Понуждение на пересылке

      ПОНУЖДЕНИЕ  НА ПЕРЕСЫЛКЕ


1


Помещение, которое снимал нотариус, было темным и неприветливым. Длинный коридор загромождали старые письменные столы и поломанные стулья. На столах посетители, кое-как примостившись на этих стульях, заполняли какие-то бланки или просто сидели, пригорюнившись, словно на чьих-то поминках, подперев ладонями  серые лица с бесцветными глазами и губами.
Аркадий Аркадьевич Подгороднев осторожно пробирался между посетителями, каждый из которых говорил ему, преграждая дорогу:
-В порядке живой очереди!
-Я только спросить…- заискивающе уверял всех он, но ему невозмутимо отвечали:
-Здесь все – только спросить!
Все-таки Подгородневу удалось преодолеть  протестующую очередь и пробраться к первой двери. Он взялся за ручку и очень извиняющимся голосом спросил:
-Можно, я спрошу?
Те, кто стояли впереди очереди, вели себя спокойнее и просто пожали в ответ плечами и безразлично отвернулись. Аркадий Аркадьевич решил подождать, когда  посетитель выйдет из кабинета, чтобы не отвлекать нотариуса и не злить его понапрасну. Ждать пришлось долго. Из кабинета никто не выходил. Подгороднев так пристально и вопросительно смотрел на тех, кто стоял впереди, что они не выдержали и неохотно  пояснили:
-А нотариуса нет, она на выезде.
-Кто же там?- кивнул на дверь Подгороднев.
-Секретарь…
-Так у нее тоже спросить можно?
-Спросите…
Только он хотел открыть дверь, как за ручку схватился подбежавший молодой мужчина и, вбежав в кабинет, захлопнул ее перед носом Аркадия Аркадьевича, да так сильно, что она отпружинила и  осталась приоткрытой.
Подгороднев снова оперся о притолоку и стал ждать. Из кабинета послышался равномерный звук. Очередь не шелохнулась, делая вид, что ничего не слышит, а Подгороднев взял и заглянул в щелку. Он увидел, что секретарша нотариуса  стоит в позе собачки, задрав юбку, опираясь на стул, а  вбежавший в кабинет  молодой человек бысто-быстро  тусит сзади.
Аркадий Аркадьевич отшатнулся и, не притронувшись к двери, начал выбираться из очереди. Выбравшись, пошел к другому кабинету. Протиснулся к двери, узнал, что нотариус на выезде, хотел открыть дверь, чтобы спросить секретаршу, но из кабинета раздался знакомый стук, и Подгороднев пошел к третьей двери. И там все повторилось, можно даже было не заглядывать в щелку, чтобы понять : и тут секретарша стоит в позе собачки…
«Вот  как им всем приспичило»,- удрученно подумал Аркадий Аркадьевич , присел на освободившийся стул у четвертой двери, в самом конце темного коридора, и стал обдумывать свое дело. Из-за этой двери  доносился не только стук, но и стоны и вскрики четвертой секретарши нотариуса.  Подгороднев старался не слушать, а сосредоточиться на своем – на оформлении завещания на  квартиру, которая досталась ему от умерших  десять лет назад родителей. Аркадию Аркадьевичу  исполнилось пятьдесят лет, он с детства был инвалидом по большой голове, заполненной водой еще в утробе матери. Отчего так случилось, никто не знал. Родители были людьми здоровыми, не пили, не курили. Отец у Аркадия Аркадьевича был грамотным человеком, работал в аптеке провизором, но и он ничего не мог объяснить, а только сильно переживал – как будет жить  их сынок после того, как они уйдут от него на небо.
А жил  Подгороднев совсем неплохо на свою пенсию и на то, что подрабатывал фотографией. Хватало и на еду, и на одежду и на выпивку. Да, в отличие от своих родителей, Аркадий Аркадьевич любил выпить водочки. Из-за этого произошла с ним неприятность – как-то зимой шел он домой от друзей в нетрезвом виде и захотел в туалет по-большому. Почувствовав, что до родного унитаза  успеть не получается, спустил штаны, присел  в подворотне и придремал. А очнулся от острой боли и почувствовал, что встать не может – яички и член примерзли ко льду. Аркадий Аркадьевич так кричал, что выбежали жильцы, разглядели  его беду, принесли кипятку в чайнике и помаленьку отлили. Потом отправили его в больницу, там Подгороднева подлечили, но член пришлось частично ампутировать, а яички больше не функционировали.
Интеллигентный Аркадий Аркадьевич стал с тех пор  еще интеллигентнее – к женщинам относился как к равным , и хотя за это они его еще больше любили и прямо распалялись рядом с ним, видя такое обхождение, он ни к одной даже не притронулся. Не было у него такой необходимости. Вот и получилось, что квартиру оставить Подгородневу было некому в случае своей смерти. Потому и пришел он к нотариусу – посоветоваться. Как ему быть? Кому завещать жилплощадь? Не бросать же ее бесхозной…

2

Он не заметил, как задремал под размеренный стук в кабинете за дверью. Но тут его кто-то  легонько толкнул под локоток. Аркадий Аркадьевич открыл глаза и увидел, что рядом сидит  довольно странный субъект. Весь в зеленом, ни рук, не ног, на гусеницу похож. На круглой голове – только большой черный глаз, а ни рта, ни носа нет. И говорит он черным глазом  Подгородневу
-Вы крайний будете?
-Я…- сдержанно отвечает Аркадий Аркадьевич и отодвигается осторожно в сторонку, чтобы не замараться об зелень.
-Сколько еще ждать-то?- спрашивает глаз.
-А кто знает? Говорят, на выезде нотариус.
-Ну и пойдемте отсюда, здесь так воняет!
Подгороднев понюхал воздух – ничего не почувствовал и хотел остаться, но  черный глаз так на него строго посмотрел, что пришлось встать и пойти из конторы наружу. Вышли, Аркадий Аркадьевич  спрашивает:
-Вы кто же будете?
-Как кто? Разве не понятно – гость!
-Издалека?
-Дальше не бывает.
-И как там у вас?
-Да уж не так, как у вас, на пересылке - глаз недовольно прищурился.
-Чем же у нас плохо?
-А тем, что одним понуждением живете и этим понуждением живы. Все ваше существование  здесь  в этом понуждении состоит.
-В каком?
-В том самом. Которое  за дверью в кабинете нотариуса видели.
-Да разве там было по понуждению? Там – по согласию…
-Это самообман, самый большой самообман во вселенной.
-Вы про вселенную  все знаете?
-Знание – сила, известное дело.
-Тогда давайте откровенно: вы из чего сделаны? И как вообще  существуете -  без рук, без ног, даже рта у вас нет. Чем едите-то?
-Телом-с.
-Не понятно…
-А что тут понимать, моему телу хватает  световой энергии от любого источника, и больше ничего не надо. На свету оно вырабатывает все необходимое для существования в любой среде.
-Хлорофилловые зерна, что ли?- напряг  свои воспоминания о домашнем обучения по школьной программе Аркадий Аркадьевич.
-Пусть  будут зерна. Главное – нет этой вашей зависимости  от секса, нет понуждения. Вся наша накопленная энергия уходит только на нужные дела.
-На какие же?
-На осмысление бытия, природных явлений, мы постоянно стремимся к высшему интеллекту. Это позволяет нам становиться совершеннее и совершеннее. До такой степени, что мы   теперь абсолютно самодостаточны, от всего независимы и, как результат, абсолютно самостоятельны.
-Неужели нет  среди вас ни одного начальника?
-Вы имеете ввиду властные структуры? Нет.
-Трудно это понять…
-Почему же? Я и вас выбрал для общения потому, что вы как раз из тех, кто достиг первого этапа совершенства – освободился от желания совокупляться и зависеть от женщины. Это ведь  только начальный этап - попасть  в кабалу  к женщине. А потом – к семье и к властным структурам, то есть, к начальникам,  у которых вы просите работу и от которых затем зависит вся ваша жизнь. Наступает пора бесконечных потребностей – в еде, в тряпках, в электронике. И – заметьте- не лично для себя, это еще куда не шло, а для  женщины и  ее потомства. Которое затем, понуждаемое сексуальными желаниями уже с малолетства, тоже попадает в это рабство. На этом понуждении построена в сущности вся политика на вашей  примитивной пересылке. И что за охота размножаться таким элементарным и зависимым способом! Я бы назвал вашу  планету не Земля, а Секси. Здесь даже цветы вступают в половую связь и не только с себе подобными, но и с совершенно  другими видами. С пчелами, с мухами. Подставляют свои тычинки и пестики… О каком совершенстве можно говорить, если даже самые красивые создания  у вас столь беспомощны, несвободны и от этого  просто развратны?
-Неужели  нет спасения?- прошептал обескураженный и смущенный такой голой правдой Подгороднев.
-Трудно сказать,- значительно моргнул глаз.- Слишком тупо у вас все запрограммировано. Недоделано. Но кое-какие попытки есть. Кое- какую свободу вы все-таки пытаетесь обрести. Нет, я не о свободе выбора  президентов и депутатов. Это никакая не свобода, а всего лишь политика понуждающих. Это ерунда. А вот когда на месте общественного  туалета вы  строите пивной бар или аптеку – это прогресс. Или на месте бани – компьютерный клуб с выходом в Сеть. Или когда в газетах публично  советуете всем женщинам делать клизмы перед отпуском, чтобы  стать красивее – это вообще серьезный шаг вперед.
-То есть, долой условности?
-Что-то в этом роде. Но надо  энергичнее продвигаться к самосовершенствованию.
-Значит, отказываться от еды, потомства и выборов? Но мы же так вымрем!
-Какая чепуха! Еда вам давно уже поперек горла стоит, только и разговоров – о том,  чтобы есть поменьше, а лучше совсем пить одну воду. Выборы – это просто головная боль, и  их вскоре повсеместно отменят, вот увидите. Перевес  прав богатых над  бесправными бедными здесь настолько очевиден, что непонятно – как  еще до сих пор у вас играют в эти игры. И, главное – зачем те, которые и без того стоят у власти,  тратят свои бешеные деньги на какие-то выборы? Вы сами-то понимаете, можете толково объяснить? Нет. Вот и я не могу. Ну а что касается потомства… Знаете, какие слова мне сказала секретарша в  первом кабинете  , когда я осмелился заглянуть туда? «Ну что ты привязался, как внематочная беременность!» Процесс производства потомства у вас настолько  опасен и несовершенен, что вы же сами  постепенно начали от него отказываться.
-Понимаю, вы имеете в виду детей из пробирки?
-Именно!
-Но это же очень дорого, я слышал.
-Вот- вот, о деньгах еще не говорили, дались вам эти бумажки. Самое несовершенное, что есть во вселенной, а у вас – главная цель жизни. Примитив!
-Мне бы сейчас не помешали эти бумажки. А то совсем обносился. Пенсии не хватает…
-А какие  нужны?
-Зеленые лучше всего.
-Это мне по цвету подходит. Ну, пойдемте в банк. Там этого добра навалено…

3

Подгородневв послушно пошел за глазом и, к его удивлению, беспрепятственно вошел в банк. Там глаз , используя  луч света из камеры слежения, сфокусировал  зрение служащих и посетителей таким образом, что они видели лишь белое пятно перед собой в течение  пяти минут. Этого времени  глазу хватило, чтобы несколько пачек зеленых  стодолларовых бумажек, приготовленных на выдачу в кассе, оказались в карманах Аркадия Аркадьевича. Словно завороженный,  вышел он из банка и ощупал карманы. Там хрустели новенькие банкноты. Он хотел поблагодарить глаз, но того уже не было рядом. И Подгороднев поспешил домой, чтобы не поймали с  поличным.
Как только Аркадий Аркадьевич стал богатым и накушался  полезной доброкачественной еды, ему захотелось чего-то большего. Он пошел в магазин и купил себе дорогую одежду. Потом сходил в парикмахерскую, к массажисту, позагорал под ультрафиолетом. А потом посетил конкурс красоты и выбрал себе лучшую фотомодель.
Фотомодели было все равно, работает у ее спонсора член или нет. Она умела притворяться так, что даже сам Подгороднев думал, что все у него отлично работает. Но потом  фотомодель стала ему  изменять, и он решился на крайность – пошел к хирургу и велел   вставить себе в член протез. Хирург взял с него большие деньги и вставил.
Но фотомодель отказалась  спать с  подгородневским протезом и поставила условие – только за завещанную ей квартиру. Он согласился, ведомый неуемной страстью. С протезом  у Аркадия Аркадьевича  появилось какое-то адское сексуальное желание и он даже задумал  иметь от фотомодели детей, не подозревая , что у нее уже своих трое по лавками в чужих домах сидят и только того и ждут, чтобы  мамка их  в  квартиру  протезированного мужика привела.
Пришел Аркадий Аркадьевич снова в контору к нотариусу, только теперь уже под руку с фотомоделью.  А она в  длинной плаксивой очереди  стоять не стала,  поймала на ходу молодого человека, который бодро шагал к секретарше нотариуса, и повела его куда-то за угол. Оттуда послышались  стук и стоны, очередь сделала вид, что ничего не слышит и продолжала с упоением читать разные заманчивые объявления в рекламных газетках, а  Подгороднев  попытался задремать. Но тут подбежала  его фотомодель, одергивая юбочку, и подхватив его под руку, повела в кабинет к нотариусу. А та никуда и  не выезжала, просто пила чай с печеньями, подаренными клиентами, и никак не хотела оторваться от своего приятного занятия.
Но, увидев фотомодель, ласково улыбнулась и начала листать бумаги. Вскоре Аркадий Аркадьевич  подписал завещание, которое оказалось на самом деле дарственной, и собрался идти домой, чтобы испробовать, наконец, протез в детопроизводстве. Однако домой его никто не пустил, фотомодель и ее переростки-детки выгнали  протезированного старика  на улицу. Там он ходил-ходил, потом сел прямо на сугроб и придремал. И не слышал, как  склонил над ним свое зеленое совершенное тело глаз и прошептал:
-Несчастный! Не пошла впрок ему  моя наука. А сколько энергии я на него потратил, летел на эту пересылку, учил – и все напрасно. Помог бы я ему улететь отсюда, если бы он  этот протез себе не смастерил. Теперь – некондиция…
4

Пока глаз рассматривал рентгеном протезированный член у спящего Аркадия Аркадьевича, кто-то крепко взял его за руку. Глаз очень удивился – как смог какой-то всемогущий волшебник отыскать на его гладком зеленом теле руку? Но это была учительница школы, под забором которой и лежал утомленный  секспротезом Аркадий Аркадьевич Подгороднев, а учителя, как известно, запросто могут отыскать что хочешь у своих учеников.
-Ты почему не в школе, мальчик?- строго спросила учительница и потащила глаз за собой.
И вдруг он почувствовал, что теряет силу, что хлорофилловые зерна не вырабатываются в его зеленом теле, и оно начинает бледнеть. Глаз терял сознание и гусеницей полз за учительницей. «Вот это энергия!- думал он в отчаянии,- космическая, безумная, злая! Пропадаю…»
Учительница притащила его в школу, кинула на лавку в полутемном коридоре и куда-то ушла. Через пять минут к глазу подошла черноволосая пожилая женщина в черном платье, обтягивающем ее  кургузую климактерическую фигуру, широкую вверху и узкую внизу. Шея у нее кривилась, голова тряслась. Она закричала:
-Прогуливаешь уроки? Как тебя зовут, из какого класса?
-Глаз…- прошептал обессиленный глаз и вдруг почувствовал, что внизу у него мокро от страха.
-Что это за имя такое – Гласс, немецкое, что ли?
-Нет, это ваше, родное слово – глаз.
-А почему  такой зеленый?  Завтра чтобы с родителями пришел!
-Валентина Дмитриевна,- тихо сказал учительница,-  его папаша у нас под забором валяется…
-Отлично, далеко ходить не надо! Вот и вручите ему записку от директора,- закричала Валентина Дмитриевна.- И отведите этого… в первый класс, к Наталье Борисовне.
Учительница отволокла его на второй этаж и  толкнула в дверь, за которой стоял гам малышни. Дети  плевались друг в друга жвачкой,  кидались карандашами и стерками,  запускали самолетики, сделанные из вырванных из тетрадок листков. Полная учительница с крашенными черно-белыми патлами на голове сидела за столом и читала книжку в яркой обложке.
-Твой?- спросила учительница, приведшая глаз.
-Может быть…- ответила Наталья Борисовна, не поднимая головы от книги.
-Куда его?
-Кинь в угол. Пусть постоит до звонка.
Учительница поставила глаз в угол и прикрыла за собой дверь.
-Я хочу в туалет,- проинформировал Наталью Борисовну глаз мыслью на расстоянии и с ужасом понял, что начинает очеловечиваться снизу.
-Поссышь в углу,- услышал он такой же  мысленный ответ на расстоянии.
Он это хорошо расслышал, потому что в классе наступила мертвая тишина. Дети, открыв рты, смотрели на глаз. Он быстро прочитал все их бесхитростные мысли: «Убить четырехрукую графиню,  перейти во вторую деревню, замочить  Дуриэля, прикончить Мефисто, потом - Диабло…» Эти тупые компьютерные игры носились  по Сети и постоянно сбивали с дороги глаз. Теперь он понял, из-за кого залетел на эту пересылку. А к нему уже тянулись пять пар мальчишеских ручонок, желающих ощупать вышедшего из ящика настоящего Диабло.
-Сидеть!- крикнула Наталья Борисовна, не отрываясь от романа, в котором, как прочитал глаз из своего угла, банкир Дудка, сбежавший от эфэсбэшников в Париж, только начал сладострастно повизгивать на кровати в борделе садо-мазо под плеткой графини Ники, не подозревая, что она настоящая нацистка.- После урока  запру в классе этого мальчика одного. Чтобы вам всем страшно было!
Кто-то из детей трусливо пукнул.
Наталья Борисовна очень хотела бы оказаться на месте графини Ники и похлестать плеткой  садо-мазо своего любовника, который в последнее время явно охладел к ее дебелой пышности и только и знал, что выпрашивал у нее деньги, которые она  собирала с этих  засранцев в классе  на школьного охранника, на уборщицу, на нужды класса и школьные  утренники, но денег любовнику  все равно не хватало. Она надеялась, что  такая сексуальная встряска поможет ему вновь увлечься ее  дородными формами, которые сейчас напружинились и так выпирали, что грозили вообще порвать в клочья ее свитер и  юбку. Поэтому она на уроках старалась поглубже изучить приемы парижанки из борделя, и глупые семилетки  невообразимо раздражали ее, отвлекая от жизненно важного занятия. Тем более, что все они нестерпимо воняли, потому что писались в штанишки, отказываясь посещать школьный туалет, который был построен в пятидесятые годы прошлого века на месте, где были толчки. Их заменили металлические формы с дырками, и чтобы покакать,  детишкам нужно было присаживаться на корточках, как делали в старину их далекие предки, или еще более далекие, которые жили на деревьях. Но глупые детишки этого делать уже не умели и просто писали прямо на уроках  в штанишки. А некоторые, наверное, и какали, как подозревала Наталья Борисовна.
Наконец, раздался школьный звонок, и глаз вышел из угла и помчался в туалет, не подозревая, какие испытания ждут его там. Он единственный из всего класса осмелился войти туда. Два очка уже были заняты, а третий, у стены – свободен. К нему и подскочил глаз и пристроился уже было пописать, как вдруг увидел на уровне своего огромного черного глаза  большой розовый волосатый член старшеклассника. Из него вонзилась в железное очко тугая струя противной желтой мочи, брызги которой попали глазу в глаз. Замерев, он стоял над очком и вдруг почувствовал, как старшеклассник бьет его членом по голове. Он бил все сильнее и сильнее, пока у глаза не потемнело в глазу.
В туалет в это время набилось много мальчиков, и все они хохотали над экзекуцией и уже расстегивали ширинки, чтобы присоединиться и получить свой подростковый оргазм, как прозвенел спасительный звонок, и они кинулись вон. А глаз поплелся к раковине и попытался помыть макушку. Но не достал струю, а лишь обрызгался.
    Он вышел в коридор и присел на лавку. Но тут же к нему подошла  директриса с трясущейся головой на кривой шее и заорала:
-Опять пропускаешь занятия? Что?… Как это – плохой туалет? Да ты кто такой, чтобы  здесь командовать? Откуда ты вообще взялся, из Гарварда, что ли?
-Может он из щели вылез, из той, что на задней стене ? Мы же туда  двадцать лет не заглядывали. Наверное, там уже кто-нибудь поселился,- предположила учительница, которая привела глаз с улицы.
Он удивился, как это директриса смогла  услышать его мысли. «Что-то я на этой пересылке не понял,- обескуражено думал глаз,- здесь есть люди с невероятной энергетикой, просто космической, но очень, очень злой . Это учителя…»
Он и не заметил, как стал увеличиваться в объеме – это подростковая моча, густо наполненная  энергетическими ингредиентами роста, вновь завела  его энергию. Глаз увеличивался, увеличивался. А директриса, ставшая ему по колено, все кричала и кричала, даже не замечая, что хамит и несусветно врет совершенно взрослому и к тому же – великану:
-Наши туалеты соответствуют санпинам, никто тебе по голове членом не стучал, никто мочой не брызгал, в углы у нас учителя детей не ставят. Все ты врешь,  лукавый мальчик!
Наконец, Валентина Дмитриевна обнаружила, что глаз возвышается над ней, и она ему по колено, и закричала:
-Да я тебя в армию отдам сейчас же. Что? Как это не пойдешь, какая это у тебя отсрочка из-за гидроцефалии и неформата крови? Опять врешь? Как миленький пойдешь!

5

Валентина Дмитриевна крепко схватила глаз за руку и поволокла за собой. Военкомат был через дорогу, и через пять минут глаз уже стоял перед врачом медицинской комиссии. Почти слепая старушка попыталась нащупать у него щеки, нащупала,  взялась за них костлявыми пальцами и ласково спросила:
-Ты десятый класс закончил, мальчик?
-Да,- сказал глаз – программу десяти классов средней школы он, конечно, изучил, стоя в углу в классе Натальи Борисовны,  и она вызвала у него большие сомнения в своей целесообразности для детей на пересылке, потому что больше походила на изощренную экзекуцию мозга пересыльных.
-Значит, в армию пойдешь,- с какой-то сладострастностью сказала старушка.
-Да нельзя мне служить,- возразил глаз,- у меня же ничего нет вашего, посмотрите!
-Все, все у тебя есть, мальчик, иди в соседний кабинет к психиатру.
Слепая старушка написала на бумажке : «годен», и медсестра потащила его в соседний кабинет. Там сидел улыбчивый мужчина и смотрел в окно. Его затуманенный взгляд чем-то напоминал взгляд учительницы первого класса Натальи Борисовны.
-Ночью в постели не мочишься?- спросил психиатр.
-Я в углу мочусь,- вспомнил глаз.
-В углу – это ничего, это даже в самый раз. Служить  годен.
-Да не могу я идти в вашу армию,-  сказал глаз,- посмотрите на меня повнимательнее, у меня же нет ничего вашего, я  вообще другой!
-Да?- забеспокоился психиатр, не отрывая  затуманенного взгляда от окна,- тогда сними трусы.- Наконец, он повернул голову к глазу и увидел, что на том ничего нет. Далее его взгляд скользнул вниз, но там  тоже ничего не было. Совсем ничего! Просто гладкое место на теле, без малейшего выступа. Психиатр облегченно вздохнул,- нет, это не бред, это просто выдумка. Иди служить, милый, иди. Следующий!
Окулист, пожилая женщина  мужественного вида, вообще похвалила глаз за его очень большой и выразительный глаз.
-А ничего, что он у меня один?-  попытался  съехидничать глаз, но окулист ехидства не поняла и весело сказала:
-Один – но зато какой большой и  выразительный! Просто даже очень красивый карий глаз с миндалевидным разрезом. Не надо будет прищуриваться при стрельбе. Тебе же удобнее. Иди, служи на здоровье.
После того, как все врачи подтвердили годность глаза к военной службе, его погрузили в вагон и повезли на северный  полюс, охранять границу. В дороге командиры были слегка озадачены тем, что обмундирование на нем никак не хотело держаться и падало, так что глаз все  время сидел на третьей  вагонной полке голый и зеленый, отпугивая от себя даже очень непритязательных  и к мужскому телу уже изголодавшихся  новобранцев, избежавших на гражданке уголовного наказания за  сексуальные правонарушения.
Наконец, старший офицер сказал:
-Через два дня мы прибываем на северный полюс и будем отмечать юбилей родного эфэсбэ. Если у тебя есть артистические способности, и ты сыграешь в наших спектаклях, мы тебя отпустим в госпиталь набрать вес. Согласен? Есть у тебя артистические способности?
Глаз с готовностью моргнул. Но он не представлял, какую  тяжелую задачу поставит перед ним  командование погранзаставы северного полюса. Ему предстояло играть сразу две роли в двух спектаклях в разных клубах. В первом он должен был изображать злодея в пенсне, который в  энкэвэдэнских застенках мучает учительницу- немецкую шпионку на  активных допросах.  А во втором ему предназначалось сыграть милого и ловкого современного эфэсбэшника, который  спасает родную границу от американской резидентши –негритянки, похожей на маленькую смешливую обезьянку.
Глазу было нетрудно пытать учительницу на сцене. Еще стоя в углу в классе пышнотелой Натальи Борисовны , а потом в школьном туалете под  тугой струей мочи из волосатого члена старшеклассника он проникся вредностью идей нацизма и человеконенавистничества. Во время спектакля он даже  называл  свою допрашиваемую «госпожа Гитлер!», из-за чего она на самом деле в конце концов сомлела. Пока ее обрызгивали водой его подручные по сцене, глаз переместился в другой клуб и ловко изобразил там  элегантного сотрудника внутренней разведки Ковалева. И все было бы отлично, но тут с глаза упала  щегольская форма эфэсбэшника. Занавес тут же опустили, но  сидящие в зрительном  зале военные все равно дисциплинированно аплодировали идейно выдержанному в духе времени спектаклю.
Горячие аплодисменты в это же время глаз сорвал, вернувшись в первый клуб, где  завершил эффективные пытки подследственной учительницы.
Поздно вечером, как и обещал командир, его погрузили в вагон и отправили в госпиталь для казенной подкормки.


6

На станции Кожемякино, откуда его отправляли в армию, выхватив из рук директора школы Валентины Дмитриевны, его ссадили и отправили в госпиталь. Но поскольку в это же время на вокзале рожала фотомодель, то глаз, чтобы сэкономить средства горздрава, повезли в той же «скорой» и по ошибке завезли в кожемякинский родильный дом.
Что там было! Чтобы не видеть  немыслимых мучений пересыльных женщин, он скукожился до  такого маленького размера, что санитарка приняла его за  вялый банан и бросила в мусорную корзину. Но потом подумала и вынула обратно, решив съесть. Тут глазу пришлось вырасти до размера рожениц, чтобы не прекратить свое существование во вселенной ни за понюх  вонючего табака пересыльных. Он притаился за кучей грязных пеленок, но ночью его нашла та самая фотомодель, которая  рожала на вокзале. Она подошла  к нему, и он вычислил в ней  женщину, которая отняла у его приятеля Аркадия Аркадьевича Подгороднева  квартиру. Рыгнув на глаз водочным перегаром,  она обняла его за зеленую шею и повела за собой в палату. Там положила  на свою кровать и прошептала, прижимая к губам палец:
-Полежи, милая, за меня. Устала я что-то здесь, пойду-ка прогуляюсь. Ага?
Глаз не возражал. Ему было все равно, где лежать. Лишь бы не трогали. Но в шесть часов утра  к нему подложили младенца беглянки и велели покормить грудью! Глаз вскочил и ринулся вон из палаты от орущего ротика, который, казалось, был готов засосать туда зеленый глаз целиком. Однако его поймали и устроили строгое разбирательство. В роддоме уже орало десять отказников, и одиннадцатого там решили не брать ни за что.
Глазу шум и дознание в роддоме были не нужны, и он согласился забрать младенца. Врачи и акушерки очень обрадовались и решили в благодарность прилежной мамаше объявить ее в этом роддоме юбилейной роженицей. Когда глаз, выйдя из кладовки, где одевали «его» младенца, открыл дверь в вестибюль, то увидел толпу встречающих. К нему под аплодисменты подошел сам губернатор с букетом цветов,  упрятанных в  замысловатую обертку с бантиками из разноцветной  деревянной стружки, из которой делают цветы на венки для похорон - глаз уже многое знал  об этой пересылке. Губернатор стал поздравлять его с рождением четвертого ребенка и подарил пакет памперсов. А под руку  с ним уже стоял… Аркадий Аркадьевич, которого к этому времени подняли с улицы, помыли , почистили и привели в роддом как законного папашу новорожденного. Ведь по штампу в паспорте Аркадий Аркадьевич был мужем беглянки.
Он подошел к глазу и пробормотал, искоса взглянув на него:
-Как ты изменилась, Лялечка! Эти левые роды совсем не пошли тебе на пользу…
-Ты глаза-то раскрой,- шепнул ему глаз,- совсем от пьянки окосел? Это же я…
Но  Аркадий Аркадьевич не успел ответить, толпа понесла их к выходу и занесла в  красивый губернаторский «Мерседес» 1970 года выпуска, который  затерялся где-то в  служебном гараже, а теперь вот пригодился  для «грязного» случая. Губернатор  издали помахал им ручкой, едва  сдерживая тошноту.
Старая развалина тронулась, и  Аркадий Аркадьевич сказал:
-Здорово, друг! Как я рад тебя видеть…
-Еще бы,- язвительно заметил глаз,- уже мечтаешь, как я тебе опять зелени на твои  порочные желания достану в каком-нибудь банке поблизости.
-Достань друг, достань!- взмолился Аркадий Аркадьевич.- А я тебя уж так отблагодарю, так отблагодарю…
Он стал лихорадочно расстегивать ширинку на брюках и попытался вынуть  протез.
-Не жалко?- усмехнулся глаз,- такая дорогая вещь!
-Не жалко, ну его ко всем чертям! Щас вот выдерну и все.
-Да ладно, не старайся. Он сам через три дня отпадет. Кончилось его время.
- Неужели?- удивился Аркадий Аркадьевич, и в его голосе
глаз почувствовал разочарование.
- Отпадет, не сомневайся. А вот это-то куда девать? Себе заберешь или как?
- Да ну его,  Ляльке отвезем. Я знаю, где она. Здесь, в тошниловке одной       неподалеку пиво  сосет с подружками.
Они приказали водителю подъехать к нужной забегаловке,  вышли, сунули фотомодели Ляльке ее орущий кулек и пошли своей дорогой. Она пьяно кричала вслед бывшему мужу:
-Нашел себе козу драную, она же от тоски с тобой позеленела вся, старый  ты хрен! И не вздумай ко мне домой заявиться, я тебя там горячим утюгом по лысине приглажу…

7

-Куда теперь-то?- спросил глаз Аркадия Аркадьевича.
-В банк, милок, в банк пойдем поскорее,- прошептал тот , озираясь,- а то есть так хочется, прямо мочи нет терпеть.
-Ну так я тебе курицу сейчас куплю на базаре. Копченый окорочек,- предложил глаз.- Подожди меня здесь.
Аркадий Аркадьевич разочарованно вздохнул и кивнул головой.
Глаз пришел на рынок и встал в очередь у ларька с курами, колбасой,  сыром и многими другими вкусными продуктами. Он стоял и размышлял : « Как бы совсем на этой пересылке не очеловечиться. А то я уж и в школе поучился, и в армии послужил, и артистом был, и матерью кормящей, и деньги из банка краду для этого забулдыги протезированного Аркадия Аркадьевича. Вот куплю ему эту курицу и улечу…»
Но тут к глазу подошел какой-то мужик в черном зимнем полушубке, взятом им на своей базе, где он был начальником лет тридцать назад, когда  деликатесы ему приносили прямо из подсобок магазина - глаз и не заметил, как наступила зима - и заорал:
-А ты что тут делаешь, тебя тут не стояло!
-Стояло,- возразил глаз машинально, еще не  совсем оторвавшись от своих грустных размышлений.
-Я говорю, не стояло!  Счас как возьму и как выкину тебя вон отсюда!
-А я пойду за милиционером,- сказал  глаз, руководствуясь писаными правилами пересылки.
-Вы что, с ума сошли?- заорала вдруг из палатки продавщица в белых нарукавниках.- Какую еще милицию? Морду  бы разбили друг другу и все. А то милицию они звать собрались.
Продавщице милиция была не с руки. Она  имела неправильные весы и поддельные гири, и каждого покупателя обвешивала на триста граммов. Зачем же ей была нужна тут милиция?
А глаз вдруг решил обратиться к мужику в тулупе с речью о справедливости и правильном образе жизни.
-Вот скажите,- произнес он проникновенно,- если вы меня сейчас отсюда выкинете, хотя я честно здесь стоял, ведь правда?- обратился он к очереди. – Но очередь, к его изумлению, угрюмо молчала. Однако глаз не сдавался и продолжал,- что вы за это будете иметь? Вам же не дадут много денег за это, вы не станете снова начальником базы, как тридцать лет назад, когда любовница-секретарша приносила вам чай с лимоном в кабинет, придя домой вы не обнаружите чудом появивишихся дорогих вещей, которые имеют ваши отечественные олигархи, пенсия у вас останется такая же маленькая, здоровье плохое, жена больная, внуки…
-Заткнись! Тварь зеленая!- заревел старик в тулупе и полез на глаз с кулаками.
-Дай, дай ему в глаз его поганый,- ишь как сверкает на людей, того и гляди порчу наведет, паразит!- завизжала старушка, которая стояла впереди глаза и которая, как он уже вычислил, тоже была  до пенсии учительницей начальных классов и имела дородное тело.
-Наподдай ему как следует, а то – за милиционером он пойдет. Деловой!- завопила из палатки продавщица.- Да где ты здесь этих милиционеров видел-то?
-А мы сами,- сказала другая бабка в облезлой шубейке, жена бывшего начальника базы, раздосадованная обнародованными прелюбодеяниями ее мужа, - дадим ему под затылок, чтобы не дразнился. Ишь ты, как у олигархов, как у олигархов. Да подавись ты своими олигархами! Пенсия, вишь, у нас будет маленькая. Издевается еще…
-Ты меня достал, зеленый, ты меня обидел, расстроил,-  орал  старик в  черном полушубке.- Давай, волоки его на площадь, мы его там привяжем к елке,  пусть постоит вместо Деда мороза.
Дед и три старухи вцепились в глаз и поволокли его на площадь вязать к елке, которая горела яркими электрическими лампочками. Он не сопротивлялся и больше не учил их жить на этой дерьмовой пересылке. Он улыбался, а, увидев Аркадия Аркадьевича,  виновато улыбнулся и помахал ему рукой. «Забьют хлорофиллового,- испуганно подумал тот,- цены-то опять подскочили, и народ нынче злой…» Но подойти отнять приятеля побоялся.
А глаз, как только его прислонили к электрическим лампочкам на елке, стал плавно подниматься вверх, вокруг него образовалось зеленое свечение, и народ на рыночной площади  закричал:
-Салют, салют в честь дня пограничника!
Все захлопали в ладоши, а злобный старик в полушубке стоял, разинув рот, не понимая, куда выскользнул из его цепких рук этот зеленый. Пока он так стоял,  рыночный карманник вытащил у него всю пенсию.
Аркадий Аркадьевич тоже смотрел вверх и чувствовал, что какая-то сила  поднимает его, волочет по снегу к елке, к которой только что покупатели хотели привязать его товарища. Наконец, его почти доволокло до нее, но Аркадий Аркадьевич ухватился за стоящий рядом столб руками и не разжимал их. В это же время он почувствовал, что сексуальный протез отвалился и , скользнув между ног, упал в штанину кальсон, заправленных в шерстяные носки.
-Ой,- пробормотал Аркадий Аркадьевич,- и ухватился за ширинку.
Но тут к нему подошел милиционер и, ткнув его резиновой палкой, сказал строго:
-И не думай тут поссать. Иди за угол, там гальюн платный, отдашь десятку и ссы сколько хочешь.
Аркадий Аркадьевич  отцепился от столба и потрусил за угол. Пробегая мимо очереди в палатку с курами, он услышал, как продавщица в белых нарукавниках срамит почем зря старика в черном полушубке. Не знамши, что обобран до нитки, тот набрал себе всякой вкусной снеди, а платить ему было нечем. Его старенькая жена рядом плакала и тоже бранила мужа за раззявство. На рыночную площадь падал зеленый снег, и все подумали, что опять на пересылке не в сезон наступило лето.