Десять лет жизни

Наталия Андрианова

ДЕСЯТЬ ЛЕТ ЖИЗНИ

Повесть.

 Кириллу К. посвящается…


ОГЛАВЛЕНИЕ

Вместо предисловия

Кирилл

o Надя
o Вася
o Кирилл
o Двор
o Еж
o Закат
o Играем в Жизнь
o Даун
o Попытка номер один
o Его больше нет

Дно

o Коаксил
o Райский
o Пауза
o Erase and rewind
o По безнадежному пути
o Передоз
o Серая весна
o РУБОП
o Бросать!
o В последний раз

Эпилог


                ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Небыдло - это такое быдло,
 которое по одному ему
 известным причинам,
считает себя не таким как все.
Из Интернета.


 В этой книге отражены только реальные события. Реальные люди с реальными именами. Меня не смущает, что кто-то может узнать здесь себя, и возмутиться тому, что его упомянули в тексте. Ведь девяносто процентов тех, о ком я написала, уже никогда не смогут ничего мне сказать. Не смогут ни похвалить меня за хорошую книгу, ни обругать за то, что на их взгляд окажется слишком субъективным. Большинство из них не дожили до тридцати. Из этих ребят и девчонок, не плохих и не хороших, а самых обычных, таких же, как и все. Единственно, им не повезло родиться и расти в эпоху перемен. Когда все вдруг стало можно, когда  то, о чем раньше лишь стыдливо перешептывались, стало модно.

 Мне тридцать и я бросила наркотики. Но тот отрезок жизни невозможно выкинуть из памяти. Нельзя стереть. Ведь какая бы ни была, но это была моя юность. Это были мои друзья и враги, дорогие сердцу люди и те, о ком тошно вспоминать. Это была моя жизнь.


                КИРИЛЛ

Мы были с тобой все время вместе,
Как Сид и Нэнси, Сид и Нэнси.
И ни за что бы не дожили до пенсии
Мы Сид и Нэнси, Сид и …               
 Люмен


 Я еду в трамвае. Апрельское солнце бьет  в глаза через стекло. Сейчас именно тот совсем короткий период, когда зима уже окончательно покинула московские улицы, а май с его сочно зеленым праздничным блеском еще только мерещится где-то впереди. Лишь сухой асфальт и яркое солнце.
 
 Я еду на Бабушкинскую за трамалом. Конечно, учитывая последние события, мне хотелось винта. Я еще из дома позвонила Васе, но она сказала, что вариантов никаких нет. А кроме нее была только Надя, дозвониться до которой я почему-то не смогла…


                Надя


 С Надей я познакомилась зимой. Когда лечилась в отделении гинекологии двадцатой больницы. Надо сказать, что гинекологическое отделение, по крайней мере, в двадцатке - это довольно веселое место. Лежат там, в основном молодые девчонки из близлежащих районов, примерно одного возраста, одного круга общения. Самым интересным времяпрепровождением было курение в туалете, сидя на подоконнике и болтовня о жизни. О парнях, о встречах, расставаниях, о модной одежде и музыке. Моим огромным преимуществом было наличие куртки, которую я не сдала на хранение, а спрятала в пакете под кроватью. Каждый вечер мы скидывались деньгами и я, улыбнувшись охранникам, бежала в соседний магазинчик за водкой. Так мы коротали долгие, зимние, больничные вечера. В палате напротив лежала девушка Надя. На вид ей было лет двадцать. Дорого одетая, красивая и уверенная в себе, она сразу привлекла мое внимание. К ней приезжал высокий парень в черной кожаной куртке, и они подолгу курили на лестнице. Чем больше мы общались, тем больше общих тем для разговоров у нас обнаруживалось. В итоге выяснилось, что она наркоманка, причем в отличие от меня уже с немаленьким стажем и опытом соответствующего образа жизни. Наше с ней общение кончилось тем, что в один из вечеров мы, выпив предварительно водки, поехали к ней домой на Ярославку. Туда же прибыл ее парень Леня. Мы пили и веселились всю ночь. Наутро я поняла, что пора возвращаться в больницу. Надю будить было бесполезно и я, обменявшись с Леней телефонами и взяв у него денег на такси, с разрывающейся от боли головой поехала в больницу. Ну, конечно же, меня сразу  выписали за нарушение больничного режима.
 
 Остаток зимы я провела в алкогольном отрыве. Каким-то образом мне удавалось одновременно учиться в Медучилище (причем на пятерки), подрабатывать на «Скорой помощи», дезинфицируя машины, ну и пить все ночи напролет. Впрочем, вполне себе обычная студенческая жизнь. Одно лишь обстоятельство омрачало мое беззаботное, казалось бы, существование. Наверное, это был какой-то преждевременный кризис среднего возраста. Я все время задумывалась о смысле происходящего со мной, сравнивала себя с одногруппницами. И, поскольку я была одержима манией величия и идеей сверхчеловека, а именно себя, то мое настоящее и будущее виделось мне исключительно серым и беспросветным. Как любая девчонка восемнадцати лет я мечтала о настоящей любви. О прекрасном рыцаре, который полюбил бы меня всем сердцем, потом бросил бы это сердце к моим ногам, и наступило бы бесконечное и безусловное счастье. Ну и к тому же, этот человек обязательно увидел бы во мне личность, разглядел бы за моей внешностью нечто большее, глубину мыслей, оригинальность суждения. Такого мнения я была о себе в то время. Это, мне кажется, меня в итоге и сгубило. Ведь у меня были все перспективы для нормальной жизни, родители не жалели на меня денег, впереди был медицинских институт и карьера врача, мама наняла мне репетитора по химии из МГУ. Нужно было всего лишь смотреть на жизнь проще, радостнее что ли. Чтобы в попытках углубиться в самопознание, не упустить те мелкие ежедневные радости, из которых и складывается счастье. Но, видимо, мне суждено было пойти другим путем. А другой путь – это были пьянки, которые в итоге только усугубляли мою депрессию.

Апрель, но почему-то снег летит,
Идти куда-то нету настроенья,
И не понятно, что сильней болит,
Моя душа, или башка с похмелья.

И мне вас всех приходится терпеть
И отвечать на глупые вопросы,
Я не хочу ни жить, ни умереть
В кармане три рубля, ключи, колеса.

Пустая жизнь, бесцельная игра
Ее исход заранее все знают
И вот сижу я у окна одна
Зачем живу? Сама не понимаю.

 В общем, примерно в таком настроении я встретила весну две тысячи второго года.

 В тот день мы возвращались с очередной вечеринки. Меня и мою подругу Таню пригласил в гости Саша из нашего училища, с ним был его друг. Я сейчас даже не помню его имени. Мы поехали в квартиру Сашкиного отца на Речном вокзале. Танцы до утра, музыка и много алкоголя. Поспать не получилось, а утром нужно было уезжать, пока не вернулся отец. Мы ехали в троллейбусе, я прислонилась лбом к стеклу и разглядывала подъемные краны в речном порту. Они возвышались из воды, словно сухие деревья на болоте. Серая гладь Москвы-реки и такое же серое небо. Потом мы ехали на метро все вместе до центра, и Сашин друг без остановки болтал всю дорогу, пытался пригласить меня в театр, но мне было совершенно не до него. Настроение было хуже некуда, голова раскалывалась. Все, чего я хотела - приехать быстрее домой.

 Уже вечером я поняла, что сил и желания идти куда-либо нет, и решила ложиться спать. Я уже легла под одеяло и погасила свет, как вдруг – телефонный звонок:

 - Привет, Наташ!
 - Привет, а кто это?
 - Это Надя и Леня из больницы, зимой, ты помнишь?
 - О, ну конечно! Привет!
 - Чем занимаешься?
 - Да ничем. А что, есть предложения?
 - Ну да. Мы сейчас едем варить винт. Хочешь с нами?

 Дрожь пробежала от пяток к сердцу и прошла навылет, ударив в голову.

 - Давай.
 - Подходи к Заре, мы сейчас туда подъедем.

 В этот момент усталость, накопившуюся за последние сутки, как рукой сняло. Мне даже не было лень заново одеваться и куда-то идти. По дороге я размышляла о том, что будет. Конечно, мне было очень страшно. На тот момент весь мой опыт знакомства с наркотиками сводился к редким уколам героина с интервалом в несколько лет. А тут винт, который я ни разу не пробовала, который, судя по рассказам, изготавливался из каких- то ужасно ядовитых ингредиентов. Но максималистское желание испытать в жизни все, взяло верх. И я ни капли не сомневалась в том, что не откажусь.

 К Заре подъехала Надина машина.
 
 - Здорово!
 - Привет еще раз! - машина тронулась.
 - Как твои делищи? Что нового?- спросил Леня.
 - Да ничего, все по-старому. Вот, на реанимационной бригаде теперь работаю! - зачем-то соврала я.
 - Понятно.

 Оставшийся отрезок пути мы ехали, преимущественно молча, изредка перебрасываясь парой фраз. Остановившись единожды возле ночной аптеки, чтобы купить шприцы, мы наконец-то добрались до квартиры. Разделись, прошли на кухню, Леня сел варить винт. Мне, конечно, было очень любопытно посмотреть, как это делается, но Надя сказала, что лучше оставить его одного.

 Колоться было страшно. Очень страшно.

 - А я не передознусь? - спросила я.
 - Нет, от винта не бывает передоза, - усмехнулся Леня.
 - Просто я до этого только героин пробовала…
 - Теперь ты забудешь, что такое героин, - сказал Леня и ввел иглу мне в вену.

 Я ощутила необыкновенный прилив энергии, спать абсолютно расхотелось. Всю ночь мы болтали с Надей, разгадывали кроссворды и занимались подобными бессмысленными вещами. Утром я засобиралась домой, предварительно еще раз уколовшись.

 Я помню, как я шла к платформе Лось, радость переполняла меня, хотелось бегать, прыгать, двигаться, не останавливаться ни на минуту.
В этот день у моей мамы был День Рождения, приехали гости, меня пригласили к столу. Мне пришлось сослаться на то, что я на диете, чтобы мой отказ от еды выглядел хоть как-то обоснованно.

 Следующую ночь я провела в своей комнате, при тусклом свете ночника разгадывая кроссворды.

 Это событие полностью перевернуло мою жизнь. Если до этого я смутно представляла, что на самом деле мне нужно, как правильно общаться с людьми и как выбирать этих людей, то теперь я поняла только одно. Мне нужен винт. Вот решение всех моих проблем! Лишь он может полностью раскрыть возможности моего разума, чтобы я могла еще больше возвыситься над серой массой обывателей. Я смогу с удвоенной силой и успехом учиться, достигать новых высот! А главное, мне никто не будет нужен! Зачем мне эти жалкие людишки, если я буду сверхчеловеком? Я решила, что мне непременно нужно узнать, как надо варить винт, научиться самой это делать, и тогда можно будет вообще абстрагироваться от этих глупых подружек, дико раздражающих родителей и прочей бесполезной суеты. Надо научиться варить.

 Вот такая цепь событий предшествовала моей поездке за Трамалом. С того момента я начала копить деньги, а, учитывая, что помимо тех денег, которые мама мне давала с собой в училище, у меня была еще стипендия и зарплата, уже за две недели я смогла накопить четыреста рублей. К тому моменту я уже знала, что куб готового винта стоит двести.

 Сначала я позвонила Наде, но она не взяла трубку. Кроме нее из друзей- наркоманов была только Вася. И я решила позвонить ей.

 - Привет, Ален! Это Наташа из Бибирево!
 - Привет-привет! - голос ее был не очень радостным.
 - Как у тебя дела? Что делаешь?
 - Да никак, все по-прежнему. Дома сижу.
 - Слушай, а есть возможность замутить винта?
 - Нет! - решительно ответила она.
 - Что, вообще никак? - такого поворота событий я не ожидала.    - У меня и деньги есть! – в надежде продолжала я.
 - Нет, вообще никак.

 То, что Вася к тому моменту была на восьмом месяце беременности, и ей совершенно не хотелось участвовать во всей этой наркоманской возне, мне в голову не пришло. А может, и пришло, но не особо затронуло.

 И вот тогда я и решила поехать за Трамалом. Что он продается на Бабушкинской без рецепта, я слышала от многих. Сама я его до этого никогда не пробовала, но за неимением альтернативы решила, что это лучше, нежели чем просидеть весь вечер дома. Учитывая, что на следующий день у моего отчима был День Рождения, и я совсем не хотела участвовать в предпраздничных приготовлениях.
Я поехала на Бабку, а на обратном пути решила все-таки заехать к Васе.


                Вася


 По какому-то удивительному совпадению с Васей мы познакомились, там же, где и с Надей – в двадцатой больнице, но на полгода раньше. В тот день навестить меня приехал мой бывший парень, мы вышли покурить на лестницу и там увидели сидящую на ступенях девушку.

 - Девушка, а с чем Вы лежите? – спросил Дима, мой бывший.
 - С мужем! – улыбнувшись, ответила девушка.
 - А как Вас зовут?
 - Алена!
 - А это Наташа!- представил меня Дима. - Будете общаться, чтоб скучно не было!

 Мы улыбнулись друг другу и попрощались. Этим же вечером, когда Дима уехал, я поднялась на третий этаж, где лежал Аленин муж Макс. Алена сидела на подоконнике и читала книжку.

 - О, привет, Наташ!- она явно обрадовалась мне.

 Я часто размышляла, как наркоманы умеют вычислять из толпы людей себе подобных? Как на этой почве мы сошлись с Надей? Да и на протяжении всей дальнейшей своей наркоманской жизни я всегда безошибочно определяла, кто наркоман, а кто нет. С кем имеет смысл говорить об этом, а с кем лучше даже не начинать. Но все равно я была удивлена, когда наша беседа с Васей окончилась тем, что мы обе выяснили друг про друга то, что каждая из нас имела непосредственное отношение к  тяжелым наркотикам и не видела в этом ничего предосудительного.

 Мне еще не исполнилось восемнадцать, Вася была на два года старше. И она олицетворяла собой то, что я считала неординарностью, уникальным стилем и проявлением нестандартного мышления. У нее были красные волосы, короткая  стрижка, широкие штаны. Ее запястья были увешаны многочисленными плетеными фенечками, а шею украшали бусы из сушеных каштанов. Она была знакома с кришнаитами, а книжка, которую она читала, сидя на подоконнике больницы, была творением какого-то философа. Как впоследствии она призналась мне, я произвела на нее впечатление домашней, очень приличной девочки, и она даже представить себе тогда не могла, кем стану я в итоге.

 Вася жила в Медведково. В квартале, состоящем из множества хрущевских пятиэтажек, построенных впритык друг к другу. Похожие одна на другую, они создавали неповторимую атмосферу индустриального серого однообразия, унылой однотипности. Чего-то непонятного и при этом манящего. Район перевернутых небоскребов. Сейчас все эти дома снесли. Развороченные ковшами бульдозеров, вывезенные на свалку обломки панельных стен. Разрушенные дома. Дворы, которых больше нет. Они как - будто олицетворяли собой целую эпоху, которая тоже безвозвратно ушла в прошлое. Потерянное поколение. Люди. Молодежь конца девяностых, забытые имена, как и номера тех домов. Теперь на месте этих кварталов возвели красивые новостройки, своим ярким оранжевым цветом прославляющие жизнь. Новую эпоху, новое поколение.

 Васина квартира на третьем этаже совсем не увязывалась с ее модным имиджем. Продавленный диван, покрытый нестиранным бельем. Выцветшие обои в разводах. Обрывки грязных занавесок на окне, каркас от люстры, обрамляющий тусклую лампочку. Разбросанные по полу мятые вещи, плакаты на стенах, прожженный ковер, расстеленный посреди комнаты. Воздух наполнял запах окурков, табачного дыма и чего-то еще, чем пахнет обычно в нехороших квартирах. Но меня все это не напугало, более того, эта маргинальная свободная жизнь молодых наркоманов манила меня своей непредсказуемостью и неизвестностью.

 В соседней палате с Васиным мужем Максом лежал Серега Кожаный – поэт, романтик и наркоман из Отрадного. В общем, у нас сформировался своеобразный клуб по интересам. Именно в такой компании я встретила  восемнадцатилетие.
Осенью каждый углубился в  свои дела. Я училась на третьем курсе  Медучилища, устроилась на подстанцию «Скорой помощи» дезинфектором (то есть занималась обработкой салонов санитарных машин по утрам перед учебой), Вася забеременела от Макса, и им стало не до меня, а Кожаный полностью погрузился  в свою депрессию. На протяжении зимы мы с Васей лишь периодически созванивались.
Но в тот апрельский день я решила, что будет вполне уместно навестить мою летнюю знакомую.


                ***


 Я до этого никогда еще не покупала в аптеке никаких запрещенных препаратов. Я в принципе плохо представляла себе, как это будет выглядеть. Но сейчас вариантов у меня не было, нужно было импровизировать. Неожиданно, на помощь пришел парень, стоящий передо мной в очереди.

 - Два двухсотых! – сказал он аптекарю, и она положила на прилавок два блистера с таблетками. Парень быстро сунул их в карман и выбежал из аптеки.

 - Один сотый!- сказала я, последовав его примеру.

 «А все оказалось совсем не сложно!» - думала я, выходя из аптеки.

 К Васиному дому нужно было опять ехать на трамвае. Но теперь поводов для волнения у меня не было, Трамал лежал в кармане.

 Вечерело. Пахло пылью и кошками. Я поднялась на третий этаж и позвонила в квартиру Васи.

 - Заходи! – Вася пропустила меня внутрь.
 
 Она была бледной, усталой. Конечно, было бы глупо ожидать, что женщина на таком большом сроке беременности вдруг пустится в пляс.

 - Я купила Трамал. Ничего, если я выпью его у тебя?
 - Пей,- равнодушно ответила Вася.

 Я чувствовала себя немного не в своей тарелке. Но, учитывая, что пойти мне было больше некуда, я решила не придавать этому значения. Я приняла таблетки, мы сидели на Васиной прокуренной кухне и болтали. Вася курила одну сигарету за другой, неудивительно, что она была бледна. Спустя некоторое время пришла Машка, Васина подруга, которая тоже была беременной. Но выглядела намного свежее.

 - Пойдем в сквер! Посидим, подышим воздухом!- предложила она нам.
 - Нет, Маш, мне что-то тошно. Не хочу никуда идти.- Вася наотрез отказалась.
 - Ну, как хочешь! - и Маша ушла.
 - Вот видишь, какая Машка молодец!- обратилась Вася ко мне.
 - Гуляет каждый день, а я сижу здесь, как отшельник…

 Честно говоря, меня не сильно интересовали проблемы беременной Васи, куда больше меня волновало, что уже прошел час с момента, как я выпила таблетки, а никакого эффекта я не ощущала.

 - Может, мне еще выпить? - спросила я у Васи.
 - Выпей, если хочешь!- мой Трамал был, вероятно, интересен Васе настолько же, насколько  мне ее беременность.

 А еще чуть позже пришел с работы Макс. И практически с порога обратился ко мне:

 - Ну что, деньги есть? Будем винт мутить?

 Я чуть не упала со стула и промямлила:

 - А что, есть возможность? А мне Алена сказала, что нельзя…Я все деньги на Трамал спустила…

 - Конечно, можно! Все можно! Ну, хотя бы на шприцы у тебя осталось?
 - На шприцы осталось…

 Вася посмотрела на нас с ненавистью. И тут я поняла, что она изначально знала, что возможность замутить была. Просто не хотела использовать эту возможность, потому что той частью разума, которая еще не была полностью подчинена наркотикам, она понимала, что не сможет удержаться, если вокруг все будут колоться. А поскольку, будучи беременной, она все-таки максимально старалась обезопасить себя от подобных соблазнов, то предпочла соврать мне изначально, в надежде, что я не приеду. И, само собой, мое появление на пороге ее квартиры, да еще и с Трамалом, не сильно ее обрадовало.

 - Ну что, я тогда пошел к Зазу, а вы попозже идите за шприцами и приходите к нам, - решил Макс.
 - Во сколько примерно  подходить? - спросила Вася.
 - Часа через два, - подумав, ответил Макс и закрыл за собой дверь.

 Ожидание всегда мучительно. Порой проще самой куда-то пойти, поехать, нежели сидеть и следить за секундной стрелкой. В то время мобильников ни у кого из нас еще не было.

 Уже через час Вася не выдержала и набрала номер Заза.

 - Алло, теть Кать, а Мишу можно? Как ушел? А давно? Понятно. А Максим заходил? Ну, все, я поняла,- и она повесила трубку.
 - Что, они не у него? А как же так? Где же он может быть?- я с трудом сдерживала тревогу.
 - Не волнуйся, он либо у пьянотов, либо у наркотов,- успокоила меня Вася.

 И поочередно набрала номера и тех, и других. По первому номеру Заза не оказалось, из чего Вася сделала вывод, что знает, где Заз с Максом, и мы решили, что пришло время  идти в аптеку.

 Уже была ночь, и поэтому нам пришлось пешком пройти четыре трамвайных остановки, до рынка на Дежнева, где в то время находилась ближайшая дежурная аптека.

 - Покупай ты!- сказала я Васе. Мне казалось, что беременная девушка не вызовет лишних подозрений. Это, наверное, смешно, но мне до сих пор стыдно покупать в аптеке шприцы, даже если я беру их, чтобы сделать укол собаке.

 И вот, спрятав шприцы в карманы, мы двинулись к дому, где по Васиным предположениям находился Заз. Идти пришлось долго. Мы сворачивали во дворы, срезали путь по каким–то тропинкам и вот, наконец, мы подошли к нужному месту. Это был подъезд типовой девятиэтажки, какими наводнены все спальные районы Москвы.

 - Открывай! - поторопила я Васю.
 - Да здесь такой домофон, у которого нет кода. И в квартиру ему не позвонишь.
 - И что же нам делать? - возмутилась я и со злостью ударила ногой по двери подъезда. В это мгновенье я почувствовала, что Трамал наконец подействовал. Но это меня уже не обрадовало, а скорее огорчило - ведь я не знала, какой эффект получится от смеси Трамала и винта.

 - Ладно, погоди, сейчас кто-нибудь выйдет! - пыталась успокоить меня Вася.
 
 Мне это казалось весьма сомнительным предположением, потому что была уже глубокая ночь, и  вокруг не было ни одного человека. Не слышно было даже ничьих шагов. Только желтые пятна фонарей освещали асфальт. Но тут, неожиданно, нам повезло. Из подъезда вышел какой-то мужчина, и мы быстро прошмыгнули внутрь.

 В лифте Вася предупредила меня:

 - Ты только не пугайся, сейчас ты увидишь конченого наркомана!

 В моем воображении мгновенно нарисовался образ уродливого, грязного полуживого существа.

 - Там еще бабка есть, ты ни на что не обращай внимания, а сразу проходи на кухню! - продолжала она.

 Вася толкнула железную тамбурную дверь с выкрученным замком и постучала в квартиру.


                Кирилл


 Я услышала поворот ключа в замке и вся внутренне напряглась. Уж больно не хотелось мне лицезреть какого-то омерзительного типа. Когда дверь приоткрылась, я на мгновенье потеряла дар речи. Вместо зловонного подобия человека, я увидела в полумраке тамбура невероятно красивого молодого парня. Я успела разглядеть густые черные волосы, тонкий нос и четко очерченную линию губ.

 - Проходите!- бросил парень и впустил нас в коридор.

 До этого я никогда не видела вживую наркоманских притонов. Что ж, сейчас мне выпал шанс познать и эту сторону жизни. В нос ударил едкий запах йода, бензина, сигарет и каких-то лекарств. В узком коридоре я замешкалась, но тут из комнаты справа показалась та самая бабка. Она злобно посмотрела на нас и попыталась что-то сказать.

 - Я же сказала, не обращай внимания, проходи!- Вася слегка подтолкнула меня в спину по направлению к кухне.

 На кухонном полу было разложено множество каких-то бутылок, коробочек, оборванных журнальных листов и тому подобных предметов. Было очень тесно. У стола суетились Заз и Максим, около плиты что-то переливал Кирилл.

 - Ну что вы там? Все уже готово! Давайте шприцы!- торопил нас Максим.
 
 Было очень шумно, тесно. Но самое главное, я получила свой шприц с раствором.

 - В комнату не заходите, там Кирилл!- крикнул Заз и они закрылись на кухне.

 У меня не оставалось выхода, кроме как пойти в ванную. Уже пошел приход, а я сидела, согнувшись, на холодном кафеле.

 - Да что там вообще за Кирилл такой? К которому нельзя заходить! Да что он мне, в принципе, сделает! – вдруг подумала я и решительно двинулась в направлении маленькой комнаты. Я распахнула дверь и увидела лежащего на диване Кирилла.

 - Пересядь, пожалуйста! - я сама поразилась собственной наглости. Кирилл видимо тоже поразился, потому что сразу пересел, удивленно разглядывая меня. Я легла на приход, а, открыв глаза, поняла, что мне просто необходимо срочно с кем-то поболтать! На старом телевизоре работал канал MTV, по которому в этот момент шел клип Эминема.

 - Смотри, смотри! Во как они с доктором Дрю на тачке гонят!
 - Ага! А гляди, как он сейчас будет Моби изображать! Вот! Вот!”Nobody listen to techno!”Ха, ха! Прикинь, какой прикол!

  Так мы, жестикулируя и смеясь, сидели, уставившись в телевизор, и обсуждали клипы. В процессе разговора выяснилось, что мы оба любим тяжелую музыку, презираем попсу и обывателей и вообще, создавалось такое впечатление, будто мы знакомы уже тысячу лет! Пространство всего мира, всей вселенной сузилось для нас в этой маленькой комнате, пропитанной запахом винта, со старым телевизором и заклеенным скотчем оконным стеклом.

 - Погоди минуту, я сейчас у Желтого плеер Сони Спорт возьму!- с этими словами Кирилл выбежал из комнаты. Вернулся он почти сразу, неся с собой желтенький кассетный плеер.

 - Вот, смотри, я сейчас тебе индастриал поставлю! - Кирилл начал рыться в коробке с кассетами.
 - Слушай, а почему ты называешь Макса Желтым?- поинтересовалась я.
 - А потому что он, когда гепатитом болел, весь желтый по району ходил.
 - А, ну тогда понятно.

 Я не знаю, сколько времени мы так просидели. Мне показалось, что и немного и очень долго одновременно. Под винтом ты не ощущаешь время, оно идет как будто параллельно. Только стрелки на часах напоминают, что, оказывается, еще одни сутки миновали.

 В комнату заглянула Вася:

 - Все, мы уходим! – обратилась она ко мне.

 Мне совсем не хотелось никуда уходить. Но, тем не менее, я была вынуждена тоже начать поспешно собираться.

 - А Кирилл с нами пойдет?- в надежде спросила я Васю.
 - Нет, не пойдет! – резко ответила она.

 Тогда я вновь забежала в его комнату. Впопыхах найдя какой-то огрызок бумаги и ручку, я оставила Кириллу номер своего телефона и пейджера, и, в свою очередь, записала его координаты.

 - Вась, расскажи мне что-нибудь о Кирилле!- тихонько попросила я Васю, когда мы вышли из подъезда.
 - Что ты еще хочешь узнать о нем, кроме того, что у него ВИЧ?

 Я была ошеломлена. Я решила потом обдумать эту новость, а сейчас я понимала, видя Васин настрой, что вряд ли сумею выудить из нее еще хотя бы какую-нибудь информацию. Впоследствии выяснилось, что Кирилл не был ВИЧ - положительным. А эту сплетню пустил сам, чтобы никто не воровал его шприцы (такое тоже бывало).

 Было еще темно, мы шли через дворы к Васиному дому. Я, Макс, Вася и Заз.

 На следующий день я вернулась домой.


                Двор


 Хотелось бы мне, или нет, но превратить свою жизнь в один сплошной винтовой марафон в то время возможности у меня не было. Ситуацию усугубляло еще и то, что я еще не успела обрасти сетью наркоманских знакомств, и попросту позвонить кому-то и без проблем купить то, что было нужно, я тогда не могла. После последней поездки к Васе я поняла, что обращаться непосредственно к ней по этому вопросу бесполезно, Надя с Леней куда-то пропали и все, что мне оставалось, это жить своей жизнью и ждать, когда подвернется возможность еще замутить винта.

 Нужно было возвращаться к своим обычным ежедневным делам. Приближалась летняя сессия, и я вплотную занялась учебой. Единственным доступным для меня средством расслабления, оставался алкоголь. Благо, найти возможность с кем выпить, чтоб было не скучно, была всегда. В моем окружении алкоголь употребляли все в больших количествах, и это считалось чем-то обыденным, самим собой разумеющимся. Алкоголь сопутствовал удачно сданным экзаменам и зачетам, хорошему и плохому настроению, да и просто являлся спутником на прогулке.
Поэтому мне практически ничего больше не оставалось, как каждый вечер проводить во дворе, в нашей большой компании. Самому старшему из нас было двадцать четыре года, мы были молоды, бесшабашны и, казалось, эта яркая, теплая весна будет длиться вечно. Денис с Ольгой, Казак, Сережа Маленький, Игорек…Сейчас это только имена, выгравированные невидимыми буквами на дверях подъездов, эхо голосов в межлестничных пролетах. В их окнах по-прежнему горит свет, их родители как-то научились жить без них. Но все равно, перелистывая пожелтевшие страницы старой записной книжки, рука невольно тянется набрать знакомые цифры, чтобы услышать на другом конце такое знакомое «Привет!». А тогда лишь смех, пьянящий запах сирени, музыка на полную громкость всю ночь напролет, веселье, выпивание на спор залпом стакана водки и мороженое победителю. Возвращение домой под утро на включенном автопилоте.

 Так пролетел май, июнь и я сама не заметила, как сессия осталась позади и настали летние каникулы. К тому времени я чувствовала себя изрядно уставшей от бесконечных экзаменов и сопутствовавших им вечеринок. Конечно, меньше всего мне хотелось просидеть все лето дома, душа требовала приключений, но совершенно другого рода. Я очень хотела винта. Но доступа к нему по-прежнему не было. Кирилл мне так и не позвонил. Первые две недели я очень ждала его звонка, каждый раз стремглав бросалась к телефону, а потом постепенно смирилась с тем, что видимо  ему тоже не до меня. В общем, июль я встретила в полной убежденности, что все лето так и уйдет коту под хвост. Тоска одолевала меня с каждым днем все сильнее, как вдруг…

 Было шесть часов утра, я пила кофе и собиралась на работу.  Родители спали в соседней комнате. Внезапно тишину летнего утра пронзил телефонный звонок. Я поспешила быстрее схватить трубку, пока мама не успела проснуться и начать одолевать меня излишними вопросами.

 - Наташу можно?- услышала я тот самый голос.
 - Да, это я!
 - Винта будешь? Это Керя из Медведково.
 - А что, есть? – я попыталась сделать свой голос как можно более безразличным.
 - Есть! Приезжай!
 - Хорошо! Я смогу часам к девяти.
 - Я подойду к дому с аптекой, это в сквере за Васиным домом.
 - Все, до встречи!
 - Давай!
 
 Никогда еще я не мыла машины с такой скоростью. Сердце бешено стучало в груди, я то и дело смотрела на часы. Семь сорок пять, восемь пятнадцать… И вот, я, наконец, еду в автобусе в сторону Медведково. Солнечный июльский день, нежное утро, тишина, потому что суббота, и на работу почти никто не спешит.
И вот я подхожу к тому самому дому с аптекой, попутно оглядываясь по сторонам. Нет, вроде еще не пришел. Я встала в стороне под деревом. Самым пугающим для меня в тот момент было то обстоятельство, что я совсем не помнила, как выглядит Кирилл. Ведь прошло уже три месяца с той встречи в полумраке его квартиры. Я помнила, что он был очень симпатичный, что он мне понравился, но эти воспоминания слились, смешались с другими впечатлениями, и в итоге перед глазами стоял лишь какой-то абстрактный образ. Черные волосы. Вот, пожалуй, и все.
 
 Мимо меня прошел парень, остановился. Может быть он? Я уже хотела подойти, но тут к нему подбежала девушка, и они вдвоем не спеша, пошли в сторону парка. Еще один парень проскользнул, озираясь, мимо аптеки. Я взглянула на часы. Неужели не придет? Неужели забудет? А вдруг он вообще заморочился и не смотрит на время? Мной овладела паника, меня трясло изнутри.

 - Привет, – послышалось откуда-то сзади.

 Я обернулась и увидела Кирилла. Радость оттого, что он все-таки подошел, мгновенно сменилась разочарованием. Я искренне не понимала, что такого красивого я разглядела в нем в ту ночь. Передо мной стоял бледный парень лет двадцати пяти, с ввалившимися щеками и зачесанными назад мокрыми волосами. На нем была черная футболка, поверх которой была накинута белая рубашка. Черные джинсы были велики настолько, что казалось, если бы не ремень, они бы попросту соскочили. Образ завершали пыльные смятые кеды и удушающий запах йода, бензина и самого винта. Меня передернуло. На самом деле, все это было неудивительно. Ведь со времени нашей последней встречи я не употребляла наркотиков, училась, сдавала экзамены. А он с того самого дня винтился, делая перерывы лишь тогда, когда усталость брала свое, и ноги переставали слушаться.

 - Купишь мне бабочку? – спросил он, и мы зашли в аптеку. Я не знала в то время, что бабочка – это такой катетер для людей с плохими венами, этот опыт пришел ко мне много лет спустя. И поэтому растерялась. В итоге Кирилл сам купил и бабочку, и шприцы, и мы двинулись через дворы в сторону его дома. По дороге он рассказывал мне про свою девушку:

 - Да, вот девчонку мою закрыли. На два года. А что она все время говорила? Типа, у нее семья, дети, а у меня что? А у меня вот - голова и руки!

 Подобные разговоры лишь усиливали мою неприязнь по отношению к нему, но я успокаивала себя тем, что неважно, что собой представляет Кирилл, самое главное - у него есть винт.

 Так мы подошли к его дому и поднялись в квартиру Заза.

 - Заходите! Ну, быстрей!- Заз испуганно закрыл за нами дверь. Мы прошли в большую комнату. Кругом, на полу, на диване, валялись разобранные магнитофоны, плееры, куски пластмассы и рваные провода. В розетку был подключен паяльник, лежавший на деревянной доске.

 - Давай, Керь, вмажь меня?- и Заз лег на диван.
 – Не, давай вот так, вот так будет лучше! – и он, прислонившись спиной к стене, встал на голову. А Кирилл начать колоть его в шею. У него не получилось с первого раза,  я молча, сидя в стороне на краешке кресла наблюдала, как Заз и Кирилл ругались и возились на диване. Потом Заз начал колоть Кирилла, что заняло тоже довольно продолжительное время. Я была поражена.

 - Ребят, а вы что, вот так живете? - изумленно спросила я.
 - Ну да! - легкомысленно ответил Заз.

 Я была под сильным впечатлением от увиденного. Это были самые, что ни на есть настоящие наркоманы. Практически карикатурные персонажи.  «Какой ужас!»- думала я про себя. - «Это же не жизнь, это же полная беспросветность, безнадежность!». Но эти мысли ни на минуту не остановили меня, когда Заз протянул мне шприц. Я села поближе к окну, вены у меня тогда были хорошие, я укололась быстро, с первого раза. Солнце запрыгало перед моими глазами, запульсировало в висках, наполняя меня изнутри безграничным счастьем.

 - Ну почему, почему ты мне не звонил? – допытывалась я у Кирилла. – Я что, тебе не понравилась? – стеснение оставило меня, и меня не смущал даже присутствовавший при этом разговоре Заз.
 - Да нет, понравилась! – ошеломленно отвечал Кирилл.

 А потом Заз нас зачем–то прогнал, и мы пошли в соседний подъезд, где так же, тоже на седьмом этаже находилась квартира Кирилла.

 - Все настоящие наркоманы живут на седьмых этажах! – пояснял мне Кирилл свою теорию, пока мы ждали лифт.
 - А я на шестом…
 –Ну, я о том и говорю! Я конченый наркоман! А ты, эта, инкубированная, инкубаторная наркоманка, а я конченый!

 Почему-то эта фраза меня очень задела. Мне совсем не хотелось считать себя начинающей, как сказал Кирилл «инкубаторной» наркоманкой. В своих глазах на тот момент я выглядела роковой женщиной, полукриминальным элементом. Восемнадцать лет, этим можно многое объяснить. Впрочем, моя мечта сбылась. Я добилась своей цели. Все последующие годы я старательно и методично делала все, чтобы тоже стать конченой наркоманкой. Перед тем, как мне чудом удалось бросить наркотики, меня можно было назвать еще и конченой алкоголичкой. Мой внешний вид вызывал у моих знакомых, тех, кто еще был ко мне не равнодушен, жалость и мысли о моей скорой преждевременной, но неизбежной кончине. Но это все спустя годы, а тогда…

 Мы просидели в его комнате до утра. Разговаривали, смотрели клипы. Под утро мне начало казаться, что мое общество тяготит Кирилла, и я засобиралась домой.

 - Медсестра уходит! – услышала я его голос, когда он из соседней комнаты  позвонил Зазу.

 Так началось мое винтовое лето. Я стала ездить в Медведково каждый день. Но, что примечательно, приезжала я не к Кириллу, а к Зазу. Он звонил мне, я приезжала, мы кололись винтом и шли гулять по району. На мои попытки узнать, где Кирилл, Заз всегда поспешно отмахивался, говоря, что он нам не нужен. Мы видели его пару раз. Он сидел в стельку пьяный на лавочке у своего подъезда в компании местных алкоголиков. На мои попытки заговорить с ним, он реагировал взглядом, полным злобы. Я не понимала, в чем дело. Сейчас я поражаюсь своей наивности, но в то время я действительно искренне полагала, что мы с Зазом лучшие друзья, и он дает мне винт просто так, ради дружбы. Такая «дружба» продлилась недели две. Вступать с ним в романтические отношения в мои планы категорически не входило, к тому же мне все еще нравился Кирилл, и когда Заз это понял, его винтовая щедрость иссякла.

 Между тем настал тот самый день, который я с нетерпением ждала с начала лета. Родители уехали в пансионат на месяц, оставив меня одну в квартире, предварительно обеспечив  деньгами на время своего отъезда.
И вот, подошло время взять ситуацию в свои руки. У меня были деньги, я очень хотела винтиться, но при этом к Зазу я не собиралась   обращаться принципиально, оставался Кирилл.

 Я приехала к нему с самого утра. Он был в запое все это время, и очень обрадовался бутылке пива, которую я принесла с собой.

 - Слушай!- я сразу перешла к делу. – Ты умеешь варить винт?
 - Ну конечно, умею.
 - Тогда прекращай пить, собирайся, поехали на Лубянку! У меня есть деньги! Зачем нам этот Заз? Зачем нам вообще кто бы то ни было? Родители уехали, квартира свободна! Можно варить каждый день! Поехали скорее!
 
 Мой вопрос об умении варить был не случайным. Заз всячески поливал Кирилла грязью и утверждал, что он варит так, что одну банку сварит, а две запорет. Впоследствии выяснилось, что Заз во что бы то ни стало, не хотел допустить нашего с Кириллом общения. Позже Кирилл рассказал мне, что не звонил мне так долго потому, что Заз нарочно спрятал мой номер телефона. И лишь когда случайно Кирилл нашел его где-то в самом дальнем углу, он смог, наконец, мне позвонить. Но и на этом Заз не успокоился. Он специально не звал к себе Кирилла, чтобы тот от безысходности начал пить. Самое интересное, что Заз отнюдь не был в меня влюблен, не желал каких-то серьезных отношений. Он делал это просто так, из вредности, чтобы насолить Кириллу. Вот такой он был человек.


                Еж


 И вот с этого момента все и закрутилось. Мы с Кириллом каждый день утром ездили на Лубянку. Потом возвращались ко мне домой и кололись. Я все пыталась подсмотреть, как Кирилл варит винт, потому что мысль самой научиться это делать, и избавиться и от Кирилла тоже, не покидала меня. Но он, как будто почувствовав это, всякий раз прогонял меня из кухни. В конце концов, он сказал мне напрямую:

 - Знаешь,  с первого раза сварить нормальный винт никогда не получится. По любому несколько раз запорешь. В то время, когда я учился варить, банки стоили копейки, мы покупали их на Бабке брикетами, и было не важно, банкой больше, банкой меньше. А сейчас это слишком дорогое удовольствие.

 Действительно, в то время банка на Лубянке стоила семьсот рублей. Плюс компоненты. Еще триста. Денег было не настолько много, и я вынуждена была согласиться с Кириллом.
 
 Я не помню, откуда взялся Еж. В какой-то момент Кирилл привел его с собой. Еж был маленького роста, в очках, с кожаным портфелем и в костюме. Всегда. «Чтоб никто не догадался!»- объяснял он. Он был художник, философ и фашист. Самым любимым его делом под винтом было рисовать зловещие картинки с черепами, немецкими касками, сюрреалистическими пейзажами и обнаженными женщинами. Но главное достоинство Ежа заключалось в том, что у него была возможность доставать банки по триста рублей. Поскольку мы ему категорически не доверяли, то всякий раз кто-то из нас сопровождал его в поездке за банками.
Ночь. Такси везет нас по Полярной улице в сторону кинотеатра «Полярный». Мы выходим из машины и сворачиваем на узкую тропинку, огибающую кинотеатр и ведущую в квартал. Слева и справа нас окружали ряды хрущевок. Мы зашли в один из дворов и расположились на детской площадке. Тут же находилось еще несколько человек. Было темно, от кустов на песочницу падали темные тени, фонарь находился довольно таки далеко, поэтому рассмотреть лица возможности не было. Тут к площадке быстрыми шагами приблизилась женщина. Ее звали Вита. Она собрала у всех деньги и поехала на Бабку, где жила барыга, торговавшая дешевыми банками. Ожидание было мучительным.

 - Прикинь, ты знаешь, почему Вита всегда ходит в черных колготках?- шепотом рассказывал Еж.- У нее все ноги так исколоты, что там одни сплошные дырки. Вот она и прячет их под колготками.

 Вернулась Вита достаточно быстро. Мы забрали наши две банки, поймали машину и поехали ко мне.

 То, что происходило в течение последующих двух месяцев невозможно описать последовательно. Мы кололись без конца. По девять дней подряд, пока, порой, не засыпали на приходе. Мои деньги в итоге закончились, и нам приходилось каждый день что-то придумывать, кого-то кидать, звать в долю, чтобы наш марафон не прекращался ни на день. На удивление, нам это удавалось. День сменялся ночью, рассвет закатом, в моей памяти сохранились лишь отдельные зарисовки тех, пропахших йодом, дней.


                ***


 В какой-то момент я решила, что мы можем продавать часть раствора, чтобы отбивать деньги на следующую банку. Куб винта стоил двести рублей, банка триста, выгода была очевидной. Кирилл был против такого заработка. Он считал, что барыжить – это не по понятиям, но я довольно таки быстро убедила его, что другого способа достать денег, у нас нет. Я обзвонила всех знакомых, чтобы узнать, кому нужен винт. Таких нашлось предостаточно. И последовала череда приходящих к нам в квартиру людей, они приводили своих друзей, и дело пошло. Когда у нас не хватало винта на всех потенциальных покупателей, я разбавляла раствор водой из-под крана.

 - Наташ! Со мной еще два парня! Нам надо три куба!- Оксана протянула мне через дверь деньги.
 - Сейчас, подожди! – я захлопнула дверь. – Кирилл, дай три!
 - Откуда три? Здесь всего четыре! Два им, и два нам догнаться!
 - Ну, ничего, воды в кране много!- приговаривала я, опустив шприц в стакан с водой.

 Поскольку винт, сваренный Кириллом, был отличного качества, претензий никаких к нам не было, никто попросту ничего не замечал.
Ольга с Денисом пришли вместе с детьми.

 - Ты что, с ними? - я удивленно посмотрела на Ольгу.
 - Ну а куда я их дену?
 - Вот, конченая!- шепнула я Кириллу на ухо.- Детей притащила!

 Мы дали Денису винта в обмен на деньги и героин. Мне героин был не интересен. Слова Лени сбылись и я, попробовав винт, действительно забыла про этот наркотик. Но Кириллу очень хотелось, и, поскольку варщиком был именно он, мне пришлось согласиться.

 - Да, что там вы! Героинщики! Ложка, шприц, рука!- усмехнулся Кирилл, глядя на Дениса и поднося к ложке зажигалку.  – Вот, винт – другое дело, здесь мозги нужны!

 
                ***


 В какой-то момент у меня началась мания преследования. Мне казалось, что меня выслеживает  милиция и со дня на день за мной придут. Кирилл с Ежом понимали, что я всего лишь «подсела на измену», но иногда я была настолько убедительна, что и они, наслушавшись моего бреда, подолгу стояли у входной двери, прислушиваясь. Однажды я решила, что они - милицейские агенты и выгнала их из квартиры. Сутки я передвигалась по дому на четвереньках и сидела на полу у окна, держа в руках маленькое зеркальце, в которое, как в перископ, наблюдала за происходящим на улице.

                ***

 При всем при этом мне каждое утро приходилось ходить на работу мыть машины. Я была в совершенно безумном состоянии. До сих пор не понимаю, как никто ничего не заметил, учитывая, что кругом были одни врачи. Видимо, только потому, что мало кто в принципе обращал на меня внимание. Потому что, стоило лишь внимательнее посмотреть на меня, как все становилось понятно. Невероятно исхудавшая девочка, с огромными зрачками и испуганными глазами; запястья мои  были обвешаны браслетами, чтобы скрыть многочисленные кровоподтеки и следы уколов на венах. К тому же я насквозь пропиталось запахом варок.

 - Девушка, вы, наверное, в аптеке работаете! От вас так лекарствами пахнет!- заметил как-то подвозивший меня таксист.
 - Ну да, я фармацевт-стажер!- ухмыльнулась я в ответ.

 Я помню, однажды утром я шла на работу через школьный двор и вдруг земля начала раскачиваться под моими ногами вправо-влево. Я шла, с трудом удерживая руками равновесие.
 
 В другой день я в очередной раз поняла, что скоро за мной придут из милиции, и решила замести следы преступления. Я собрала в пакет почти все тарелки, лежавшие в мойке, на которых, по моему мнению, можно было обнаружить следы наркотиков. Я шла на работу, испуганно озираясь по сторонам, и периодически забрасывая по паре тарелок подальше в кусты.


                ***


 В ту ночь мы продали Оксане несколько кубов винта и у нас были деньги на две банки. Я никому их не доверяла и держала у себя в кармане. Уже по дороге в Медведково я вдруг поняла, что деньги эти меченые. Еж и Кирилл специально подговорили Оксану и теперь везут меня на встречу не с барыгой, а с сотрудниками милиции. «Что же делать?»- судорожно проскакивали в моей голове мысли. И вот, когда все отвернулись, я незаметно выбросила деньги на траву. Я гордилась своим триумфом.  «Вот теперь, - думала я, - ничего у вас не получится!». Тем временем мы подошли к нужному дому.

 - Давай  деньги!- сказал Еж.
 - А у меня их нет,- ответила я.
 - Как это нет? В смысле??
 
 И тут я сама начала догадываться, что это были галлюцинации, и призналась Ежу и Кириллу, что деньги я со страху выбросила. Мы опрометью бросились к тому самому месту, где я избавилась от «меченых» денег. Конечно, их уже кто-то подобрал. Мы поехали домой ни с чем, по дороге Еж и Кирилл проклинали меня, а заодно и счастливчика, внезапно нашедшего в траве шестьсот рублей.


                ***


 К моменту возвращения моих родителей из пансионата, я была в абсолютно невменяемом состоянии. Был девятый день очередного марафона, мы с Кириллом возвращались с Лубянки. В моей сумке лежала банка, дома нас ждали компоненты, и ничто не предвещало беды. Проходя мимо стройки, мы остановились:

 - Ты слышишь? – восхищенно спросил меня Кирилл. – Это же стахановские отбойные молотки!

 Я прислушалась к звуку отбойника и действительно, в моем воспаленном разуме, он преобразовался в нечто непостижимое, в обволакивающий все вокруг грохот, эхом разлетавшийся по соседним дворам.
Вот примерно в таком виде мы подходили к дому Кирилла. Как вдруг заметили у его подъезда моих родителей. Бежать было уже бесполезно, меня посадили в машину и повезли домой.

 Дома меня ждал пренеприятнейший разговор. Мама угрожала мне, что сообщит на мою работу, в училище. Обещала посадить Кирилла в тюрьму. Одного лишь я не понимала, как она узнала кирилловский адрес. Оказалось, вернувшись и обнаружив на кухонном полу многочисленные пятна йода, а так же почуяв подозрительный запах в квартире, моя мама позвонила Васе. А та, как ни в чем не бывало, пояснила ей, что, мол, Наташа теперь общается с Кириллом, он живет по такому-то адресу, и да, там действительно могут быть наркотики.
Но в принципе, меня совсем не напугали ее угрозы. Я потребовала оставить меня в покое, тайком собрала вещи и ночью, когда  родители заснули, сбежала из дома к Кириллу.

 Кирилл не возражал, чтобы я пожила у него, и мы продолжили нашу винтовую жизнь, но уже в его квартире.

 Жизнь в винтовом притоне меня категорически не устраивала и первое, что я сделала, навела порядок в квартире. Отмыла до блеска полы, перестирала все вещи, вытравила тараканов и запретила Кириллу приводить в квартиру посторонних. С этого момента Заз, Еж и все остальные кирилловские приятели возненавидели меня с удвоенной силой. Мой расчет был предельно прост: я не хотела ни с кем делиться. Еж употреблял так много винта, что, по моим подсчетам, выгоднее было брать банки на Лубянке по семьсот рублей, нежели по триста, но иметь жадный балласт в виде Ежа.

 Лето подходило к концу, я хорошо помню ночь на первое сентября. Мне вообще-то нужно было ехать на учебу, но мне в тот момент было абсолютно не до нее. Кирилл в комнате слушал плеер, а я сидела одна на кухне, записывала в тетрадь какие-то мысли и смотрела в окно, из которого, в предрассветном тумане было видно Яузу и заросший парк по обоим ее берегам.
 
Вот я сижу в плену домашних стен,
Смотрю в окно, а на часах пять тридцать.
Как этот скучный мир мне надоел,
Куда бежать? Где от него укрыться?


                Закат


 Сентябрь  был продолжением летнего марафона. Периодически я умудрялась показываться на учебе, но поскольку я ничего не учила, эти мои явки в Училище были ничего не значащими. Обычно я не могла высидеть больше двух пар, зная, что дома наверняка уже идет варка.

 Но к октябрю тучи стали сгущаться. Беда пришла оттуда, откуда мы не ожидали. Торговля банками в переходе на Лубянке постепенно начала сходить на «нет». Я помню, как-то вечером я поехала одна за банкой. Барыг не было. Пока я стояла в переходе и ждала, туда подходили все новые и новые люди. В конце концов, весь длинный подземный переход заполнился наркоманами. Все шумели, никто не понимал, что происходит. Тут кто-то сказал, что якобы барыги у Первой аптеки. И вся эта толпа, включая меня, хлынула туда. Мы шли по улице, как вдруг впереди послышался какой-то шум, кто-то крикнул «Милиция!» и я, решив больше не рисковать, побежала обратно в переход, села в метро и вернулась домой ни с чем.

 Подобные истории стали повторяться с завидным постоянством. И нам с Кириллом стало понятно, что нужно отходить от винта.

 На протяжении двух недель мы отсыпались. Спали двадцать четыре часа в сутки. Просыпались мы лишь для того, чтобы сбегать на кухню, и наспех затолкать в себя что-то из еды. Когда мы, наконец, немного пришли в себя, то с удивлением взглянули друг на друга. Мы были вместе уже три месяца, но эти три месяца мы безостановочно винтились, и фактически узнать друг друга не успели. Нам пришлось,  заново знакомиться друг с другом. Начинать общаться на какие-то посторонние темы, не имевшие отношения к наркотикам.

 Постепенно мой организм восстановился, и жизнь немного стабилизировалась. Я продолжала учиться, Кирилл целыми днями сидел дома. По вечерам мы чаще всего смотрели телевизор, и пили пиво. Моя мама по-прежнему требовала прекращения наших отношений, но каждый из нас понимал, что мы все равно будем вместе.


                Играем в Жизнь


 Смирилась моя мама с неизбежностью наших отношений только в январе, когда я узнала, что беременна от Кирилла. Я не знала, как он к этому отнесется, и даже предложила ему расстаться со мной, если он считает, что ребенок не входит в его планы. Но, к моему удивлению, он даже обрадовался, и мы начали выстраивать свою ячейку общества. Конечно, никто из нас так и не забыл наркотики. Я, будучи беременной, решила дождаться родов и потом сразу же вернуться к прежнему образу жизни. Кирилл пил.

 Мама в итоге согласилась, чтобы мы жили у меня дома, а сама переехала в квартиру к отчиму. Она вновь начала помогать мне деньгами, моя новоявленная свекровь тетя Люда привозила нам полные сумки с продуктами, то есть жизнь постепенно налаживалась. Но Кирилл не прекращал пить. Причем пил он так, что однажды не смог дойти до дома и уснул прямо в снегу. На его счастье я была рядом и вовремя вызвала «Скорую», иначе он, наверное, так бы и не проснулся, учитывая, что на улице было минус двадцать пять.

 К весне ситуация с его пьянством начала усугубляться. А усугубили ее мало кому в то время известные таблетки Терпинкод. Кирилл каждый день брал у Люды деньги на таблетки, а в те дни, когда денег не было, упивался пивом.
Шестого июня две тысячи третьего года в Медведковском ЗАГСе мы стали мужем и женой.

 А осенью у нас родился здоровый сын.

 Постепенно я стала забывать о наркотиках. Я с отвращением вспоминала, что когда-то была наркоманкой и хотела вычеркнуть этот отрезок жизни из памяти. Васину пятиэтажку снесли, и она получила новую квартиру недалеко от нас в Бибирево. Всю зиму мы дружили семьями. Мы с Васей гуляли вместе с детьми, иногда отпрашивались у мужей, чтоб вместе сходить на дискотеку. Максим работал, Кирилл продолжал употреблять Терпинкод. Причем, теперь вместо одной пачки ему требовалось уже четыре. В конце концов ситуация с таблетками стала тревожить меня настолько, что я уговорила его лечь в наркологичку. Там он пробыл всего неделю, вышел и опять начал есть Терпинкод. К весне его жизнь превратилась в День Сурка: наркологичка – Терпинкод - мои истерики – наркологичка - Терпинкод. Круг замкнулся. К тому времени на Терпинкод в той или иной степени уже подсели практически все наркоманы.

 Иногда Кирилл делал попытки самостоятельно слезть с таблеток. Делал это он с помощью алкоголя. Нужно оговориться, что пьяный Кирилл – это было реально страшно. Он требовал у меня деньги на новую бутылку, хватал за горло, набрасывался с кулаками, или ножом. В приступе пьяной ярости мог разломать мебель, выбить дверь, разорвать телефонный провод. Тоска сдавливала мои виски. Я видела всю беспросветность происходящего, я понимала, что совершила ошибку, что это совсем не тот человек, который был мне нужен. Да и вообще, мне было двадцать лет. Эта игра в подобие семейной жизни мне достаточно быстро наскучила, я хотела веселиться и ходить по дискотекам.

 К концу мая я точно решила, что жить так дальше нельзя и поставила Кириллу ультиматум. Либо Терпинкод, либо семья. В итоге он собрал вещи и уехал к себе домой.

 Вот тут я и начала отрываться на полную катушку. У меня дома собирались шумные компании. Это были мои подружки и друзья из двора. Мы веселились дни и ночи  напролет. Лето, жара, молодость, шашлыки. И, как результат, разочарование и в этой стороне жизни тоже. Я начала больше пить и к августу получила неслабую алкогольную зависимость. Бесконечные пьянки очень расшатали мою нервную систему, счастье все не приходило. Я спала по четыре часа в сутки, и с самого утра мы начинали наше веселье. Про Кирилла я толком  ничего не знала, слышала лишь то, что он пил с Зазом.

 На душе было  невыносимо тоскливо. Я не понимала, зачем живу. Мне очень хотелось разнообразить свою жизнь, я устала от безделья, от постоянного сидения дома. Я умоляла маму отпустить меня работать на «Скорую». Она отказывала мне, мотивируя это тем, что оставить моего сына было не с кем. Она говорила, чтобы я подождала еще год, когда я смогу отдать его в Детский сад и спокойно пойти работать. Но я не хотела ждать. Я хотела прямо сейчас пойти работать фельдшером, чтобы скорее поступить в институт и забыть навсегда про эти унылые, однообразные будни.

 В один из таких дней ко мне неожиданно зашли Макс (Васин муж) и Младший Заз. На тот момент Вася и Макс не жили вместе, Вася на дискотеке познакомилась с парнем по прозвищу Заяц. Он был карманником, работал в вагонах метро, и у него это видимо неплохо получалось, поскольку он всегда располагал большими суммами денег, которые с удовольствием тратил на Васю.

 Я  удивилась тому, что Макс и Младший решили зайти именно ко мне. Во времена наших винтовых каникул летом две тысячи второго года Заз сидел в тюрьме, мы фактически и не были знакомы. Но когда я узнала, что они принесли с собой винт, меня перестали волновать всякие сторонние мелочи. Мы всю ночь кололись винтом и фотографировались на максовский КПК. Было очень весело, я вспомнила уже почти забытые ощущения, и винт вновь стал для меня символом расширения границ обыденности. Но только доставать его в тех количествах, как когда-то, возможности, увы, не было. В итоге к моей депрессии прибавилась тоска по ушедшим временам, и желание во что бы ни стало «нажать на винтовую педаль», как любил говорить Кирилл.

 Алкоголь помогал мне заглушить и эту тоску, и эти мысли. Я полюбила прогуливаться по ночам в одиночку и пить алкогольные коктейли. Ко мне ночевать приходила моя подружка Лена со своим парнем, они заодно и присматривали за ребенком. А я шла навстречу ночным улицам.

 Во время одной из таких прогулок рядом со мной остановилась машина. За рулем сидел парень:

 - Привет! Хочешь прокатиться? – предложил он мне.
 - Привет! Вообще хочу, а ты не маньяк?
 - Нет!- засмеялся он, и я без страха села к нему в машину.

 На самом деле мне просто повезло. Парень, звали его Саша,  оказался не маньяком, он не приставал ко мне, не требовал ничего. Просто это был достаточно странный молодой человек со своеобразной жизненной философией. Например, он курил исключительно Беломор, объясняя это тем, что раз он не может бросить курить, то должен наказывать себя за это и курить самые плохие сигареты. Он не хотел серьезных отношений, и предпочитал пользоваться услугами ночных бабочек. Но, поскольку к этой категории женщин я не относилась, то мы с ним ночами просто катались на машине, он покупал мне коктейли и выслушивал мои длинные монологи о смысле жизни. Потом он объяснил мне, что по отношению ко мне он выполнял определенную миссию. А именно, дать мне то, в чем я нуждалась больше всего (наверное, он все-таки страдал шизофренией). А нуждалась я на тот момент больше всего в винте. Сам Саша никогда не употреблял наркотики. Но сообщил мне, что у него во дворе живет один парень, вроде бы  винтовой.

 - Слушай, так чего ж ты раньше молчал? Давай, знакомь меня с ним! - при слове винт я забыла обо всем.
 - Во-первых, ты не спрашивала, а во-вторых, еще было не время.

 И вот на следующий день Саша позвонил этому парню и вечером мы поехали к нему в гости.


                Даун


 То, что у парня было прозвище Даун, меня по началу насторожило. Но потом я вспомнила про винт и решила не акцентировать на этом свое внимание. А зря.
И вот вечером состоялось наше знакомство. Причем Саша сразу объявил:

 - Вот, это Наташа. Она тоже винтовая. Я думаю, вы найдете, о чем пообщаться, а моя миссия выполнена, я поехал.

 И он действительно сел в машину и уехал. Сначала мы немного растерялись, но потом решили, что за знакомство надо выпить и пошли во двор, в компанию  местной молодежи.

 Всю ночь мы пили вермут и курили гашиш. Под утро я, еле держась на ногах, уехала домой. Мне было просто необходимо поспать, но позвонил Младший и сказал, что сейчас приедет и привезет мне винта.

 Вообще-то с Младшим нас связывали довольно странные отношения. Я точно знала, что нравлюсь ему, но никаких интрижек между нами не возникало. Позже, когда у него появилась девушка, моя фотография по-прежнему стояла у него на полке. Мне это льстило, но его я рассматривала лишь как человека, который периодически может угостить меня наркотиками.

 Я была еще пьяной, и поэтому винт лишь поспособствовал моему вытрезвлению. И ничего больше. Я была дико зла. Выпроводив Заза, я осталась сидеть в квартире, пытаясь справиться с накатившей на меня депрессией.
Даун позвонил вечером.

 - Привет, Наташенька! Ну, как ты, еще не умерла? Я в Мытищи ездил и оставил тебе немного со своей дозы. Хочешь, я приеду?

 «Само собой, хочу!!! Приезжай быстрее, отдавай мне героин, а сам можешь убираться восвояси!» - подумала я, а вслух сказала:

 - Ну, конечно, приезжай, если хочешь!

 Пока он ехал, я не находила себе места от волнения. Я бегала по квартире, то и дело поглядывая на часы и прислушиваясь к звуку лифта.
Ждать пришлось недолго. Он приехал и протянул мне шприц с раствором.

 - Ну вот, хотя бы немножко!

 Поскольку на тот момент я не имела к героину никакого отношения, то, что он охарактеризовал, как «немножко», оказалось для меня вполне достаточным.
Оказалось, что он не винтовой. По крайней мере, теперь. Да, раньше он действительно безостановочно винтился, но сейчас выхода на банки у него не было, и он плотно сидел на героине. Что ж, думала я, пусть так. Лучше уж героин, чем вообще ничего. В тот период я искренне полагала, что кроме наркотиков смысла в жизни нет. Меня тяготило само понятие трезвости, я не представляла, как люди могут жить без допинга. Я презирала всех. Я считала людей недалекими обывателями, тупым стадом, которое живет по установленным правилам, подчиняясь, и не осмеливаясь поднять головы. Я считала любовь, романтику бессмыслицей, жалкой попыткой хоть как-то разнообразить свое никчемное существование. «Уход от реальности любыми способами» - так мы с Дауном характеризовали наш образ жизни.

 Днем я была с ребенком, делала своим домашние дела, а Даун занимался поиском очередной дозы. Для меня и для себя. Каждый вечер я ехала к нему, где меня всегда ждали мои десять точек раствора. Так прошел август. Я замечала многие странности в поведении Дауна, но, учитывая, что мы все время были под героином, я не придавала этому значения.

 В полной мере прочувствовать, что собой представляет Даун, я смогла тогда, когда он внезапно объявил, что все, мы слезаем с героина. Моего мнения на этот счет он не спросил.

 - Все, Наташ без вариантов! Надо бросать наркотики, вот тебе Пенталгин, скоро будет легче.

 И тут я осознала, в какой западне оказалась. Целый месяц Даун угощал меня героином, теперь я полностью завишу от наркотика, и от самого Дауна, соответственно. Потому что лишь у него были деньги и выход на барыгу. И раз он сказал, что мы завязываем, то у меня остается лишь один выход - подчиниться.
Это была первая ломка в моей жизни. Начало конца. Мне было очень плохо, болели ноги, сил едва хватало, чтобы передвигаться. Никакой Пенталгин мне не помогал, а Дауну было полностью безразлично мое состояние. Так прошли три мучительных дня. На помощь неожиданно пришел Младший Заз. Он позвонил под вечер:

 - О, привет, Натаха! Как дела?
 - Никак…Просто ужасно. Все болит.
 - Хочешь винта? Подходи к Дуплету, я сейчас туда подъеду.

 Даун был очень недоволен тем, что я ухожу, хотя я и не сообщила ему, куда и зачем.

 Я издалека увидела Заза.

 - Уу, тебя что, кумарит? - ему хватило одного лишь взгляда на меня, чтоб понять, что со мной происходит.
 - Да, по ходу, - и пока мы шли в сторону его дома, я рассказала ему все, что произошло со мной за последний месяц.
 - Слушай, и что, вот он так просто взял и решил перекумариться и тебя поставил перед фактом? – возмущался Заз.
 - Да, - отвечала я.

 Винт очень помог мне в тот момент. Все болезненные ощущения как рукой сняло. Потом Заз провожал меня до даунского дома.

 - Ты что, винтилась?- спросил меня Даун, когда я вернулась.
 - Да, приятель угостил.

 Даун был в ярости, хотя ничего мне и не сказал. А наутро у меня начался отходняк, и мне стало так плохо, как не было никогда раньше. Я была бледно-зеленого цвета, меня выворачивало, голова кружилась, я с трудом могла идти. Конечно, Дауну не было меня жалко. Я думаю, даже наоборот. Он радовался моему теперешнему состоянию, ведь я не принесла ему винта. Но, тем не менее, он неожиданно решил замутить героин.

 Солдат жил через три дома. Но эти три дома нужно было еще пройти. Я через каждые десять шагов останавливалась, чтобы отдышаться. Меня рвало.
Даун позвонил в квартиру Солдата.

 - Слушай, да она у тебя сейчас умрет! – ужаснулся Солдат, увидев меня, стоявшую, склонившись над мусоропроводом.

 Так началась моя жизнь под руку с героином. Колоться каждый день не получалось, но зато и ломок у меня тоже не было.

 Тогда я уже хорошо понимала, что такое Даун. Это был совершенно сумасшедший невменяемый тип. Он рассказывал про себя такие вещи, от которых мне становилось не по себе. Да и поступки его говорили сами за себя.

 Однажды мы сидели во дворе с приятелями Дауна, кто-то принес травматический пистолет. Мы целились в фонарь, как вдруг из подъезда вышла Альбина, девушка, в которую Даун был раньше влюблен. Она тогда ответила ему отказом, и с тех пор он ненавидел ее настолько сильно, насколько был способен. В одно мгновенье он выхватил пистолет и выстрелил Альбине в ногу. Она вскрикнула и скорчилась от боли.

 - Ты что, совсем спятил? Ненормальный! - ребята побежали к Альбине.
 - Да пусть подавится, животное! – злобно прошипел Даун и мы ушли.

 Мне не было жалко Альбину. Нет, я не испытывала к ней неприязни. Просто постепенно героин начал вытеснять проявления каких-либо человеческих чувств. Мне просто было все равно.

 Меня Даун тоже не щадил. Он мог позволить себе любые издевательства. Например, однажды он закрылся со мной в квартире, ключ от двери спрятал, телефон отключил, а из моего мобильника вынул аккумулятор. И сказал мне, что не выпустит меня и возможно убьет. Я смотрела на него округлившимися глазами и понимала, что он психопат и действительно может сейчас сделать со мной все, что угодно. В итоге он все же открыл дверь и я, схватив сумку, опрометью бросилась прочь из квартиры, перескакивая через ступени лестницы.

 В другой раз у меня были деньги, и я приехала к нему за героином. Солдат сказал, что сам принесет его нам. Когда он пришел, выяснилось, что ни у кого нет нового шприца. Дело в том, что и у Солдата, и у Дауна был ВИЧ, а у меня нет. До того, чтоб колоться без разбору первым попавшимся шприцем, я на тот момент еще не дошла.

 - Ну что, мы с Наташкой сходим в аптеку, ты пока без нас не делай. Мы через десять минут будем! - сказал Солдат Дауну.

 Поскольку была ночь, пришлось идти к метро в дежурную аптеку. Когда мы, запыхавшиеся, вернулись обратно, то увидели такую картину: Даун все-таки укололся и выбрал мою часть раствора в свой шприц.

 - Ты что сделал?- заорала я.
 - Так не поступают! - Солдат был ошеломлен.- Мы же договорились!
 - А что такого? – Даун смотрел на нас своими узкими зрачками и делал вид, что ничего не произошло.

 Мне хотелось плакать, кричать, перегрызть Дауну глотку. И при этом настолько же сильно хотелось уколоться. Мои деньги, скоростной забег в аптеку, у которой по ночам всегда ошиваются сотрудники в штатском…Все это перевесило риск заражения ВИЧ.

 - Да ты прокипяти его! – сказал Солдат.- И все будет нормально.

 Что я и сделала. Но после этого моя ненависть к Дауну достигла критической точки. И неизвестно, чем закончилась бы эта история, если бы его не посадили в тюрьму.

 В начале я испытала шок. Все-таки кололись мы чаще всего на его деньги, к тому же я не была уверена, смогу ли я без него напрямую обращаться к Солдату. Ситуация с Солдатом решилась автоматически – он позвонил мне в тот же вечер под предлогом выразить сочувствие и между делом дал понять, что я могу звонить ему в любое время. А мне только это было и надо!
Вопрос с деньгами так просто не решался. Конечно, что-то мне удавалось под различными предлогами выпросить у мамы, но этого катастрофически не хватало, чтобы колоться так, как я привыкла. И тогда я решила возобновить  свои утраченные связи.

 Для начала я позвонила Васе. И узнала просто невероятную вещь. Оказывается, ее парень Заяц был, плотно сидящим на системе героинщиком, и Вася с ним за компанию тоже подсела на героин. Как выяснилось, Заяц и Даун даже были знакомы. А история Васи и Зайца кончилась так же, как и моя с Дауном - Зайца тоже посадили в тюрьму. Колоться Вася хотела не меньше, чем я. А выхода на наркотики у нее не было. Поэтому она была вынуждена обращаться ко мне. Меня это вполне устраивало. Денег у самой Васи не было, но вдвоем искать возможные варианты было куда легче. Вариантом Васи стало возвращение к Максу. Он, видимо, очень сильно ее любил, потому что вернулся и простил ей все, что произошло. Мне было абсолютно все равно, какие там у них взаимоотношения. Я знала одно – Макс хорошо зарабатывал, значит, они будут ко мне обращаться.
Затем я вспомнила про Кирилла. Как оказалось, он пил все лето со старшим Зазом. Причем дело дошло до того, что они могли на пару заночевать пьяные в детской песочнице. В середине августа он сам попросил, чтобы мама положила его в наркологичку. Там, в итоге, он закодировался от алкоголя на год. Что ж, для меня это являлось гарантией, что драться и ломать мебель он не будет. Тогда я предложила ему сдать квартиру, переехать ко мне, а на вырученные с аренды деньги вместе колоться. Он с легкостью согласился. Как мужчина он меня уже не интересовал, нас связывали сугубо деловые отношения. К тому же, с ним можно было оставить ребенка, пока я была в очередной поездке за героином.

 Такая жизнь всех нас устраивала. Мы уже строили планы, как будем вместе встречать под героином Новый две тысячи пятый год, как вдруг мне пришел вызов в больницу на плановую операцию. Ложиться надо было двадцать восьмого декабря, на двадцать девятое была запланирована сама операция.

 Кирилл очень разозлился, сказал, что я всех кидаю, но мне было как обычно все равно.

 Операция прошла успешно, Новый год я отметила с мужиками из соседней палаты. У них был маленький телевизор, водка, в общем, вполне нормальный праздник.
А еще в больнице я познакомилась с парнем. Его звали Сережа. Мы выходили вместе курить на лестницу. Он был женат, у него тоже был ребенок, но жена в тот момент с ним не жила. В процессе разговора выяснилось, почему. Сережа был героиновым наркоманом. Результатом нашего с ним общения стало то, что в один из больничных вечеров мы наскребли денег и поехали к нему в Выхино за героином. Этот вечер я не забуду. Героин был хорошего качества. Мы долго гуляли по соседствующим с больницей улочкам, болтали, а потом слепили под окнами нашего отделения снежную бабу и вытоптали ногами на снегу «Мы любим тебя, больница! Сережа и Наташа».

 Перед тем, как нас выписали, мы успели обменяться телефонами и договорились обязательно встретиться.

 В тот вечер мы с Кириллом с трудом нашли деньги, заложив в ломбард телефоны. И, как назло, подлый Солдат нас кинул. Это было ужасно. На оставшиеся деньги мы купили Терпинкод. Кирилл был доволен, но мне этого явно было мало. И я решила позвонить Сереже.

 - Слушай, но у меня совсем нет денег! – честно призналась я.
 - Приезжай все равно! Здесь что-нибудь придумаем.

 И я поехала в Выхино, пообещав Кириллу вскоре вернуться с героином.

 У Гуфа есть строчка про Выхино: «Метро кончилось, выбирайся отсюда, как хочешь». В точности такая же история произошла и со мной. Я приехала на конечную на последнем поезде. Все. До утра метро закрыто.
Автобусный круг, стоянка такси. Темно и безлюдно. Холодный ветер бьет по щекам, а снег так и норовит попасть за шиворот. Я шла по незнакомому району, замерзшая и не могла сообразить, где же находится Сережин дом. Я была в отчаянии. Наконец, я с трудом нашла нужную улицу. Слева была проезжая часть, справа, похожие одна на другую блочные пятиэтажки. Поскольку я приехала гораздо позже, чем мы договаривались, я очень боялась, что Сережа мог уснуть и не услышать звонок в дверь. Но все закончилось благополучно.

 - Привет! Я уж подумал, что ты не приедешь! Собирался спать ложиться! - Сережа обрадовался, увидев меня.
 - Я же сказала, что приеду!
 - Ну, что будем делать?
 -  Ты же сам сказал, что-нибудь придумаем! Вот и думай.

 То, что я увидела у Сережи дома, я до этого не встречала нигде. Хороший ремонт, красивая мебель и пустые полки из-под аппаратуры. На месте был только огромный, почти во всю стену, телевизор. Его вынести и продать у Сережи попросту не хватило сил. В общем, искать у него то, что можно было бы обменять на героин, было бесполезно.

 - Знаешь, у меня вообще мобила есть! Но она такая, простенькая. А еще она моего мужа…- я достала из кармана старенький Siemens c 35.
 - Ух, ты!- Сережа обрадовался, – барыга- цыганка, она все берет.

 Мы замутили героин и вернулись к Сереже домой. За ночь мы умудрились проколоть весь купленный вес, я понимала, что везти Кириллу мне было нечего. Ни его телефона, ни героина. Под утро усталость взяла верх и я заснула.
Проснувшись, я первым делом позвонила домой, Кириллу. То, что случилось дальше, повергло меня в шок.

 - Приезжай, конечно! Тут как раз твоя мама ждет. Я ей все рассказал.
 - Ты что? Зачем ты это сделал? – мой язык присох к небу.
 - А потому что не надо было меня кидать. Привезла бы мне, как обещала, ничего бы не было.
 - Все, Серег, я попала…- сказала я Сереже и поехала домой.

 В метро я всю дорогу лихорадочно соображала, что бы такое соврать, чтобы мама мне поверила, но ничего не лезло в голову. Мой мозг еще не отошел от героиновой ночи, и мысли разлетались в стороны всякий раз, когда я пыталась собрать их воедино.


                Попытка номер один


 Мама сидела на кухне за столом. По выражению ее лица я поняла, что врать бесполезно. И тут мне в голову пришла идея.

 - Да, я уже полгода употребляю героин, - начала я. – Я очень хочу бросить, но у меня никак не получается. Поэтому я готова лечь в наркологичку. Только тебе придется класть меня платно, иначе меня поставят на учет.

 Это было враньем. За исключением, наверное, наркологички. Я, в принципе, была не против, за деньги поправить здоровье в отдельной палате.

 В тот же вечер я была в Аннино. Кирилл посоветовал мне сказать, что у меня доза грамм в день.

 - Иначе они тебя лечить не будут! – пояснил он.

 Я так и сделала. А врачи и лечение  мне назначили соответствующее. На самом деле, физической зависимости на тот момент у меня практически не было. Все было в голове. А мне начали снимать ломку. Закармливали таблетками, давали ужасные капли Неулептил, от которых мне сводило шею. Уколы, капельницы…Первую неделю я провела, как в тумане. Я была растением. С трудом доползала до курилки, прикуривала сигарету. У меня текли слюни, сигарета постоянно падала, я обжигала себе пальцы и прожгла футболку. Наркоманки, которые уже лежали там долго, брезгливо шарахались от меня. Таких как я, там называли Овощ.

 - Ну, надо же, был Овощ, а оказалась нормальная девчонка! – это была местная шуточка.

 Спустя неделю я начала приходить в себя, через две недели я была в полном рассудке, и уже сама насмехалась над вновь прибывшими заколотыми пациентками. Мне повезло, со мной лежали вполне адекватные девчонки. Я порой ловила себя на мысли, что, общаясь с ними, забывала, что все мы наркоманки и лежим в наркологичке. Все хотели бросить наркотики, и я вдруг тоже подхватила эту идею. В то время я наивно полагала, что больница сможет избавить меня от психологической зависимости. Я ходила к психологу, проходила кучу всяких оздоровительный процедур, наподобие лазерной очистки крови. Я даже смогла бросить курить.

 Меня приятно удивило поведение Кирилла. Этот человек, наркоман, являвшийся на тот момент моим мужем лишь по документам, не бросил меня в такой момент. Он приезжал ко мне через день. Из Бибирево в Аннино. По полтора часа туда и обратно. Человек, плотно сидящий на Терпинкоде. А был январь, температура не поднималась выше минус двадцати пяти. И тогда я сделала переоценку ценностей. Я поняла, что человеческое отношение выражается в поступках, а не в красивых письмах из тюрьмы, которые продолжал присылать мне Даун. И мы с Кириллом решили попробовать снова стать семьей. Тем более, у нас был общий ребенок. Кирилл даже согласился тоже лечь в наркологичку. Так мы и лечились вместе, каждый на своем этаже.

 Я решила обернуть ситуацию максимально в свою пользу. Я сказала маме, что колоться начала от скуки, потому что она не отпускала меня на работу. Мама чувствовала себя виноватой и пообещала сама уволиться с работы и сидеть с ребенком, лишь бы дать мне возможность пойти работать на «Скорую». Моя цель была достигнута. Нет, мне не было стыдно.

 Когда я вышла из больницы удача сопутствовала мне в каждом моем действии. Мама готова была оплачивать любые мои капризы, лишь бы я не сорвалась. Она купила мне новую одежду, оплатила абонементы в солярий и тренажерный зал, дала денег на парикмахерскую. Мы жили с Кириллом душа в душу, он все время был со мной, мы вместе гуляли с ребенком, и он даже сопровождал меня, когда я оформлялась на работу.

 Я устроилась фельдшером на одну из подстанций Москвы. Приближалась весна, я была счастлива, а чтобы разнообразить рабочие будни, мы с Кириллом изредка ели Терпинкод. Точнее, изредка это делала я. А Кирилл уже съедал по шесть пачек в день. В итоге он опять лег в наркологичку, где и познакомился с Коляном. Он жил недалеко от нас в Южном Медведково, и имел выход на героин.

 Когда Кирилл вышел из больницы, мы начали изредка колоться. Конечно, я не собиралась садиться на систему! Так, позволяла себе иногда расслабиться. Кончилось все это тем, что мы с Коляном стали больше общаться и в итоге, Кирилл остался не у дел. Я достаточно быстро поняла, что Колян сам был барыгой, да он особо и не скрывал этого. И тут я полностью утратила контроль над ситуацией. Героин у него был просто потрясающего качества, я с тех пор такой больше не встречала. И, естественно, все мои знакомые, типа Солдата и многих других, обращались теперь уже ко мне.

 Героин был у меня всегда. Не было такого дня, чтобы я, проснувшись утром, не нашла, чем уколоться. Под наркотиком чувство страха полностью покидало меня, я воровала в магазинах одежду, косметику и элитные духи. И ни разу не попалась. Чувство безнаказанности опьяняло, все складывалось настолько хорошо, что порой у меня появлялось предчувствие, что скоро это все закончится и сменится такой черной полосой, какой до этого в моей жизни еще не было. Я не помню, как мама узнала, что я опять употребляю наркотики. Но решительных действий она уже не предпринимала, просто отношения между нами сильно испортились.

 Поскольку героин занял центральное место в моей жизни, а Кирилл был лишним звеном, с которым надо было делиться, я отправила его жить к себе домой и лишь изредка, под настроение, приглашала в гости.

 Я навсегда запомнила один эпизод, которому я тогда не придала значения, а впоследствии он стал для меня критерием оценки отношения ко мне людей. Мы с Кириллом ехали в лифте, предварительно уколовшись. Я поссорилась в очередной раз с мамой и вслух возмущалась несправедливости моей жизни:

 - Да что это вообще такое! Ненавижу всех! Никому я не нужна, никто меня не любит!
 - Почему никто?- тихо спросил Кирилл. – Я тебя люблю.

 Это признание в лифте было мне дороже кучи комплиментов и красивых слов, которые лились в мои уши и до этого, и все последующие годы. Признание человека, который не считал нужным кидаться словами, а просто  всегда в трудную минуту приходил мне на помощь. Выслушивал мой депрессивный бред, терпел мой отвратительный взрывной характер, навещал меня в больнице в двадцати пяти градусный мороз. Как жаль, что осознание того, что ценно, а что вторично, приходит порой слишком поздно. Когда уже нет возможности что-либо исправить.

 Мое предчувствие беды меня не обмануло. Все кончилось внезапно в один день. Коляна поймала милиция. Теперь он ждал суда, ему грозил тюремный срок. В итоге его не посадили, я не знаю, как он выкрутился, сколько и кому денег заплатил, волновало меня другое. Я осталась наедине со своей наркозависимостью. Поскольку кололась я на протяжении двух месяцев ежедневно, помногу, по нескольку раз в день, то речь шла уже не просто о психологической тяге. Меня начало по настоящему ломать. Телефон мой теперь молчал, все те, кто до этого обращались ко мне, нашли себе другие выходы на героин. И, само собой, никто и не собирался просто так ничем меня угощать.

 В первый день мое состояние было похоже на сильную простуду. Мне было страшно, потому что я знала, что это лишь начало. Поэтому, когда мне позвонил Зверь и предложил приехать к нему в Перово и завинтиться, я, не раздумывая, согласилась.

 До Перово я добралась с трудом. В метро было душно, лестница на переходе вообще показалась мне бесконечной. Винт значительно улучшил мое настроение и состояние, и вечером, прихватив у Зверя диск Пикника, я вернулась домой. Моя радость была недолгой. К утру помимо ломки я заполучила еще и винтовой отходняк. Мне было настолько жутко, что пришлось взять «больничный», потому что работать в таком состоянии было невозможно.

 Болела я семь дней. Бессонные ночи, состояние ужаса, отчаяние. Лишь тиканье часов в гнетущей тишине. И так сутки напролет. Время, как жвачка, тянулось настолько медленно, что создавалось впечатление, что оно застыло. Я не находила себе места. И вот тогда я впервые осознала, что игры закончились. То, что до этого я воспринимала, как развлечение, обернулось теперь серьезнейшей проблемой, которую необходимо было срочно решать. И я решила, что сейчас соберу всю волю в кулак, перекумарюсь и больше к наркотикам не притронусь. В тот момент мое желание бросить было настолько сильным, что когда мне позвонила Вася и сказала, что она сейчас стоит у моего подъезда и собирается подняться ко мне, чтобы спасти меня дозой героина, я, стиснув зубы, нашла в себе силы отказаться.

 На восьмой день я впервые вышла на улицу. Физически я полностью восстановилась, но легче мне не стало. Я шла, смотрела на зеленые деревья кругом, на июньское солнце и синее небо, и ловила себя на мысли, что ничто меня не радует. У меня была апатия по отношению ко всему. Старый смысл жизни я хотела забыть, а новый еще не придумала. Моя лучшая подруга Катя, с которой мы дружили с пятого класса, и которая была категорически против моей наркомании, пыталась всячески меня поддержать. Звала с собой гулять, рассказывала смешные истории. Но мне это все было безразлично.

 Я на автомате ходила на работу, возвращалась домой. Кирилл лежал в наркологичке. Я ни с кем не хотела общаться, интерес к жизни был утерян. Кончилось все это тем, что я, будучи не в силах справляться с депрессией, заложила в ломбард свой мобильник и купила героин.

 Так начался долгий период моей жизни, продолжавшийся все последующие годы моего употребления. Я, ненавидя себя за слабость, покупала героин, а уколовшись, пускалась в пространные рассуждения из серии  «как же мы, ребята, неправильно живем, надо обязательно бросать…». И все начиналось сначала.
В один из таких дней мне вдруг позвонил Кирилл. Он был пьян. « Значит, сорвал кодировку»- подумала я. Заплетающимся языком он попросил у меня денег. Я была вне себя от ярости, потому что сама проколола все до копейки, мне даже не на что было доехать до работы, и в сердцах я послала его в грубой форме и швырнула трубку.

 Как же я потом мечтала прокрутить этот эпизод, как кинопленку, назад, чтоб стереть его и переписать начисто. Но чудес в жизни не бывает, исправить, к сожалению, ничего нельзя…


                Его больше нет


 Эти сутки не задались с самого начала. В диспетчерской дежурила Люся. Почему-то она испытывала ко мне неприязнь и не скрывала этого. Хотя, возможно, не только ко мне, а ко всем молодым сотрудникам. Я дежурила на бригаде одна, и Люся, как - будто нарочно подсовывала мне неудачные бесперспективные вызовы. После первой же взятки мы проехали мимо аптеки, и я съела пачку Нурофена плюс. Но настроение мое от этого ни капли не улучшилось. К обеду я была на грани нервного срыва. Я шла в соседний корпус, в раздевалку, чтобы взять из шкафчика кофе. Как вдруг позвонила моя мама.

 - Наташ, ты только не волнуйся…

 Я почему-то сразу почуяла беду. Кто? Перед глазами замелькали слайды: сын, бывший парень Дима…

 - Кирилл умер.

 В этот момент мои ноги подкосились, и я рухнула на колени, уронив телефон. Я помню, как я бежала, задыхаясь от слез в диспетчерскую. Как, не добежав, уткнулась в каменную стену подстанции. Вокруг меня столпились коллеги, все спрашивали, что произошло, а меня колотило, я не могла произнести ни звука. В конце концов, я села на стул около диспетчерской, мне дали воды, таблеток, и я смогла все рассказать. Мне сразу предложили пойти домой. Но мысль, что сейчас я окажусь одна, в четырех стенах, наедине со всем этим, повергла меня в ужас.

 - Я доработаю. Не надо, – тихо проговорила я.

 На полчаса мою бригаду сняли с линии, конечно, этого времени не хватило, чтобы прийти в себя. На следующий вызов я ехала, а слезы безостановочно текли по моим щекам. Я отправила эсэмэску о смерти Кирилла всем, кого считала своими друзьями. И лишь Вася сразу смогла правильно оценить обстановку: «Чем я могу тебе помочь?» - написала она мне в ответ. «Ты знаешь, чем» - в свою очередь сказала я.

 Когда я вернулась с вызова, Вася и ее новый парень Дима уже ждали меня на подстанции. Был вечер, ко мне на бригаду поставили еще одного фельдшера, и он предложил мне просто побыть на подстанции, а на вызовы не ездить. Он сказал, что вполне справится один, а в случае необходимости прикроет меня.
Я, Дима и Вася пошли в раздевалку.

 - Дай мне больше! Еще больше!- говорила я Диме.
 - Не слушай ее, она же передознется! – Вася понимала, что я не могла адекватно соображать в ту минуту.
 - Да, я и хочу передознуться! Какое вам всем дело?- огрызнулась я.

 Умереть мне, конечно, никто не дал, но того количества героина мне вполне хватило, чтобы впасть в состояние отупения и на время отодвинуть на задний план все свои мысли и чувства.

 Так, практически молча, мы просидели на лавочке во дворе подстанции до самого утра.

 После смены я приехала домой, спать я в таком состоянии не могла, и  решила, во что бы то ни стало выяснить, что же произошло с Кириллом на самом деле.
Я поехала к кирилловскому участковому. Я брела той дорогой, которой когда-то давно, в июне две тысячи второго года, шла к аптеке на ту судьбоносную встречу с Кириллом. Я  смотрела по сторонам. Этот асфальт еще помнит звук его шагов. Вот дворы, по которым он многократно проходил. И эти дома, и эта улица. Все осталось прежним, вот только его больше нет.

Прошу тебя, возьми меня с собой!
Мне холодно и я совсем промокла.
Скажи мне, что такое путь домой,
Когда не видишь свет в закрытых окнах?

Все. Не могу. И некуда деваться.
Куда смотреть? Я отвожу свой взгляд.
Я, знаешь, разучилась улыбаться
В 2005- ом.  Я хочу назад.

Недели, дни. Растрепанные мысли
В ненужном отрывном календаре
И разлетаются бессмысленные числа
В апреле, сентябре и декабре.

Шум голосов. Бесчувственные лица.
Уже не понимаю, где здесь я.
Когда-нибудь, как ты, я стану птицей
И прилечу к тебе. Дождись меня!

 Участковый рассказал мне, как было дело. Милицию вызвал кирилловский отчим, который приехал, чтобы привезти ему еды и  водки. На стук в дверь никто не ответил, ему пришлось открыть своим ключом. Кирилл сидел за столом на кухне, уронив голову перед собой. На столе осталась недопитая бутылка водки, стакан и окурки сигарет. Была жара, и, как потом показала экспертиза, Кирилл пробыл мертвым в квартире три дня, прежде чем его нашли. Можно представить, как все это выглядело. Участковый сказал мне, что, хоть за время своей работы в милиции он многое повидал, но такого кошмара  еще не видел никогда.

 Так совпало, что со мной на подстанции работала одна фельдшер, которая так же подрабатывала во втором судебном морге. Именно туда и отвезли Кирилла. И эта фельдшер имела доступ к данным протокола вскрытия. Она сообщила мне, что в соответствии с заключением судебной экспертизы, смерть наступила двадцать пятого июня две тысячи пятого года в результате острой алкогольной интоксикации. Доза алкоголя в его крови составляла 4, 8 промилле, при смертельной дозе 4, 2. Кириллу было двадцать девять лет.


                ДНО


                Коаксил

Твой телефон не отвечает, и не ответит никогда.
Я все прекрасно понимаю, но снова тянется рука
Набрать твой недоступный номер, чтобы услышать, как всегда,
Что абонент не отвечает и не ответит никогда…


                ***

 Все то же. Макдоналдс, лето, музыка, ВДНХ.
Вот только его больше нет.
Так просто. Нет и все.


                ***


 Острая алкогольная интоксикация.
И целая страница «если бы…»
Хотя, что толку? Теперь-то уже, какая разница?
Поздно. Ничего не вернешь и не изменишь.
Фотографии, которые пожелтеют с годами.
Как ты мне нужен… Как ты мне нужен!!!


                ***


 Психологи говорят, что когда у человека случается горе, то психика реагирует на это в несколько этапов. Не помню, как это правильно называется, да я и не психолог и не так уж мне это было важно. Я знаю, что сначала происходит отторжение. Вот это случилось и со мной. Я с головой ушла в работу и запретила себе думать о Кирилле. Старалась жить так, как будто ничего не произошло. И мне это удалось.

 Я познакомилась через свою подружку Иру со старшими ребятами из своего двора. Это были старые наркоманы, наподобие Кирилла и Заза. Больше всего мы сдружились с двумя из них – Зыком и Карасем. Точнее не то, чтобы дружились, скорее спились. В общем, почти все свободное от работы время мы проводили во дворе, распивая какой-либо алкоголь.

 Примерно в то же время Солдат и его девушка Света угостили меня такими «безобидными» таблеточками, которые можно было колоть внутривенно. Назывались они Коаксил. Конечно, с героином он не шел ни в какое сравнение, но за неимением ничего другого, вполне годился. К тому же тогда мы, правда, искренне верили в то, что таблетки - это ерунда, вот героин- это страшно, а таблеточки – так, баловство. К тому же они были дешевые. Если чек героина стоил тогда полторы тысячи рублей, то пачка Коаксила, которой хватало на два раза, стоила всего триста рублей. Плюс никто не кинет, ни с кем не надо делиться. Пошел в аптеку, купил и вперед. Вскоре я рассказала про Коаксил всем своим знакомым наркоманам. Позже надо мной часто подшучивали, что мол «Научила все Бибирево Коаксилом колоться, все передохли, а ты осталась».

 Побочным эффектом от Коаксила было то, что если промахнуться мимо вены, то на коже моментально образовывался абсцесс. К тому же от него очень быстро сгорали вены.

 Так прошло лето. За работой, дворовыми посиделками и периодическими уколами таблетками.

 В конце августа мы снова встретились с Коляном. Не просто так. А чтобы купить героин. Нужно было ехать в Мытищи. Мы с горькой усмешкой глядели друг на друга. За лето жизнь нас изрядно потрепала. Я рассказала ему, что произошло со мной, а он мне – о том, как чудом смог избежать тюрьмы. С деньгами у нас обоих были трудности. Наши дорогие телефоны большую часть времени проводили в ломбардах. В общем, нам стало грустно. И погода была подходящая. Был  вечер, моросил дождь. Мы приехали в Мытищи. Я помню плохо освещенную улицу, старые сырые дома. И дежурную аптеку с деревянным окошечком, через которое по ночам наркоманы покупали шприцы. Мы встретились со знакомыми Коляна, на удивление быстро купили все, что надо, и пошли колоться в какой-то темный грязный подъезд. На следующее утро мне нужно было идти на работу, у меня было суточное дежурство. Мы добрались до квартиры Коляна уже поздней ночью, и я поняла, что ехать домой бессмысленно. Мы до утра проговорили о жизни, обо всем, что происходило с нами. Строили какие—то планы, что если бы у нас был варщик, то мы смогли бы торговать винтом, ведь спрос на него был большой, а эфедрин достать было по–прежнему очень сложно.

 Я до сих пор не понимаю, как умудрилась проработать то дежурство. Ведь помимо бессонной ночи у Коляна, я до этого уже не спала пару суток – мы винтились с Карасем, и я буквально валилась с ног.

 А в это время Вася и Дима начали торговать героином. Они брали его помногу у цыган в Мытищах и уже в квартире Васи расфасовывали по чекам и продавали своим знакомым. По началу они торговали прямо из дома. И вот я вновь оказалась тем связующим звеном, который соединял спрос и предложение. Мне опять звонила куча народу – и Солдат, и те, кто обращался к Солдату, и Колян, и знакомые из двора. Нехватки в героине я не испытывала. Я обнаглела до такой степени, что ездила за героином прямо во время дежурства. Я давала водителю рублей двести и мы, возвращаясь с вызова, прямо на машине «Скорой помощи» подъезжали к Васиному подъезду. Там меня уже ждали потенциальные покупатели, я брала деньги, поднималась к Васе. Она давала мне уколоться, плюс я еще отсыпала себе часть из чужого чека и все, в общем, складывалось в мою пользу. Однажды я умудрилась прямо в белом халате чуть не умереть от передозировки у Васи дома. Они с Димой меня еле откачали, и я с огромным трудом продолжила дежурство.

 Если по началу я еще как-то старалась приходить на работу более- менее трезвой, опасаясь, что коллеги-врачи разоблачат меня, то теперь я настолько потеряла всякий страх, что умудрялась работать с сужеными до точек зрачками, что было очень заметно на фоне моих светло голубых глаз. Я стала ловить на себе подозрительные взгляды. Но, поскольку, я постоянно была под наркотиками, меня это мало волновало.

 Все продолжалось бы так и дальше, если бы Вася не начала сходить с ума. У нее развилась самая настоящая мания преследования. Ей повсюду мерещилась милиция, она почти перестала пускать меня в квартиру, героин оставляла в почтовом ящике. А ее парень Дима возомнил себя наркобароном, от которого все зависят и который может, как хочет издеваться над наркоманами, все равно им деваться некуда. Не избежала этой участи и я. Однажды, как всегда во время дежурства мне позвонил Солдат. И сказал, что к нему приехал парень, у которого было сто долларов. Я прямо по дороге на вызов заехала к Васе. Солдат встретил меня у  подъезда и передал мне деньги. Когда я поднялась в квартиру, дверь открыл Дима. Он делал все  нарочито медленно.

 - Дим, пожалуйста, давай быстрее! Мне на вызов надо!
 - А откуда мне знать, что эти деньги не фальшивые?- издевался он. – Я их не возьму. Езжай в обменник!
 - Ты что? Какие фальшивые? Я не могу сейчас ехать в обменник, говорю же, я опаздываю на вызов!

 Я стояла перед этим ничтожным девятнадцатилетним человечишкой и унижалась. А он сидел передо мной за столом и решал мою судьбу. Вот в тот момент я поняла, во что вляпалась. Я – наркоман. Существо без воли, без гордости, без характера. Героин является той движущей силой, благодаря которой я живу. И каждое мелкое существо, наподобие этого Димы, могло мной манипулировать. В тот момент мне хотелось задушить его, стереть с лица земли, но вместо этого приходилось стоять перед ним и умолять продать мне героин. И в его власти было согласиться, или отказать мне. В итоге он, конечно, все мне продал. Но с этого дня мне очень захотелось разорвать этот порочный круг хотя бы потому, чтобы исключить из своей жизни общение с персонажами, подобными Васе и Диме.

 Так я оказалась в девятнадцатой наркологичке.


                Райский


 Для чего я легла в девятнашку, я так и не поняла. Скорее всего, чтобы успокоить маму и сделать перерыв в наркотиках. Я легла на этот раз бесплатно и поняла, что означает « почувствуйте разницу». Все лечение сводилось к тому, что мне давали желтенькие таблеточки Сонапакс. На окнах были решетки, сквозь которые было видно только желтые листья. Здесь у меня появилась возможность сделать паузу, оглядеться по сторонам и проанализировать все события прошедшего года. И вот в этот момент ко мне в полной мере пришло осознание, что Кирилла больше нет. Нет, и не будет. Он сейчас не сможет приехать ко мне в больницу, как прошлой зимой. Он не сможет поддержать меня, когда все остальные уже махнули рукой. НИКОГДА. Это было самое страшное слово. Поток мыслей был нескончаем. Они сдавливали горло, не давали дышать. Убивали само желание жить. Моя жизнь разделилась на «до» и «после». И все, что было хорошего в ней, осталось далеко позади, за той чертой, откуда уже нет возврата.

Фотографии с годами пожелтеют
Заметут снега твои следы
Имя ветер по полям развеет
Эхом отзовется: - Где же ты?

Солнце село над пустынным пляжем,
Холоднее стали вечера,
Больше на траву, смеясь, не ляжем,
И стучит в висках «Пора, пора!»

Каждый куст и каждая береза
Шепчут мне: «Одна, теперь одна»,
Отвечает на мои вопросы
Новый собеседник – тишина.

Я травой осенней увядаю,
Осыпаюсь желтою листвой,
Свечкой на могиле догораю,
Вот и все. Навеки не с тобой.

А любовь, прикрывшись черной шалью,
Позабудет яркие цвета,
Улетит безмолвной птичьей стаей,
Я ничья. Нигде. Лишь пустота.

Окна распахну и настежь двери,
Убегу в туман искать тебя,
Ночь прошла. А так хотелось верить
В сон, где снова вместе ты и я.

 Мне пришлось пролежать в больнице месяц. Я нарисовала в тетрадке календарь, и каждый день зачеркивала крест накрест черной ручкой очередной бесполезный день. Я ждала выхода, чтобы уколоться. Мне не очень хотелось жить, поэтому вопрос наркотиков не стоял для меня столь остро. Мне было все равно.

 Первый раз я увидела Райского в день выписки. Был уже вечер, я на такси подъехала к своему дому, в кармане лежала пачка Коаксила, я точно знала, чем сейчас займусь. А мимо моего подъезда в это время проходили Зык, Карась и, как я потом выяснила, Райский.

 - Ого, что за блондинка? – услышала я, как Райский спросил Карася.

 Вообще про Райского я слышала еще летом. Он был довольно таки известной личностью в нашем районе, славился тем, что практически всю жизнь сидел в тюрьме, был жесток, хитер и безжалостен. В тот самый день, когда меня выписали из больницы, он в очередной раз освободился из мест не столь отдаленных.
Дальше моя жизнь покатилась по наклонной. На работе ситуация стала опасной, заведующий подстанцией как-то вызвал меня к себе и напрямую спросил, употребляю ли я наркотики. Тогда я поняла, что если я сейчас не уволюсь сама, то меня уволят по статье. Так я осталась без работы. Моя депрессия достигла критической точки. Смерть Кирилла, потеря работы, наркозависимость… Я удивленно смотрела на свои старые фотографии, висевшие на стенах, и не узнавала себя. Я совсем перестала улыбаться. Не могла это сделать физически. В психиатрии есть понятие «маска скорби». Это было про меня.

 Чтобы ничего не видеть, не слышать и не понимать, я употребляла все подряд. Если был винт - кололась винтом. Или героином, или смешивала одно и другое. Если был алкоголь – пила. Моей задачей было достигнуть такого состояния, когда все чувства и мысли становились похожи на ровную линию  кардиограммы покойника.

 Наша компания состояла из Зыка, Карася, Чачи, Райского и Кадета. Чача нам был необходим, так как его мама работала врачом и выписывала нам рецепты на Теофедрин. Карась был варщиком, у Кадета была машина, на которой мы передвигались, у меня была квартира, в которой мы варили, а Зык был как бы заодно.

 Про Кадета надо сказать отдельно. Он был парнем из приличной семьи, два высших образования и собственная фирма. Его бывшая жена была дочерью мэра одного из подмосковных городов, ребенку было семь лет, но с Кадетом они не жили по причине наркомании. Не повезло Кадету в тот миг, когда его угораздило снять квартиру этажом ниже Карася. Они познакомились и ни Карась, ни Райский, ни вся их компания уже не могла дать богатому парню бросить наркотики. Практически все наши марафоны спонсировались именно Кадетом.

 Чем больше времени проходило, тем теснее мы начинали общаться с Райским. Симпатию, возникшую между нами, становилось все труднее скрывать и в итоге мы решили, что вполне самодостаточны, чтобы избавиться от Карася, Зыка, Кадета и Чачи.

 Так мы остались вдвоем. Конечно, эта была не любовь. Это был расчетливый, взаимовыгодный союз двух наркоманов. Занимались мы в основном киданием всех подряд, обманом друзей, заниманием денег без возврата, воровством и грабежами. Так, или иначе, у нас всегда хватало денег на наркотики. Чем больше мы жили вместе, тем больше я убеждалась, что Райский абсолютно ненадежный человек. Я понимала, что он предаст меня в любую минуту. Но, во-первых, он был мужчиной и мог в случае опасности прикрыть меня чисто физически. А во- вторых, я понимала, что рано, или поздно мои друзья догадаются, что долги им никто возвращать не собирается, и тогда я смогу свалить все на Райского.

 Этот период жизни вспоминается с содроганием. Именно тогда я поняла, что моя мечта юности стать конченой наркоманкой сбылась. Кроме наркотиков меня не волновало вообще ничего. Мне удалось убить в себе все человеческие чувства - жалость, доброту, сопереживание. Я оставила только те черты характера, которые были мне полезны тогда - безразличие, жестокость, отсутствие стыда и совести.  Я сидела на системе. Без наркотиков я не могла выйти из дома. Чаще всего даже не вставала с дивана, пока Райский бегал по району в поисках дозы.

 Однажды я уговорила маму под каким-то предлогом дать мне денег. Мне нужно было ехать за ними к ней в Медведково. Была зима. Я тряслась в промерзшем троллейбусе и смотрела на людей вокруг. Все куда-то спешили, были полны сил. Я увидела бабушку, бодро втащившую за собой в троллейбус сумку-тележку. Она тоже куда-то торопится. Наверное, на рынок. С самого утра. А мне двадцать два года и я еле жива. Я напрягла последние силы своего организма только потому, что мне просто необходимы были деньги. Я ненавидела себя.

 В марте я узнала, что жду ребенка от Райского. Все советовали мне сделать аборт, моя мама даже пришла к моему гинекологу и рассказала ей, что я наркоманка и дети мне не нужны. Райский, на чью поддержку я все-таки рассчитывала, в итоге тоже сказал, что в данной ситуации, наверное, лучше сделать аборт. Я возненавидела их всех. Но ребенка я решила оставить, во что бы то ни стало.

 Как-то раз в мае Райский вернулся от Чачи в невменяемом состоянии. Чача накормил его какими-то галлюциногенами, и Райский ползал по полу в поисках одному ему известных несуществующих предметов. А потом собрался уходить:

 - Ты куда?
 - Пойду кого-нибудь грабить.
 - Жень, как грабить? Ты посмотри на себя! – пыталась остановить его я.
 - Наташ, нам нужны деньги.
 
 Он сел в лифт и уехал. Насильно остановить его я не могла и решила просто лечь спать. Когда наступило утро, а Райский так и не пришел, я поняла, где его искать. Я оделась и пошла в ОВД Бибирево. Да, он был там. Оказывается, в том неадекватном состоянии он попытался вырвать из рук женщины сумку и не заметил двух проходивших мимо милиционеров. Естественно, его взяли с поличным.
Ситуация была бредовой, но тем не менее вполне подходила под сто шестьдесят первую статью УК, то есть грабеж.

 Райский был в кабинете у оперов, они пропустили меня к нему. Я смотрела на него и точно знала, что ждать его не буду.

 В декабре, в день рождения Райского у меня родилась дочка. Я помню, как стояла в Роддоме на лестнице, курила и смотрела в окно.  «Я выйду отсюда, и больше не буду колоться»- твердо решила я.


                Пауза


 Давать какие-то зароки мне тогда было очень страшно. Отправной точкой послужил день моей выписки из Роддома. Было  достаточно просто взять у мамы денег и начать все с начала. Но у меня получилось сдержаться. Сдержалась я и на следующий день. Так, с удивлением я обнаружила, что не колюсь уже неделю, две, месяц… Меня захлестывала волна эйфории от происходящего. Я жила в том же районе, общалась все с теми же людьми, каждый день видела своих обколотых друзей, более того, некоторые были не против меня угостить. А я просто не кололась. Потом я начала умышленно пускать к себе мою подружку-наркоманку Иру. Ей было негде колоться, так как дома всегда были родители и, я разрешала ей делать это при мне. Так я тренировала свою силу воли.

 Я возобновила общение со своими старыми друзьями из двора. К тому времени наша компания уже поредела. Не было в живых Ольги с Денисом, Игорька, Сани… Но все равно нас было довольно таки много. Все по-прежнему пили. И я не стала исключением. По сравнению с наркотиками пьянство казалось мне невинной забавой. Я находилась среди друзей, никто ни с кем не ссорился, было полно общих тем для разговоров, воспоминаний. Особенно я сдружилась с Ромой. Это был очень приятный парень из верующей семьи. Он ходил в церковь, год жил у священника, чтоб отойти от наркотиков. Работал на заводе, да и сам по себе был человеком добродушным, веселым и не  подлым. Наши с ним отношения очень напоминали мое общение с Младшим. Я чувствовала, что нравлюсь ему, да и он сам не раз говорил мне об этом, но дальше слов это не заходило.

 - Я мечтаю стать Батюшкой! – любил говорить он. – А ты, Наташ, смогла бы Матушкой стать?
 
 Такая жизнь продлилась месяц. Подружка Ира пролечилась  в наркологичке, и теперь алкоголь объединял нас еще больше. Кончилось все это, когда мама поняла, что со мной творится что-то неладное. Она решила, что я опять вернулась к наркотикам. Доказать ей, что все дело в алкоголе, у меня не получилось. В итоге она приехала ко мне домой, в очередной раз принялась мучить меня своими подозрениями и я, не выдержав, в истерике убежала на улицу. Купила банку коктейля и позвонила Васе.

 Вася никуда не делась. Она продолжала на пару с Димой торговать героином. Они оба были на огромной дозе, на Васином запястье была длинная красная дорога. На продаже героина она зарабатывала очень неплохие деньги, что помогло ей полностью обновить гардероб, с ног до головы обвешаться золотом, значительно улучшить свой внешний вид и заболеть звездной болезнью. На всех нас она смотрела сверху вниз, но, тем не менее, мы продолжали общаться. Вася никогда не была жадной и поэтому весьма охотно покупала мне коктейли.
Я пришла к ней домой.

 - Пойдем, я сейчас сделаюсь, и мы сможем погулять! – шепнула мне Вася и мы закрылись в ванной. Такая конспирация была связана с тем, что дома были ее мама и дочка.

 Я молча смотрела, как Вася выбирает через ватку раствор, вводит шприц в вену. Я видела ее сузившиеся зрачки…

 - Вась, дай мне тоже!
 - Ты же завязала! – она очень удивилась.
 - Как завязала, так и развяжу.
 - Нет, даже не проси.
 - Ну, пожалуйста! Ты же знаешь, я все равно замучу, с тобой, или без тебя!
 - Вот где хочешь, там и мути. Я не хочу быть к этому причастна.

 Я поняла, что уговаривать ее бесполезно. От обиды и злобы у меня сжались кулаки. Надо было что-то срочно предпринимать, я еще не успела ни о чем подумать, как Вася достала из кошелька тысячную купюру и протянула ее мне, сказав:

 - На тебе тысячу, купи себе лучше коктейлей!

 В моей голове моментально созрел план. Конечно, коктейлей мне уже не хотелось, я хотела исключительно наркотиков. Под каким-то предлогом я поспешно попрощалась с Васей и пошла домой. Уже из дома позвонила Младшему:

 - Привет, Серег! У меня есть тысяча. Как думаешь, мы можем что-нибудь придумать?
 - Конечно, можем! Сейчас я Васе позвоню!
 - Ага, давай! Только не говори ей, что я с тобой! Она не хочет, чтобы я кололась!

 В общем, мы купили у Васи героин за ее же тысячу.

 О чем я думала, срывая ремиссию? Ведь я не кололась уже четыре месяца и вполне научилась жить без наркотиков. А думала я о том, что больше никогда не сяду на систему. Буду колоться изредка, по праздникам, чтобы расслабиться. Как жестоко я ошибалась…

 Поначалу все меня устраивало. Я продолжала развлекаться во дворе, а примерно раз в неделю ко мне приезжал Младший, и мы мутили героин. Вскоре я поймала себя на мысли, что мне хочется чаще. Заз не был с этим согласен. Он говорил, что раз уж решили раз в неделю, то и не надо ускоряться. К тому времени он уже познакомил меня с Мишей. Миша когда-то сидел с ним вместе в тюрьме, у него была машина, и он мог в отличие от Заза, который с Васей был в ссоре, напрямую покупать у нее. Тогда я поняла, что Младший мне в принципе не нужен и стала контактировать исключительно с Мишей. А Мише было все равно, насколько часто я колюсь. Он сам был в системе и жил за счет того, что именно через него осуществлялась связь с Васей и Димой.

 Постоянно колоться героином было для меня слишком дорого. И я решила в те дни, когда с героином у меня ничего не получается, покупать Коаксил. Вены в то время у меня уже были плохие, уколоться самой было очень трудно, мне был необходим помощник. Этим помощником стала Олеся.

 Олесю я знала уже давно, но никогда близко с ней не общалась. Она была давней знакомой моего бывшего парня Димы, в конце концов, она вышла замуж за его друга Витю и родила троих детей. Я знала, что она была наркоманкой. Причем в последнее время именно коаксильной. Зимой у нее после неудачного укола началось заражение крови, руку чудом удалось спасти, она долго лежала в реанимации. Теперь на ее руке не было кожи. Требовалась пластическая операция, на которую пока не было денег. Она была вынуждена делать каждый день перевязки,  рука была забинтована от запястья до плеча. Ее муж Витя никогда не был наркоманом, он работал в компьютерной фирме и очень сильно любил Олесю. И поэтому слепо ей доверял. Даже когда ему напрямую говорили, что она колется, а его использует лишь как источник денег, он отказывался в это верить.

 Достоинством Олеси, важным именно для меня было то, что она очень хорошо умела попадать в любую вену. Вот на этой почве мы с ней и сошлись.

 Если так можно сказать о двух наркоманах, то мы подружились. Мы не просто кололись, а потом разбегались каждый в свою сторону. У нас было много общих тем для разговоров, она умела слушать, а я любила поговорить о жизни. У нас были маленькие дети, и мы вместе ходили с ними гулять.

 В это время из тюрьмы освободился Даун. Я не чувствовала к нему ничего, кроме отвращения, но он по-прежнему любил меня и по-прежнему кололся. Я сразу дала ему понять, что ничего личного между нами быть не может. Но, видимо, я была ему настолько дорога, что он довольствовался даже простым общением. Конечно, это общение не было совсем простым. У Дауна были деньги. И он как раньше был готов делиться со мной наркотиками. Огорчало меня то, что он не кололся героином, предпочитая ему маковые семечки. Он быстро научился их варить и считал, что теперь это выгоднее. Я семечки не любила, но за неимением ничего другого, согласна была и на них.

 Вот так я и жила той весной. Либо кололась героином с Мишей, либо с Ромой и Олесей покупала Коаксил, либо ехала к Дауну за маком. В результате такой жизни к лету я была опять на системе. Причем уже сама не понимала, от чего именно мне плохо. Да это было и не важно.

 Мама поставила мне условие: обязательно поехать с детьми на дачу. Минимум на месяц, а то и до конца лета. Поскольку финансово я все-таки от нее отчасти зависела, мне пришлось согласиться. «Ну и хорошо, - думала я, - заодно и с наркотиков спрыгну!». И вот в  июне я поехала на дачу.

 Первую неделю мне было очень плохо чисто физически. Но я поставила перед собой твердую цель, которой необходимо было следовать. И я, стиснув зубы, терпела. Я заставляла себя купаться в холодной воде, принимать солнечные ванны, хорошо питаться. Это дало результаты. Спустя месяц я чувствовала себя абсолютно здоровой. Но психологическая тяга  никуда не делась. И я под разными предлогами начала отпрашиваться у мамы на выходные в Москву.

 Это было действительно счастливое время, как мне тогда казалось. Еще в автобусе, подъезжая к Москве, я звонила Мише и мы сразу, как только я приезжала, ехали за героином. Если у Миши были какие-то накладки, я звонила Олесе. С Коаксилом в аптеках тогда не было никаких перебоев, то, что я гарантированно не останусь трезвой, я знала точно.

 Так весело и беззаботно прошло лето. Я отдыхала, иногда кололась и ходила с Васей на дискотеки. Незаметно настала осень.


                Erase and rewind


 Чувство отвращения к Дауну к тому времени пересилило все остальное, и я порвала всякое общение с ним. Олеся меня тоже начала раздражать. Надоело постоянно угощать ее Коаксилом лишь за то, что она могла меня уколоть. А она этим пользовалась и, хотя у нее иногда были свои деньги, предпочитала колоться за мои. Такая благотворительность мне надоела, и наше общение я свела к минимуму.

 С Саней мы встретились в одной из поездок за героином. Вообще я знала его давно, еще со времен знакомства с Кириллом. Он выгодно отличался от всех остальных наркоманов тем, что имел постоянный высокий заработок. Работу он не бросал независимо от того, употреблял ли он наркотики, или же был на ломке. Ключевым моментом, который меня привлек, был именно его заработок. Мне не составило труда понравиться ему, и мы начали встречаться.

 Помимо денег у него был выход напрямую на Васю и на Олега, его друга, который кроме него и еще одного парня больше никому не продавал. Причем у Олега купить было технически очень легко, только были бы деньги. А деньги были. И зарплата Сани, и моя пенсия, которую я получала, как вдова. Мы начали колоться каждый день. В октябре Саня сделал мне предложение, мы подали заявление в Загс, свадьбу назначили на начало декабря.

 Чем дольше мы жили вместе, чем больше мы кололись, тем сильнее раздражал меня Саня. Раздражало в нем все. И внешность, и манера разговаривать, и то, что он весьма нелестно отзывался о Кирилле. Кирилла я так и не могла забыть, его фотография по-прежнему стояла у меня на тумбочке, несмотря на Санины возражения.

 Саня уезжал на работу с утра, а возвращался лишь часов в семь. У  нас была договоренность колоться только вместе. Поначалу я так и делала. Потом меня начало злить то, что из-за его отсутствия я должна целый день терпеть. И я опять начала тесно общаться с Мишей, но тайком от Сани соответственно. У меня либо были свои деньги, либо кто-нибудь вроде Ромы звонил мне, и мы с Мишей помогали ему взять. Иногда Миша сам звал меня, чтобы угостить героином, если у него оставалась лишняя доза. Мы даже взяли на реализацию партию в десять грамм. Но я проколола большую часть, подставив тем самым Мишу и заставив его самого разбираться с поставщиком.

 Я уже не помню, каким именно обманным путем я вынудила Саню познакомить меня с Олегом. Дело дошло до того, что Саня был на работе, мы с Мишей ездили к Олегу и умудрялись все прокалывать сами, не оставляя Сане ничего. Он, конечно, очень злился, кричал, но сделать ничего не мог. А мне было уже все равно.

 Я помню, как мы сидели в Мишиной машине и кололись. Нас было человек пять.

 - Представляете, пацаны! У меня ж свадьба скоро! Вот кошмар-то! Что вообще делать? Спрячьте меня! Ха-ха!

 Мы дружно высмеивали Саню, все поражались моему цинизму, а меня все это лишь забавляло. Но замуж за Саню я уже не хотела совсем. И думала о том, как бы так ему отказать, чтобы не лишиться при этом его финансовой поддержки.

 Апогеем всего этого стал приезд ко мне Коляна. Он заехал за героином.

 - Я вообще сейчас в наркологичку ложусь. Уже все, договорился. Не могу больше колоться, надо что-то делать, - пояснял он.
 - Кто это вообще такой?- шепнул он мне, когда Саня вышел в другую комнату.- Как ты с ним живешь? Он же никакой!
 - Да я сама не знаю, как.
 - Не дури, бросай его!

 Я была полностью согласна с Коляном. На следующее утро я думала о Коляне, наркологичке, этой ненавистной свадьбе…И решительно набрала мамин номер:

 - Мам, у меня проблемы с наркотиками, положи меня в больницу! – выпалила я и решила, что хуже уже не будет.

 Мама была в шоке. Тем не менее, она согласилась оплатить мое лечение. Саня отреагировал довольно странно:
 
 - Как, ты что оставляешь меня? А как же наша свадьба? Я вообще очень боюсь, что сейчас ты бросишь наркотики и уйдешь от меня,- подытожил он.

 «Правильно, что боишься!» - зло подумала я. А вслух упрекнула его в эгоизме, отсутствии любви и понимания. В общем, повод отменить свадьбу был найден.


                По безнадежному пути


 Так я снова оказалась в Аннино. В том же самом отделении, у того же самого врача. Я поняла, что очень хочу воссоздать ту атмосферу двухлетней давности, когда я лежала здесь впервые, и еще  был жив Кирилл. Тогда я легла сюда, по большему счету, ради любопытства.

 Теперь же все было иначе. Я сразу попросила врача не превращать меня в овощ. Куда там! Меня закололи так, что я не смогла самостоятельно ходить. При попытке встать, я, сделав один шаг, больно падала на пол. На обследования и анализы санитарки возили меня на кресле-каталке, а на ночь мне одевали памперсы. Я ничего не соображала, перед глазами все плыло. Причем, я не одна была в таком состоянии. Я не знаю, что там в то время была за методика, но до такой степени закалывали всех. Я опять лежала в одиночной палате, а в соседней палате лежала девушка Варя. Ей было, кажется, тридцать два года. Она считала себя безнадежной. У нее с собой был магнитофон. Я часто приходила к ней, и мы вместе слушали Агату Кристи, Мэрилина Мэнсона, то есть все, что еще больше усугубляло наше и без того депрессивное состояние. Еще я общалась с Настей. Она была из кавказской семьи и муж, узнав, что она наркоманка, бросил ее, забрав детей. Теперь она жила с наркоманом, который ни во что ее не ставил в какой-то разваливающейся хибаре в Подмосковье. Мне было жалко этих девочек. Себя мне было жалко тоже. На этот раз мне действительно хотелось бросить.

 Мы с мамой решили, что я пролечусь, а потом зашьюсь  Налтрексоном, блокатором опиатных рецепторов.

 Саня навестил меня один раз. И то, привез передачу, купленную моей мамой. Этого я ему простить уже не могла. Но мне, честно говоря, было не до него.

 А потом к нам в отделение легла Марина. Эта Марина, по прозвищу «Без лица», была метадоновой барыгой. Она умудрилась пронести наркотики с собой, и постоянно была в невменяемом состоянии. В конце концов, мои нервы не выдержали. Я больше не могла, мучаясь дикой депрессией, смотреть на узкие зрачки «Без лица». Последней каплей стало то, что в пакете, который она попросила меня хранить у себя в палате, оказался метадон. Лишь чудом я узнала об этом до того, как мою палату обыскали. Я в истерике позвонила маме:

 - Забери меня отсюда!!! Пожалуйста!!! Я тут не могу!!!

 Мама приехала и в тот же день забрала меня домой. Напоследок я поругалась с врачом, обвинив ее в том, что в отделении наркотики. Врач настаивала на подшивке, но мне удалось убедить маму, что я и сама брошу, без этих всех больниц, подшивок и таблеток. В этот раз я прогадала. Зря я не стала пить выписанные мне антидепрессанты. Да и вообще, зря я сбежала из больницы.

 Мама решила на время переехать ко мне, чтоб поддержать меня. В тот же вечер ко мне заехал Саня. Он был под героином. В квартиру я его не пустила, мы разговаривали на лестнице.

 - Тебе не стыдно приезжать ко мне в таком состоянии? Ты же знаешь, что я только из больнички! У меня депрессняк, а тут еще твоя обколотая рожа!- с ненавистью высказала я ему и захлопнула дверь.

 Я изо всех сил старалась держаться. Утром, едва проснувшись, я сразу пила таблетки Антаксон, которые блокировали действие наркотиков. Та же подшивка, только через рот. Мама, как могла, старалась мне помочь. Она сделала в моей комнате ремонт, включала мне по телевизору веселые фильмы, купила абонемент в бассейн. Ходила вместе со мной гулять с ребенком… Но ничего не помогало мне преодолеть депрессию, справиться с тягой. Каждый день был для меня войной с самой собой. Я сжимала кулаки, дотягивала до вечера, а наутро все начиналось сначала. Я закрывалась в своей комнате, садилась поближе к магнитофону и слушала Агату Кристи, Дельфина, Дубовый Гаай, все то, что могло добить меня еще сильнее. Особенно символичной казалась мне песня Алисы «Умереть молодым».

 Результатом этой борьбы стало то, что однажды утром я не стала пить Антаксон. При маме сделала вид, что проглотила, а сама выплюнула его в унитаз. Выдержав два дня, я позвонила Мише. Мама жестко контролировала, куда и зачем я иду. Я отпросилась якобы в детскую поликлинику, а сама побежала к нему. Он дал мне уколоться, а я не почувствовала ничего, кроме легкого холодка. Мне захотелось умереть. Но самое главное, начало было положено. Пути назад у меня не было.

 Мне было очень стыдно перед мамой, но все равно я спровоцировала ссору и сказала, чтобы она уезжала к себе, так как с ней жить просто невыносимо.

 Новый две тысячи восьмой год я встретила в компании Карася на лестнице в кадетовском подъезде, ожидая, пока он вынесет раствор. Потом мы перемесились ко мне домой. К нам присоединилась моя подруга Катя. Двое суток мы пили, веселились, и я тайком от Кати подкалывалась героином.

 Третьего января я позвонила Коляну. У Кадета были деньги, мы хотели продолжения праздника.

 - С Новым годом, дружище! Это Наташа, Бибирево!
 -Здорово, Натах!
 - Как там дела? Есть что-нибудь?
  - Да, прямо в моем подъезде! Приезжай!

Он встретил меня на улице.

 - А что за тема? Новый барыга, что ли?
 - Ну да, мой сосед. Вместе поднимемся, познакомлю!

 Соседа - барыгу звали Вова. У меня в голове мгновенно созрел план. « Как же хорошо было бы, как Вася, жить с барыгой! Все под рукой всегда, не надо ничего искать!». К тому же я была свободна, он был симпатичный, и я тоже ему понравилась. Мы обменялись телефонами,  он пообещал вечером ко мне заехать.

 Я вернулась к Карасю и Кадету радостная, привезла героин, рассказала им, что познакомилась с барыгой. И намекнула, что им пора уходить, потому что я скоро жду важного гостя. Было заметно, что они обиделись. Но мне они были больше не нужны и их переживания меня не волновали.

 Вова приехал вечером, как и обещал. Привез героина, а на следующий день сказал, что я колоться больше не буду.

 - Мне не нужна девушка наркоманка! Хочешь, я буду покупать тебе хорошее вино. Только колоться ты не должна, – сказал он.

 Это совсем не входило в мои планы. Я для вида согласилась, а сама решила, что обязательно смогу что-нибудь придумать.
 

                Передоз


 Он приезжал ко мне почти каждый день. Торговлю героином он вел серьезную. Это было видно по тому, какая машина была у него, и сколько денег лежало в кошельке. Он был не жадный, приносил полные пакеты дорогих продуктов. Когда мы приходили в магазин, он позволял мне выбирать все, что я хочу. Единственным его условием по-прежнему оставалось то, что я не должна была колоться. Я достаточно быстро нашла выход. Когда он приезжал, то первым делом разводил себе раствор. Его доза составляла два полных шприца, причем один он вкалывал сразу, а второй оставлял на кухонном столе, чтоб доделать позже. Сам шел в комнату и ложился на диван перед телевизором. Моей задачей было под любым предлогом проскользнуть на кухню и быстро, прямо через свитер, уколоть немного раствора в мышцу плеча. Иногда он засыпал, и тогда я тихо доставала из кармана его куртки кошелек и брала оттуда необходимую сумму денег. Деньги он не пересчитывал, поэтому пропажу ни разу не заметил. И вот, когда он уезжал, я на эти деньги покупала в зависимости от украденной суммы Коаксил, или героин.
Однажды вечером, мне на удивление, он привез амфетамин и сказал, что сегодня мы будем колоться. Мы кололись всю ночь, и весь следующий день. К вечеру начался отходняк, и Вова сказал:

 - Я дам тебе героин, в виде исключения, чтобы тебе плохо не было.

 Мы уже собирались спокойно уколоться, как вдруг приехала моя мама. По нашим лицам она мгновенно поняла, чем мы занимаемся, и пригрозила Вове, что если он немедленно не уберется из квартиры, то она вызовет милицию. Вова начал собираться.

 - Подожди, ну подожди! Как же я? Ты же обещал мне героина! – я была в панике.     -Сейчас, мам, одну секунду! – прокричала я маме, и мы закрылись в комнате.
 - На, давай только быстрее! – Вова очень торопился.
 - Помоги мне!- сказала я, он ввел шприц в вену, а потом я ничего не помню…
 
 Я открыла глаза и не сразу смогла понять, что происходит. В дверях комнаты стояла моя мама, я лежала на кровати, рядом была «Скорая». Вовы не было. Все плыло перед моими глазами, я ничего не могла вспомнить и судорожно пыталась сообразить, как правильно себя вести в такой ситуации.

 - Вы сегодня употребляли наркотики? – спросил у меня врач.
 -А?.. Кто?.. Я?.. – нужно было срочно врать.- Нет!
 - А что тогда с вами случилось?
 - А что случилось?
 - У Вас была передозировка.
 - Что?..Как?..А, это я… это… Терпинкод съела…Да, точно, вспомнила, Терпинкод! Я не колюсь!

 Я потом думала, что если бы кому-то пришло в голову составить рейтинг самых-самых событий моей жизни, то самым трагическим была бы смерть Кирилла. А самым позорным…

 В одном из сотрудников «Скорой» я узнала Ларису, фельдшера с той подстанции, на которой я когда-то работала. Она тоже меня узнала:

 - Как же так, Наташ? Ты же сама мужа похоронила! Я была уверена, что у тебя все хорошо, работаешь…Да тебя не узнать! Что с тобой? Ты ж была такая цветущая, а сейчас…Кожа да кости, посмотри на себя!

 Я была готова провалиться сквозь землю. Так стыдно мне не было еще никогда. Я знала, что сплетница Лариска разболтает об этом всем на подстанции, а ведь я еще планировала туда вернуться…

 - Поехали в Токсикореанимацию! – предложила мне Лариса. – Ты же понимаешь, сейчас Налоксон отпустит, и ты можешь по новой... А нас рядом не будет!
 - Нет, я не  поеду. Давайте, я подпишу отказ.

 Когда «Скорая» уехала, я выяснила, что произошло. После того, как мы закрылись в комнате, Вова вышел один и быстро пошел к двери. Мама заглянула в комнату и увидела меня, укрытую одеялом и лежащую, отвернувшись к окну.

 - Она спит! Не будите ее! – бросил Вова, и ушел.

 Видимо, Господь не позволил маме молча собраться и уехать. Она решила окрикнуть меня. Я не отозвалась. Она позвала еще раз, громче, но я молчала. Заподозрив неладное, она подошла и перевернула меня. Мои глаза закатились, кожа была черного цвета, я не дышала. Она вызвала «Скорую», а дальше я уже сама все знала.

 Рассказав мне все это, мама сказала, что я могу жить так, как мне хочется, она устала от моих выходок. Сына, который был старше и мог понять, что происходит, она забрала жить к себе. Годовалая дочка осталась со мной, и я оказалась один на один с этой зимой, с этой зависимостью, с этой жизнью.


                Серая весна


 Мама сдержала свое обещание, она полностью прекратила со мной общаться. Фактически, я получила то, о чем мечтала в самом начале своего наркоманского пути – меня больше никто не останавливал, я могла беспрепятственно колоться и делать все, что заблагорассудится. Но отчего – то это не доставило мне желаемого удовольствия. Мне стало тоскливо и страшно. Это ли было смыслом моей жизни? Стоило ли родиться, учиться, стремится к чему–то, чтобы в итоге сдохнуть в каком-нибудь грязном подъезде?

 Но, с другой стороны, я все же почувствовала облегчение. Моему старшему ребенку, которого забрала мама, было уже четыре года, и он, в конце концов, мог понять, чем занимается его мама. Дочка же была совсем маленькой и не о чем не догадывалась. Хотя я и была наркоманкой, но в квартире был сделан ремонт, дети были хорошо одеты и сыты, у них была отдельная комната, и я всеми силами старалась оградить их от происходящего. Несмотря на то, что у меня дома часто собиралось много народа, курить все выходили на лестницу. Да и внешне по мне невозможно было догадаться, что я плотно сидела на тяжелых наркотиках. Загорелая модно одетая блондинка с наивным взглядом больших голубых глаз, я скорее смахивала на куклу Барби. Во дворе я даже получила прозвище Пэрис. Причем образ дурочки-блондинки я культивировала в себе сознательно. Дело в том, что на тот момент жила я только на свою и детскую пенсию. Сумма получалась не маленькая, на жизнь вполне хватало. Но я была на дозе. Мама денег мне, естественно, не давала. Спонсор - барыга, как Васин Дима у меня так и не появился. Проституцию я для себя считала неприемлемой, а воровать мне уже было страшно, потому что в тюрьму не хотелось совсем. Оставалось только одно – кидать и обманывать всех подряд. А ведь это порой были отнюдь не местные еле живые знакомые наркоманы, а взрослые мужики, помногу лет отсидевшие за решеткой. Я понимала, что если они догадаются, что я кинула их на деньги, или наркотики, то пощады мне не будет. Поэтому-то я и строила из себя абсолютную дуру, чтобы в случае чего, наивно хлопая ресницами, сказать, что сама оказалась жертвой кидалова. Как ни странно, мне верили.

 Но это был лишь внешний образ, маска. А, оставаясь наедине сама с собой, я понимала, что прогнила насквозь. Все хорошие человеческие качества, которые были заложены в меня в детстве, умерли. Мое сердце превратилось в кусок льда. Бесчувственный и холодный. Мне никого не было жалко, ради дозы я могла поступиться любыми принципами. Людьми, которые ко мне хорошо относились, я лишь манипулировала. Подругам рассказывала жалобные истории, чтобы в итоге занять у них денег и никогда уже не вернуть. Я помню, был один мальчик Саша, который хотел завязать со мной какие-то отношения. Я в порыве героиновой доброты честно предупредила его, что со мной лучше не связываться. Он не послушался. В итоге я выжала его материально, как лимон. Мы как-то шли с ним в магазин, и он пытался что-то мне говорить на тему наркотиков. И он произнес такую фразу:

 - Выбирай, или я, или героин!
 - Конечно, героин! – ответила я, даже не обернувшись.

 Я тогда употребляла еще и Коаксил. В зависимости от того, сколько денег удавалось раздобыть. Героин я мутила с Мишей, Коаксилом колол меня Карась. И периодически кто-то из них угощал меня тем, или другим, соответственно.

 Помню, за полгода до этого, был такой случай. Мы с Олесей, купив пачку Коаксила, выходим из аптеки и движемся в сторону ее дома. По дороге нам встречается Рома:

 - Привет! – он расплылся в широкой улыбке.
 - Привет! – улыбнулась в ответ я. – Ты что, тоже, что ли в аптеку?
 - Ну да! Возьму сейчас пачку и выпью ее.
 - В смысле, выпью? – не поняла я.
 - Его можно пить, если колоть уже некуда. Вот я и пью, чтобы не мучится.
 - Аа, ну понятно, - и мы, попрощавшись, пошли дальше.
  - Слушай, Олесь, а почему бы тебе тоже не пить его? – в сердцах выпалила я. – Тебе же и так уже чуть руку не отрезали, ты колешься по три часа, да и то, половину в вену, а половину под кожу!

 К слову сказать, у меня тогда на локтевом сгибе левой руки был колодец – это такое место, в которое можно было колоться изо дня в день. Конечно, это сделать возможно было лишь при помощи катетера – бабочки, да и сама себя уколоть я не могла, но тем не менее, у меня ничего не воспалялось, не опухало и не гнило. А на Олесе не было живого места. Про левую руку я вообще молчу, ее можно  не брать в расчет. Олесины кисти были похожи на боксерские перчатки. Ноги опухли и были изуродованы настолько, что кроме кроссовок и свободных спортивных штанов на нее больше ничего не налезало. Она кололась в грудь, в живот, в пальцы. И занимало это так много времени, что к моменту, когда у нее, наконец, получалось, недолгое действие Коаксила начинало меня отпускать. И это очень нервировало. Ведь мне нужен был собеседник, с кем, прикурив сигаретку, можно было обсудить злободневные темы. Вот поэтому я и предложила ей не колоть таблетки, а именно пить.

 - Ага, такая ты хитренькая! – возмутилась Олеся. – Сама-то колешься!
 - Так у меня и вена есть!- ответила я.
 - Ну-ну, посмотрим, как ты заговоришь, когда этой вены у тебя не станет!
 - Тогда, Олесь, я перестану колоться Коаксилом! Уродовать себя я не буду! – уверенно произнесла я.

 Вена продолжала служить мне верой и правдой даже теперь, полгода спустя. Но все-таки, день, когда она не дала контроль, настал.

 - Да как это, Валер!!! Ты что, издеваешься надо мной? Ты это нарочно! Смотри, не попадешь - ничего тебе не дам!!!- в истерике орала я на Карася.
 - Ну не давай, Наташ!- сдался он в итоге.- Что я могу сделать? Не получается. Не дает и все. Когда-то это должно было произойти.

 Я отказывалась в это верить. Другие вены были сожжены и годились лишь для героина. В отчаянии я попросила поискать что-нибудь на ногах, или где-либо еще. В итоге, он нашел вену на указательном пальце. Прогнать через тоненькую венку четыре куба белой суспензии было, по меньшей мере, проявлением авантюризма. Было очень больно, а к тому же вена лопнула, и какая-то часть раствора попала мне под кожу.

 Когда на следующий день Чача увидел мой палец, то он сказал, что мне его по-любому отрежут. Да я и сама начинала это подозревать. Он покраснел, распух до огромных размеров, и я понимала, что это серьезно. Но, поскольку я была фельдшером и в принципе умела лечить, то я сделала перевязку с Левомеколью, начала принимать внутрь большие дозы антибиотиков и чудом, палец мне удалось спасти. Но впечатление было настолько сильным, что я вспомнила свой летний зарок не уродовать себя. Так внутривенный Коаксил для меня закончился.

 Но Миша никуда не делся, и я целиком перешла на героин. И все складывалось как нельзя лучше. Пока в один момент не появилась Лена.

 Я до сих пор не понимаю, где он ее откопал. Кажется, познакомился с ней на каком - то замуте. Она была не из Москвы, снимала квартиру в Бибирево, непонятно на какие деньги и любила героин. С первого взгляда  я определила ее, как глупое бессловесное растение. А вот Миша, видимо, так не считал. И принялся повсюду таскать ее с собой. Возил в своей машине этот ненавистный балласт, да еще и угощал героином. То есть все, что по праву должно было принадлежать мне, как я полагала, теперь было в ее распоряжении. Вообще-то Миша был женат, жена не кололась, а наши дети ходили вместе в один Детский сад. Как мужчина, меня Миша никогда не интересовал, но все же я со злостью задумывалась, за какие такие заслуги он так щедр по отношению к ней. Ну и конечно, я не смогла скрыть своего злорадства, когда спустя некоторое время Миша рассказал мне душещипательную историю. Они с Леной где-то в Мытищах нашли выход на таджика, который торговал героином оптом. Они с трудом накопили денег, что-то даже пришлось продать, и купили у него килограмм. Каково же было их разочарование, когда, приехав домой, они обнаружили вместо героина сахар. Я ликовала и не уставала подкалывать Мишу, попутно намекая, что, если бы мы делали это с ним вместе, такого бы не произошло. Миша сказал, что таджик пообещал им все вернуть. Я лишь посмеялась в ответ.

 Моему удивлению не было предела, когда, спустя месяц, Миша позвонил мне и сказал, что таджик все им вернул. И на этот раз не сахар, а самый настоящий хороший героин. Я опешила. С одной стороны я понимала, что теперь проблем с наркотиками у меня не будет, так как все продажи будут идти через меня. А с другой стороны, я лютой ненавистью возненавидела и Мишу, и Лену, так как вся прибыль будет доставаться именно им, а мне будут перепадать лишь объедки. Но выбора у меня не было, и я снова вошла в привычную для меня роль.


                РУБОП


 Мы сидели в машине Ритуальщика на Мытищинской ярмарке и ждали Мишу. Он пошел куда-то вглубь рядов за героином. Я была единственная девушка. Сидевших рядом со мной наркоманов я практически не знала. Это были какие-то Мишины знакомые и знакомые этих знакомых. Они были напряжены, периодически перебрасывались между собой отрывистыми фразами и с любопытством поглядывали в мою сторону. Я отвернулась к окну и молча смотрела на тающий, смешанный с солью и грязью снег, хлюпавший под ногами покупателей. Мое сердце сжалось от тоски. Что я здесь делаю? Здесь, среди этих наркоманов, на пропахшем рыбой и помоями рынке? Я, девочка, окончившая когда-то гимназию, отличница, подающая надежды… Но  раз я сижу сейчас здесь, с ними, то какая уже разница, кем я была когда-то? Кем кто из нас был когда-то…Сегодня нас всех объединяло одно, и каждый готов был убить другого, если бы тот другой попытался отобрать купленную дозу. Мне настолько опостылела такая жизнь, что я уже мечтала, чтобы произошло что-то такое, что могло бы положить конец этому бесконечному бегу, от замута до кумара, и так по кругу. Мечта моя в итоге сбылась.

 В то утро я созвонилась с Лилей:

 - Привет! Как сама? Давай что-то думать! – начала я привычный разговор.
 - Давай! А что тут думать, кидать надо кого-то!
 - Да  я и не против. А кого?
 - Может Ритуальщика?
 - А не боишься?
 - Да нет, потом разберемся!

 И мы на время попрощались, я позвонила Лехе, узнать, все ли в порядке. С Лехой меня свел Райский, они сидели вместе в тюрьме. А теперь Леха иногда приторговывал героином. У него все было на руках, и я уже собралась перезванивать Лиле, как вдруг жертва нашлась сама. Как говорят, на ловца и зверь бежит:

 - Натах, привет! Можно чего-нибудь замутить? - раздался в телефонной трубке голос Карася.
 - Конечно, можно! А ты один?
 - Нет, с Кадетом.
 - Хорошо, подходите через десять минут к Будапешту.

 Я позвонила Лиле, мы быстро оделись и побежали на встречу.

 - Ха-ха! – смеялась по дороге Лиля. – Карася мы еще не кидали!
 - Да все равно, кого. Что он мне сделает? У Кадета денег много.

 Забрав деньги, оставив Карася и Кадета ждать нас у Будапешта, пообещав вернуться через десять минут, мы обогнули кинотеатр, и пошли в сторону метро. Леха должен был подъехать к станции Петровско- Разумовская.

 Встретившись с ним и забрав то, что нам было нужно, мы, купив шприцы, побежали колоться в туалет, находившийся на рынке. Уколовшись, мы поняли, что Леха сам нас кинул. Укол лишь снял абстиненцию, а никаких других ощущений не было.

 Мы огорчились, но не сильно. Нас все-таки уже не ломало, а в таком состоянии было легче думать, где взять еще денег. И тут Лиле позвонил ее старый знакомый Рамиль. Он сказал, что у него есть деньги, и он сам к нам заедет.

 Мы приехали ко мне домой, и стали ждать его звонка. Ждать пришлось недолго.

 - Ну что, я спущусь за деньгами, а ты здесь побудешь?
 - Ага, – мне было лень выходить и я, закурив сигаретку, осталась ждать Лилю на лестничной площадке. Вскоре двери лифта открылись, но вместо Лили оттуда вышли два огромных мужика, одетых в черные куртки. Один из них сунул мне в лицо удостоверение:
 - Поехали! – сказал он.
 - Куда? – округлив от испуга глаза, спросила  я.
 - В тюрьму.

 Ужас охватил меня. Мне казалось, что это страшный сон. Но в то же время я понимала, что все это происходит на самом деле, и отчаянно пыталась придумать что-нибудь, что могло бы меня спасти. Опера тем временем прошли в мою квартиру, туда же зашла и Лиля, поднявшаяся на этаж вместе с ними.

 - Можно Вас на секундочку? – попросила я одного из сотрудников.
 - Да, в чем дело?- и мы вышли на лестницу.
 - Послушайте, а если я Вам кого-нибудь сдам, вы отпустите меня?
 - Да, сейчас спустимся в машину и обо всем договоримся.

 Когда я в сопровождении двух оперов выходила из подъезда, то увидела стоящих неподалеку Кадета и Карася. « Ага, пришли со мной из-за денег разбираться! Ну-ну!» - подумала я, уже придумав, что им скажу.

 Мы сели в машину. Причем меня посадили на заднее сиденье. Опера сели по обе стороны от меня. Это, видимо, для создания более пугающего антуража.

 - Ну что, ты понимаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? – начал один из них.
 - Подожди, Паш! – прервал его другой.  –  Эта девочка адекватная, с ней можно разговаривать.

 Я уже примерно поняла, в каком ключе следует с ними общаться. Я притворилась начинающей наркоманкой, сидящей, якобы в основном на Буторфаноле и решившей попробовать героин всего второй раз в жизни.

 - Да ты еще и буторфанольщица! – сказал еще один опер, Рома, сидевший за рулем.
 - Да, только я Вас очень прошу, не рассказывайте ничего моей маме! Родители ни о чем не догадываются! Они убьют меня, если узнают!

 Сама удивляюсь, но мне поверили. И даже здесь, с опытными операми, мой образ дурочки- блондинки помог мне.

 Итогом нашего общения стала договоренность, что завтра утром опер Андрей приедет ко мне, и мы будем дозваниваться Лехе.

 Конечно, мне очень не хотелось никого сдавать, но обманывать сотрудников милиции я тогда еще не умела, хотя позже научилась и этому.

 Андрей приехал с утра, как и обещал. Привез мне сигарет, еды. Дозвониться Лехе у меня сначала не получилось, я все еще надеялась, что скоро ему надоест ждать, и он уедет. Но ни тут то было! Время уже приблизилось к обеду, а он спокойно продолжал смотреть телевизор и болтать со мной о жизни.

 Ему было тридцать два года, женат, двое детей. Сам он, оказывается, рос в соседнем дворе и всех местных наркоманов, вроде Рамиля, знал еще со школьной скамьи. Потом, как он рассказывал, он ушел в армию, а вернувшись, увидел во что превратились его друзья и одноклассники. И тогда он пошел работать в милицию.

 Леше в итоге я дозвонилась, но он, словно почуяв беду, сказал, что у него все кончилось, и неизвестно, будет ли вообще. А Андрей дал мне понять, что ему все равно, кого я сдам, так как если я не сдам никого, то сажать придется меня. Такой вариант меня категорически не устраивал. И я позвонила Мише.

 С одной стороны, мне было очень стыдно, ведь мы вроде как дружили, у него ребенок… Но с другой стороны, во мне сидела жажда мести за эту Лену, которая так подпортила мои с ним отношения. Да и вообще, своя рубашка всегда ближе к телу. Как сказал Андрей, он еще ни разу не встречал наркомана, который бы отказался сдавать барыгу.

 Таким образом, в этот же вечер, Миша с моей помощью был задержан сотрудниками РУБОПА. Я выполнила их условие.

 Я не знаю, какие они интересы преследовали, может им и правда, стало меня жалко, но Андрей и Рома сказали мне, что теперь будут регулярно проверять, как я живу и чем занимаюсь. И если узнают, что я опять колюсь, то посадят меня по- настоящему. Так началась наша «дружба». Они приезжали ко мне почти каждый день, когда у них было свободное время. С Андреем нас объединяла любовь к русскому року, а так же к алкоголю. Они с Ромой были друзьями, и пили помногу. А я за неимением ничего другого была согласна составить им компанию

 Я помню весеннюю ночь, мы на огромной скорости несемся на машине Андрея по пустой улице Корнейчука, из динамиков на полную громкость звучит: « Я смотрю на эти лица, кто кем стал теперь…» группы Тараканы!, а следом за нами мчится машина Ромы.

 Вся эта ситуация очень отрезвила меня. Я узнала, что, оказывается, быть посредником в продаже героина тоже наказывается уголовно, и поняла, что про героин надо забыть. Я расценила это как сигнал, что пора завязывать. Поскольку резко взять и порвать с наркотиками я не могла, то решила из всех зол выбрать меньшее и начала есть аптечные таблетки Нурофен Плюс.


                Бросать!


 Нурофена Плюс я выпивала всего пачку в день. У меня даже не садился зрачок. Но это внутреннее ощущение, так точно описанное в одной из песен Дельфина «Когда желание кайфа душит, словно удав…», с помощью этой пачки снималось полностью. Я перестала общаться с наркоманами, не участвовала ни в каких мутках и всем говорила, что завязала. В какой-то момент я и сама поверила в это. Нурофен казался мне детской забавой, я была уверена, что смогу вскоре от него отказаться. Как же я ошибалась…

 В середине июня я с дочкой поехала в санаторий. Путевку подарила мне мама. Ее я тоже убедила, что бросила, и отношения наши вновь наладились. Съев напоследок пачку Нурофена, я поехала отдыхать. Первые несколько дней меня подкумаривало, но это было ничто по сравнению с тем, что я уже переживала до этого. И вот к пятому дню началось самое страшное. Я поняла, что мне просто бешено хочется Нурофена. Именно психологически. Это желание сжирало меня изнутри, жгло, не давало думать ни о чем другом. И в итоге я, полная ненависти и презрения к самой себе, поехала в близлежащий городок, нашла там аптеку и съела пачку Нурофена. За две недели отдыха такое происходило со мной еще дважды. И всегда по одному и тому же сценарию. Я держалась несколько дней, а потом, не выдержав, снова стремилась в аптеку.

 Когда я вернулась в Москву, я уже четко понимала, что все не так просто, как я себе представляла. А к тому же у Карася появился хороший выход на героин. Андрей и Рома из РУБОПА мне уже не звонили, так что я решила пока отодвинуть свое бросание на неопределенный срок.

 А однажды ко мне зашел Кадет и попросил воды, чтобы выпить Коаксил. Что дернуло меня в тот момент попросить его дать мне тоже? Так я вновь подсела на Коаксил, только теперь не колола его, как раньше, а пила. Мой друг Рома тогда не обманул нас, эффект был почти такой же.

 Так прошло лето. Я чередовала Коаксил и героин. А осенью я вновь осознала, что слезать все-таки необходимо. Моя дочка подросла, и я отдала ее в Детский сад. Сына мама вернула, и мне уже не хотелось никаких приключений, только скорее выйти на работу, зарабатывать деньги, воспитывать детей. Я решила действовать поэтапно. Сначала я прекратила общаться с бывшими друзьями и употреблять героин. Поскольку выход на героин был через Карася, то я нарочно спровоцировала ссору, наговорила ему кучу таких оскорблений, которые мужчина не сможет простить никогда, и таким образом отрезала себе доступ к героину.

 К ноябрю моя жизнь выглядела следующим образом. Я вела с виду добропорядочный образ жизни молодой мамы. В связях, порочащих меня, замечена не была. Выглядела хорошо, появлялась везде в сопровождении детей, изредка выбиралась в кафе с давней не употребляющей наркотики подругой Катей. Единственным, таким крохотным, почти незаметным на фоне этого внешнего благополучия, негативным моментом, был мой ежедневный утренний заход в аптеку. Там я покупала пачку, шла домой, в одиночестве выпивала ее и начинала жить жизнью обычного человека.

 Близился Новый год. Его я решила отмечать с родителями. И приняла решение с первого января начать трезвую жизнь. Я была уверена, что у меня получится. Тридцать первого декабря я съела последнюю пачку таблеток и отправилась к родителям. На празднике я демонстративно отказалась от алкоголя – ну как же, ведь я теперь веду трезвую жизнь!

 А с утра я проснулась и поняла, что меня кумарит. Да, Коаксил в этом плане ничем не отличается от опиатов и абстиненция с него аналогичная.

 Проклиная себя, я поймала такси и поехала в аптеку. Почти все они были закрыты. Тогда я сказала таксисту, чтобы он отвез меня к кинотеатру Марс, там располагалась дежурная аптека, в которой к тому же всегда продавали Коаксил. Проезжая мимо метро Бибирево, я увидела парня, пытавшегося поймать машину.

 - Притормозите, пожалуйста! – попросила я таксиста. – Я знаю этого парня, давайте его подсадим!

 Машина остановилась, парень распахнул дверь. И мы оба принялись истерически хохотать. Передо мной был мой друг наркоман Рома.

 - Да запрыгивай уже! – крикнула ему я.
 - Что, неймется тебе? – с саркастической усмешкой спросила я у него, когда он сел в машину.
 - Да что-то… Да ты же сама понимаешь! Вон, тоже, смотрю, дома не сидится! Ха-ха!

 Конечно, на самом деле нам не было весело. Это не очень радостно осознавать себя полным ничтожеством, готовым мчаться на край света за пачечкой таблеток, без которой мир не может принять привычных очертаний. Наш смех был ширмой, прикрытием, чтобы замаскировать ту боль и безнадежность, которая сидела внутри.

 Мы, наконец, нашли аптеку где, несмотря на праздники, было то, от чего зависел для нас этот день и разъехались каждый по своим домам.

 В январе я пошла учиться на курсы повышения квалификации фельдшеров «Скорой помощи», к весне планируя вновь выйти на работу. Учеба сопровождалась постоянным приемом Коаксила.

 Так продолжаться дальше не могло. Я помню, как когда-то Кирилл мне объяснял, почему застрелился Курт Кобейн: «Он колоться уже больше не хотел, а не колоться не мог». Вот такое состояние наступило и у меня. Я ненавидела себя. Ненавидела за слабость, за никчемность, за то, что каждое утро я, как бесхребетный слизняк, вновь и вновь ползла в аптеку. Я начала искать выход. Перерывая тематические сайты в Интернете, пытаясь заменить Коаксил Нурофеном, или Пенталгином. Ничего не помогало. «Я не буду так жить. Я лучше наберусь смелости и убью себя, чем буду так дальше жить» - твердо решила я и позвонила маме.

 Мама была не очень удивлена. Она наверняка, догадывалась о том, что моя трезвость является мнимой, но видимо не хотела сама себе в этом признаваться. Когда же призналась я, она вновь не отказала мне в помощи.

 У Васи в Семнадцатой наркологичке был знакомый врач. Звали его Доктор Д., он до сих пор там работает, поэтому не буду разглашать его имени. С Доктором Д. я была заочно знакома. Дело в том, что еще во времена своей работы на «Скорой»  осенью две тысячи пятого года, я как-то раз прямо в рабочем порядке отвезла в семнашку Васю. Она тогда попросила меня об этом, чтобы миновать предварительный поход в наркодиспансер. Я в обмен на дозу героина согласилась. Укололась я перед поездкой в больницу.

 Все кончилось хорошо, Васю тогда положили, и она потом не раз за деньги возвращалась туда, чтобы снизить дозу. А лечилась она именно у Доктора Д.. Он видел меня, когда я привела Васю в приемное отделение. И, расписываясь  в моей карте вызова, будучи наркологом, не мог не заметить моих точечных зрачков.

 - Что, подруга по несчастью? – спросил он тогда у Васи.
 - Да нет, что Вы, это просто доктор!- неубедительно пыталась оправдаться она.

 И теперь я поняла, что помощь Доктора Д. нужна мне, как никогда. И я позвонила Васе.


                В последний раз


 Вася дала мне его телефон, моя мама созвонилась и договорилась с ним по поводу оплаты. Единственным маминым условием было то, чтобы легла я на месяц, а не на две недели, как планировала я в начале.  «На месяц, так на месяц, - думала я, - в конце концов, не просто так врачи установили именно такой курс лечения».
 
 Была пятница. Мама сказала, что прямо сейчас положить меня не может, ей надо решить кое-какие свои дела и лечь я смогу только в понедельник.

 - Тогда купи мне пока таблеток! – сказала я ей.

 В ответ она начала кричать, что и так должна опять оплачивать мне больницу и поэтому никакими таблетками снабжать меня не собирается. Уговорить ее у меня не вышло.

 Я была зла. От отчаяния у меня на глазах выступили слезы. Я сидела в своей пустой квартире, меня кумарило, а денег не было ни копейки. «Что же делать?» - лихорадочно соображала я. Продавать, или закладывать в ломбард мне уже было нечего. Занимать тоже не у кого - мне попросту никто не доверял. Так я сидела и прокручивала в голове возможные варианты, как вдруг мой взгляд упал на большой плазменный телевизор, подаренный мне родителями летом на двадцатипятилетие. Я тотчас же позвонила в ломбард. Да, все в порядке, они берут, готовы дать тысяч семь. Отлично. Единственной проблемой было то, что я в одиночку не могла даже сдвинуть его с места, не то, что донести до ломбарда « Как Сережа из Выхино!»- вспомнилось мне.

 Выход я нашла довольно быстро. Я вышла на улицу, поймала такси и попросила водителя, само собой за отдельную плату, вынести мой телевизор из дома, погрузить его в машину, а потом так же занести его в ломбард.

 Все получилось.  Мне дали за него обещанные семь тысяч, одну я сразу отдала таксисту, итого осталось шесть. Шесть тысяч рублей. «Что-то много для Коаксила. В конце концов, я все равно лечиться ложусь» - подумала я и позвонила Коляну.

 За выходные я потратила на героин все эти деньги. Утром в понедельник я выпила пачку таблеток, чтобы подправить здоровье, и мы с мамой поехали в больничку.

 Доктор Д. мне сразу понравился. Он определил меня в уютную палату «для своих»,  назначил по-настоящему хорошее лечение. Меня не закалывали, как в Аннино. Всю первую неделю мне кололи Релашку и Трамал, чувствовала себя я отлично. Когда физическая абстиненция закончилась, мне поставили подключичный катетер и в течение десяти дней делали капельницы с ноотропами. Печень мою подлечили гептралом, я ходила на занятия к психологу и психотерапевту. Лечилась я яростно. Я решила, что сейчас, или никогда. «Лучше сдохнуть, чем опять быть наркоманкой»- думала я. Для закрепления результата я сама попросила подшить мне Налтрексон.

 В больнице я познакомилась с Аней. Ей было двадцать девять лет, жила она в Отрадном. Как выяснилось, у нас было много  общих знакомых. Ее мама была художницей и воспитывала Аню в достаточно либеральной атмосфере. В то время ее мамы уже не было в живых. В больницу Аня легла по рекомендации органов опеки. Ее собирались лишить родительских прав и ей посоветовали полечиться, чтобы иметь хоть какую-то надежду на то, чтобы ее две дочки остались с ней. Вообще Аня была полинаркоманкой. Когда-то в юности она переела Паркопана-5, и с тех пор ее сознание навсегда осталось несколько измененным. Потом были и винт, и героин, и Коаксил.  Но, в данный момент лежала она с диагнозом «Алкоголизм». Причем все усложнялось тем, что она не считала себя больной, а соответственно необходимости в лечении не видела. Тем не менее, именно она, эта ВИЧ положительная вот уже десять лет девушка, худая, как узник Освенцима и пьющая Корвалол пузырьками, навсегда осталась в моей памяти моим настоящим Другом. Тем Другом, который никогда не предаст и которому можно постучать ночью в дверь, точно зная, что она откроется. Именно она, эта Аня, единственная поддержала меня в наисложнейший период  моей жизни, когда я вышла из больницы. Именно она, а не кто-то другой пустила меня пожить к себе, когда я, скрываясь от суда, ушла из дома в никуда холодной дождливой осенью. Я иногда специально приезжаю в Отрадное на ее улицу. Смотрю на ее дом, на ее подъезд. Мне очень хочется подняться к ней и как раньше постучаться три раза, потому что на звонок она не открывала…

 Мое лечение близилось к концу, меня и еще одну девочку отправили на первый этаж вшиваться. Там в коридоре мы заметили двух ребят. Познакомившись, мы узнали, что ребята лечатся здесь же. Мы болтали о лечении, о подшивке, о планах на будущее. С одним из них, с Илюхой, я обменялась телефонами. Мы договорились созвониться после выписки.


                ***


 Я спустилась вниз и, щурясь, вышла на больничный двор. В руках были тяжелые сумки с вещами, но ничто не могло испортить моего настроения. Ведь я, здоровая как огурец, пролеченная замечательным Доктором Д., подшитая  Налтрексоном, покидала больницу. За время моего лечения сырой холодный март сменился теплым солнечным апрелем, и настроение было просто замечательным. Природа словно рождалась заново, заново рождалась и я. Я достала телефон и позвонила Илюхе. Голос его звучал уныло. Оказывается, он уже неделю был дома, лечение бросил раньше времени и теперь, в полной депрессии, сидел дома. Я поняла, что общаться мне с ним не о чем. «Ну что ж, - подумала я, - каждому свое!».

 Я шагнула за больничные ворота, улыбаясь сама себе, весне и этому дню, навстречу новой жизни.


                ЭПИЛОГ

Только эхо в горах, как прежде поет
Голосами друзей-мальчишек
Голоса их все тише…
Время не ждет
Чайф.

Я бросила наркотики. Я боюсь зарекаться и прогнозировать, но на сегодняшний день моя ремиссия составляет четыре года.
Когда я выходила из семнашки, я была уверена, что весь мир ждет меня. Что передо мной открыты все двери. Что все окружающие будут скакать вокруг меня вприпрыжку, захлебываясь от радости, что вот, наконец, Наташа бросила наркотики. Когда я начинала употреблять, для меня это был своеобразный уход от проблем. А потом наркотики так завладели моим разумом, чувствами, что сами превратились в наибольшую проблему. И за десять лет они настолько проросли в мою сущность, что мне начало казаться, что стоит лишь вновь стать трезвой, как моя жизнь немедленно наполнится безграничным счастьем. А на самом деле так не бывает, и быть не может. Бросив наркотики, ты возвращаешься в самое начало. В тот момент, когда решил уколоться и забыться. Ты предстаешь перед теми проблемами, от которых столь старательно убегал посредством наркотического угара. Тебе приходится учиться заново общаться, радоваться, замечать что-то хорошее вокруг. А так же надо четко понимать, что никто вокруг тебе ничего не должен. Тем более родители. Хочешь есть, одеваться – иди работать. Это для тебя, бывшего торчка, что-то из ряда вон. Оглянись вокруг – это аксиома, это нормальный закон жизни, той жизни, которую ты не замечал, бегая с замута на замут. Жизнь, которая проходила мимо тебя, а ты был изгоем, отщепенцем, выброшенным на обочину. Но пришло время доказать, что и ты чего- то стоишь. И очень многого. Ты - Человек, победивший наркотики.

 Что же произошло со мной? Сначала все складывалось прекрасно, родители подарили мне машину. Я собиралась устраиваться на работу на «Скорую». Первым событием, возмутившим меня, было то, что мама не дала мне денег на новую прическу. Кажется смешным? Ну да, мне сейчас тоже. Но вот тогда, когда я едва пришла в себя, для моей потасканной и расшатанной психики это оказалось страшным ударом, ярким примером несправедливости и прекрасным поводом обвинить во всем окружающих. А дальше все покатилось по наклонной: на «Скорую» устроиться я не успела до лета, а летом туда берут только выпускников училищ. Родители снабжать меня нужным мне количеством денег не собирались, у подруг, помимо радости за меня, была так же и личная жизнь, куда я со своими депрессиями и пост-наркотическими страданиями не вписывалась. В итоге где-то к девятому мая во время пьянки на «Пятнашке» в компании моих новых друзей я вдруг осознала, что безумно хочу вмазаться, причем именно героином. Я позвонила маме и попросила снова положить меня в семнашку, разумеется, платно, пролечить депрессию (как при выписке предлагал мне Доктор Д.). Мама мне ответила, чтобы я решала сама свои проблемы, как умею.

 А умела я пить. Причем, как оказалось, до абсолютно невменяемых состояний. Каждый день начинался с бутылки и заканчивался ею же. Все это сопровождалось дикой агрессией, драками, сомнительными знакомствами и невменяемыми личностями. Я потеряла счет дням, месяцам. Сделала паузу, обнаружив себя в шестьдесят седьмой больнице с переломом носа, откуда меня в итоге выгнали за нарушение режима.

 К августу состояние мое было настолько плачевным, что порой становилось страшно от осознания того, что моя жизнь катится под откос. Причем катится с огромной скоростью, набирая все большие обороты. И уже не в моих силах было это остановить. Где-то в этот период я набралась смелости, алкоголя и поехала к Кириллу на кладбище.

 Дело шло к вечеру, Перепеченское кладбище было огромным.         
Под палящим солнцем, периодически останавливаясь, чтобы сделать
очередной глоток, я шла по кладбищенским дорожкам. Пробираясь между могил, разрывая  кроссовками корневища каких-то растений, цепляясь курткой за ограды, я наконец нашла то место, где был похоронен мой муж. Когда-то живой, когда-то веселый, когда-то отец моего сына, когда-то свадьба… А сейчас есть он, закопанный в сухую землю Перепечки и я, сидящая на его могиле, привалившись спиной к ограде. Я, когда-то имевшая все возможности Жить, и внешность и интеллект, и поддержку родных… Где это теперь? Все растворилось в этой бутылке, все сгорело и осыпалось, как пепел, падающий с сигареты мне на джинсы.  Я смотрела на небо, на яркое солнце.

 -Господи!!!- закричала я. – Ну, за что??? Почему он, а не я??? Зачем мне ТАК жить??? Я не хочу ТАК жить!!! Я не хочу ЖИТЬ!!!

 Наверное, со стороны все это представляло собой очень жалкое зрелище. Одинокая девушка в рваных джинсах, плачущая на могиле…

 В то лето я часто ездила к нему. Почти каждый день, или каждую неделю. Не знаю, я была вне времени. Закружена в водовороте часов, минут и месяцев. Я почти сдалась. Я ездила к нему, чтобы прощаться, воспоминания о той, упущенной жизни, являлись для меня последней нитью, связывавшей меня с реальностью.

 Кончилось все это вдруг осенью, когда я снялась с алкоголя с помощью Нурофена. И села уже на него. Так прошла зима, депрессия нарастала от осознания того, что все было бесполезно. Седьмой круг ада, который я прошла летом, не имел смысла. Я вернулась к тому, от чего уходила.

 Как ни странно, но слезть с Нурофена мне помогла Пятнадцатая Психиатрическая больница, куда я попала в июле две тысячи десятого года, приняв огромную дозу Нурофена, и залив все это не менее огромной дозой алкоголя. Итогом оказался алкогольный психоз, с галлюцинациями, бредом и всеми сопутствующими бонусами.

 Именно в пятнашке, придя немного в себя, я приняла решение больше не употреблять наркотики. «Да, - думала я, - пить, конечно, я не брошу. Но вот что касается наркотиков, хватит. Все».

 Удивительно, но у меня получилось. С момента выхода из психушки в августе две тысячи десятого года и по сей день, у меня в подсознании закрепился такой неимоверный страх от одной только мысли о наркотиках, что это сильно удерживает меня от ошибки.

 По-настоящему судьбоносной стала ночь на восьмое ноября того же года. Решив отметить ноябрьские праздники с подругой из психбольницы, мы, начав в моей квартире, с немалым успехом продолжили веселиться у двадцать второго дома. Там мы встретили ныне покойного Хандо, Виталика и еще нескольких ребят, которые и угостили нас паленой водкой. То, что это была паленка, я поняла той же ночью. Температура поднялась, меня колотило, как на тряске от винта. Сердце то замедлялось, вот-вот готовое остановиться, то начинало биться с такой бешеной скоростью, что мне казалось, оно сейчас выпрыгнет через рот. Все это сопровождалось непередаваемым страхом смерти. И тогда я хотела одного: жить, бросить все это и забыть. Только бы жить. В тот момент я принесла из другой комнаты стоящую у меня на полке распечатанную молитву «Отче наш». Ее мне подарила тетя Люда перед тем, как я поехала в Роддом. И вот я, встав посреди комнаты, дрожащими руками держа эту молитву, начала молиться. Запинаясь, с трудом, и мысленно просила Бога: «Господи, прости за все! Помоги мне, Господи! Пожалуйста!»

 И Бог услышал мои молитвы. Я потом много думала об этом и осознала, что Он слышал меня всякий раз. Именно благодаря Ему, а не потому что «фартовая», как считали многие, я выжила. Господь не дал мне погибнуть в тех порой очень рискованных и по-настоящему опасных перипетиях моей наркоманской жизни. Кто-то скажет, что совпадение, но мне-то понятно, почему с того дня я не пью. Почему медленно, потихоньку, моя жизнь начала собираться воедино, как куски разбросанного паззла.

 Сегодня я прихожанка одного из московских Православных Храмов. Из Бибирево я переехала в другой район. Окончила институт, устроилась на хорошую работу. Живу со своими любимыми детьми, кошками и двумя забавными собаками. Со временем наладились отношения с родителями. Я перешагнула рубеж двадцати девяти лет. А ведь, наверное, и нет никакого рубежа. Есть люди, которые употребляют наркотики с пятнадцати- шестнадцати лет и думают, что они бессмертные. А организм всего лишь работает на износ, растрачивает свой ресурс не как положено, лет за семьдесят, а в аварийном режиме. Примерно, за двадцать девять-тридцать лет. Вот и вся мистика.


                ***


 Хотелось бы отдать дань уважения и памяти тем, с кем сталкивала меня судьба в то время.

 Вася. Вася все-таки бросила наркотики. Сейчас она активистка в баптистской общине. Производит впечатление довольного жизнью человека.

 Кирилл. Был найден мертвым в своей квартире двадцать пятого июня две тысячи пятого года. Причина смерти - острая алкогольная интоксикация. Ему было двадцать девять лет.

 Райский. Умер в больнице в сентябре две тысячи десятого года. Организм, ослабленный ВИЧ- инфекцией и наркотиками не смог справиться с пневмонией. Ему было тридцать четыре года.

 Зазы. Старшего нашли забитым насмерть недалеко от дома, в парке около Яузы осенью две тысячи седьмого года. Это был самый старый наркоман из моего близкого окружения. Но до сорока и он не дожил. А Младший умер от передозировки героина в июне две тысячи двенадцатого года. Ему было тридцать три года.

 Рома. В марте две тысячи девятого года умер в больничном туалете при попытке уколоться Коаксилом через подключичный катетер. Ему было тридцать лет.

 Олеся. Умерла осенью две тысячи седьмого года. Муж пришел домой и нашел ее лежащей мертвой на кровати. По ней ползала восьмимесячная младшая дочка. Осталось трое детей. Олесе было двадцать шесть лет.

 Аня. Умерла во сне в январе две тысячи десятого года. Ей только исполнилось тридцать.

 Кадет. Я попыталась найти его через Интернет в две тысячи двенадцатом году. Обнаружила его страницу в Одноклассниках, а там запись, сделанная, видимо, бывшей женой: «Дима Кадетов ушел из жизни в две тысячи одиннадцатом году. Вечная память».

 Из нашей бибиревской компании, с кем мы так весело и беззаботно за дворовыми посиделками встречали весну две тысячи второго года (это больше двадцати пяти человек), в живых остались только двое. Я и мой бывший парень Дима.

 О дальнейшей судьбе Ежа, Нади с Леней, Дауна, Карася и остальных я не знаю. Надеюсь, что они живы.

 Мне тридцать и я бросила наркотики. Но тот отрезок жизни невозможно выкинуть из памяти. Нельзя стереть. Ведь какая бы ни была, но это была моя юность. Это были мои друзья и враги, дорогие сердцу люди и те, о ком тошно вспоминать. Это была моя жизнь.