Что дорого, то свято

                Приближался Новый год!  Из-за постоянной занятости,  я  никак не могла выбрать время съездить в Суходолье. Не была  там месяца три, поэтому ничего удивительного, что сродни удара молнии, стало известие о смерти бабы Мани.
                Случайно подслушала разговор на рынке, куда пришла  покупать сметану. 
                -     Отмучилась, сердешная,  сколько можно жить?  Итак, без малого девяносто прожила,  -   рассказывала знакомая женщина из Суходолья, расставляя на прилавке трёхлитровые банки с молоком и пол-литровые со сметаной. Её слушательница  набожно перекрестилась:     -   Да уж,  пожила…

                -    О ком это вы?  -  не утерпела я.

                -    О бабке старой,  -  повернулась ко мне  торговка.
                Забыв сметану на  холодном, заснеженном прилавке, я побежала домой. Сообщив  мужу о смерти бабы Мани,  на всех парах помчалась в Суходолье.  Какова же была моя радость, когда,  подъехав к  непримечательному, но  дорогому для меня домику, увидела живую и невредимую старушку, расчищавшую деревянной  лопатой  снег перед калиткой.

                -    Приехала,    -    обрадовалась она.

                -    А уж я то, как рада,    -    прошептала я, бережно обнимая старенькие плечи, и, как кутенок, тычась носом, в тёплый пуховый платок бабы Мани.

                -    По делам или просто навестить?    -    заглянула она мне в предательски  блестевшие глаза.

                -    Навестить,    -    кивнула я.    -    Просто навестить. Узнать, как живёшь, не болеешь ли? Не надо ли чего? На улице зима, мало ли…

                -    Что  с тобой?    -    насторожилась старушка, заглядывая мне в лицо  -   Случилось что?

                -    Ничего не случилось.   -   Я старалась казаться  беззаботной.

                -    А ну-ка пошли в дом. В магазин я и после схожу.

                Маленькая, сухонькая баба Маня  быстро засеменила впереди меня к крыльцу, доставая из кармана ключ.  Обернувшись, пояснила:   
                -  Думала,  откину  снег,  да и  в магазин  пойду.    

                Я шла следом и  молчала. Вот, кто мне эта старая женщина? Не родня, не подруга, не коллега, а чувство к ней такое, что сравнимо только с чувством к матери.   
                -    Заходи, Лапушка, будем чай  пить. Устала, поди, с дороги?

                В избе, как всегда, чисто и уютно. На столе, из трёхлитровой банки, торчат две пышных еловых лапы, украшенные шариками из ваты и лентой из мишуры. Рядом с банкой стоит  тарелка с мандаринами.  В воздухе остро чувствуется  новогодний  аромат  мандаринов, смешанный с запахом хвои.

                В домашней  обстановке перемен не обнаружила. Да и какие могут  быть перемены у человека в восемьдесят шесть лет? Старенькая мебель, оклеенные дешевыми обоями стены, все пропитано духом того времени, когда женщина была еще молодая и жила в окружении близких и дорогих сердцу людей. Воспоминание о прежней жизни, навеваемое окружающим бытом, помогало   ей  справляться со старческими недугами и нападающей время от времени хандрой.

                Присев на круглый краешек старенького  венского стула, я улыбнулась и поспешила успокоить хлопотавшую хозяйку:
                -      Какая же это дорога?  Всего-то  тридцать вёрст.  Глазом не успела моргнуть, как домчалась.

                -     Ну, ладно, ладно. Чайку всё равно попьём.

                Она  ушла на маленькую кухоньку, а я перешла на мягкий, постанывающий пружинами видавший виды  диван, на котором провела не одну ночь, оставаясь здесь ночевать.

                -     Новостей, наверное, много  накопилось?  -  спросила я как можно беззаботнее.

                -    Да какие у нас теперь новости?    -    старушка, горестно махнув рукой,  принялась философствовать.    -     Вот раньше в деревне были новости так новости. Ими  интересовались, о них  судачили  все...   Интересно же  было знать, кто на ком женился, кто и от кого  родился, кто и на какие средства  дом построил.  Или, за какие такие заслуги какого-нибудь мужика начальником поставили?   Теперь-то  всё по - другому. Если женился человек, ну и ладно. Его дело, как хочет. Да и какая же это новость, если с этой женщиной, на которой женился, он уже давно живет.  -  Баба Маня  рассмеялась.  -  У нас в деревне теперь, пожалуй, единственная новость - чья-нибудь смерть, да и то не новость, а ожидаемое  событие. Постарели мы все, одряхлели, молодёжь, какая ещё есть, в город  норовит сбежать.  Детишек в деревне нет,  рожать некому.

                Я встала с дивана, решив помочь старушке с сервировкой  стола, но она категорически запротестовала.

                -    Сиди,  отдыхай.  Я сама…, чайник не тяжелый и печенье руку не оттянет.


                Баба Маня, не смотря на возраст, управлялась  ловко. Пока я предлагала свою помощь, на столе появилось всё необходимое для чаепития.

                -    Садись, Лапушка, за стол, чай готов. Долго ли вставить вилку в розетку. Раз, и вода закипела, два, и чай заварила. Это раньше, чтобы чаю попить, самовар углями разжигали, но зато какой был чай!  -  Старушка почмокала губами,  -  вкуснотища, с дымком….

                Она  придвинула к столу  венский стул и, усевшись напротив, стала  разливать горячий ароматный чай по чашкам.

                -    Пей,  хоть с печеньем, хоть с конфетами, а хоть и с хлебом да маслом,   -  предложила она и отхлебнула из блюдца обжигающего напитка. Неожиданно, сощурив подслеповатые глаза,  поставила  блюдце на стол:   -    А ну-ка,  рассказывай, что тебя так спешно привело сюда. Вижу, что наспех собралась.

                Врать  и скрывать причину приезда,  было  бессмысленно.

                -    У вас тут какая-то Марья умерла?

                Баба Маня  внимательно посмотрела  на меня добрыми, все понимающими глазами, в которых сейчас искрился смех.

                -    Ты, Лапушка, наверное, подумала, что это я померла, потому и примчалась?  Так я успокою тебя, помру еще не скоро, да и не охота мне этим заниматься.  Жить хочется,  -  и, улыбнувшись, призналась:  -  Я довольна своей жизнью. Всё у меня есть, пенсии хватает, огородишко еще сажаю, овощи свои ем… 

                Я согласно кивнула, а заодно поинтересовалась:     -    И все же, умер-то кто?

                Баба Маня как-то радостно вздохнула.
                -    А померла  та  злыдня, о которой я тебе  рассказывала.  Она ещё  плакальщицу Евдоху уморила. Помнишь?

                -     Конечно, помню, как не  помнить?  Её  тоже Марией звали?

                -    Марья, Марья,  -  качнулась старушка,  -   и даже фамилии наши похожи. Я - Петухова, а она - Пастухова. Видишь, петух и пастух  -похожи.  -  Старушка покачала головой.  -  Долго она умирала.  Мучилась целую неделю. Уж,  тётку Анну  позвали.  Та двумя ложками на Манькиной избе конек подняла.

                Я изумилась:    -     Как это, ложками конёк подняла?  Это же крыша…

                -    А вот так  и подняла.  -   Баба Маня посмотрела  на меня  многозначительно.   -   Мужики поставили лестницу, подсадили старуху, и она сделала своё дело. Как только Анна ложки подставила под конёк, Манька тут же дух испустила.  -   Я недоверчиво покачала головой, а баба Маня  убедительно  добавила.  -   Анна много чего умеет. Люди к ней обращаются, и она  помогает, никому не отказывает.  Я  тебе сейчас о них  много интересного  расскажу…
               
                В  этот  раз я не настроена была слушать рассказы о чудесах и всякой нечистой силе, поэтому замотала головой.

                -   В другой раз, Манечка.  Не обижайся, но  сегодня некогда.  Домой нужно ехать,  а твой рассказ оставим  до  следующего  раза.

                По выражению  глаз  старушки было видно, как  ей  не хочется меня отпускать. Помолчав немного, она  предложила:   

                -   А  ты  приезжай  вместе с мужем  сюда, на Новый год. Нарядим ёлку во дворе, фейерверк запустим, старый год проводим…

                Прощаясь, я  как можно убедительнее произнесла:     -    Подумаем,  Манечка, может, и приедем. Если  не  тридцать первого, то, в последующие  десять дней,  очень постараемся.