Бичиха Люда

Моя семья никогда не была особо маргинальной: никто из родителей  не был мною замечен с сигаретой, а уж тем паче за употреблением зеленого змия. Одежда моя всегда была чистой и тщательно выглаженной, я посещала детский сад и прочие увеселительные заведения. Дома был порядок и пара попугаев. Может быть как раз, поэтому я и спуталась с бичихой Людой.

Бичиха Люда проживала на первом этаже соседней девятиэтажки, окно бичихи Люды было грязным, балкон не застеклен, загажен птицами и завален всяким хламом.  Мама говорила, что семья бичихи Люды неблагополучная.  Тем не менее, хата бичихи Люды была для меня, что парк аттракционов для прочих детей, земля обетованная для евреев, бутылка водки для пьяни. Шестилетняя я всеми силами стремилась к бичихе. Воспитанная в строгости и послушании, я готова была пойти даже на самую грязную ложь только бы попасть к бичихе Люде, понести любое наказание, вплоть до порки, лишь бы проводить время с бичихой и ее младшим братом. Мне ловко удавалось обходить родительские запреты на общение с потомственными маргиналами, мой детский мозг работал тогда так, как у иных не работает и в сорок лет при наличии двух высших. Все это было ради бичихи. Я снова и снова оказывалась у нее. Я была счастлива до беспредела.

Не только родителям пришлась не по вкусу наша преступная дружба. Однажды меня заложили. Не в меру любопытная соседка с пятого этажа настучала маме, что видела, как я с бичихой Людой пошла к ней домой. Мама жутко всполошилась и побежала вместе с соседкой вызволять меня из бичихиной квартиры.  Не знаю, кто им открыл дверь, очень может быть, что она вовсе не закрывалась. Помню, стояли они на пороге охали, ахали, и как вместе с их приходом, что-то злое и чужеродное влетело в хату бичихи Люды, и мы это почувствовали и поняли, что как раньше уже не будет.
- Какой ужас! Какая грязь! Да это же притон! – вопила соседка с пятого этажа. Что позвольте спросить, ваша Аня здесь делает?!
- Понятия не имею, отвечала мама. Не понимаю. И чего ее сюда тянет?
Люда забилась в угол и закрывала руками себя и брата. Меня схватили  и увели домой. Я очень долго не видела бичиху Люду. Прошло несколько месяцев, я старательно ревела каждый вечер.

После этого случая мне всего лишь однажды удалось побывать в бичихиной хате. Я поняла, что нужно действовать хитростью и сделала вид, что забыла о существовании бичихи, ее брата и волшебной квартиры.  Родители расслабились и отправили меня за хлебом. Но я-то знала, что путь за хлебом не может обойти бичиху Люду.

Открыла дверь, ни ее, ни брата не было, на засаленном диване сидела пьяная старуха, представившаяся бабушкой Люды, сказала, что я могу поиграть пока на полу. Я послушно расположилась, где сказали, и стала ждать. Что-то изменилось.  Я подняла глаза вверх, на то место, где на диване расплылась бабушка бичихи Люды, и увидела, то, что как говориться, детям видеть не положено. Бабушка бичихи Люды забыла надеть исподнее или не носила его вовсе, так что прямо на меня взирала огромная морщинистая редко-волосатая старческая мандятина. Угроза и ужас исходили из нее. Не знаю, сколько прошло минут, пока я не поняла, что мандятина медленно, но верно засасывает меня в абсолютное ничто, туда, куда мне еще слишком рано и уж совершенно точно не хочется. Я, наверное, сгинула бы в ее недрах, но вспомнила, о том другом хорошем месте, в которое мы отправлялись с бичихой Людой, едва переступая порог ее хаты. Воспоминание предало мне сил, я закричала, как кричат, должно быть, когда вырезают гланды,  и бросилась прочь из квартиры.

Больше я никогда не видела бичиху Люду. Не знаю, что с ней произошло, соседка с пятого этажа уверяет, что ее определили в детдом. Эту безумную версию я даже не рассматриваю. Во что мне хочется верить, так это в то, что бичиха Люда с братом отправилась в то другое место, а не пала жертвой старческой мандятины.