Лучик из детства
разбросанных по бескрайним донским просторам: такие же
глинобитные мазанки, усталым стадом прикорнувшие на
берегу неприметной речушки "Ольховой" (с подслеповатыми
окошками, прикрытыми веселыми ситцевыми занавесками
в горошек, с вечно скрипучими дверями и перекошенными
двустворчатыми воротами, с просторными дворами,
огороженными ивовыми плетнями, которые украшались
хозяйскими горшками и банками, с тенистыми садами яблонь,
вишен и груш, с колодезными журавлями на пять-шесть дворов),
но Тайка была у нас чудо-ребенок!
Представьте себе маленькое, конопатое, чумазое, вечно
смеющееся существо, со спичками рук и ног, летом покрытых
"ципками", с животом, испачканным вишнями и смородиной,
со щелками дерзких, ехидных глаз, которое вечно спешит
куда-то - это и есть моя сестра!
Благодаря именно ее дьявольским экспериментам, жизнь моя
была просто невыносимой:
Тайка посыпала мне спину мелкой, блестящей стекловатой,
сдавливала пальцами кожу на животике до крови, делая
"вишенки", старым репьем натирала мне кисти рук до живого
мяса, делая "зайчики" и подставляла ножку, чтобы упал...
Все началось с колыбели. Когда я, еще мизерный, спеленатый
цветастыми тряпками, лежал в подвесной "люльке", в "прихожей"
с земляным полом и пищал от голода во весь свой беззубый рот,
моя мамка с кумой Оксаной месили во дворе замес, глину
с соломой; Тайка вьюном вертелась рядом.
Первой услышала мать:
- Ой, кума! Чадушко плачеть, щас пойду покормлю.*
- Мамо, та я сама, сама! - и Тайка пулей влетела в хату.
- Да ты гляди, кума, просто чудо-ребенок твоя Тайка -
от горшка два вершка, а уже брата кормить умееть! Вырастеть -
за мого Борюньку замуж отдашь!.. - кума гусыней топталась в
глине...
Тайка кормить умела: что обезьяну учить побрить кого-то,
что Тайку кормить ребенка: она быстренько оторвала немного
хлебного мякиша, пожевала до клейкой массы и пальцем вдавила
в мой беззащитный рот.
А так, как я еще хрипел и попискивал, то она на ладошках
скатала кругляш из хлеба, втиснула в оставшийся промежуток
рта, доступный для приема пищи, поплевала на ладонь и замазала,
чтоб и щелки не оставалось!
- Все, мамо, все! - это Тайка сказала уже около калитки,
встречая Бориса, верхом на лозинке "въезжавшего" в наш двор.
- Ой, че-то быстро она покормила, кума!..
Когда мать вошла в хату, я лежал уже синий.
Сердце матери - оно чуткое...
И еще: мать с теткой Оксаной в погребе обмазывают стены
кизяком** с половой, я, лежа на земле и свесив голову вниз,
наблюдаю за ними, а Тайка, подкравшись сзади, щекочет мне пятки.
- Зайчик, нельзя, бух! Упадешь, говорю!
Это мне - мать. Поздно она сказала, я-то уже "летел"!
Вниз головой, точно-преточно, прямо в ведро с навозом!
И опять, выковыривая "каку" со рта, мать дарила мне жизнь;
все они, секунды решали: жить мне, - не жить?..
Детство трудное было, ели - что Бог послал: лопуцки,***
"клей" драли с вишен, паслен, грибы, травку-калачики...
Как-то Борька сказар:
- А у нас мука есть!
- Брешешь ты все! - Тайка показала ему язык и полезла на вишню.
Борька с минуту поковырялся в носу, (так, для важности):
- Ладно, пошли...
Мы зашли к Борьке, дома у него никого не было; хата
не замыкалась, в сенях дежурил Тузик, волкодав и обжора,
ну и что? Тайка на нем каталась! В самом углу сеней стояла
большая кадушка, а на дне в ней - мука!
Борька принес нам деревянные ложки и табурет; мы, по очереди,
влезли на табурет и спрыгнули в кадушку: ох, и вкусная была
мука, ели - кто сколько мог! Ох, и "попало" нам от тетки Оксаны!
Не за муку, конечно. Просто мы захотели писать, а из бочки -
никак!..
Так мы и жили: Тайка - она старше Борьки, Борька - чуть
меньше Тайки, ну и я, мелкота...
А потом появился Васька: у него были хитрющие глаза,
белые ресницы, нос - пятачком, и штопором - хвост!
Мы с ним играли: только увидев, он подбегал к одному из нас,
тыкая в живот пятачком, валил с ног и убегал к другому -
крики, визг, суета!..
Время шло, мы росли...
Как-то сказали:
- Резать!
* * *
К нам пришел дед Иван и долго точил на камне большущий нож.
Мы - Тайка, Борька и я, сидели в жарко натопленной хате
и наблюдали за ним. Пришли еще мужики, потоптались у порога,
а потом все вышли во двор, а нас не пустили; мы подошли к окну
и смотрели в него.
Мужики зашли в сарай и вытащили оттуда Ваську, и начали с ним
играть...
Васька страшно визжал и хрипел, Тайка испугалась, отошла
от окна, забилась в самый темный угол и закрыла лицо руками...
Мужики расступились, а Васька смешно дергал ногами,
но остался лежать...
И был белый-белый снег и красная кровь, и она слепила глаза...
Мы отвернулись и присели на корточки, чтобы не видеть...
А потом пришел дед Иван и протянул Тайке жареное свиное ухо:
- На, Тайка, ешь!
Как заплакала, как затужила Тайка:
- Ой, боже мий, боже! Та бедный же ты мой Ва-а-а-сичка!..
Та тебя же зарезали, да еще и души-и-или!.. Ой, боже, бо-о-оже!..
Тайка причитала старухой, а мы с Борькой вышли во двор;
я, шмыгая носом, делал голыми руками в снегу ямку для уха,
а Борька, отдуваясь и тоже плача, делал крестик из камыша -
что-то у нас сломалось...
* - здесь, разговорное, местный диалект.
**кизяк - высохший коровий навоз замачивали и перемешивали
с ячменной половой для обмазки стен в помещениях.
***лопуцки - высокая кудрявая трава со вкусной сердцевиной,
научное название неизвестно.
19:02 02.04.2014 (Редакция)
Свидетельство о публикации №214040202019