Любовь никогда не умирает! весенний рассказ Обезья

 В большой зеленой тропической луже лежал огромный Нильский крокодил. Его прочная бугристая кожа была покрыта зелеными водорослями, которые сливались с водорослями на воде, и поэтому он совершенно не был виден. Только два бугорка возвышались над водой как два сучка старой коряги – это были его глаза. Они были полуприкрыты, иногда закрывались совсем. Он был сыт. Неделю назад он славно поохотился на переправе. Молодая антилопа Гну, которую он разорвал мощными клыками, все еще переваривалась у него в желудке.
Уже много недель он приползал в эту  зеленую лужу только с одной целью – увидеть ее…
В густой чаще деревьев, где кроны их сплетались, образуя зеленый грот над водой, в лианах жила маленькая пушистая обезьянка, ее шерсть была раскрашена полосками светлого и темного тона, как будто на нее все время светило солнце. Она была такая ловкая и красивая, что когда она раскачивалась на ветках деревьев, как на качелях, и едва касаясь воды, срывала кувшинки и лилии, у крокодила замирало сердце. «Солнце мое» - шептал он про себя, восхищаясь ее пируэтами, ужимками и прыжками. Только в эти моменты глаза его широко были раскрыты и сверкали как два изумруда на зеленом ковре, образованном густыми водорослями на воде. Он весь дрожал какой-то внутренней дрожью, хотя его огромное шестиметровое тело было как всегда спокойно. Ему хотелось высунуться из воды и попрыгать с ней, но он боялся ее испугать. Она меня испугается – думал он, я такой неуклюжий и страшный. Глядя на нее, он вспоминал, наверное, свое детство, когда он был маленьким подвижным крокодильчиком, только что вылупившимся из яйца.
Он был живой и верткий, и однажды сумел убежать от вороны, которая уже собралась им пообедать. Убегая от нее, он прыгнул с крутого обрыва, и когда летел в реку, два раза увернулся от крепкого клюва вороны, изящно махнув хвостом…
Даже не заметила меня – сокрушался он, когда его «солнце» наигравшись и напрыгавшись вдоволь в лианах и ветках деревьев, удалялась в джунгли с ватагой своих сородичей. И он долго лил горькие крокодиловые слезы в своей зеленой луже.
Она сразу заметила эти два «изумруда», которые наблюдали за ней из зеленой лужи. Крокодил!! Но сердце ее не замерло от ужаса, как это обычно происходило с ее подругами. Ей было очень любопытно. Она с каким-то неистовством качалась над лужей, чиркая по воде то хвостом, то лапой, срывая кувшинки или просто поднимая брызги, с удовольствием наблюдая, как сверкают изумруды его глаз.
Ну, шевельнись «зеленое бревно» ну покажи хвост – озорно шептала она про себя. И, однажды, она так увлеклась, что во время одного из своих пируэтов, пролетая над его головой, она шлепнула кувшинкой по этим неподвижным сверкающим «изумрудам».
И он не выдержал – сделала движение хвостом как для прыжка на добычу, потому как других движений – грациозных, красивых, элегантных он делать не умел. Лишь на мгновение в зеленой луже обозначилось его тело…
Какой огромный!!! Ее сердце сжалось с приятным восторгом и ужасом. И что-то необъяснимое стало тянуть ее к этой луже, где она часами прыгала по веткам и раскачивалась на лианах, к большому недоумению своих подруг, которые звали ее играть и лакомиться бананами в джунглях.
Она боялась себе признаться в этом, но ей нравилось показать себя в ловкости и изяществе быстроте и смелости этим двум изумрудным крокодильим глазам, с которых, она догадывалась, нет – знала,  каждый раз срывает аплодисменты!
«Солнце мое» - вздыхал он, прикрывая глаза, вспоминая ее совершенное обезьянье тело. «Солнце мое» - сокрушался он, понимая, что не может сделать ни одного такого же грациозного движения как она. И слезы катились из его полуприкрытых глаз…
Однажды, когда он приполз в лужу, заметил леопарда, который спрятался в густой зелени деревьев прямо как раз над зеленым гротом, где обычно резвились обезьяны, спасаясь от полуденного зноя.
«Наверное, пришел поохотиться» - подумал он, и тут же сердце его замерло, он понял, что  его «солнце» может стать добычей леопарда. По телу пробежала дрожь, но он тут же расслабил все мышцы и замер, полуприкрыв глаза, чтобы они не сверкали и не привлекали внимания. Инстинкт охотника захватил его: тело лежало совершенно неподвижно, расслабленно, чтобы в нужный момент стать каменным в смертельном прыжке…
Вскоре шумная ватага обезьян облепила ветки зеленого грота, и как всегда, его «солнце» болталась на самой нижней ветке, изящно перебирая лапками и раскачиваясь над водой. Как же она так может -  роптали подруги обезьяны, с ужасом и восхищением наблюдая как «солнце» проскакивает в нескольких сантиметрах от зубастой пасти крокодила.
«Солнце» была удивлена – почему-то изумруды-глаза не сверкали как обычно. Она точно знала, что он смотрит на нее, но почему-то не так восхищенно как всегда. А он, наблюдая за ней, не спускал глаз и с леопарда, который готовился к прыжку. Вот леопард прижался брюхом к ветке и подполз поближе, замер и легкая, едва заметная дрожь, охватила его задние конечности, они напряглись для прыжка и, еще через мгновение, его клыки сомкнулись бы на шее этой изящной обезьянки, которая была прямо под ним, и ничего не подозревая, качалась на лиане.
Леопард прыгнул…
Огромный столб воды взорвался в зеленой луже, взметнулся вверх значительно выше, чем место, где резвились обезьяны. Большая кошка исчезла в пасти крокодила, который был в центре этого фонтана, только хрустнули кости позвоночника и черепа. С невероятным грохотом крокодил плюхнулся в лужу, которая вышла из берегов и далеко разлилась по джунглям.
«Солнце» упала в воду и камнем пошла ко дну, парализованная случившимся. И тут же застрекотали обезьяны, подняли неимоверный гвалт, но никто не смел, даже приблизиться к луже, где жило огромное чудовище.
Из глубины лужи показалась мокрая обезьянка, она плыла на зеленом бревне. Бревно подплыло к берегу, и как показалось, многим обезьянам в стае, выкинуло «солнце» на берег. «Солнце» отряхнулась, подняв фонтан брызг, и как ни в чем не бывало, побежало в стаю.
Обезьяны ушли в джунгли, они испугались чудовища, которое жило в луже под их любимым местом. Они упорно двигались на восток в прерии Сальвадора. Вместе с ними ушла и его любимая обезьянка. Много недель он приползал в лужу и безнадежно ждал ее.
Однажды, когда он приполз в лужу, увидел свое «солнце». Она сидела над самой водой на лиане и грустно качала лапкой. Он не успел заметить, как она появилась, а она просто ждала его, и когда он приполз в лужу, она спрыгнула пониже. В этот раз она не стала резвиться как обычно и поражать его своими пируэтами, а просто сидела и смотрела на него. Он понял, что она пришла прощаться, и увидел, что она что-то держит в лапке. Еще мгновение и «солнце» бросила вниз связку бананов!
Он подплыл, раскрыл пасть и проглотил их, хотя никогда, никогда не ел бананы. Она принесла их мне, его тело напряглось, дрожь прошла по мускулам спины так, что вода над его спиной закипела тысячами пузырьков, и звук похожий на рев быка далеко распространился по джунглям. Этот рев заставил похолодеть от ужаса все живое в джунглях. И даже лев, находящийся в нескольких километрах в саване, открыл на секунду сонные глаза.
Однако обезьянка лишь возбудилась, услышав этот рев, она мгновенно унеслась в джунгли и тут же появилась вновь, держа еще одну связку бананов. Затем она смело прыгнула прямо ему на спину, пробежав по спине на голову, она на секунду задержалась возле его изумрудных глаз, закрыв их шаловливо лапками. Потом бесстрашно раздвинула лапками его огромную пасть и сунула туда связку бананов. Он замер, не смел шелохнуться, ее легкие шаги и движения отдавались сладкой истомой в его сердце, и лишь когда она, сделав большой красивый прыжок, очутилась на берегу, он проглотил бананы. И страшный рев, сильнее прежнего, прокатился по джунглям, сопровождаемый кипением воды над его спиной. Аборигены, охотившиеся неподалеку, замерли в недоумении – это был без сомнения рев крокодила, хотя сезон брачных крокодильих игр еще не наступил.
Джунгли замирали и вздрагивали еще несколько раз в унисон расстающимся друг с другом двум любящим сердцам!
«Бревно, зеленое бревно» - повторяла она про себя. Но сама перспектива увидеть это огромное зеленое бревно, зажечь его изумрудные глаза своими пируэтами, наполняла ее голову такой пьянящей радостью, что она неслась сломя голову к этой луже, забывая обо всем на свете.
У «солнца» был ухажер. В стае он был кумиром – молодой красивый самый ловкий самец, он часами качался на лианах, строя ей умильные рожицы, нежно прикасался к ней своими лапками, стрекотал языком и приносил ей спелые бананы. Все подруги по стае завидовали ей, а она мечтала о бугристой коже и мощных мышцах зеленого чудовища. Она совершенно не боялась его мощных клыков и жуткого рева. Эти странности характера, эти причуды судьбы – ей почему-то хотелось, чтобы он ее съел,… как странно,… но это была правда! Конечно, она не осознавала, что ее изящное обезьянье тело было награждено природой огромной силой, всепоглощающей страстью солнца. Любить для нее это значило взорваться и разлететься во все стороны, как лучи солнца разбрасывают на многие миллионы километров энергию светила воспламеняющую все и вся.
***
Бывают же навязчивые мысли, не отвяжешься от них.  Начальник экспедиции Федор Егоров вздохнул, встал с походного стульчика и уставился на чучело обезьяны, которое он выменял у аборигенов на компас. Раньше он не замечал за собой такой сентиментальности. А тут, в конце экспедиции вдруг заметил у аборигенов, которых наняли носильщиками, эту изящную обезьянку. Оказалось, что это чучело. Он незамедлительно начал торг и вот она перед ним. Удивительный окрас шерсти - светлые, нежно желтые полосы чередуются со светло-коричневыми с едва заметными переходами, как будто  на шерсти отпечатались лучи солнца. Зачем я ее приобрел – подумал он про себя и опять вернулся к своей неотвязной мысли о крокодиле. Как в желудке у огромного шестиметрового крокодила, превратившегося в мумию, в засохшей луже, оказались – бананы? Две связки засохших бананов!! Не мог же он случайно проглотить две связки. И почему он не уполз из лужи, когда в 500-х метрах от нее протекает речка? Следов насилия, повреждения или  болезней у крокодила не было и судя по зубам он еще был совсем не старый. Что произошло? Его аналитический мозг против воли искал ответ на эти нестыковки.
Снаружи у палатки послышался, какай-то шум, и звонкий женский голос спросил – можно войти? Федор вздрогнул, сердце вдруг забилось часто, как у кролика. Это она – Рустам Ахметова медсестра и биолог экспедиции. Егоров разозлился на свою слабость. Он, могучий, хладнокровный, целеустремленный мужик, не мог понять, что с ним происходит. 
Ему было невдомек, что чувства не измерить разумом. Первый не логичный поступок совершил он, когда взял Рустам Ахметову в экспедицию. Он, ярый женоненавистник, бежавший от любви, от своих женщин, которые рассматривали его как машину для добывания денег, в самые глухие и длительные экспедиции. Как он мог взять ее? Она тянула за двоих, у нее было столько энергии в этой маленькой изящной женщине с лучистыми глазами. Он не разу не пожалел, что взял ее в экспедицию как работника. Но как женщину… Он избегал смотреть ей в глаза, он вообще ее избегал, и это было совсем не логично. Скорее всего, он боялся, что его логический ум не справится с могучей энергетикой непредсказуемой и неуправляемой, которая исходила от нее.
В экспедиции все знали, о том, что происходит, откуда у Рустам столько силы и почему Федор Егоров прячет глаза и боится смотреть на нее. Никто не заигрывал с Ахметовой, хотя она была очень привлекательна, все знали, что она девушка Егорова. Знали, что он «до боли», «до хруста», «до сумасбродства» влюблен в Рустам. Знали все кроме самого Федора. Его прагматичный, хладнокровный, логичный мозг все еще сопротивлялся иррациональному мощнейшему напору любви. Он из последних сил пытался все разложить «по полочкам», удержаться во власти своих логических построений, чтобы не взорваться изнутри и не разлететься на тысячи энергетических брызг, потонув во власти неизведанных чувств.
Да – надтреснутым голосом сказал он – войдите. Рустам впорхну в палатку, и замерла в изумлении – какая прелесть – сказала она, уставившись на чучело обезьянки. Я знаю, откуда бананы – выпалила она, переводя лучистые глаза на Федора – их принесла ему она – указала на чучело обезьяны.
Глаза их встретились, энергия любви, дарованная небесами двум живым существам, затихшая на время и набирающая силу, вспыхнула вновь и опять заставила биться в унисон два любящих сердца. Невероятные силы толкнули их навстречу друг к другу, ее тело обожгло его огнем и любовью. Егоров поплыл, разум его медленно отключился как кинескоп только что выключенного телевизора. Энергетическая волна, спустившаяся с небес, перевела их в другое измерение, время остановилось.… Впервые Федор Егоров постиг переживание сердцем, а не разумом. Он отчетливо увидел сцену, как «солнце» засовывает бананы крокодилу в пасть. Энергетическая информация пульсировала в унисон с ними.
Да – это, правда – сказал он, не осознавая, кому он это говорит, так как в это мгновение он и Рустам было одно целое энергетическое образование, и добавил – ЛЮБОВЬ НИКОГДА НЕ УМИРАЕТ, ЛЮБОВЬ МОЖЕТ ВСЕ!!!….