Стальной самец

 Она полулежала на диване, призывно протягивая к нему руки. Торшер лил на неё неверный свет, подчеркивая глубокие тени под её глазами.
«Ничего не выйдет, голубушка, – со злорадством думал Стефанос. – Не могу я тратить силы на старуху, когда там, в холостяцкой квартире, меня ждёт малютка Анна».
Он мечтательно улыбнулся сладкому видению. Но тем хуже казалась реальность.
– Ну, счастье мое, постарайся заснуть! – успокаивающе проговорил он,  целуя её в гладкий, пахнущий кремом, лоб. – А я забегу завтра вечером и мы…
– Не хочу и не буду! – мурлыкнула она.
Стефанос насторожился. Когда она так мурлычет, не жди ничего хорошего. Она, как кошка – мурлычет, мурлычет, а потом, вдруг, выпускает когти. Впрочем, это давно заведенная между ними двоими игра – занимательная и полезная. Она вымогает у него ласки. Он у неё – льготы.
«Таким образом, мы оба оказываемся в выигрыше, – думал он. – Во всяком случае, я – уж точно! Что поделаешь, когда женщине – за сорок, она просто обязана платить за счастье иметь тридцатилетнего любовника. Впрочем, я люблю эти игры…, но не сегодня не сейчас! Господи, я хочу быстрее попасть туда!»
Его нетерпеливый взгляд, видно, выдал его. Потому, что она впилась, вдруг, в него взглядом охотника. Ему показалось, что она видит все мысли и мыслишки, мелькающие в его мозгу. Он накрыл её надушенную и мягкую, но немолодую уже руку, своей ледяной рукой.
– Маргарита, – и он заглянул в её холодные серые глаза, – сейчас мне надо идти. Ты сама учила меня, что карьера – превыше всего.
Она не ответила. Рука её дрожала.
– В чём дело, дорогая?
Он чувствовал себя идиотом. Лучше бы он позвонил! Ведь он не имел намерения огорчить её. Но время от времени, он желал иметь право на свои мужские капризы.
– Мне надо идти, – сказал он мягко, – работа, знаешь… Я бы рад тебя выслушать. Вижу, что ты хочешь сказать мне что–то.
Ему снова показалось, что она всё знает и обозлился. Она смотрела перед собой незрячими глазами.
– Ты объяснишь мне всё завтра. Спокойной ночи! – и двинулся к двери.
Она метнулась вслед. Теперь она была не мурлыкающей кошкой, а разъярённым тигром. Ненависть искрилась в её глазах.
– Работа подождёт, – хрипло вскрикнула она. – Нет ничего важнее того, что я хочу тебе сообщить.
– И что же ты хочешь мне сообщить? – спросил он безразличным тоном.
– Ровным счётом ничего!
Ну вот, с нею всегда так! Теперь она будет молчать. И дуться часами. Стефанос знал все её привычки наизусть. В любое другое время он нашёл бы этот спектакль умилительным. Сел бы в кресло, устроившись поудобнее, и стал ждать извержения. И с удовольствием наблюдать, как клокочущий вулкан извергнет раскалённые камни и выплюнет тяжёлую массу лавы… Но не сейчас. Сейчас, когда в разгаре был его новый роман.
Он, вдруг, представил себе Анну, вертящуюся перед зеркалом. Как самовлюблённо и сосредоточенно вглядывается она в своё отображение. Представил её влажные карие глаза, востренький носик, чересчур развитую нижнюю часть лица, бесцветные дужки бровей и даже складки на несколько толстой шее.
«Она так похожа на Венеру Боттичелли», – подумал он, и губы сами растянулись в блаженную улыбку.
Стефанос не был романтиком. Скорее, самоуверенным самцом, твёрдо стоящим на земле и ясно видящим реальность. Ловкачом, верящим в сегодняшнюю правду и лавирующую политику. Он никогда не сомневался. И никогда не разочаровывался. Он был реален, как сама реальность. Он всегда знал, где водятся тёпленькие места.
Ещё когда ему было семнадцать, он решил, что станет политиком. И очень скоро добился неплохого места в местном правлении. Лет через пять ему предложили место в министерстве Эгейского моря. Там Стефанос встретил Маргариту, которая уже тогда занимала большой пост. Так, когда ему исполнилось тридцать, он получил от неё славное местечко возле неё. Дальше они росли уже вместе.
– Да слышишь ли ты меня?
Она была рядом. Горячая и возбуждённая. Он чувствовал жар её призывного тела. Но какой мужчина предпочтет любовницу, давно потерявшую свежесть, любовнице, полной юной прелести?!
– Я беременна, – заговорила вдруг Маргарита быстро и зло, – я не стану прерывать беременности. Этот ребёнок родится. Хочешь ты этого или нет.
Её рот скривился при этих словах. Видно, ей стоило большого труда произнести их. Он понял её. Удивительно, но факт.
«Она чувствует себя жертвой, – догадался он. – Не думаю, что ей и вправду нужен этот ребёнок. Просто хочет обезопасить своё будущее».
Лучше бы ей стенать и биться в истерике. Тогда он мог бы обидеться и уйти. Но она смотрела на него строго и упрекающе.
– Отчего ты молчишь? – спросила она тоном судьи, уже вынесшим обвиняемому приговор.
– Потому, что мне нечего сказать!
– Зато я скажу! – в её голосе слышалась ненависть. – Я тебя сотворила, я тебя и уничтожу!
Она выглядела просто старухой по сравнению с Анной. Морщины легли у дрожащего рта, в уголках глаз. Тело было дрябло. Мысли знакомы. Она ждала от него слов любви и понимания. Но он был нем. Нем и зол.
Верность не была его отличительной чертой. Стефанос легко сходился с женщинами. И так же легко с ними расставался. Связь утомляла его. Хотя от женщины он ждал верности. И Маргарита была подобной женщиной. Её тело, её мысли, и даже её власть были к его услугам. Он не знал, любит ли она его. Но она всегда была верна ему.
И всегда Стефанос принимал её верность как нечто должное. Это, впрочем, не значило, что она могла требовать верности от него. Он был мужчиной. А мужчине, как известно, позволено всё…Правда, в какой–то момент, мужчину прижимают к стенке. И он становится ручным котенком, мурлыкающим колыбельные. И для Стефаноса такой момент настал.
– Я теперь должен идти. Но я вернусь завтра…, и мы поговорим обо всём спокойно…
«Кажется, я уже говорил это совсем недавно», – пронеслось в голове.
– Может, завтра всё покажется тебе иным. И ты поменяешь мнение…
– Я своих решений не меняю, – сказала она упрямо. – Никогда.
– Да, но я могу изменить своё! – возмутился он. – Ведь ты предлагаешь мне жениться на тебе!
– Ничего я тебе не предлагаю!
– Давай не играть словами, моя хорошая, – он чувствовал своё превосходство и не упустил случая унизить её. – Но знай, я никогда не любил тебя!
– Может, ты ждёшь, что я разобижусь и выкину тебя вон? – спросила она с умилительным ехидством. – Только я никогда не обманывалась насчёт твоих чувств.
Её гнев прошёл. И она уже как–то весело смотрела на него.
– Любовь…Страсть…Не бросайся ничего незначащими словами! Пора тебе повзрослеть! Если бы я не подобрала тебя с панели, которую ты гордо называл «карьера», сейчас ты смог бы дослужиться. Мальчик на побегушках при государственных мужах – чем не звание?!
И она взглянула на него, как кошка смотрит на зазевавшуюся мышь, прежде, чем пригвоздить её бархатной лапкой.
 – Я подобрала тебя. Научила всему, что знала сама. Но может, тебя лучше было бы оставить на съедение мелких страстишек твоих?! Потому, что каждый получает от жизни то, чего достоин. Зачем мне тратить силы на столь неблагодарного ученика?
«Ну и хватка! – с восхищением подумал Стефанос. – Сразу виден государственный ум. Только мне показалось, что я держу её за глотку, а она – уже сверху. И мне остается только молить о прощении. Но я просто так не сдамся!»
Пока разговор шёл о страстях, Стефанос чувствовал своё превосходство. Но как только Маргарита заговорила о его карьере, он понял, что игры кончены. Он привык приносить себя в жертву своему тщеславию, унижаться, любить нелюбимых, платить за неоплачиваемое. Что ж, он был готов платить и сейчас. Не сей же час, а завтра утром. Сей же час он хотел только оказаться в кровати с Анной.
– Спокойной ночи, Маргарита, – важно произнес он. В душе он чувствовал себя героем. –Береги себя!
Она даже не взглянула на него.
Ветер гнал его домой, больно бил в спину, лупил по лицу, бродил под сорочкой, холодя сердце. В голове переливались обидные слова, брошенные Маргаритой. Боже, что за силой обладает эта женщина! Не то, что Анна… Анна безвольна и послушна. В памяти всплыл восхищённый взгляд её блестящих пустых глаз, устремлённых на него. Она восхищалась им. Гордилась. Считала его важной персоной.
Фонари уныло освещали пустой тротуар. «Любовь. Молодость. Всё проходит. Дряблеет кожа, сутулятся плечи. Прочь! Прочь! Я хочу быть счастливым и молодым. И Маргарита хочет быть счастливой и молодой. И этот пульсирующий комочек в её чреве даёт ей иллюзию молодости и счастья. Это – её шанс».
Вот Анне не о чем мечтать. Весь мир для неё, как домик ракушки для моллюска. В центре находится она, а вокруг располагается её Вселенная. Если тебя пригласили туда, ты входишь туда, как гость. Если же тебе не по душе эта Вселенная, ты вполне можешь остаться за ракушкой! На его ресницу упала капля. Вторая. Тяжёлые дождевые капли. Стефанос съёжился и ускорил шаг. «Да, Анне не к чему мечтать. Ей непонятно величие власти».
Действительно, все её мысли были заняты салфеточками, которые она вышивала без остановки. Шапочками, которые она вязала без устали. Песенками, которые она разучивала безуспешно. Она не умела зарабатывать деньги, платить по счетам, принимать гостей, вести беседу. Она висела на его шее, как ржавый ключ от старого подвала. Но она была ему нужна!
Стефанос поднял глаза от мокрого, сизого тротуара. Окна его квартиры были мертвы. «Уснула», – подумал он. И эта мысль пронзила его, как электрический ток. Он представил себе её одуревшие ото сна глаза, красный след от подушки на её щеке. Почувствовал беспокойство всего её пульсирующего тела. И жар желания затопил все остальные чувства.
Стараясь не шуметь, Стефанос отпер дверь. Снял туфли. Приоткрыл дверь в ванную комнату, стянул с вешалки полотенце. Высушил волосы. Мечтательно улыбаясь, зашёл в спальню. Кровать была пуста. «Анна!» – позвал он. В ответ – ни звука. Он зажёг свет. На письменном столе лежала записка.
«Ты – лгун» – было написано в ней коряво. Ниже виднелось слово «любовь», зачёркнутое,…но так, чтобы можно было всё–таки, прочитать. Ещё ниже было тщательно выведено: «Я тебе верила. А ты…лгун! Лгун!»
«Боже, как пошло! – презрительно сжал губы Стефанос. – Как в дешёвой мелодраме».
С минуту он целиком был занят обдумыванием какой–то мысли. Потом придвинул к себе телефон и набрал номер. К телефону на том конце долго не подходили. Наконец, в трубке раздался голос Маргариты.
– Ну, и чего же ты хочешь? – словно она знала, что это он.
– Наконец–то ты! – взволнованно произнёс он. – Послушай, я тут подумал над твоим предложением…
– Напрасно, – холодно отозвалась она.
– Что напрасно? О чём это ты, Маргарита?
– Не выдержали нервы у девчонки, а? – осведомилась она по–деловому.
«Она всё знала с самого же начала! – догадался он. – Видно, придётся всё–таки просить прощения».
В трубке зависла тишина.
– Ну что, герой? Будешь делать ретировку теперь, когда место в кровати освободилось?
– Мы с тобой созданы друг для друга. Никто не в состоянии разлучить нас…тем более, эта девчонка.
– Почему?
– Что, почему?
– Послушай, я устала играть роль няньки при вечно слюнявом младенце. Прощай!
И она бросила трубку.
Он потушил свет и лёг в смятую, но уже ледяную постель. Сон упал на него, как тяжелый душный саван.