёте меня.
И тут Алексий всё понял. Перед ним стоял не "деятель" церкви, не святитель даже - перед ним стоял ангел во плоти, действительно ничего себе на земле не ищущий. Вспомнил Алексий рассказы монахов, что видели, как Сергию во время литургии сослужают ангелы, как огонь исходит из благословляющей руки его - и это видели многие и ошибиться не могли. Понял Алексий, что Сергий и так уже имеет власть высшую, ни в каких чинах не нуждающуюся, понял и отступил. Благословил и отпустил в свою лесную обитель. А вскоре умер и был это уже грозный 1378 год. Приближалась мамаева гроза...
Темник Мамай справился, наконец-то, со смутами в Орде. Истребил всех своих противников, в том числе и царевичей чингизидов - потомков Чингис-хана и Батыя. Из чингизидов оставался ещё Тохтамыш, но он был нестрашен, ушёл за Яик (ныне река Урал), спасался там в степях, блуждал как затравленный волк. Сила и власть была у Мамая. Он провозгласил себя ханом. Золотая Орда, казалось, возрождалась.
Но что такое Золотая Орда? От основания своего разорителем Руси Батыем было это государство, существующее лишь за счёт грабежа и дани русских земель. Золотая Орда воевала со своими соседями - с Ираном, с Литвой и Польшей, с народами Кавказа, со среднеазиатскими ханствами, но всё это были дальние походы, которые не столько приносили прибыль, сколько требовали больших затрат. А Русь была рядом, её всегда можно было безнаказанно грабить, уводить в полон русский народ, торговать рабами, получать большую прибыль с этого. Потому всякий раз, как Орда усиливалась, она усиливалась за счёт грабежа, прежде всего, Руси. Мамай, желая упрочить своё могущество, могущество узурпатора, волей случая захватившего престол чингизидов, конечно не видел иного способа найти для этого средства, как только очередной грабёж русских земель. И потому набеги Мамая на Русь были особенно опустошительны и жестоки. В поговорку вошла фраза, бытующая и сегодня: "Как Мамай прошёл!"
С Мамаем невозможно было договориться, откупиться от него. Он был, говоря сегодняшним языком, "беспредельщик". Мамаевы орды оставляли после себя пустыню. Целью Мамая было полное разорение и опустошение Руси и за счёт этого, вероятно, подготовка нового великого нашествия на Европу по примеру Батыя. Сосуществовать с таким хищником было невозможно, тут, как говорится: кто кого. Князь Дмитрий Иванович Московский это прекрасно понял, потому он не искал мира с Мамаем, а готовился к решающей битве. Не уклонялся от столкновений с отрядами Мамая, а сам выходил в степь со своим конным войском и искал битв. Так в 1378 году Дмитрий Московский повёл полки за Оку, в рязанскую землю, где правил князь Олег Иванович Рязанский, правитель, принявший много страданий за свою вотчину. Рязань, как окраинное русское княжество на границе степей, первым подвергалось разорению и погрому. От постоянных набегов и погромов запустела Старая Рязань, превратившись в мёртвый город, столицей княжества стал городок Переяславль-Рязанский, на месте которого и возникла со временем современная Рязань. Олегу Рязанскому приходилось нелегко между двух огней - Степной Орды с юга и Москвы с севера, потому он маневрировал, переходя то на одну, то на другую сторону. Вот и в 1378 году он не воевал с Ордой, но видел как на реке Воже, недалеко от его стольного Переяславля-Рязанского, московское войско Дмитрия разбило орду мамаева темника хана Бегича. Уже в следующем году, в отместку за разгром Бегича, приходит Мамай и разоряет... рязанские земли. На Москву Мамай идти тогда боится. Олегу очень трудно и к осени 1380 года он, якобы, становится союзником Мамая, перед лицом страшного нашествия - Мамай собрал невиданную силу - 300 тысяч войска и идёт на Дмитрия Ивановича, чтобы окончательно покончить с Москвой. Олег пишет Мамаю письма с изъявлением покорности, но когда его бояре сообщают ему, что Дмитрия на битву с Ордой благословил сам Сергий Радонежский, то Олег в страшном смятении восклицает: «Что же вы сразу не сказали мне, что Сергий с Дмитрием! Ведь с кем Сергий с тем и Бог». Олег бежит из Рязани в Литву, а впоследствии, когда в 1385 году к нему в Рязань придёт сам Сергий, улаживать очередную междоусобицу, то Олег (словно он ждал этого!) тут же согласится на все увещевания Преподобного и заключит мир с Москвой. Олег примет в жёны для своего сына дочь Дмитрия Донского и тем самым, фактически, создаст условия для дальнейшего объединения Москвы и Рязани. И это будет, пожалуй, последнее великое свершение Сергия, вечного миротворца и радетеля за единство русской земли.
Мамай долго собирал войско для великого нашествия. Он посылал в Среднюю Азию к хивинцам. Вызывал отряды ясов с Северного Кавказа. На Волге мобилизовал пять татарский орд (известно, что на поле Куликовом, на Красном холме с Мамаем стояло 5 знатнейших татарских князей). Мало того, он привлёк к походу на Русь и европейские силы! Через порт Кафу в Крыму (нынешняя Феодосия) к нему прибыло наёмное генуэзское войско, так называемая "чёрная пехота" - европейские латники, носившие чёрные доспехи и готовые сражаться за кого угодно, кто платит золотом. А золота у Мамая было много.
Кроме того, Мамаю удалось заключить военный союз с литовским князем Ягайло, преемником Ольгерда. Итак, Мамай играл в беспроигрышную игру, он сумел вооружить против Руси, против Москвы, против Дмитрия все окружающие страны. Это был своего рода объединённый поход всех врагов русской земли. Конечно, такой поход имел только одну цель - окончательно покончить с Русью, с самим существованием русских, как нации, с самой православной русской цивилизацией. И Дмитрий это понял и начал со всей тщательностью готовится к отпору. Во все подвластные Москве города и земли, во все союзные княжества были посланы гонцы. Дмитрий призывал исполнить крёстное целование, встать единой ратью под Московские знамёна. И что удивительно - всё исполнилось! Никто не отказал Дмитрию. Князья ростовские, ярославские, белозёрские, моложские, прозоровские (удела ярославского княжества), тарусские, кашинские, оболенские, мещерские, елецкие, стародубские, брянские, каргопольские, костромские, смоленские, холмские (из тверской земли) и так далее. Почему я пишу "князья" во множественном числе, да потому что каждый князь шёл не один, а приводил с собой всех своих сыновей и племянников, и родичей. Вот пример: пришёл ярославский князь Роман Васильевич и привёл на битву пять своих сыновей! А разве он один?.. Даже родич Ольгерда князь Андрей полоцкий, княживший в Пскове, пришёл с дружиной, пришёл князь Дмитрий Ольгердович, другой сын Ольгерда - князь трубчевский. Правой рукой Дмитрия был воевода Дмитрий Михайлович Боброк Волынский - выходец из Западной Руси (тот самый знаменитый Боброк Волынец, чья выдержка и мудрое слово решило исход битвы). И, наконец, был тут отважный Владимир Андреевич, князь серпуховской, двоюрный брат Дмитрия, сын брата его отца того самого князя Андрея Ивановича из Радонежа, близкого знакомца преподобного Сергия. Владимир Андреевич заслужит наименования Храброго, это он поведёт за собой Засадный полк и обратит в бегство Орду на Куликовом поле.
Помимо князей "со дружинами", шли и бояре со своими людьми да и городовые ополчения, т.н. "тысячи" со своими тысяцкими шли. Дороги к Москве были запружены, так что Великий князь Дмитрий распорядился назначить место сбора всех отрядов в Коломне. Так только в Коломну от Москвы рати шли по трём дорогам и то не вмещались! Это было воистину всенародное ополчение. Шла православная Русь на великую битву и этому народу нужен был духовный пример, высокое освящение жертвенного подвига. Кто мог тогда дать такое освящение, кому верила Русь... Ну не Митяю же, который как раз в это тяжёлое время бросил Русь и пробирался в Константинополь к патриарху в тщетной надежде выхлопотать себе митрополию. Москва осталась без духовного владыки, но такой владыка находился в Троицком монастыре в лесах у Радонежа. И вот 18 числа августа месяца (по старому стилю) князь Дмитрий Иванович скачет из Москвы не к Коломне, а как раз наоборот - на северо-восток, к Троицкой обители Преподобного и Чудотворца Сергия. Сергий выходит к нему, Дмитрий просит благословения на битву. Сергий вопрошает князя: всё ли он сделал, чтобы предотвратить кровопролитие, как велит долг христианина? - Всё сделал, святой отец, - отвечает Дмитрий, - богатые дары были посланы Мамаю, дань обещана двойная, всё напрасно, Мамай идёт в силе тяжкой, желает истребить само имя христианское на Руси, чтобы люди русские и Бога забыли, а стали рабами бессловесными. - Тогда он погибнет, - твёрдо говорит Сергий, - ибо сказано: просят золота - дай золота сколько хотят, последнюю рубашку снимают - отдай и рубашку, но если Бога велят забыть - тут не смиряйся, ибо Бог поругаем не бывает. Иди на битву смело, ты победишь!
И тут же велит двум своим монахам, бывшим ранее воинами - Александру Пересвету из Брянска и Андрею Осляби из Любеча надеть одежды схимников и идти за князем в поход на Мамая. Воины-монахи только того и ждут. Безропотно принимают они благословение святого своего учителя и вскоре поражённые ратники Дмитрия видят, как выходят они из своих келий в чёрной одежде с нашитыми белыми крестами и без кольчуг. Так они пойдут в битву. Это смертники. Приняв схиму, они, как бы, уже умерли при жизни ради Христа и Его победы.
Получив благословение Сергия, Дмитрий уже через день прибывает в Коломну. Там в Коломне он принимает смотр всего войска и тут русские воины, строящиеся на Девичьем поле у Оки, впервые видят необычный, не багряный, а чёрный стяг Великого князя с нашитым на нём золотом образом Спаса Нерукотворного. Стяг чёрный - это знак жертвенности. Все содрогаются, всем понятно - идут на смерть. Чтобы приободрить войска Дмитрий приказывает поднять на копьё как хоругвь икону Божией Матери, только недавно написанную великим "изографом" Феофаном Греком. На иконе Божья Матерь скорбит, но лицо её твёрдо и непреклонно. Все молятся. Возврата нет.
Далее войско ещё шесть дней шло к месту битвы, к берегам Дона, ныне это на юге Тульской области, у города Узловая. В том месте невеликая речка Непрядва впадает в неширокий ещё Дон. Хотя в то время Дон в верхнем течении был полноводнее, он вытекал из большого Иван-озера, располагавшегося на месте нынешнего города Новомосковска. Озеро это пересохло во времена императора Петра I и высохло из-за неправильного строительства канала в этом районе. А в то время и верхнем течение Дон был нешуточной рекой. Возникла загвоздка: переходить ли русским полкам через Дон… Это было опасно, за Доном расстилалось широкое и ровное Куликово поле с редкими дубовыми рощами по окраинам, с небольшой возвышенностью, называемой Красным холмом на южной стороне. Идеальное место для битвы! Но и опасное – тут простор для конницы, а ведь это – основная сила ордынцев. За Доном отсидеться было бы проще, но и нанести решающее поражение орде тоже невозможно. Это понял Дмитрий, но как воодушевить своих воевод, да и простых воинов… И тут прибывает гонец от Сергия. Он везёт послание Преподобного к Дмитрию. Сергий пишет: «Без всякого сомнения, господине, вступай в бой со свирепостью их нисколько не устрашаясь, - обязательно поможет тебе Бог». Прочитав это послание, несмотря на все сомнения, Дмитрий приказывает перейти войскам через Дон. Это было вечером 7 сентября (по старому стилю), канун праздника Рождества Пресвятой Богородицы…
В самый день праздника в Троицкой обители у Сергия совершалась, как всегда ранняя литургия. Ранняя литургия – это 6 часов утра, засветло. В это время на Куликовом поле начали развёртываться русские полки. Рассвет был, как говорит предание, туманен и холоден. Войска развёртывались широким фронтом в 10 вёрст. Никогда ещё Русь не выводила в поле такую силу! Но и со стороны Орды начали развёртываться конные отряды, а в середине ордынских порядков зачернели ряды генуэзской пехоты – европейские латники шли в бой против православного войска. Воистину прав наш великий поэт Фёдор Тютчев (дальний предок которого, боярин Захарий Тютшев, кстати, был послом от князя Дмитрия к Мамаю с предложением мира, но Мамай отверг этот мир), когда писал:

Все богохульные умы,
Все богомерзкие народы
Со дна восстали царства тьмы
Во имя света и свободы!

Возможно, и Орда предполагала, что они борются за свободу грабить и убивать, а генуэзские латники ведь свободно шли на бой, надеясь нажиться. Но жестоко ошиблись.
Литургия в Троицком храме у Сергия заканчивалась, когда игумен вдруг прервал службу и, словно зачарованный, начал говорить своим монахам и прихожанам, которых собралось много в храме, ведь был праздник. Он начал рассказывать о битве, о том, что вот сейчас выезжает из русских радов брат наш Александр Пересвет… Вот выезжает встречь ему могучий видом ордынец, по роду печенег – Челубей. Вот он что-то кричит нашему Пересвету, оскорбляет его, похваляется своей силой… Вот они устремились навстречу… И копьями пронзили друг друга! – Прими, Господи, душу брата нашего, раба Твоего Александра!..
Потрясённые прихожане и монахи обители, а сред них был и молодой инок Епифаний, прозванный впоследствии Премудрым, не шелохнувшись, слушают в молчании рассказ Сергия о свершающейся сейчас, вот в это самое время битве. Сергий словно парит в храме, взор его устремлён куда-то в даль, он сейчас не здесь, он там -  в поле, среди русских ратников. Он всё видит и тут же говорит об этом. Он видит как князь Дмитрий в латах простого ратника сражается в первых рядах… Вот на него бросились восемь ордынцев! Он отбивается, прижавшись спиной к дереву. Меч его рубит одного врага, другого… Князь получает сильный удар по шлему, падает оглушённый, и на него падают мёртвые, только что зарубленные им ордынцы. Но он жив, да спасёт его Богоматерь!
А что это?.. Фряжская рать прорубилась уже в самую середину нашего стана! Бой идёт у княжеского стяга. В доспехах Великого князя Дмитрия, в его багряном плаще, что зовётся «корзно», сражается воевода Михайло Бренок. И вот он уже поражён смертельно и стяг княжеский падает, подрубленный фряжским мечом. Прими его душу, Господь!
Но сражаются ещё в середине русского войска князья белозёрские со своей дружиной, что весело шли на битву и «нарядно выглядело их войско» (как писано  в «Сказание о мамаевом побоище»). Но падают убитые один за другим князь Фёдор Романович Белозёрский и сын его Иван. Прими их души, Господь!
И, кажется, одолевают сыроядцы… Но стоит ещё за густой дубровой засадный полк воеводы Дмитрия Боброка Волынца и князя Владимира Серпуховского. И рвётся в бой молодой князь Владимир, но воевода Дмитрий удерживает его: «Пожди, князь, пусть ветер переменится на них!» И переменился ветер… и пошла русская конная рать разворачиваться лава за лавой и ударила по орде сзади. А запасных ратей у ордынцев нет, все силы Мамай бросил в битву. И возопили ордынцы: «Увы, нам, мы все русские рати порубили, а ныне русские мёртвые да побитые живыми встали!» И бросилась орда в бегство, и Мамай бежал с Красного холма, бросив всё достояние своё и казну золотую богатую, и шатёр свой, и все князья ордынские бежали с ним.
…Молчание царило в Троицком храме. Преподобный Сергий закончил свой рассказ и замолчал, лишь горели его глаза, да осунувшееся лицо словно светилось в полумраке невеликого деревянного храма. – За нами победа, мы победили, - закончил он и пал без чувств.
Два года жила Русь свободно, только два года... А в 1382 году пришли из Степи новые грозные вести. Мамай, бежавший с Куликова поля, не успокоился. Он усиленно собирал новое войско. И собрал. Он пылал ненавистью к Дмитрию и готовился в новый набег. Но видно уж он был проклят от Бога, по слову Сергия, и дни его были сочтены. Из зауральских степей явился хан Тохтамыш, потомок Чингиз-хана, захватил столицу Орды город Сарай, а Мамай со своим войском отошёл в причерноморские степи. И там, на знаменитой речке Калке, возле нынешнего Мариуполя, произошла решающая битва. Мамай был разбит Тохтамышем, потерял всё войско, бежал в Кафу (Феодосия) и там его зарезали генуэзцы, видимо, в отместку за своих воинов, что не вернулись из похода на Куликово поле. Тело его было брошено в море на корм рыбам. Так закончил свои дни этот злейший враг Руси.
Однако Тохтамыш, утвердившись в Орде, сразу предъявил свои права на дань с русских земель и затребовал её с Дмитрия. Дмитрий послал богатые дары новому ордынскому царю, но явно дал понять, что Русь теперь независима. У Тохтамыша не было сил поднять новое большое нашествие на Русь, но их хватило, чтобы устроить неожиданный и коварный набег, что и произошло в 1382 году. Дмитрий не успел собрать большое войско и ушёл в Кострому, а Москва сопротивлялась набегу. Тохтамыш, обозрев новые московские каменные стены, понял, что ему их никогда не взять. И он пошёл на хитрость. Он привёл под стены Москвы двух братьев Великой княгини Евдокии, и те клятвенно пообещали москвичам, что Тохтамыш желает только мира. И Москва открыла свои ворота... Ордынцы ворвались в Кремль и устроили там страшный погром. Они не брали пленных, у них не было времени вести пленников в Орду, они опасались войск князя Дмитрия, шедших с севера. И потому они убивали всех... Всего погибнет 24 тысячи человек.
Но, узнав, что приближается Дмитрий с полками, Тохтамыш тут же бежал в степь, а один из отрядов Тохтамыша у Волока Ламского будет наголову разбит войском Владимира Андреевича Храброго - героя Куликовской битвы. Отныне прошло время безнаказанного хозяйничанья ордынских отрядов на Руси и их карательных нашествий. Теперь ордынцы будут по-разбойничьи набегать на пограничную Русь, хватать, что попадётся под руку и бежать стремительно в степь, как только услышат о приближении русских войск. Возможно, Тохтамыш и готовил новое великое нашествие на Русь, но в 1395 году сама Золотая Орда будет уничтожена, сметена с лица земли нашествием войск Тамерлана, знаменитого и безжалостного "железного хромца", владыки Самарканда. В ожесточённом сражении у предгорьев Кавказа Тохтамыш будет уничтожен, а по приказу Тамерлана будут сожжена и разрушена до основания столица Орды Сарай. Золотая Орда окончательно распадётся на ряд удельных ханств. Сам Тамерлан устремиться на Русь и русское войско во главе с князем Василием Дмитриевичем (сыном Дмитрия Донского) будет стоять на Оке, и ждать битвы. Но... Тамерлан неожиданно повернёт назад. Ему явится во сне сама Пресвятая Богородица и скажет владыке Востока, что если он пойдёт на Русь, то все силы небесные обрушаться на него. Тимур был умный и осторожный политик, верящий в судьбу. Он всё понял и, развернув свои войска, ушёл в степь. В это время вся Москва постилась и молилась о спасении перед иконой Владимирской Божией Матери, перенесённой по этому случаю в Москву. И Бог спас Россию.
К тому времени уже не было в живых ни князя Дмитрия Донского, ни святого Сергия Радонежского. Рано ушёл из жизни князь Дмитрий, тяжко пострадавший на поле Куликовом. А в 1392 году преставился ко Господу и святой Сергий. Перед кончиной своей ему будет явление Пресвятой Богородицы и Святая скажет рабу своему Сергию, что молитвы его дошли до Господа и Лавра, основанная им, устоит.
И может быть с тех пор и живёт в русском народе великая и благая весть, что доколе стоит Лавра Преподобного Сергия, до того и стоит Русь.
И идут, и идут люди в Лавру к Сергию. К его мощам, что покоятся в серебряной раке в Троицком соборе Лавры. И каждый что-то получает для себя, но главное – это то светлое чувство, охватывающее всякого, кто придёт в это святое место. И только побывав там, мы можем уразуметь в полном смысле слова Преподобного, обращённые к крестьянину, что когда-то никак не мог признать святого Сергия в бедняке, копавшем огородные грядки:
«Не печалься! Здесь милость Божья такая, что никто печальным не уходит отсюда. И о чём ты печалишься, что ищешь и чего желаешь – тотчас даст тебе Бог».

ЛИТЕРАТУРА

1. Житие Сергия Радонежского. Написано Премудрейшим Епифанием. По изданию: Памятники литературы Древней Руси: XIV - середина XV века. М. Худож. литература, 1981.
2. Задонщина. Там же.
3. Слово о житии Великого князя Дмитрия Ивановича. Там же.
4. Житие и подвиги  Преподобного отца нашего  Сергия Радонежского. Архиепископ Никон (Рождественский). М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010.
5. Сергий Радонежский. - СПб.: "Ленинградское издательство", 2012.
6. Зайцев Б. К. Преподобный Сергий Радонежский. В книге: Голубая звезда - Тула: Приокское книжное изд-во, 1989.
7. Сказание о мамаевом побоище. По изданию: Энциклопедия Куликова поля. Новомосковск Тульской обл. 1996.
8. О побоище, которое было на Дону. Летописная повесть по тексту IV Новгородской летописи. Там же.
9. Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. Том 3-4 - М.: Голос, 1993.
10. В. Ключевский. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства. В сборнике: Сергий Радонежский. - М.: "Патриот", 1991.
11. В. Распутин. Ближний свет издалека. Там же.
12. Отец Павел Флоренский. Троице-Сергиева Лавра и Россия. Там же.