Кровь и темнота

Я лежал на холодом полу, почти забывшись сном. Хотя сном это было назвать сложно. Я просто проваливался в темноту, а затем возвращался. Иногда я не мог разобрать, когда я спал, а когда бодрствовал. В помещении, где я находился, царил кромешный мрак.
Я закрывал глаза и попадал во тьму.
Я открывал глаза, и попадал во тьму.
Может сейчас мне снится, что я не сплю. А может я умер и попал в ад.
загрохотали засовы на двери. От этого лязга я вынырнул из дремоты и забился в угол, звеня своей цепью по бетонному полу. Я был прикован. Второй конец цепи был где-то посередине комнаты, но у меня не возникало желания выходить из своего угла.
Вспыхнула голая лампочка под потолком. Я зажмурился от яркого света.
Не знаю, сколько я тут пробыл. Когда под рукой нет часов, начинает казаться что времени не существует вовсе. Я просто лежал, ползал, спал, не спал...
А теперь дверь открылась, и человек направился ко мне.
В другой ситуации в первую очередь я восхитился бы его внешностью. Он был высок, черноволос и широкоплеч. Когда он подошел ближе, я смог рассмотреть ,что один глаз его был ярко-голубым, а второй – янтарно карим. Удивительной красоты человек вряд ли страдал от недостатка внимая у женщин (или мужчин). Так зачем ему понадобился я?
Он присел рядом со мной и зачем-то погладил по голове.
- А ты держишься молодцом, - приятным басом сказал он.
Я не сводил с него глаз.
Я предполагал, что дальше будет хуже. Не в качестве же домашней зверушки он меня тут держит.
Я готовился к худшему.
И всё-таки...
- Может, вы меня отпустите, а? – осипшим от длительного молчания голосом спросил я.
Человек рассмеялся.
- А ты забавный, - прекратив, наконец, веселится, сказал он. – Я разрешу тебе звать меня по имени. Себастьян.
Я молчал, продолжая сверлить его взглядом.
Себастьян открыл принесенный им чемодан.
- Знаешь, говорил он. – До тебя тут было много людей. Но ни один не справился. Говорят, что судьба посылает нам испытания только потому, что мы можем с ними справиться. И если ты не справляешься – значит, ты слаб...
Он склонился над чемоданом и извлёк оттуда шприц.
Я запаниковал и забился ещё дальше в угол.
- Ну-ну, не стоит бояться, - прошептал Себастьян мне на ухо, мёртвой хваткой сжав мои руки и вгоняя иглу мне в сонную артерию. – Это милосердие...















Я очнулся от нестерпимой боли.
Мои ноги грели, как будто с них сняли кожу.
Меня била лихорадка.
Я сел на отчего-то мокром полу, вглядываясь в темноту и пытаясь рассмотреть свои ноги. Ничего не выходило.
Меня трясло всё сильнее, а боль нарастала.
Тело содрогнулось в рвотном позыве, пищевод обожгло желудочным соком, и я сплюнул его в сторону. Одному богу было известно, сколько дней я не ел – желудок был пуст.
Трясущимися руками я попробовал ощупать ноги.
Так и есть.
Под моими пальцами скользили горячие сосуды и мышцы.
Живое мясо.
Мои ноги освежевали от ступни до колена.
Я взвыл от боли и отчаяния.
Я понял, что пол мокрый от моей крови. В ней-то я и сидел.
В луже собственной крови.
В тёмном подвале неизвестно где.
Прикованный за шею огромной тяжелой цепью. На столько тяжелой, что я не мог встать.
Я кричал и кричал изо всех сил, звал на помощь.
Помогите!
Кто-нибудь!
Пожар!
На что там ещё люди могут отозваться.
Но меня или никто не слышал, или никто не хотел помогать.
Я сорвал голос.
Я ползал по холодному бетону, пытаясь найти хоть что-нибудь, кроме темноты и крови. И в другом углу я нашел. Матрас и пустое ведро, видимо, для справления нужд.
Заботливый.
Ебучий заботливый психопат.
Я залез на матрас, согнув ноги в коленях и стараясь ни к чему не прикасаться оголённым мясом.
Паника спала, и я потерял сознание. 

Я очнулся. Глаз не открывал, потому что в этом не было смысла. Ещё пару минут я надеялся, что мне приснился кошмар и я сейчас в своей спальне. Но в воздухе витал запах крови и сырости, и ноги всё ещё болели. Хотя, к этой боли я уже привык, и она как-то отошла на второй план.
Я просто лежал и думал.
Я думал о проблемах. У меня больше не было проблем. Меня не беспокоила скучная работа и мизерная зарплата. Меня не беспокоили старые обои в моей квартирке и дребезжащий холодильник. Меня не беспокоила больше моя девушка-истеричка. И не беспокоила та милашка с автомойки. Меня не беспокоило то, что я не смог самореализоваться и что моя жизнь не соответствовала моему внутреннему состоянию.
Не то, что бы я решил все эти проблемы.
Они просто потеряли свою важность.
Осталась только одна – на моих ногах больше нет кожи, и никогда не будет. Даже если я каким-то чудом выйду отсюда живым, моя жизнь не станет такой, как была.
Здесь и сейчас моя жизнь полностью соответствовала моему внутреннему состоянию. Внутри меня и снаружи не было ничего. Только кровь и темнота.
Мне казалось, что я обрёл просветление.
Здесь, в тёмном подвале.
Освежеванный.
Я почувствовал себя тибетским монахом и постиг дзен.
Всю мою депрессию сняло как рукой. Теперь ничего не могло поколебить меня. 

Я слышу лязг засовов.
Себастьян снова пришел навестить меня.
Я не двигался. просто смотрел в потолок.
Он подошёл ко мне и протянул бутылку воды. Я не пил ничего несколько дней. Я выхватил бутылку у него из рук и жадно глотнул.
Горло обожгло как огнём, я закашлялся и почувствовал, что мой рот наполняется солёной кровью. Я отчаянно кашлял, брызгая кровью. Казалось, что я сейчас выкашляю пищевод наружу.
Себастьян смотрел на меня и усмехался.
Я попробовал кинуться на него. Но я был слишком слаб, а цепь слишком тяжелой. Я упал на полпути к нему, и он рассмеялся.
- Не переживай, - он сказал. – Это слабая кислота, чуть более кислотная, чем твой желудочный сок. На вот, выпей.
И он протянул мне другую бутылку. Я взял её в руки и понюхал. Второй раз я на это не попадусь. Я сделал осторожный глоток. Ледяная вода прокатилась по пищеводу, и я почувствовал облечение.
Себастьян снова достал шприц.
Милосердие.
Он не пытал меня. Он ставил меня перед фактом.
«Но зачем? – чуть не взмолился я. – Я уже обрёл просветление и постиг дзен? Зачем опять?»
Но я промолчал. То ли потому что принимал удары судьбы с гордо поднятой головой, то ли потому что кислота выжгла мне голосовые связки.


Я снова лежал в луже собственной крови.
Я не хотел знать, что он сделал со мной на этот раз, но руки предательски горели.
Я вгляделся во тьму. Наверное, теперь я видел лучше всякой кошки. Я мог различить голые стены и свою цепь.
Мои руки.
Мои бедные руки лишились кожи от запястья до локтя.
Я понял, что он делал. Я понял его тактику.
Он не хотел меня убивать. Он хотел, что бы я выжил и чувствовал всё до последней унции боли. Наверное, после своих манипуляций он колол мне адреналин или что-то вроде того. Чтобы я не отключался от болевого шока.
Я снова заполз на свой матрас и думал.
Он давал мне ровно столько, сколько я мог вынести. Не больше, ни меньше.
Чем больше я выносил, тем больше Себастьян на меня взваливал.
 Я не кричал.
Я просто лежал, упиваясь болью, стараясь прочувствовать каждое её проявление. И она очищала меня. Она очищала меня от всего человеческого. Она очищала меня от жажды и голода, она заменила собой пирамиду Маслоу. Она очищала меня от любви и от ненависти. От глупых желаний и надежд. Больше мне ничего не хотелось, и ничего не было нужно.
Я знал только, что если боль уйдёт, всё вернётся на свои места. Поэтому я просто принимал её. Как очищающее пламя инквизиции.