Мои одноклассники

                Выпускной класс железнодорожной школы № 74 города Рославль.

    Слева направо, верхний ряд: Анатолий Максимкин, Анатолий Фёдоров (Сэкс), Владимир Кротов, Алексей Елисеев, Владимир Сказин, Виктор Пищиков, Олег Зеленский, Алексей Ковалёв, Владимир Антоненков.
    Средний ряд: Израиль Стукалин, классный руководитель преподаватель истории Кузмин Семён Демьянович, директор школы Стельмахович, преподаватель литературы Макаров Фёдор Александрович с сыном, Герман Львов, Анатолий Пранов, Евгений Якубов.
    Внизу: Анатолий Емельяшин, Владимир Новиков, Виктор Мясников, Борис Голиков,  Анатолий Амеличев.


                Из раздела «Школьные годы» автобиографических записок.

     Этот раздел пишу по тем штрихам, что отложились в памяти со школьных лет. Имею ли я право на этом немногом характеризовать своих школьных приятелей? Жизнь меняет и взгляды и привычки и наклонности. Вполне возможно, что ребята прожили жизнь не в том ключе, в каком я их изображу. И очень бы удивились моим характеристикам. Но они их не узнают, да многих уже, вероятно, и нет в живых. А данные им характеристики будут более всего характеризовать меня тогдашнего, мои ошибки и заблуждения, моё восприятие окружающего. Собственно, это и преследуют мои автобиографические записи. Пишу-то для своих детей и внуков.

     Передо мной общая фотография, сделанная осенью в десятом классе, ещё до увольнения преподавателя литературы. По какому поводу фотографировались, не помню.  Это и не существенно. Но повод был, раз впервые мы снялись все вместе, да ещё с директором и преподавателями.

     Начну по порядку. Первый в заднем ряду слева – Толя Максимкин. Он старше меня на год, может на два. В учёбе не блистал, частично из-за лени, а больше по причине невысокого интеллекта. Балагур и шутник, немного циник, рано познавший женщин и имеющий о них  отрицательное мнение, которое постоянно выпячивал в разговорах. Как и многие дети войны довольно приблатнённый и нечистый на руку. Жил в деповских бараках, т.е. принадлежал к той шпане, что вернулась из эвакуации и с нравами которой я столкнулся ещё в начальных классах.
     В школе свои жиганские наклонности он непроявлял. Однако чуть ли не рыдал, когда милиция повязала бандита по прозвищу «Коля-ручка». Того прихватили на факте грабежа, загнали на второй этаж дома, где он отстреливался до последнего патрона. Прозвище он получил из-за ампутированной левой руки и окантованного железом деревянного протеза. К протезу он ещё прицеплял нечто вроде гирьки, которой бил в лоб ещё в драках районных шаек, а потом и в грабежах. Так вот, Толя считал его лучшим другом и прекрасным человеком. Что их связывало ещё, я не интересовался, у меня тоже были приятели, не ладящие с законом и милицией. Их деятельности я не одобрял, но и милицию не жаловал, а случись что и защищал бы от неё. Ну не защищал, так покрывал.
     Максимкин через военкомат попал в военно-морское училище, и ещё на первом курсе попался на воровстве и был отправлен служить срочную службу. А может быть прошёл и через дисбат, ходили такие слухи среди встреченных мною  одноклассников. О его судьбе я больше ничего не слышал. Может, получив урок, он и стал порядочным человеком. Но факт остаётся: воровские наклонности детства и юности дали рецидив, когда он готовился стать офицером ВМФ.

     Рядом с ним на фото – Фёдоров, тоже Анатолий. Он имел и вторую фамилию – Сакс (или Сэкс), но это мы узнали, только получая аттестаты зрелости. Узнать причину наличия двух фамилий не было возможности. Да и желания выяснить: скрывал, значит, причины были. Мы подружились с ним в седьмом классе, кажется, в тот год он и пришёл в наш класс. В отличие от многих, Толя был ещё с начальной школы нацелен на получение высшего образования, причём инженерного. Поэтому учился старательно, к десятому классу претендовал на медаль, да и в общем был умён и развит. Медалью его всё-таки обошли, одной оценки не хватило. Но он успешно сдал экзамены в московский институт. Какой? – точно не помню, но что-то по машиностроению или горный.
     У него были все условия для учёбы в институте: мать работала в торговле и родственники, подвизавшиеся в этой же сфере, обещал помогать. По натуре Толя был спокойный и рассудительный, всегда имел и отстаивал собственное мнение и, главное, в детстве сумел избежать ложной романтики уголовного мира. А этой романтикой была заражена большая часть послевоенных подростков.
     Нас связывали приятельские отношения. В дружбу они не переросли: мне не нравились его меркантильное, на мой взгляд, отношение к жизни, отсутствие интереса к спорту, чрезмерная «взрослость». Но главное, это я понял значительно позже, в дружбе я привык верховодить, а он был самостоятелен.

     Володя Кротов. Этот паренёк на протяжении ряда лет среди одноклассников ничем не выделялся. Средних способностей, порой и недалёкий, а  в ряде случаев и наивный, он не выделялся ни в учебе, ни в общественной жизни. Я обратил на него внимание, когда после восьмого класса он обогнал меня и ещё многих в росте. Оказывается, он второй год занимается в секции плавания. Отсюда и прогресс в росте.
     В городе не было ни одного бассейна, где можно было бы проводить занятия по плаванию. Но нашёлся энтузиаст-тренер, занятия зимой вёл в каком-то крошечном спортзале без воды, а с конца апреля по октябрь выводил воспитанников на реку Остёр.
     В месте, где Остёр был довольно широкий, оборудовали примитивные дорожки для плавания и занимались в любую погоду. И результат был изумительный. В летних соревнованиях школ Западной ж.д. в Минске команда Рославля заняла призовое место, а Володя выполнил норматив второго разряда на стометровке стилем «брасс».
     Надо сказать, что и я на этих соревнованиях уложился в третий разряд по легкоатлетическому многоборью. Третий – не проблема. Но вторые разряды у школьников – это была сенсация. Разряды, естественно, взрослые, юношеских разрядов в те времена не существовало.
     После защиты аттестата зрелости Володя подался в институт физкультуры. Приглашён был ещё на тех соревнованиях как перспективный спортсмен.

     Алексей Елисеев. С тихим слегка шепелявым голосом и ехидной улыбочкой. Обычный середнячок в учёбе, незаметный в жизни класса тихоня. Порой был склонен зло подшутить над товарищем, устроить мелкую пакость. Но считался безобидным нытиком, ехидные шуточки его мы не замечали.
     И вдруг как удар грома: Елисеев сидит в КПЗ. Обвиняется в групповом изнасиловании. Город небольшой, событие такого масштаба становится темой всех разговоров.
     Узнаём: с ватагой малолеток в безлюдных местах, поздними вечерами ловил возвращавшихся с работы женщин и насиловал. Его подельники были значительно моложе и играли роль грубой силы, не участвуя в половом акте. Только держали. Таковы были подробности распространяемые слухами. Мы были поражены и убиты: наш одноклассник, учащийся выпускного класса оказался способным на такую мерзость. То, что это одно из самых тяжких преступлений мы не осознавали, но что тюрьма и долгий срок ему обеспечены, понимали и нисколечко не сочувствовали. Ничего кроме брезгливости он не вызывал.
     А тем временем происходит совсем неожиданное: насильника освобождают и он появляется в классе. Стриженный, бледный, немногословный и тихий. Наш молчаливый бойкот его не трогает, ничего объяснять и оправдываться он не намерен. Ситуацию  в отсутствие Алексея объясняет наш классный руководитель: из прокуратуры пришла бумага с разъяснением, что следствие прекращено, пострадавшая и соучастники отказались от первоначальных показаний, другие пострадавшие также не могли его опознать. Дело-то происходило в темноте, насильник прятал лицо.
     И тогда мы вдруг вспоминаем, что отец Елисеева – работник прокуратуры. И понимаем, что дело просто замяли. Добились нужных показаний и развалили следствие до суда.  Не хотелось подозревать карательные органы в беспринципности, но это было именно так. По-блату могли оправдать и преступника. Это понимание пришло позже, когда я снова столкнулся с фактом выгораживания работников милиции, совершивших преступление. А тогда мы продолжили молчаливый бойкот вплоть до выпускного вечера. И постарались, чтобы на выпускном подонка не было.

     Владимир Сказин. Я помню его ещё с начальных классов. Точнее с осени 47-го, когда наши параллельные четвёртые классы значительно поредев, слились в один пятый класс. Переростки ушли после четвёртого в железнодорожное училище и школы ФЗО. Практически нам пришлось заново знакомиться с одноклассниками.
     В первый же день мы после занятий отправились купаться. И там обнаружили в нашей толпе чёрного как негр парнишку с выгоревшими до белизны русыми волосами. Это и был пришедший из параллельного класса Сказин. Он тут же объяснил свою негроидность: лето провёл в Средней Азии, где был в эвакуации во время войны. Какой-то маленький городок на Балхаше. Там и загорел до черноты. Рассказывал всякие страсти: как давил пятками скорпионов, щелчками сбивал заползших на тело каракуртов. В его рассказах эти страшилища выглядели совершенно безобидно.
     Мы приняли в свою компанию этого весёлого и внешне спокойного пацана. Правда, сквозь обычное спокойствие иногда прорывались вспышки необъяснимой злобы и агрессии. Проявлялось это как-то неожиданно и странно. Однажды он без видимой причины заорал на одного парня, а когда тот демонстративно отвернулся, полоснул его по спине лезвием бритвы, распоров новое пальто. В своё оправдание ничего потом сказать не мог. Конфликт решался родителями. Пальто по тем временам было чуть ли не роскошью.
     Такие вспышки наблюдались не раз, но к выпускному классу Володя стал сдержаннее. В учёбе был середнячком, не рвался ни верховодить, ни чем-то выделяться. Но и не стоял в стороне во время разных классных мероприятий.
     Я не помню, собирался ли он поступать в институт или в военное училище и не знаю его дальнейшей жизни после десятилетки.

     Виктор Пищиков. Этот парень был настолько малозаметен и мне не интересен, что  я даже не могу его охарактеризовать. Что-то серое и непримечательное.

     Олег Зеленский. Считал меня своим другом, что постоянно подчёркивал в редких встречах. Однако он был единственный, кого я после школы видел чаще других.  Я его уже охарактеризовал в разделе о друзьях, поэтому повторятся нет смысла. Последний раз был у него дома вместе с Людмилой и понял, как далеко развела нас жизнь. Неисправимый романтик-идеалист и твёрдо ухватившийся за блага жизни материалист. В добывание жизненных благ он успешно использовал свою профессию врача. Судебно-медицинский эксперт в маленьком городишке – это была дойная корова в приобретении благ.

     Пожалуй, самым уравновешенным и спокойным парнем в классе был Алексей Ковалёв. И это при довольно низком уровне общего развития. От него веяло деревенской рассудительностью и практичностью. С ним нельзя было вести разговора ни о литературе, ни о политике, ни о людских отношениях. Он с детства твёрдо усвоил основы сельской жизни и следовал им без раздумий. От его высказываний несло «домостроем», посконной и лапотной, как мне казалось, древней глубинкой.
     Людей подобного типа я в молодости называл «деревней»,  хотя в практических вопросах они всегда оказывались правы. Думаю, что и в дальнейшем Алексея, да и других людей такого склада характера не мотало по жизни и не бросало в крайности.
     Учился он усердно, но знания давались с трудом. Институт ему не светил, да и военкомат заарканил его ещё в восьмом классе. Его сверстники, пока он заканчивал десятилетку уже тянули армейскую лямку. Попал Ковалёв в общевойсковое училище. Спустя много лет я узнал, что он в звании подполковника преподаёт в военном училище основы марксизма-ленинизма. Что ж, вполне по его способностям и уровню развития. Именно на этом поприще и подвизались дубоватые офицеры, иных я в системе политучёбы и не встречал за все армейские годы. Возможно, после пехотного училища он закончил даже академию, иначе в преподаватели ходу не могло быть.

     Володя Антоненков. Это один из наиболее талантливых моих одноклассников. Великолепно рисовал карикатуры, писал акварелью, возможно и маслом, экспромтом сочинял пародии и смешные истории, знал хорошо поэзию и наверняка писал стихи. Мы так и считали: его будущее в искусстве.
     Он страшно заикался и, волнуясь, не мог даже начать нужное слово, все «…э», да «…э». Одну фразу мог мучить несколько минут. У учителей не хватало терпения и половину слов в его ответе они произносили сами. Мы сочувствовали Володе и недоумевали, почему устные ответы ему не заменяют на письменные. Зато истории и анекдоты он рассказывал легко, заикался только, когда нужно было что-то растолковать.
     Осенью в десятом классе он организовал нам «халтуру» на маслозаводе. Осеннее половодье подступило к складам, и потребовались грузчики спасать сырьё. Мы таскали джутовые мешки с коноплёй весом по шестьдесят килограмм, с арахисом – по девяносто. Эти тяжести нужно было поднимать по трапам на второй и третий уровни складов. После первого вечера «халтуры» половина из нас отсеялась, остались особенно нуждающиеся и стойкие.
     Как я справлялся с этой тяжестью, при моём весе в 58 кг –  до сих пор не понимаю. Расчёт получали в бухгалтерии на другой день по наряду, выписанному прорабом в вечер погрузки. Получили считанные копейки.
     На другой вечер после работы Володя пригласил нас домой и продемонстрировал свой талант художника, – показал как можно подделать наряд. Перед этим мы изучили расценки и записали их. Кроме веса там играли роль и расстояния и высота подъёма по трапу и ещё ряд нюансов. Эти цифры были сведены хлоркой и вписаны другие. Где была высота 3 метра (второй этаж) вписали 6 метров (третий), расстояния тоже изменили. Тем более что таскали частично из одного склада в другой. В общем, объём работы был удвоен. Но все исправления были так тщательно сделаны, что прораб не заметил подделки его подчерка, когда бухгалтерия предъявила ему наряды на окончательное утверждение. Так что Володя был талантлив и в криминале.
     Мы проработали больше недели, пока не схлынула вода. И получили почти такие же суммы, как и квалифицированные взрослые грузчики. Так художественные таланты Володи помогли мне купить новые брюки, в которых я отходил десятый класс и уехал в училище. Володя намеревался поступать в художественное училище. Куда он попал, я не знаю, но уверен, что он мог достичь в искусстве многого. Хотя, кто знает? Я ведь тоже мог стать отличным пилотом, а вот не стал. Такова жизнь.

     Крайний в среднем ряду – Израиль Стукалин. Он на три года старше меня, в школу пошёл ещё до войны, в эвакуации не учился. Был типичный тугодум. Когда надо было что-то вспомнить или сделать умозаключение   напрягался всем телом, морщил лоб и вращал глазами. Был настолько старательный, что зазубривал всё подряд, восполняя этим отсутствие сообразительности.
     Сын безграмотного извозчика, занимавшегося сбором  ветоши на собственном коне, он мечтал об институте. В институт он не поступил, хотя предпринимал попытки дважды или трижды после десятилетки. Может, не мог сдать экзамены, может, анкета не подошла или сыграла роль национальность и его просто тормозили. Хотя гонений на евреев после 53-го не замечалось. Наоборот, еврейские дети, в большинстве, добивались высшего образования.    Попав в Рославль через несколько лет, я узнал, что Изя пошёл по стопам отца – стал так же работать на собственной лошади в системе вторсырья.

     Герман Львов. О нём я уже упоминал в разных местах, повторяться нет смысла. Артиллерийское училище, боевое участие в венгерских событиях, служба в ЗаКВО. Скорее всего, он полностью отбарабанил 25 лет и вышел в отставку. Если где-то не споткнулся в начале армейской карьеры.
 
     Следующий – Анатолий Пранов. Тихий, безынициативный, средних способностей. Что-то вспомнить о нём не могу. После школы уехал поступать в институт и в городе не появлялся.

     Евгений Якубов манерой поведения, способностью постоянно краснеть чем-то напоминал девочку. Очень он отличался от большинства одногодков, видимо никогда не якшался со шпаной и сам шпанистым не был. Примерный ученик и комсомолец. Поступил в какой-то технический ВУЗ, после окончания в городе не появлялся.

     За время моих редких наездов в родной город я встречался только с теми одноклассниками, кто, как и я, приезжал в отпуск. В Рославле проживали и работали после института только двое, да Изя Стукалин не сумевший продолжить образование. Жаль, не выкроил время, чтобы разыскать его и поговорить.

     В нижнем ряду рядом со мной Володя Новиков. Жил в одном из уцелевших от пожара деревянном двухэтажном доме посёлка стеклозавода. Встречались мы часто и помимо школы, но дружбы не было: у стеклозаводских была своя компания и наша «дворня» с ними не ладила. Но особенно и не враждовала. Учился он, как и я, довольно посредственно, как и я, нацелился на военное училище. В военкомате ему предложили радиотехническое. В каком городе – не помню.
     После окончания он служил на ракетном полигоне Капустин Яр, имел дело с ракетной техникой. Встретились в отпуске лейтенантами, но поговорить «за жизнь» не успели. Не знаю его дальнейшей военной судьбы, но под хрущёвское сокращение он явно не попал: ракетчиков берегли и холили. Не исключаю возможности его службы на Байконуре.

     Виктор Мясников.Знающий себе цену парень. И потому, что был смышлён и легко учился и потому что был крепок физически. На любую обиду или злую шутку мог ответить силой. К тому же он знался с ребятами из центра города, где шпана каким-то образом сорганизовалась с сынками крупного начальства. Ими даже верховодил сын начальника милиции. Отец Виктора был продавцом на рынке, заведовал мясной лавкой. Жили они на улице Крупской, напротив рынка, в собственном доме. В общем, семья не из неимущих.
     Как-то я попытался поехидничать, задел его национальность и едва не был избит. Сдержало его только то, что дело было в школе. Я готовился к драке после учёбы, но конфликт погас. И хотя я в то время занимался в секции бокса и кое-чего умел, понимал, что противостоять этому здоровяку буду не в силах. Окончилась ссора просто угрозой, а обострять я поостерёгся. 
     Виктор получил аттестат с приличными оценками и подался в институт.

     Рядом с Мясниковым его друг и сосед по улице Борис Голиков. С ним мы встретились и даже поучаствовали в небольшой потасовке уже будучи офицерами. Встретились тогда четыре лейтенанта разных родов войск. В школе он был внешне спокойным крепким пареньком, в проделках класса старался не участвовать. Учился неплохо, но почему-то учёбе в институте предпочёл военное танковое училище. После служил в Группе Советских войск в Германии.

     Анатолий Амеличев. Почти мой однофамилец. Очень обидчивый и взбалмошный парень. Но не шпана и не задира. В учёбе был старательный и усидчивый, нацеливался на институт. С ним в десятом классе я подрался. Причина для ссоры была пустяшная. Сидели мы за одной партой. Он не обнаружил в парте своего дневника, а я прижал локтями крышку своей половины парты, демонстрируя в шутку, что дневник у меня, хотя и понятия не имел о его существовании. Вскипев, он рванул крышку, которая ударила меня под подбородок. Вспыхнул уже я. Вмешался Толя Максимкин и спровоцировал Амеличева вызвать меня на поединок. Вызов я принял. Бой состоялся за школой во время очередного урока.
     Мне всю жизнь было стыдно за эту драку – я к этому времени уже имел третий разряд по боксу. Уклонившись от его кулачков, я провёл серию не сильных, но точных ударов. И превратил его лицо в сплошной синяк. Не надо было этого делать, но он одержимо рвался вперёд. Рвался, абсолютно не умея драться. А я отбивался, отступая. Последствия были плачевные: заплыли глаза и ребятам пришлось вести его в поликлинику – сам он не мог идти – ничего не видел. Его родители хотели подать заявление в милицию, но Толя, вероятно, сказал, что был зачинщиком. О глупом поединке забыли ещё до выпускных экзаменов.
     Получив диплом, Толя поступил в пединститут на иняз. Не знаю, куда он попал по распределению, но через много лет я узнал, что он преподаёт английский язык в одной из школ родного города. Встретиться как-то не пришлось.

     Моим одноклассникам не удалось проводить юбилейные встречи. Они после школы разлетелись по стране, в город после институтов вернулись только двое. Остальные вряд ли вернутся, даже доработав где-то до пенсии. Может я и ошибаюсь: тяга к месту, где провёл детство и юность естественна. Сам я был в Рославле последний раз в 93-м, на похоронах матери. Было не до поисков одноклассников, даже к Олегу не зашёл.
     Через год будет шестидесятилетие нашего выпуска. Зайдёт ли кто-нибудь из одноклассников в нашу бывшую школу?
                2012г.