Волшебный троллейбус

Остановка первая

Глава первая

— История, литература, русский… кому они нужны? И без них можно спокойненько прожить, — бормотал пятиклассник Елизар Тюльпанов, направляясь из школы к автобусной остановке. В Москве стояли теплые сентябрьские денечки. Очень хотелось, забросив ранец с учебниками куда подальше, гонять дотемна мяч на площадке возле дома. Именно этим Елизар и собирался сегодня заняться. Подойдя к остановке, он увидел удаляющийся автобус.

— Придется ждать следующего, — вздохнул Елизар, сел на скамейку и стал вспоминать школьный день. «И за что мне двойку поставили по истории? Ну, перепутал Суворова с Чапаевым. Какая разница, кто победил Наполеона — Петр Первый или Александр Невский? Победил и победил…»

Солнце светило прямо в лицо. Откинувшись на спинку скамейки, Елизар прикрыл глаза. Как хорошо и приятно... Школа с ее дурацкими уроками на сегодня закончилась. Впереди, конечно, неприятный разговор с родителями по поводу очередной двойки, но это не могло испортить настроение.

«Что-нибудь придумаю, не впервой», — рассуждал Елизар.

Проще всего спрятать дневник и сказать, как обычно, что забыл в школе. Завтра все обнаружится, но завтра — это завтра. А сегодня — это сегодня! Жить нужно сегодняшним днем, так, кажется, кто-то из великих говорил… или не великих, но точно говорил.

Мыслями он опять вернулся в класс на урок истории.

«Чего этот историк такой дотошный? В каком году да в каком году... Да в каком надо, в таком и году… Если срочно понадобится узнать, всегда можно интернет открыть или спросить кого. Какой там царь или полководец был? Или с войнами этими… Сколько их было? Не счесть. А жить нужно сегодняшним днем!»

Вот если бы учитель на уроке спросил: «Кто выиграл в последнем футбольном матче „Барселона“ или „Реал“, ЦСКА или „Спартак“», Елизар бы ответил без запинки, поскольку знал все до мельчайших подробностей: кто, на какой минуте и кому забил гол, кого и когда заменили. Жаль, нет предмета в школе про футбол. Тут Елизар был бы круглым отличником. А то какой-то Иван Грозный, Пугачев и этот, как его… Степан Разин.

А вот спроси этого учителя: «Кто перешел в ЦСКА из „Зенита“?» Или какой-нибудь простецкий вопрос: «Кто выиграл последний чемпионат мира по футболу?» Ведь скорее всего, не знает, а еще учитель! Да таких гореучителей гнать нужно из школы. Им самим надо вначале поучиться...

«Кирилл Иванович, — представил себя Елизар на месте учителя, — ну-ка, идите к доске. Что вы на сегодня выучили? Идите, идите, смелее. А то как книжонку какую по искусствоведению прочесть или доклад по древней Месопотамии написать, так тут мы первые, а как на стадион сходить или во дворе с ребятами в футбол погонять, так тут мы все больные… И дневник не забудьте взять. Ах, нету, дома забыли… А голову вы дома не забыли? Ну, хорошо, первый вам вопрос: кто забил гол на последней минуте в матче „Томь“ — „Динамо“? Что, молчим? Не знаем? Шпаргалки, я сказал, убрать. Хорошо. А я на дом задал выучить состав игроков „Локомотива“. Выучили? Ах, нет… А чем вы вообще занимаетесь дома? Куда родители смотрят? Все историю свою дурацкую гоняете по библиотекам? Ну-ну, доиграетесь вы со своей историей. В университет вылетите после девятого класса, тогда за ум возьметесь. Да поздно будет. Чтобы завтра родители пришли, понятно? Идите и подумайте о своем поведении. Остальные записывают новую тему: «„Спартак“ — чемпион». В конце ставим знак вопроса. Знак вопроса, Марианна Сергеевна, а не восклицания! Не отвлекайтесь, серьезная тема, завтра тест по ней писать будем…»

— Да... — мечтательно пробормотал Елизар. — Вот это была бы школа! Не школа — мечта! Вдруг послышался странный звук. Не то звоночек, не то колокольчик. Елизар открыл глаза. Перед ним стоял ярко-синий старенький троллейбус с открытой дверью. Недолго думая, Елизар схватил ранец и запрыгнул на подножку. Дверь мягко закрылась, и он оказался на передней площадке. Сев на первый ряд, начал осматриваться и заметил, что кроме него и сидящего на заднем сидении человека, в салоне никого нет. Внезапно что-то фыркнуло и заскрежетало. Раздался громкий хлопок, и троллейбус, чуть качнувшись, медленно покатился вперед, издавая забавные трели и посвистывания.

— Куда едем, молодой человек? — раздался голос за спиной. Елизар оглянулся и увидел седенького старичка в смешной спортивной шапочке с надписью «Торпедо». На носу блестят маленькие круглые очки, смешной пиджак зеленого цвета, синие брюки и хромовые сапожки. На желтой бляхе на груди крупными буквами написано: «кондуктор».

— Куда изволите? — поинтересовался старичок.
— Да вы не беспокойтесь, — ответил Елизар. — Проездной у меня есть. — Он полез в карман за проездным.
— Не надо, не надо, он мне не нужен, — ответил кондуктор.
— Я подумал, может, вы хотите куда-нибудь... в ОСОБЕННОЕ МЕСТО?
— В ОСОБЕННОЕ??? — Елизар тут же забыл о своих планах на футбол во дворе, мультфильмы и младшего брата Тошу, которому обещал вечером собрать пожарную машину из ЛЕГО. — А куда это — в особенное место?
— Куда сами захотите, туда и поедете, — глаза у кондуктора весело сверкнули. — Хотите, сами садитесь за руль, — он указал на водительское место.
Только сейчас Елизар заметил, что водителя в троллейбусе нет. Троллейбус ехал сам по себе без всякого управления. Огромный руль перед сидением равномерно покачивался то вправо, то влево. Цветные лампочки на приборной доске мигали и переливались, как новогодние фонарики на елке.

Как всякий уважающий себя пятиклассник, Елизар считал: что-что, а водить он умеет. Несколько раз в жизни, сидя на коленях у папы, Елизар заезжал в гараж на машине. А сколько раз он становился победителем мега-гонок в компьютере... А тут какой-то троллейбус. Да с ним и первоклассник справится. Через мгновение Елизар уже крепко держал большой деревянный руль, скорее напоминающий штурвал огромного корабля, чем привычный автомобильный.

«Но это же троллейбус... Наверное, в троллейбусах всегда такие рули», — подумал Елизар.

На приборной доске, как в телевизоре, мерцал небольшой экран. Время от времени на нем появлялись цифры «10», «20», «30», «100», «500». На ручке с желтым костяным набалдашником виднелись засечки и надписи «Тихий ход», «Полный вперед», «Назад», «Полный назад», «Стоп».

Долго разбираться в деталях, читать инструкции и надписи Елизар не привык. Он всегда полагался только на интуицию и везение. В школе или дома за уроками сроду не вчитывался в условие задачи или упражнения. Он считал это лишним и ненужным… Сразу вставлял пропуски в упражнениях или производил математические вычисления, исходя из собственного понимания предмета.

«Пусть другие читают и разбираются, кому охота, а мне все и так понятно, да и некогда…».

Сколько раз Елизар Тюльпанов, ученик средней школы, на этом «горел». Сколько раз ему все перечеркивали и ставили жирную двойку с припиской: «Внимательно читай задание». Думаете, это его чему-нибудь научило? Ошибаетесь. Назавтра он, открыв учебник, про себя говорил: «Да все понятно, легкотища, чего тут делать-то!». И через пять минут учебник с тетрадью летели в ящик стола, и всем гордо заявлялось:

— Все, уроки сделал, устал, пойду погуляю. Вот и сейчас, когда на экране панели появилась цифра «100», Елизар, без долгих раздумий и ненужных сомнений, уверенной рукой надавил на костяную ручку до засечки «Полный вперед».

Экран вспыхнул зеленоватым светом. Троллейбус вздрогнул, ухнул и стал медленно подниматься над дорогой. Вот он достиг уровня второго этажа, вот он уже над крышами домов. Мимо пролетали голуби, испуганно поглядывая на странный летающий аппарат.

Вскоре троллейбус погрузился в плотное, густое облако. В салоне автоматически включилось дежурное освещение и с треском заработали «дворники» на окнах лобового стекла. Елизар не успел даже испугаться и подумать, что сделал, как все вокруг сильно затряслось, освещение в салоне погасло, и троллейбус стал медленно-медленно спускаться. Он вынырнул из облаков. Внизу появилась земля, и начали приближаться едва различимые огоньки. Вот уже видны крыши домов, балконы и люди, гуляющие по улицам. Троллейбус еще раз ухнул, вздрогнул и мягко приземлился.

«Покатались», — подумал Елизар и нажал на рычажок «Открыть дверь».

Глава вторая

Забыв о рюкзаке на переднем сидении, Елизар выпрыгнул из троллейбуса. За его спиной с шипением и перезвоном закрылась дверь, и троллейбус, пофыркивая и поскрипывая, покатился в сумерки по мостовой.

Елизар оглянулся и оцепенел. Он стоял по щиколотку в глубокой луже величиной с небольшой пруд или озерцо. Темнело, старые железные фонари тускло освещали дорогу. Никакой остановки не было в помине. Рядом стояла низенькая будка, возле которой разлеглись несколько дворняжек. Вдоль узенькой улочки расположились двух-трехэтажные деревянные домики. Дорога была не асфальтирована, а выложена из камней и булыжников, как на Красной площади, где Елизар был несколько раз.

«Это куда я попал-то? — подумал Елизар. — Не город, а деревня какая-то… И люди странно одеты. Вроде бы и в пальто, да какие-то странные, шляпы высокие, платки на головах, на ногах сапоги. Ни курток, ни джинсов, ни привычных бейсболок…»

Прошла скрюченная до земли бабуля, закутанная в платок. На спине возвышался огромный грязный тюк. Казалось, он ее раздавит.

— Э-ге-ге, посторонись, хороняка! — раздался громкий крик. Елизар чудом успел отпрыгнуть от летящей на него повозки. Повозка, не сбросив скорость, понеслась дальше и скрылась за ближайшим поворотом, обдав Елизара зловонной жижей из-под колес.

«Вот это я попал, — он с удивлением огляделся. — Ни одной машины, ни одного автобуса не видно. Где я? Кому звонить: маме или папе… и чего сказать?»

Елизар достал из куртки мобильный телефон и набрал номер. В трубке царила тишина. Ни звонков, ни гудков, ни привычной, но непонятной фразы на английском про то, как ему объясняли родители, что он так далеко, что даже телефон здесь не работает. Елизар зачем-то подул несколько раз в трубку. Все то же самое… Набрал номер телефона еще раз. Тишина.
— Барин, чего искали или потеряли что? — окликнул его кто-то. Елизар обернулся и увидел высокого крепыша, одетого в странное белое и длинное, как платье, пальто с погонами, затянутое ремнем. На голове — фуражка с ярко начищенной кокардой. Такие еще военные на парад надевают. На боку висела огромная сабля. Такая есть у Степана, друга Елизара. Он ее смастерил, готовясь к предстоящим битвам с Эльфами и Гоблинами...

«Слава богу, — подумал Елизар, — хоть щита нет, вот бы смеху-то было…»

Но снова взглянув на незнакомца, понял: сейчас не до смеха… Тот явно не собирался шутить, лишь внимательно рассматривал Елизара.

— Ну, и кто вы, молодой человек? — с ноткой недружелюбия поинтересовался незнакомец.
— Я... это... того… — Елизар попятился.
— Чего — того? — огромная рука потянулась, пытаясь схватить его за плечо.

И схватила бы, обязательно схватила…

Елизар рванул так, что в ушах свистело да протяжный крик стоял: «Держи его, держи!!!».

Что-что, а бегать Елизар умеет и любит. Но сейчас он даже не бежал, он летел, не оглядываясь и не разбирая дороги. В подворотню, еще в одну, затем в темную арку дома, через забор, через каких-то кур или гусей…

— Что ж ты делаешь, гадина, чтоб тебя! — послышался душераздирающий женский крик. Кто этот «гадина», Елизар решил не выяснять, смутно догадываясь, что слова обращены к нему. Еще два-три деревянных забора, ручей, маленький кривой мостик, и он на площади.  «Все, хватит, больше не могу», — Елизар остановился перевести дыхание.

Сердце стучало, словно пыталось вырваться из груди. В левом боку появилась острая, как нож, резь.

«И зачем я бежал? Чего, собственно, сделал? — размышлял Елизар, сидя на сваленных возле забора досках и приходя понемногу в себя. — Домой, нужно срочно домой!».

Сказать легко, но как сделать? Тут Елизар увидел, как из переулка, скрипя и позвякивая, выехала длинная повозка. Передвигалась она как трамвай — по рельсам. Тащили ее две огромные лошади. Она остановилась на площади, из нее вышли несколько человек, одетых в старинные камзолы и шляпы. Некоторые в руках держали тросточки. К повозке в это время подходили такие же старомодно одетые люди. Они запрыгивали в нее и рассаживались на лавки. Через некоторое время кучер, сидящий в повозке, два раза ударил в висящий возле него колокольчик, натянул вожжи и крикнул: «Пошли, мертвые!!!». Повозка медленно тронулась, постукивая по железным рельсам огромными колесами. Через минуту веселый перезвон бубенцов и стук колес потерялись где-то за поворотом.

«Прямо театр какой-то… или кино, — подумал Елизар. — Я такого еще не видел».

Он оглянулся и заметил высокую, на целую голову выше него, девочку. Ее одежда напоминала старинный театральный наряд: коричневое длинное пальто с огромными белыми манжетами, черные высокие ботиночки на шнурках, на голове огромных размеров чепец, из-под него виднелась длинная, до пояса, коса. Она с аппетитом жевала бублик и с любопытством смотрела на Елизара. «Чего уставилась, не в зоопарке», — подумал Елизар.

— Девочка, а девочка… — нерешительно начал он.
— Чего вам? «Опять на „вы“», — удивился Елизар.
К такому обращению он не привык. Дома, в школе и во дворе к нему всегда обращались на «ты», а тут второй человек, к тому же совсем незнакомый, и на «вы»… «Как же мне к ней обращаться?»

— Девочка, а девочка! — продолжил он. — А где здесь метро или автобус?
— Чего? — девочка удивленно уставилась на него.
— Метро, говорю. Я, похоже, потерялся.
— Чего? — еще сильнее удивилась незнакомка.
— Чего-чего… Мне домой нужно. На Можайку... ну, Кунцево. А телефон не работает. — Он достал и показал ей для чего-то свой мобильник. У девочки округлились глаза.
 — Это ж Москва? — не унимался Елизар.
— Москва.
— Ну... Не знаешь что ли Москвы?
— Почему? Знаю.
— А что это за место, киностудия что ли?
Елизар довелось побывать с отцом на Мосфильме. Он видел там специально построенные дома, церкви, площади, старинные корабли, где затем снимались исторические фильмы. Там же находились старые кареты, повозки, пушки с танками, и многое, многое другое.

«Может, я угодил на территорию киностудии? Непохоже».
Там, с изнанки, виднелись строительные леса, и у домов были построены только стенки. Да и вся эта военная техника с машинами и самолетами были ненастоящие.

— Это Пресня, — отозвалась наконец девочка. Название «Пресня» Елизар где-то слышал, но не помнил, где…
— Ладно, я пошла, пора мне… — развернувшись, незнакомка быстро побежала вдоль домов.
— Э-э-э! Подожди… те! — воскликнул Елизар и рванул за ней. — Подождите, я тут совсем запутался…
Девочка остановилась и оглянулась.

— Ну, чего вам? Мне домой надо.
Мимо них проехала старая повозка, поскрипывая и постукивая по мостовой деревянными колесами. На повозке восседал кучер, за ним, важно развалившись, сидел человек в черном цилиндре и с большой, как лопата, рыжей бородой. Рядом расположилась молодая дама в огромной шляпе с белым пером.

Неподалеку зазвонил колокол, затем еще один, потом со всех сторон стали звонить колокола, каждый на свой особый манер. Это слилось в единый, волшебный перезвон. Такого Елизар еще не слышал. Девочка повернулась в сторону высокой башни и перекрестилась.

Тревога закралась в сердце Елизара.

— Где мы? — тихо спросил он.
— Где-где... в Москве.
— А какой сейчас год?
— Какой, какой… двенадцатый... тысяча девятьсот двенадцатый.
— Что-о-о-о??? — Елизар остолбенел. Он понял, что не ослышался — Тысяча девятьсот ДВЕНАДЦАТЫЙ!!! Мамочки мои, как же это я?..
Фонарь с угрожающим шипением и свистом начал мигать. Внутри него что-то громко хлопнуло, вспыхнуло, и он погас, обдав Елизара едким и неприятным облаком дыма. Только сейчас пятиклассник Елизар Тюльпанов заметил на невысоких домах, окружающих площадь, странные вывески и витрины: «Торговый дом СытинЪ», «Рюмочная у Митяя», «Ресторан ЕрофеичЪ», «Доходный дом КузякинЪ и Сыновья». В центре площади стояла круглая будка, завешанная афишами и плакатами. Текст на афишах был написан на понятном, но каком-то непривычном и даже странном языке. Все они куда-то звали и заманивали.

«Юбилейные торжества в Успенском соборе 31 августа 1912-гo года въ честь празднованiя столетия Отечественной войны Государь Императоръ с Государыней Императрицей и Августейшей семьей примутъ участие въ крестномъ ходе въ Успенский соборъ въ Москве. Входъ въ Кремль строго по билетамъ».

— Шурум-бурум! Старье-верье купаем! — раздался громкий крик проходящего мимо здоровенного детины, везущего перед собой большую деревянную тележку. Он вразвалку перешел площадь, не переставая кричать свои заклинания, и растворился в сумраке улиц.
— Шурум-бурум, Шурум-бурум, — еще долго эхом отзывалось в темных переулках.
— А ты, барчук, не местный что ли? — неожиданно спросила девочка.
— Похоже, да… Только что приехал.
— С поезда что ли?
— Не, с троллейбуса…
— Ну ладно, я пошла, а то задержалась с тобой. Мне уже давно домой пора. Деда ждет. — Она развернулась и быстро побежала в переулок.
— Подожди! — крикнул Елизар и побежал за ней. — Я с тобой! А как вас... ну, тебя как зовут-то?
— Соня, — не сбавляя шага, ответила девочка.
— А меня Елизар. — Он, стараясь не отставать, торопливо засеменил за ней.
Соня, несмотря на темноту, шла быстро и уверенно. Видимо, хорошо знала район. Нырнув в один переулок, она выскочила на кривую улочку, пересекала ее и нырнула под каменную арку старого дома. Там, отодвинув чуть в сторону доску забора, пролезла в щель и оказалась на улочке, еле освещенной одиноким мерцающим фонарем. Она не испытывала радости, что за ней поплелся чудаковатый мальчик.

«Потерялся, говорит. Конечно, это же Москва, а не... откуда он там приехал? Эх, понаехали…» — размышляла она.

Елизар едва поспевал за новой знакомой. Он не знал, что еще нужно сказать, и шагал, обдумывая свое положение. Все это походило на фильм. Только смотрел он его не из зала или сидя на домашнем диване, а изнутри. Не только смотрел, но и, кажется, участвовал. Все было как-то реально нереально или нереально реально вокруг. Словно какая-то компьютерная «игра-бродилка». Но это явно не игра. Он обратил внимание: кроссовки стали мокрые и грязные, руки в чем-то липком и неприятном. Правая нога побаливала. То ли спрыгнул где-то неловко, то ли оступился.

Внезапно Елизар почувствовал сильный голод и вспомнил, что в школе днем так и не поел. На сэкономленные денежки, что дала мама, он купил свои любимые леденцы. Они так и лежали у него в кармане куртки. Он пощупал карман, плотная шуршащая пачка с самыми вкусными на свете леденцами была на месте.

«Хоть это хорошо», — успокоил себя Елизар.

Вдруг девочка остановилась и резко развернулась.

— Ты чего идешь за мной?
— Да... мне идти некуда… Понимаешь, я потерялся.
— Потерялся… — задумчиво произнесла девочка. — Ну, тогда пошли.

Глава третья

Они вошли в темный подъезд, поднялись на второй этаж и постучались в дверь. За дверью послышался шум, голоса и быстрые шаги. Затем все стихло. Девочка еще раз постучала.

— Кто там? — послышался из-за двери тихий голос.
— Это я — Соня.
Дверь чуть приоткрылась. В щели появился глаз и внимательно все осмотрел…

— А кто это с тобой? — спросил голос из-за двери.
— Мальчик один, потерялся… Ну, дедушка, открывай!
Дверь снова закрылась, затем отворилась пошире.
— Эх, Соня, Соня, сколько раз я просил стучать четыре раза, а ты...
— Я забыла.
— Заходите, только быстро!
В коридоре было темно и тесно. Чья-то рука взяла Елизара крепко за плечо и повела в комнату.

— Это мой дедушка, Дмитрий Николаевич, — раздался из темноты голос Сони.
Они вошли в большую, слабо освещенную комнату. В центре стоял круглый стол, на столе дымилась картошка, стояли бутылки и рюмки.

«Похоже, нас здесь не ждали», — подумал Елизар.

— Ну-с, молодой человек, вы кто?
На него пристально смотрел невысокий пожилой человек с седыми, как у моржа, усами и лысиной. Маленькие квадратные очки поблескивали недружелюбно.

— Я… я — Елизар. Здрасьте…
Елизар всегда помнил папины наставления: «Нужно всегда со всеми здороваться. Вежливость — лучшее оружие, ключ от многих дверей».

Он расплылся в сладкой улыбке, какую только смог изобразить.

— Понимаете, я потерялся…
Говорить о том, что он из 2012 года, не хотелось. Елизар чувствовал — не поверят. В своей жизни он все время что-то выдумывал и фантазировал, а проще говоря, врал. Врал много, красиво и самозабвенно, по делу и просто так, когда нужно и когда нет необходимости. Даже не замечал своего вранья. Мы же не замечаем, как дышим. Дышим и дышим… Почему врал — кто его знает. В нем будто сидел вредный человечек и говорил за него. Там, где нужно сказать «да», вредина говорил «нет», на «белое» говорил «черное». Сколько раз Елизару за это попадало... Папа обычно видел его насквозь и тут же наказывал. Мама наоборот, настойчиво продолжала верить.

Сейчас он не знал, что делать. Сказать, что появился из будущего — кто поверит? Да и вредный человечек в нем уже заговорил, так и не дождавшись окончательного решения разума Елизара.

Рассказывал он красиво и убедительно. Неведомый голос изнутри устами Елизара поведал, что он только что приехал из Болгарии, где последнее время жил с бабушкой и дедушкой. Что его должны были встретить, но почему-то не встретили, а куда ехать, он не знает...

«Не верит», — глядя на дедушку, догадывался Елизар.

Вдруг в конце комнаты скрипнула дверь, и из нее вышел невысокий человек. На вид молодой, но его сильно старила куцая бороденка и проплешина на голове. Елизара поразили его глаза — живые и быстрые.

— А вещички-то на нем иностранные, — окинув Елизара беглым взглядом, произнес быстроглазый.
— Здравствуйте, дядя Вова. Вы к нам снова приехали… Здорово! — Соня радостно улыбнулась и подошла к нему.
— Здравствуй, здравствуй, Сонечка, здравствуй солнышко! — произнес незнакомец.
Елизар чуть не засмеялся. Быстроглазый не выговаривал букву «Р», и слова звучали очень смешно, будто он передразнивал кого-то.

— Давайте лучше есть, — вдруг предложил дядя Вова. — Вы голодны?

Елизар готов был съесть сейчас все на свете. Вообще, у него сложились непростые взаимоотношения с едой. То ли ОНА — ЕДА «не понимала» его, то ли ОН чтото в НЕЙ не понимал. Короче, Елизар почти ничего не ел. Что именно он не ел, можно было перечислять длинным нескончаемым списком: мясо, котлеты, яичница, сосиски, пельмени, помидоры, практически все овощи и фрукты. Многое не ел из принципа.

Ему все вокруг говорили:

— Попробуй, это же очень вкусно.
— Нет, — отвечал упорно Елизар, — я это не ем.
Зато он ел суп. Имел к нему любовь и уважение. Причем, есть суп мог на завтрак, на ужин, ночью, в гостях на дне рождения, в уличном кафе. Второе, и главное, что он тоже любил, — сладости: мармелад, шоколад, конфеты, печенье, а еще семечки и сухарики. Он распихивал их по карманам, когда спешил в школу или на улицу. Но сейчас Елизар был готов съесть все, чем угостят. Даже картошку или ненавистные сосиски.

— Только руки не забывайте мыть, — дедушка Сони стал быстро раскладывать картошку по тарелкам. Честно говоря, руки перед едой Елизар мыл только когда на него прикрикнут. А бывало, зайдет в ванную, включит воду, постоит немного, а затем выходит с «чистыми» руками. Когда его раскусили, он избрал другой способ: входил в ванную и, закрыв дверь, натирал мыло себе на руки и, выходя, говорил: «На, нюхай». И протягивал руки вперед. Иногда срабатывало. Но сейчас Елизар понял, что мыть руки действительно нужно. Они были покрыты краснобурой коркой.

— А руки-то у вас в крови, — заметил дядя Вова и почемуто весело захихикал.
— Это я от милиционера бежал... в смысле, от полицейского.
— От городового что ли? — переспросил дядя Вова.
— Да, от него.
— Хорош иностранец. Не успел приехать, а уже от городовых бегает. Может, вы в него еще и стреляли? — Дядя Вова опять захихикал.
— Не, я не…
— А зря, зря, батенька.
Елизар понял, что дядя Вова так шутит, но не понял, что тут смешного.
Красно-серая краска не смывалась холодной водой, даже когда он намылил руки. Но тут появилась Соня с кувшином. В нем была горячая вода, и дело пошло быстрее.

Удивительно, какая вкусная штука картошка-то. Просто с маслом и солью. Елизар ее умял в секунду, даже добавку съел. Да и хлеб ему показался особенным. Вот он, 1912 год. Тут все вкуснее! А вот чай, что подали в конце, ему не понравился. Как сено заварили в кипятке. Даже куски сахара не спасли.

«Ну, и ладно, — подумал Елизар. — Спасибо, что покормили».

Тут он вспомнил о пакетике с леденцами. Достал его, попросил тарелочку и высыпал на нее разноцветные конфетки. Все удивленно уставились на леденцы, затем попробовали. Лакомство явно пришлось по вкусу. Дядя Вова очень заинтересовался пакетиком, особенно надписями на нем. Соня пришла в восторг.

Елизар гордо выпятил грудь, довольный произведенным впечатлением.

Вдруг во входную дверь негромко постучали. Ровно по четыре раза с перерывами, как дедушка просил Соню.

— Вроде мы никого не ждем, — дедушка пристально посмотрел на дядю Вову.
Дядя Вова тихонечко встал из-за стола и рванул в соседнюю комнату. Дедушка Сони встал, убрал за дядей Вовой тарелку и рюмку.

— Тихо! Если что — мы одни, сидим, ужинаем, — велел он.
Дедушка еще раз огляделся и пошел в коридор открывать дверь. Елизар и Соня переглянулись.

— Ты, если чего, дядю Вову не видел, — только и успела сказать Соня, как дверь открылась.
— Я же говорю, никого дома нет, — взволнованно бормотал дедушка, оглядываясь на шествующих за ним людей.
— А это кто? — спросил грозно человек в форме, указав на Соню и Елизара.
— Внуки… — промямлил дедушка.
— Все обыскать! — скомандовал человек в форме, видимо главный.
Остальные «гости» бросились по комнатам. Они осматривали шкафы и ящики, заглядывали за занавески, под кровати, открывали окна и глядели куда-то вниз.

— Никого, — доложил спустя какое-то время один из «гостей». — Сбежал, наверное…
Дедушка стоял в центре комнаты, затравленно озираясь по сторонам.

— Я же вам говорю, никого нет, только внуки.
— Ладно, — махнул рукой военный. — Вы инженер Осипов?
— Да, я.
— Одевайтесь, пойдете с нами.
Дедушка покорно взял свой пиджак со стула, еще раз оглянулся, обвел грустным взором комнату и пошел в коридор. Через несколько минут шаги в коридоре затихли, дверь внизу хлопнула, и все погрузилось в тишину.

За это время Елизар не произнес ни звука. Он понял: произошло ужасное, но что точно — он не знал.

— Кто это были? — спросил он Соню.
— Кто, кто… жандармы. Дядю Вову искали.
— Это я понял, — ответил Елизар.
Соня тихо заплакала. Елизар не знал, что делать в такой ситуации. Сидел и смотрел на пустую тарелку.
«Что я здесь делаю? Как выбираться отсюда домой?»
Он только сейчас начал понимать ужас своего положения.
Елизар достал мобильный телефон и попытался набрать первый попавшийся номер. Телефон по-прежнему молчал: ни звука, ни слова, ни гудочка. Так они сидели некоторое время.
— А он кто, этот дядя Вова? — нарушил гнетущую тишину Елизар.
— Точно не знаю, — ответила сквозь слезы Соня. — Что-то там взрывает и деньги у богатых отбирает.
— Бандит что ли?
— Не, не бандит, революционер… Он так себя называет.
Что-то скрипнуло в соседней комнате. Соня и Елизар замерли.

— Соня, Соня! — послышался чей-то голос.
— Дядя Вова! — воскликнула Соня и побежала в соседнюю комнату.
Через несколько мгновений из комнаты вышла Соня, за ней шел Дядя Вова, озираясь, как затравленный зверь.
— Они дедушку увели — начала говорить Соня.
— Знаю, слышал, — он сел на диван. — Не бойся, у них на него ничего нет. Подержат два-три дня и отпустят. У них же закон… Ничего они ему не сделают, не рыдай. А мне надо уходить. Завтра. — Он улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы. — Завтра мы им покажем! Такого они еще не видели!
— Может, не надо, дядя Вова? — спросила Соня.
— Эх вы, интеллигенция. Все чистенькими хотите быть.
А кто за вас должен делать грязную работу? Хотите на наших шеях в светлое будущее въехать, — он смотрел на ребят с нескрываемой злобой. — Ладно, Сонечка, не обижайся, — вдруг улыбнулся он. — Ты же знаешь, как я к твоему деду отношусь. Он же не виноват, что интеллигенция. Я тоже, между прочим, университет закончил. Тоже, значит, интеллигенция. Но люблю я рабочих — соль земли. Вот с кем дело можно делать и серьезные вещи проворачивать. Ни ложной морали, ни стыда, ни порядочности и всякой другой интеллигентской ерунды. Запомни, Сонечка, дорога в светлое будущее устлана не светлыми обещаниями и добрыми делами, а кровью, кровью, и еще раз кровью. И кто не поймет этого, тому с нами не по пути. А поехали со мной, Сонечка, — неожиданно предложил дядя Вова. — Чего тебе здесь сидеть? Через два дня уже в Кракове будем. Там я денег жду. Много денег. Купим тебе конфет всяких, платьицев, кофточек, чего пожелаешь!

Соня зарыдала в голос.

— Ну смотри, как хочешь, — вздохнул дядя Вова. — Сонечка, ты вот что... сможешь принести мне на Маросейку сумочку?
Он встал и вышел в комнату. Оттуда принес сумку величиной со школьный рюкзак. В ней что-то лежало. Не сказать что тяжелое, но увесистое точно.

— Только очень осторожно будь с нашим «супом», — предупредил дядя Вова. — Нам он завтра очень понадобится. Ты мне его принеси к часам двенадцати дня, только не опаздывай. Я тебя буду ждать. А сейчас я пошел, еще много дел. Все, до завтра.

Он достал из кармана кепку, натянул ее плотно на плешивую голову и растворился в полумраке коридора. Входная дверь хлопнула, и квартира снова погрузилась в тишину. Соня, сидя на диване, продолжала тихо плакать.

— М-да, вот тебе и дядя Вова, — присвистнул Елизар.
— Ты его не знаешь. Он хороший, он нам помогает.
— Ну и езжай с ним тогда, куда он там звал… в Краков какой-то. Он тебе конфеты купит.
Соня продолжала сидеть, закрыв ладонями лицо.
Плакала тихо, почти беззвучно. Елизару стало ее очень жалко.

«Девчонка-то неплохая. Да и деда ее жаль. Ладно, чегонибудь придумаем».
Елизар начал с интересом рассматривать сумку.
— А что это за «суп»? — поинтересовался он.
— Да так… — сквозь слезы пробормотала Соня.
Елизар немного подождал и, как только Соня вышла умыться, подсел к сумке, открыл ее и вытащил небольшую кастрюлю. Кастрюля как кастрюля. Только крышка прижата металлической скобой. Он долго возился, прежде чем удалось сбросить скобу и открыть крышку. На удивление там и правда был суп. Только от него пахло резко и неприятно. Кастрюля была заполнена вязкой, как желе, жидкостью. В этой субстанции плавала стеклянная колба размером чуть поменьше стакана. Колба мерцала ярким фосфорицидным цветом.
— Ну и кто тебя просил? — раздался сзади Сонин недовольный голос. — Ты всегда лезешь, куда не просят? — она вырвала из рук Елизара крышку и аккуратно закрепила ее на кастрюле, ловко накинув на нее металлическую скобу.
— Это же не суп, — тихо проговорил Елизар. — А что?
Соня молчала.
— Соня, это что? — не унимался Елизар
— Взрывчатка, — неохотно призналась девочка. — Ее мой дедушка придумал. Он горный инженер. Взрывчатка помогает шахтерам взрывать гранитные скалы и пласты. Одной такой штуки достаточно, чтобы подбросить огромный поезд или дом метров на пять вверх.
— А жидкость в кастрюле зачем?
— Чтобы колба не разбилась. Она там плавает, как в супе.
«Ничего себе штуковина! Вот бы ее домой!» — задумался Елизар.

— Ладно, уже поздно, пора спать, — сказала Соня. — Ты ложишься здесь, — она указала на диван, — я в соседней комнате лягу.
Засыпая под большим теплым пледом, Елизар долго еще представлял себе, как он дома мог бы использовать «штуковину». Да, он был бы самым крутым у себя в классе и во всем дворе. Ее можно было бы где-то взорвать, или продать, или обменять на что-нибудь тоже ценное. Елизар начал прикидывать, сколько она может стоить и на что ее лучше поменять. Он уже видел море игрушек, последних моделей ЛЕГО, а может даже iPad, о котором давно мечтает. Это были его самые любимые размышления перед тем, как заснуть. С такими сладкими мыслями и мечтами он погрузился в сон.

Глава четвертая

На следующее утро Елизар проснулся оттого, что его кто-то сильно тряс за плечо.

— Отстань, дай поспать немного. Этой традиционной утренней фразой Елизар начинал каждый новый день. Причем, не важно — будни это, и ему надо бежать в школу, или выходные. Свой утренний сон
Елизар всегда считал святым. А тут незнакомый голос настойчиво требовал:

— Вставай, вставай, мы проспали, нужно бежать, а то не успеем. Открыв глаза, он увидел Соню.
— Давай же, вставай, нужно бежать, — твердила она как заведенная.
Елизар только успел протереть глаза и обуть кроссовки, как они уже вдвоем сбегали по лестнице на улицу. На левом плече у него свисала сумка с кастрюлей, которую он аккуратно придерживал рукой.

— Только очень осторожно, — не переставала повторять Соня. — А то взлетим, как два голубка. На площади, к удивлению Елизара, они сразу натолкнулись на припаркованный автомобиль. Это был старинный авто с открытым верхом. За рулем вразвалку сидел огромный широкоплечий человек, одетый в черную кожаную куртку и большие, до локтей, перчатки. Он важно курил сигару, время от времени пуская изо рта большие колечки дыма.

«Круто, — подумал Елизар. — Чистое кино».
С соседней улицы со звоном и клацаньем выехал старинный трамвай. Он ехал медленно, громыхая и раскачиваясь. На ходу несколько человек легко запрыгнули в открытые двери.

«Здорово. Уже и машины, и трамвай есть. Может, и троллейбусы ходят», — подумал он с надеждой.

Елизар еле успевал за Соней, время от времени посматривая на нее снизу вверх.

— Сонь, — вдруг сказал Елизар. — А сколько тебе лет?
— Одиннадцать. А тебе?
— А мне… двенадцать, — не моргнув глазом, соврал он.
Соня с недоверием взглянула на него. На самом деле Елизару недавно исполнилось десять. Обычно, называя свой возраст, он прибавлял один год. Для чего — объяснить не мог. А тут сразу два… Елизар догадался, что Соня ему не поверила.

«Ладно, — решил он, — сейчас поражу своими знаниями».
Он попытался вспомнить хоть что-нибудь об этом времени. Но в голове царила неразбериха: исторические персонажи перепутались с персонажами сказок и фильмов. Все события смешались в винегрете истории. Что это за время, кто сейчас президент, а может сейчас царь какой или король…

— Сонь, а Сонь, а кто сейчас в стране главный? Ну, царь там, или король? — решил спросить он.
— Ты чего, больной совсем? — удивленно спросила Соня. — Император Николай Александрович.

Такого он не знал. Петр Первый какой-нибудь или Иван Грозный… О них он еще слышал…

— А Петра Первого знаешь? Тоже царь… — решил он продолжить диалог на историческую тему.
— Знаю, конечно, но он жил двести лет назад.
— А Ивана Грозного? — обрадовался Елизар.
— Тоже знаю. К чему ты спрашиваешь? Елизар хотел удивить Соню знаниями, которыми ведал только он, но получалось, что Соня всех его персонажей знает.

«Ладно, — подумал Елизар, — зайдем с другой стороны».

— А Гитлера или Штирлица знаешь?
— Нет, — Соня задумалась. — А это кто?
— Да так…
Про Штирлица он смотрел летом фильм, да и анекдоты смешные слышал в школе и помнил, что тот был разведчиком. Гитлер же был не то плохой царь, не то президент… Он еще войну с нами затеял и проиграл. Но Елизар не очень был уверен в своих знаниях.

«Эх, жаль, нет учебника с собой, — вдруг пришла мысль. — С учебником-то я бы ей показал… Хорошо, история не мой «конек», поменяем тему».

Но поменять тему он не успел: на него чуть не наехали бородатые дядьки на лошадях. Их было человек десять — двенадцать: на синих штанах широкие красные лампасы, сбоку свисали огромные сабли. Вид зверский. Если бы Соня не оттолкнула Елизара с дороги, лошади растоптали бы его. Один из бородачей только присвистнул и рявкнул: — Посторонись!
Наконец Соня и Елизар пришли на нужную улицу. Они начали медленно прогуливаться, с интересом рассматривая витрины магазинов. Чего там только не было. У Елизара даже дух перехватило.

— Ничего себе... ух ты... здоровская штука... а это что?
Мне бы такую, — бормотал Елизар, внимательно рассматривая товары в витринах.
— Соня, Соня, — раздался голос.
Они оглянулись. Рядом с ними стояла пролетка с наглухо закрытым верхом.

— Соня, это я, — послышалась из нее знакомая картавость. — Я здесь.
Верх пролетки слегка приоткрылся, и показалась голова в зимней меховой шапке.

— Дядя Вова, это вы? — воскликнула удивленно Соня.
— Да, да, прыгайте сюда.

Елизар и Соня влезли в пролетку и увидели двух людей. Первого Елизар сразу признал: дядя Вова. Правда, выглядел странно: огромная черная борода, очки, меховая шапка. Второй был еще забавнее в длинной, очень грязной рубахе до колен. Елизару показалось, что рубаха сшита из старого мешка. Прическа напоминала воронье гнездо. Лицо второго попутчика было вытянутое, усы, переходящие в длинную козлиную бородку, венчали его узкий подбородок. Он был весь белый, глаза круглые и слегка безумные. Мужичок судорожно сжимал кулаки. Его все время трясло, как при высокой температуре.

«Больной», — подумал Елизар.

— Вы чего опаздываете? — зашипел дядя Вова.
— Дядя Вова… — начала оправдываться Соня.
— Я сейчас не дядя Вова, я Ребе Даниэль Цап-Либерзон. А это, — он указал на напарника, — Блаженный Феликс. Все принесли?
— Да, — Соня указала на сумку, висящую у Елизара на плече.
— Давай сюда.
Дядя Вова аккуратно поставил сумку себе на колени, ловко достал из нее кастрюлю, откинул крышку и взглянул внутрь. Глаза его светились нехорошим светом.

— Да, Соня, дед у тебя — золотой человек, — тихо произнес он. — Если бы не он, что бы мы делали...
— А что с дедушкой, вы узнали?
— Не знаю. Подержат-подержат и выпустят. У них на него ничего нет, — ответил дядя Вова. — Не бойся, если сегодня все получится, все в золоте и шоколаде купаться будем. — Он тихо и злобно рассмеялся. — Хочешь, Соня, купаться в золоте?
— Не, в золоте не хочу.
— А в шоколаде? — Он снова засмеялся дребезжащим голосом. — Ты надумала со мной ехать? — вдруг серьезно спросил он. — Я не шутил. Сегодня поезд в десять вечера. Через два дня будем в Кракове. Вот только накормим всех супчиком… до отвала, и поедем. Соня молчала. В ее глазах стояли ужас и отчаяние.
— Может не надо?
— Надо, надо. Не бойся, мы еще погуляем. Скоро о нас все узнают. Весь мир насилья мы разрушим до основанья, и затем… — Он мечтательно задумался. — А затем мы свой мир построим. И заживем! Кто был никем, Сонечка, тот станет всем!
«Точно больной, — подумал Елизар. — Больной и опасный…»
—Ладно,—дядя Вова достал часы на цепочке, —пора...— Он аккуратно закрыл кастрюлю, закрепил крышку под зажим и положил обратно в сумку. — Держи, — дядя Вова протянул сумку своему напарнику. — Теперь, Феликс, твой выход.
Тот что-то промычал и попытался взять сумку, но руки так тряслись, что сумка едва не выскочила у него из рук и ударилась о сидение пролетки…

— Ты что, ты что! — взревел дядя Вова. — Всех нас угрохать хочешь? — Он вырвал сумку из рук Феликса.
— Так... что же делать? Что делать? — пробормотал он. Тут его взор упал на Елизара. — А вот чего... С ним вместе пойдешь, — он протянул сумку Елизару.
— А куда ее нести? — спросил Елизар.
— Куда, куда… куда надо, туда и понесешь. В Кремль. Небось, там еще не был?
— Я с ним! — воскликнула Соня.
— Куда? Нельзя, назад! — И дядя Вова попытался схватить Соню за руку.
— Тогда и я не пойду, — Елизар протянул сумку обратно.
— Так, хорошо, — уже спокойно заговорил тот, — времени нет. — Ладно, идите. Но сразу возвращайтесь. Я вас тут ждать буду. Соня и Елизар вышли из пролетки, и огромная толпа сразу подхватила их, понесла к большим красным стенам и высоким башням.
«Кремль», — догадался Елизар. Он там был несколько раз с классом и родителями.

Впереди,пробираясьсквозьтолпу,шелблаженныйФеликс, крепко держа за руку Соню. За ними, едва поспевая, семенил Елизар. Народу становилось все больше и больше. В какой-то момент Елизар почувствовал, что потерял из виду Соню, но через мгновение снова увидел ее длинную косу. Вскоре они подошли к высокой, красивой башне с маковками на стенах. Тут их встретили стоящие длинной цепью солдаты.

— Назад, назад! Дальше нельзя! — кричал на толпу офицер. Но толпа поджимала и поджимала.

— Здесь, — воскликнул Феликс и бросился на булыжную мостовую.
Он упал на колени и начал монотонно раскачиваться вперед-назад, бормоча что-то себе под нос. При этом продолжал крепко держать за руку Соню. Это выглядело очень странно. Ребята встали вплотную к нему. Оглянувшись, они увидели, что таких безумцев вокруг много. Кто-то держал в руках книгу, кто-то картину, кто-то крест. Все пребывали в сильном возбуждении, что-то громко пели и кричали.
Громкий звон колоколов разорвал небо. Колокола звонили так громко, что казалось, это небесная звонница репетирует всемирный перезвон. У Елизара заложило уши. Первое мгновение он ничего не слышал. Все видел, как в кино, только без звука. Когда слух стал возвращаться, он отчетливо услышал перезвон сотен колоколов, который заполнил все пространство между небом и землей, и сквозь него истошный крик:

— Ееедуут! Ееедуут!
Толпа пришла в движение. Все вокруг начали креститься и кланяться.

— Кто едет? — заорал Елизар Соне, едва различая свой голос.
— Император с Императрицей, — прокричала в ответ Соня.
— Да ладно… — прошептал Елизар и впился глазами в ворота.
Через минуту из ворот показалась группа всадников. Все в ярких атласных мундирах, в высоких шапках с большими перьями. Следом за ними мчалась карета, запряженная шестеркой вороных лошадей. За каретой — опять всадники, человек двенадцать — пятнадцать, одетые в такие же красивые костюмы. Елизар не мог оторвать от них глаз.

Передние всадники быстро приближались. За ними на большой скорости двигалась карета.

— Давай! — вдруг крикнул Феликс. — Живо!!! — Он уже стоял на ногах и тянулся к сумке.
— Пожалуйста, — Елизар протянул ему умку.
Карета была от них в метрах двадцати. Елизар, как завороженный, не мог отвести взгляд от всадников и кареты. Феликс отпустил руку Сони, судорожно схватил сумку и начал быстро доставать оттуда кастрюлю. Крышка кастрюли с грохотом отлетела на мостовую, блаженный сунул туда руку и начал судорожно хватать в ней что-то….

Вот уже голова передней лошади поравнялась с Елизаром. Было слышно ее ровное и ритмичное дыхание. Елизар увидел огромные и красивые глаза лошади, смотрящие прямо вперед. Он взял Соню за руку и начал тихонечко отступать назад.
Еще мгновение, карета поравняется и…
Елизар, не отрывая глаз от всадников, лошадей и безумного Феликса, старался незаметно втереться в толпу.

— Где??? — раздался вдруг вопль блаженного, — где она??? Где??? — Феликс резко повернул искаженное лицо к тому месту, где только что находились ребята. Глаза сверкали безумным огнем, борода тряслась мелкой дрожью.
Пальцы рук судорожно сжимались и разжимались. Но там уже стояли другие люди! Они что-то громко кричали и подбрасывали вверх шапки. — Убью! — Разразился блаженный, грозя кулаками куда-то в небо.
Но Елизар и Соня уже не слышали его проклятий. Прорываясь сквозь толпу, Елизар одной рукой крепко держал руку Сони, другой, отведя локоть чуть в сторону, старался прикрыть свой оттопыренный внутренний карман.


Глава пятая

Спустя час они сидели в подъезде старого заброшенного дома, прислонившись спиной к деревянной стене, и потихонечку приходили в себя от страшной гонки. На улице заморосил осенний дождик. Маленькие струйки воды, пробившись сквозь дыру на крыше, начали стекать по стенам и старой деревянной лестнице. Становилось очень тоскливо, промозгло и неуютно.

 — Она у тебя? — спросила вдруг Соня.
— У меня, — кивнул Елизар и осторожно извлек из внутреннего кармана стеклянную колбу. Ядовито-желтая фосфорицидная жидкость мерцала в его трясущихся руках.

— Я ее вытащил, пока мы туда шли.
— Ну и слава Богу, — облегченно вздохнула Соня и улыбнулась.
— Они чего, карету хотели взорвать?
Соня кивнула.
— А зачем?
— А кто их знает. Бесы.
Они немного помолчали.
— Что же теперь делать будем? — задумчиво пробормотала
Соня, обхватив руками колени. — Домой нельзя, там нас точно ждут. А ты-то сам где живешь? Про Болгарию с бабушкой и дедушкой придумал?
— Понимаешь, Соня, — начал Елизар, — если я тебе правду расскажу, ты мне ни за что не поверишь.
— А ты попробуй. Может и поверю.
Елизар рассказал ей все, начиная со вчерашнего утра. И про школу, и про остановку, и про троллейбус, и про все, что с ним случилось позже.
Соня внимательно слушала, не задавая вопросов. Когда он закончил свой рассказ, спросила:
— А доказать можешь?
— Доказать?.. — Елизар достал из куртки мобильный телефон протянул Соне. — Вот!
— Ну и что? — Соня пожала плечами.
— А вот чего, — он нажал на телефоне кнопочку, поднес его к Соне.
— Скажи что-нибудь.
— А что сказать-то?
— Да что хочешь…
— Не буду я ничего говорить.
Елизар нажал на пару кнопочек, и из телефона послышалось:
— Скажи что-нибудь.
— А что сказать-то?
— Да что хочешь…
— Не буду я ничего говорить.
— А вот еще, — Елизар поднес к лицу телефон и куда-то нажал. Что-то ярко вспыхнуло, и он протянул телефон Соне. — Смотри, это ты.
На дисплее светилась цветная фотография Сони. Девочка открыла рот.

— Вот это да! — выхватив телефон, она долго рассматривала свою фотографию.
— А еще здесь полно всяких игр. — Елизар начал долго и подробно рассказывать об играх, демонстрируя Соне чудеса техники.
— А как эта штука называется? — спросила Соня.
— Мобильник. Ну... телефон. Знаешь?
— Телефон знаю, у нас тоже телефоны есть. А позвони куда-нибудь, — попросила Соня.
— Здесь не работает, — Елизар махнул рукой.
— Идея! — воскликнула Соня. — Что ж я сразу не догадалась! Она вскочила на ноги. — Пошли, позвоним Александру Николаевичу, брату дедушки. Он нам точно поможет.


Они выскочили на улицу. Дождь прекратился, веселые ручейки, сливаясь в мутный поток, неслись вниз по мостовой, унося с собой листву, мелкие щепки и мусор. Косые солнечные лучики, пробившись сквозь серые рваные тучи, осветили мокрые крыши домов. На улице бегали мальчишки в больших разноцветных резиновых калошах, прыгая по лужам и веселясь от брызг воды, разлетающихся во все стороны. Как же Елизару захотелось, забыв обо всех проблемах, веселиться с мальчишками, прыгая и обливая всех и все вокруг.

Через пять минут они вошли в низенький одноэтажный домик, где в коридоре висел старинный железный телефон с круглым диском и большой деревянной ручкой сверху. Такой Елизар видел в Политехническом музее на экскурсии. Соня куда-то отошла, затем вернувшись, взяла трубку и сразу заговорила.

— Але, але, Александр Николаевич…
В трубке раздался треск, сквозь него послышался далекий голос:
— Соня, Сонечка, это ты? Ты где? С тобой все в порядке?
— Все нормально. А вот дедушку вчера забрали, — прокричала в трубку Соня.
— Да, я знаю, — едва слышалось из трубки.
— Можно я к вам зайду сегодня?
— Да, да, конечно! Жду тебя, я на работе. Ты помнишь, Гнездиковский переулок... — Треск продолжал усиливаться, голос почти совсем пропал.
— Да, да, помню, скоро буду, — прокричала Соня и положила трубку.
По дороге Соня рассказала, что деда Саша, как она его называла, какой-то очень «Большой Чин». Служил не то на почте, не то по таможенному делу. У него большие связи.
— Жаль только, — добавила Соня, — пьет очень много. В любом случае, он единственный, кто в силах нам помочь.
— А дядю Вову он вашего тоже знает? — заинтересовался Елизар.
— Да, он нас и познакомил.
— Похоже, — пробормотал задумчиво Елизар, — он, этот твой дедушка, сильно не удивился звонку, как будто ждал.
— Не, ты брось, он хороший, и нам поможет.

Глава шестая

Вскоре они стояли перед серым каменным домом с огромными узкими окнами и большой деревянной дверью. Над дверью железными буквами было написано: «ОТДЕЛЕНИЕ ПО ОХРАНЕ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА И БЕЗОПАСНОСТИ».

— Подожди меня здесь, я сейчас, — велела Соня.
— Не, я с тобой. Пошли. — Елизар решительно потянул большую чугунную ручку двери на себя. Внутри было тихо и прохладно. Они стояли в огромном зале с большими колоннами и высокими узкими окнами. Глаза потихоньку привыкали к полутемному освещению. При входе стоял жандарм. Он совсем не удивился ребятам.
— Вас ждут, — он махнул в направлении длинного коридора.
— Нам туда, — Соня уверенно пошла через зал.
— А про бомбу мы ему скажем? — На ходу спросил Елизар.
— Не знаю. Там посмотрим.
Пройдя насквозь зал и длинный коридор, они подошли к двери и осторожно постучали.
— Заходите, заходите, — раздался голос.
Они потянули ручку на себя, дверь со скрипом отворилась. В большой, заставленной, очень красивой старинной мебелью комнате на стенах висели огромные картины, на которых Елизар увидел изображение военных сражений разных лет. Часть окон были распахнуты. Через них в комнату поступал свежий воздух с улицы. В центре находился большой деревянный стол, из-за которого выглядывал маленький сморщенный старичок с густыми седыми бровями и огромным пунцовым носом. Одет он был в камзол зеленого цвета с большими золотыми пуговицами и желтой звездой, похожей на большую новогоднюю снежинку. Видимо, брат Сониного дедушки.
— Ну, что, где вы бродите? Я вас давно жду. — Из-под густых бровей на них смотрели маленькие злобные глазки. — Что же вы наделали? — старичок явно не скрывал недовольства. — В героев отечества решили поиграть?
Похоже, он уже знал, что сегодня приключилось. Но откуда? Старичок резко встал из-за стола. Руки сильно дрожали.
— Вы хоть понимаете, что натворили? — Лицо налилось красным цветом, на большом носу проступили синие прожилки.
— Думаете, это игрушки?
Елизар давно привык к таким словам. Их он часто слышал то от папы, то от мамы, то от учителей в школе. Раньше он еще пугался, но в последнее время спокойно и равнодушно относился к ним.
«Что же ты сделал, да что же ты наделал? Да есть ли у тебя совесть? Да как ты можешь позорить фамилию...» Сам он в это время старался думать о своих делах — во что сегодня поиграть на улице, какой фильм или мультфильм посмотреть или просто вспоминал турнирную таблицу по футболу и строку, где находится любимый ЦСКА. Вот и сейчас, нащупав во внутреннем кармане куртки цилиндр с адской жидкостью, он подумал, попросят отдать эту штуковину или нет. Отдавать не хотелось, тем более он имел большие планы на адскую игрушку.

Внезапно соседняя дверь скрипнула и приоткрылась. Вошел дядя Вова в образе Рэбэ Даниэля ЦапЛиберзона, за ним протиснулся блаженный Феликс, одетый на этот раз в черное длинное пальто и широкополую шляпу.

Соня и Елизар застыли, раскрыв рот.
— Ну, здрасьте. Что, не ждали? — тихо прошипел дядя Вова. — Где бомба, а?
— Тихо, тихо, — зашептал старичок. — Еще услышит кто. Они все поняли и сами все отдадут. Правда, ведь, Сонечка? Зачем нам неприятности?
— Нет, их нельзя отпускать, — покачал головой дядя Вова. — Они много знают. Сдадут нас. — Он достал черные перчатки и начал медленно натягивать их на руки. — Во взрослых хотите поиграть? Что ж, давайте поиграем.
— Порежу на лоскуточки! — прицедил сквозь зубы блаженный и, аккуратно сняв с головы шляпу, отбросил ее в сторону. Елизар ничего не понял. В кого поиграть? Какие взрослые? Что за лоскуточки, из кого они? Но глядя на эту злобную троицу, Елизар догадался: шутки кончены.
«Это ведь все про нас говорят... И сейчас точно будут бить. А может, и правда, порвут или порежут, или даже убьют».
Подобная перспектива Елизару не понравилась.
«У меня так много жизненных планов, а тут — все, умирать...»
Он медленно попятился к окну.
Соня застыла как вкопанная. Ни крикнуть, ни бежать не могла. Да и куда бежать: все пути отхода перекрыты.
— Беги! — успела она прошептать Елизару.
Феликс навалился на нее и повалил на пол. Елизар почувствовал, что его кто-то хватает за рукав. Он рванул что было сил и отскочил к окну. Одним прыжком оказался на стуле, еще один прыжок, и он на подоконнике. Выхватил из-за пазухи колбу.

— Назад! Взорву, всех взорву! — Елизар поднял колбу над головой. Троица отпрянула и застыла.
— Отпустите Соню! — крикнул с подоконника Елизар.
Соня поднялась с пола. По лицу текла кровь.
— Беги, Соня! — закричал Елизар. — Не трогать ее! — он угрожающе потряс колбой. — А то всех взорву!
Соня, утирая рукавом лицо, быстро вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь.
— Ну что, поговорим, как мужчины? — Прервал оцепенение дядя Вова. — Никого ты не взорвешь. Отдашь колбу, и катись на все четыре стороны. Ты нам не нужен.
— Дядя Вова, — Елизар внимательно огляделся. — Меня на фу-фу не возьмешь. Я вам колбу отдам, так вы меня сразу в порошок. Нет, так не пойдет.
— Держи его, хватай! — Раздался истошный крик.
Елизар рванул в открытое окно. Он с трудом протиснулся сквозь оконную раму. Еще мгновение, и свобода…
«Как высоко-то, мамочки!» — успел подумать Елизар, как вдруг увидел перед окнами на улице, всего метрах двадцати, Голубой троллейбус. Дверь открыта, огоньки призывно помигивают...

В окне появилось разъяренное лицо. Черная борода сползла на шею.

— Убью! — шептал дядя Вова. У него руке появилось чтото маленькое и блестящее.
— Стреляй, стреляй, уйдет же! — послышался из комнаты чей-то крик. Раздался громкий хлопок, другой… По руке резануло, и Елизар почувствовал боль, будто кто стеганул по лицу плеткой. Он что было мочи рванул с подоконника вниз.

«Лишь бы колбу не разбить», — мелькнуло в голове.

Свалившись на тротуар, Елизар не почувствовал ни удара от падения, ни боли. Только слышал, как из окна кричат. Раздавались хлопки. У самого уха что-то просвистело. Он вскочил и, не помня себя, бросился в открытую дверь троллейбуса. Там свалился, как подкошенный, рядом с сидением водителя. Позвякивая волшебными колокольчиками, мягко закрылась дверь.

Елизар лежал на спине, с трудом переводя дыхание, держа на вытянутой руке гладкую стеклянную колбу, из которой исходил мерцающий ядовито-фосфорицидный свет. Теплая, густая струйка стекала по щеке.

«Кровь», — подумал Елизар и, проваливаясь в глубокую бездну, медленно опустил драгоценный груз себе на грудь.

Остановка вторая

Глава первая

Елизар пришел в себя, когда за окном стемнело. Мягкий свет лампочек слегка освещал салон троллейбуса. Он осторожно переложил колбу с груди на ближайшее сиденье, поднялся и осмотрелся. На последнем ряду троллейбуса, натянув на глаза шапку, сладко дремал его старый знакомый кондуктор. Елизар решил его не беспокоить. Он начал всматриваться в окна, но ничего, кроме ночного звездного неба, не увидел. Мигающие разными оттенками звезды окружали троллейбус со всех сторон. Он словно плыл по волнам огромной ночной реки, слегка вздрагивая и вздыхая, как огромный, невиданный спящий зверь. Елизар, как ни старался, ничего не углядел. Куда делись дороги, улицы, дома?..

«Что же делать, что же делать? — маленьким молоточком застучало в голове. — Нужно возвращаться домой к маме, папе, но как?» Он подошел к водительскому сиденью. Огромный деревянный руль монотонно покачивался то влево, то вправо. На мерцающем мониторе попеременно высвечивались цифры «10», «20», «30»… «100».

«Это, наверное, года, — решил Елизар. — А вот ручка с надписями «Полный вперед», «Полный назад», «Стоп» — это уже куда нужно переместиться».

Он еще раз обернулся. Кондуктор, уткнувшись головой в боковое окно, крепко спал.

«И пусть спит», — подумал Елизар.

Взгляд его упал на переднее сиденье, где зловеще мерцала колба, переливаясь от желтоватого до зеленоватого цвета.

«И зачем я ее взял? От нее одни проблемы, — пришло на ум Елизару. — Что с ней делать?».

Он подошел к своей сумке, открыл и вытащил из нее большую пластиковую кружку с плотно завинчивающейся крышкой. В этой кружке мама давала Елизару каждое утро горячий чай в дорогу. Он отвинтил крышку. Внутри был недопитый холодный чай.

«Попробуем так»... — и Елизар осторожно вложил колбу в кружку.

Колба полностью вошла в кружку, подняв уровень чая до самого края.

«Теперь вот так... — он плотно завинтил крышку. — Помоему неплохо. Там был СУП, а теперь стал ЧАЙ».

И он сунул кружку себе в куртку. Вернувшись на водительское кресло, Елизар, немного поразмыслив, решил действовать. Дождался, когда на экране загорелась заветная цифра «100», и сдвинул рычажок костяной ручки до отметки «Полный назад».
 «Все, назад, домой, к маме...» — он облегченно откинулся на водительском сидении.

Экран вспыхнул зеленовато-голубым светом, троллейбус вздрогнул, ухнул. Словно большое животное внезапно проснулось в недрах троллейбуса и начало с ровным рокотом и урчанием снижаться в темноту бездонной ночи. Елизар замер в ожидании.

«Куда я сейчас попаду? Домой, как хотел, или…» — об этом он даже думать не смел.

Тем временем троллейбус набирал ход. Уши у Елизара слегка заложило, и он почувствовал, как быстро приближается земля. В окне стояла кромешная тьма. Ни огонька снизу, ни единого силуэта здания или постройки. Троллейбус, слегка зацепив верхушки деревьев, стал медленно продираться сквозь густые ветви и кроны. Едва колеса коснулись земли, под днищем что-то громко заскрежетало и хрустнуло. Троллейбус, слегка покачавшись, накренился на одну сторону и застыл. Передняя дверь со скрипом открылась, впуская холодную ночную прохладу в салон, и яркая табличка с надписью «выход» зажглась над ней.

«Все, приехали», — подумал Елизар и смело шагнул в ночь.

Глава вторая

Когда летел кувырком, ломая ветки и кусты, вспомнил, как нога скользнула по мокрой траве, и он, не удержавшись на ногах, подскользнулся и полетел вниз. Елизар попытался схватиться за ветки кустов, но сильно ударившись головой о камень, потерял сознание. Когда очнулся, увидел, что лежит в глубокой канаве. Ночное звездное небо было чистое и прозрачное. По нему медленно плыла огромная бледно-желтая луна.

«Красотища-то, какая, — подумал Елизар. — Интересно, где я сейчас: дома или опять куда-нибудь попал?»

Все тело ныло и болело от ушибов. Голова была как чугунная. Он пошевелился. Что-то давило сверху. Оказалось, дерево. Елизар попытался вылезти, но напрасно: ствол был таким тяжелым, что сдвинуть его не удалось.

Вскоре Елизар задремал. Под утро его разбудили громкие крики. Он приоткрыл глаза и увидел, как по краю ямы, куда он провалился, мелькают темные силуэты. Какие-то люди кричали ему, но что — не разобрать.

— Парле франсе? Ви хайс ду? — доносилось сверху. «Кто они и что говорят?» — недоумевал Елизар. Вдруг мелькнула знакомая фраза:
— Do You speak English?
— о! Yes, yes… — что было сил, закричал он. — Говорю! — и отчаянно замахал рукой.
— Русский что ли? — удивленно произнес кто-то.
— Yes, yes… Русский… свой.
— Давай его сюда, — опять послышалось сверху. — Слава
Богу, мы уж думали мертвый. Елизар не помнил, как его вытаскивали из ямы. Ктото спрыгнул вниз, приподнял и оттащил дерево. Затем сбросили веревки, обвязали ими вокруг его груди и медленно подняли наверх. Очнулся уже на телеге. Рядом сидел паренек и насвистывал незнакомую веселую мелодию.

Елизар попытался нащупать в кармане куртки пластиковую кружку. Кружки не было. Он слегка приподнялся, но сильная боль в груди и голове повалила его навзничь, в глазах опять потемнело.

Окончательно пришел в себя нескоро. Открыв глаза, обнаружил, что лежит на небольшой кровати, напоминающей раскладушку. Рядом на табуретке стояла толстая свеча, от нее шел неяркий свет. Слышалось легкое потрескивание фитиля.

— Очнулся, — произнес еле знакомый голос. К нему подошел мальчик лет на пять постарше его самого и внимательно посмотрел. «Этот паренек вез меня в телеге», — вспомнил Елизар и попытался привстать.

— Лежи, лежи, тебе вставать нельзя. Я сейчас доктора позову. — Мальчишка быстро вышел и вскоре вернулся с маленьким, толстеньким человеком. Мальчик обращался к доктору на непонятном Елизару языке, вставляя время от времени русские слова. Доктор внимательно осмотрел Елизара, заглянул ему в глаза, пощупал пульс. Попросил на чистом русском языке открыть рот и высунуть язык.

— Жить будет, — заключил он и улыбнулся. — Его, Максимилиан, покормить надо. Не ел он давно, исхудал. — Затем что-то добавил на незнакомом языке и вышел.
— Подожди, я сейчас поесть принесу, — сказал мальчик и вышел вслед за доктором.
«Максимилиан — это имя такое? — подумал Елизар. — Нерусский что ли?.. Да, и говорит не по-нашему шустро».
Вскоре паренек вернулся с большим подносом, наполненным едой. Он поставил его перед кроватью.
— Давай, потихонечку поднимайся и садись кушать, — обратился он к Елизару. — Тебя как звать-то?
— Елизар.
— Редкое имя, старинное. А меня Максимилианом зовут.
— Я понял… Максим что ли?
— Так меня дома зовут, а для всех — Максимилиан.
— Понятно.
Приступив к еде, Елизар не заметил, что сидит в одних трусах, живописно расписанных танками и военными самолетами. Эти трусы ему подарил папа на 23 февраля. Они назывались в семье «военно-морскими». Вся его одежда лежала аккуратно сложенная на табуретке. Рядом стояли вымытые кроссовки.

— Еще будешь? — спросил Максимилиан. Он внимательно рассматривал Елизара. Его мучил вопрос: кто этот недотепа с маленькими глазками и большими щеками и откуда у него такие чудные одежда и обувь.

«Надо же, что сделали, — удивлялся он, с интересом изучая кроссовки. — А какие мягкие и удобные… А ведь если бы не моя дурацкая привычка лазить там, где другому и в голову бы не пришло, лежал бы этот смешной паренек в той глубокой яме под тяжелым бревном и ждал своей погибели. А сейчас сидит в одних трусах и молотит ложкой суп с варениками и кашу с пирогом. И трусы какие-то странные у него…»

— Ты откуда взялся? — решил спросить он Елизара.
Тот, давясь от еды, начал бубнить что-то и махать рукой.
«Понятно, что ничего непонятно», — продолжал размышлять Максимилиан. — На вид ему лет восемь-девять, не больше. Потерялся, что ли…»
Елизар с удовольствием доел все до последней крошки, поблагодарил, поставил поднос на стол.
— Послушай, Макс, а где мы?
— В доме Фролова… крестьянина одного, — слегка удивившись такому обращению, ответил Максимилиан. Так его прежде никто не звал.
— А точнее... что это за место?.
— Фили.
«Уже хорошо, — подумал Елизар. — Фили недалеко от моего дома».
— Извини, конечно, за глупый вопрос... а какой год сейчас? — решил спросить Елизар.

Максимилиан удивился еще сильнее.

«Видно, сильно его шандарахнуло деревом по голове», — решил он.

— Тысяча восемьсот двенадцатый год сейчас на дворе от рождества Христова.
«Эх, не туда я, видно, рычажок надавил, — подумал Елизар. — Нужно было его вперед, а я — назад».
Он начал лихорадочно вспоминать, что знает об этом времени. В голове стоял туман. Из него начали всплывать какие-то фамилии, названия, даты и даже стихи. Все они кривлялись, хохотали и весело подмигивали Елизару. Затем начали кружиться вокруг числа «812» в диком и чудовищном хороводе.

— Бородино! — выпалил Елизар.
Максимилиан вздрогнул.
— А ты что, там был?
«Кажись, попал», — обрадовался Елизар.
— Скажи-ка, дядя… и все такое, да?
— Не понял... — уставился на него Максимилиан и подумал: «Может, он еще и умом тронулся из-за бревна?»
— Ну, Москва, спаленная пожаром, французу отдана, — продолжал декламировать Елизар что-то очень далекое, когда-то выученное в школе.

«Ого, — восхитился собой Елизар. — А ведь что-то еще помню».

— Ты чего несешь-то? — выкрикнул Максимилиан. — Никакой Москвы мы не отдали и не отдадим! А, я понял, ты француз, шпион, лазутчик! Все ясно! Вот откуда и одежда не наша, и обувь. — Он начал медленно приближаться к Елизару.

— Да никакой я не шпион, это стихотворение такое, — прервал его Елизар.

— Какое еще стихотворение? — с подозрением спросил Максимилиан.
— «Бородино» называется. — Елизар выдал, что помнил:
Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри — не вы!
Тут Елизар сбился.

— Забыл… сейчас вспомню, — произнес он, морща лоб. «Эх, нужно было учить нормально. Сейчас, сейчас», — он еще сильнее наморщил лоб.
— Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Тут он снова забыл и почесал затылок.

— Короче, там про то, как наши выиграли Бородино.
— С чего ты взял, что выиграли? И кто такие наши? — спросил задумчиво Максимилиан.

— Ну, наши — русские.
Да, были люди в наше время,
 Могучее, лихое племя:
 Богатыри — не вы.
 Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!

— Вот, это в конце. — Елизар широко улыбнулся.
Он стал рассказывать все, что помнил, своими словами. Говорил сбивчиво, путая и перемешивая названия и персонажи, но в глазах его стояла твердая уверенность в правдивости своих слов.

— Стой, — вдруг прервал его Максимилиан. — Вспоминай стихи, а я дедушку позову. — Ты только оденься, неудобно так… — выходя, сказал он.
Елизар взял свою одежду и начал одеваться.
«Что же это я все забыл? Учили-то недавно. Говорил мне папа: учи нормально, а я все — и так сойдет… Ну и дурак!» Натянув штаны и кроссовки, он пощупал свои карманы. В них звякнули ключи, да и телефон был на месте.
 «Жаль, колбы нет. Наверное, в яме потерял», — подумал Елизар.

Дверь отворилась, и в комнату вошел седой, слегка полноватый мужчина в красивом военном мундире с орденами и ленточкой поперек. За ним втиснулся Максимилиан.


Вошедшему на вид было лет шестьдесят, может чуть больше или чуть меньше. Видно было, что он давно не спал — выглядел очень усталым. Глаза его были покрасневшие, лицо строгое, сосредоточенное.

«Генерал», — почему-то решил Елизар.

«Генерал» тем временем сел на стул и произнес что-то на незнакомом языке.

Елизар развел руками, показывая, что ничего не понял.

— Вы говорите по-французски? — переспросил тот по-русски.
— Нет, — ответил Елизар, — только по-русски.
— Вы, простите, кто? И что вы тут рассказали моему внуку? Только, пожалуйста, быстро. У меня времени нет.
— Я — Елизар. Елизар Тюльпанов...
— Расскажи ему стихотворение и что ты там еще мне рассказывал, — попросил Максимилиан.
Елизар наморщил лоб и начал вспоминать стих. Рассказывал он его сейчас лучше, откуда-то всплыли забытые ранее строфы, отдельные куски пересказал опять своими словами. В целом он бы себе твердую четверку поставил, если бы это было на уроке. Когда закончил, «генерал» задумчиво спросил:

— Ну, и кто это написал?
— Пушкин, — не моргнув глазом, ответил Елизар. — Александр Сергеевич Пушкин. Великий русский поэт, — зачем-то добавил он.

— Не знаю такого.
В дверь постучали и открыли. Вошел какой-то военный, вытянулся в струнку.

— Михайло Илларионович, вас все ждут. Пора давно начинать. Генерал Раевский нервничает. Говорит, не успеем, нам еще выдвигать полки в Москву.
— Подождите, любезнейший, еще минутку. Сейчас начнем, — ответил «генерал».
Военный, щелкнув лихо каблуками сапог, скрылся за дверью.
— Ну, что ты еще знаешь? — вновь обратился к Елизару «генерал».
Елизар поведал про то, как французы напали на Россию, как произошла большая битва на поле Бородино, как после битвы русские войска оставили Москву. А Наполеон, это имя Елизар помнил хорошо, ждал ключи где-то на Поклонной горе, но к нему никто не вышел. Что это за ключи, Елизар точно ответить не мог. Затем командующий русской армией, он еще был одноглазый, звали его, кажется, Кутузов, начал гнать французов из России.

При упоминании имени Кутузов «генерал» многозначительно глянул на Максимилиана и удивленно спросил:

— А почему одноглазый?
Елизар ответил, что точно не помнит. Наверное, не было глаза. В дверь несколько раз стучали и заходили — все тот же молодой офицер. Он говорил, что все уже заждались и очень просят его… «Генерал» велел извиниться перед всеми, но приказал всем ждать.

— В общем, мы выиграли, — заявил в конце Елизар и довольно улыбнулся.
В комнате повисла томительная тишина. Елизар ждал, что его сейчас будут хвалить, поздравлять, даже, может, подарок дадут какой. Но никто к нему не бежал и горячих слов не произносил. Он даже слегка обиделся. Так старался…

— Что делать, что делать? — задумчиво произнес «генерал».
Он посмотрел на Максимилиана и что-то спросил его на «своем» языке. Тот ответил и начал что-то быстро говорить, время от времени показывая на одежду и обувь Елизара.

«Не поверили, — подумал Елизар. — Вот так всегда: говоришь правду — не верят, а чуть приврешь…»

В дверь громко постучали, и вошел высокий военный с огромным количеством ленточек, крестиков и орденов на мундире и большой красивой саблей на боку.

— Ваше сиятельство, — обратился он, — письмо от Государя.
— Ладно, — нехотя откликнулся «генерал. — Проследи за ним, Максимилиан, я скоро вернусь. — Он тяжело поднялся и вышел из комнаты.
— А кто это был? — спросил с любопытством Елизар.
— Да так… — уклончиво ответил Максимилиан.

Глава третья

На следующее утро было объявлено, что план защиты Москвы поменялся. Хотя большинство на военном совете ратовало за оборону города, и даже в письме Государь настоятельно требовал не отдавать город, лечь костьми, но Москву не сдать неприятелю, главнокомандующий принял решение сохранить остаток уцелевшей армии и оставить Москву. Войска должны были расположиться неподалеку от столицы, переформироваться и готовиться к дальнейшим боевым действиям. Об этом по большому секрету поведал за завтраком Максимилиан. Также он сообщил Елизару, что они должны сразу после завтрака сесть на лошадей и поехать вместе со взводом уланов в Москву и там, забрав какие-то важные документы, выехать к Красной Пахре.
— Слушай, мне нужно одну «штуку» забрать. Я ее, похоже, в яме потерял, — признался Елизар. — Далеко эта яма отсюда?
— Верст пять будет, — ответил Максимилиан.
Сколько это — пять верст, Елизар не представлял, а спрашивать не хотел. Он знал метры, километры и, кажется, все. На этом познания в мерах длины заканчивались. Максимилиан, после небольших согласований с офицером, согласился заехать к этому месту. Елизар всю дорогу объяснял Максимилиану, как важна ему эта «штука» и что без нее он не может никуда ехать дальше.

На самом деле ему, конечно, нужна была не эта «штука». Он надеялся, что троллейбус стоит на косогоре, с которого он так глупо слетел.

«Войду в него и улечу отсюда. Кажется, я понял, куда там надо жать, чтобы вернуться домой».

Яму нашли быстро. Ее точно указал Максимилиан, а вот троллейбуса, как ни высматривал Елизар, нигде не было. Максимилиан уже слазил в яму и нашел злополучную «штуку».

— На, держи! — он протянул Елизару кружку.
Спустя час они вместе с небольшим отрядом всадников въезжали по широкой каменной дороге в Москву. То, что это Москва, Елизар догадался сразу, но совсем не узнал. Низенькие деревянные домики вперемешку с деревенскими постройками. Деревянные заборы, сараи, колодцы. Куры и гуси, жующие траву козы и коровы — все это скорее напоминало деревню, чем город, тем более Москву.

— К Дорогомилово подъезжаем, — гордо сообщил Максимилиан.
Он всю дорогу разговаривал с офицером, который ехал рядом с ним. Говорили на французском, как позже узнал Елизар. Максимилиан говорил на нем так же свободно, как и на русском. Когда Елизар узнал, что тот тоже свободно владеет немецким и английским, у него дух перехватило.

— Ну, ты даешь, Макс! — только и смог произнести Елизар.
— Прям «ботан» какой-то!
Слово «ботан» у Максимилиана не вызвало интереса, а вот краткое Макс, видимо, от имени Максимилиан, понравилось.
— Елизар, зови меня Максом, разрешаю, — снисходительно сообщил Максимилиан.
— Не вопрос, — ответил тот.
Приближаясь к центру города, Елизар обратил внимание, что начали попадаться и двухэтажные дома.
 «Наверное, богатые в них живут», — подумал Елизар.

Они отличались от остальных большими окнами, верандами и даже колоннами. Но все они, как и одноэтажные дома, были деревянными.

«А что, каменные дома не строят?» — хотел было спросить Елизар, но подумал, что лучше не светиться своими знаниями и промолчал.

Зато сколько было церквей! Они стояли друг от друга на расстоянии не более трехсот — четырехсот метров. Какой-то город церквей.

«И куда их столько?» — не переставал удивляться Елизар.

И большие, и маленькие, и с одним куполом, и с двумя, и с пятью. И каждая на свой особый манер построена: одна с маковками на крыше, другая с деревянными узорчатыми фасадами, третья с высокой лестницей на колоннах, четвертая в один этаж с двумя окнами и узенькой дверью. Максимилиан очень гордился городом. Он знал, казалось, все про каждый дом и церковь. Кто в них живет, у кого сколько детей, лошадей и дворовых. Кто в какой церкви крестился, венчался. Елизар не удивился бы, если бы выяснилось, что Макс знает всех местных собак и кошек по именам и повадкам.


Уже издалека, когда Максимилиан объявил: «По Арбату едем!», Елизар увидел вдали высокие стены Кремля и колокольню Ивана Великого.

«Ну, хоть что-то напоминает Москву, — подумал он. — Вот здесь у нас книжный магазин стоит, здесь где-то Макдоналдс должен быть, здесь метро», — продолжал прикидывать он.

Они подъехали к огромному трехэтажному дому и остановились.
— Мне к генерал-губернатору Ростопчину с пакетом, — обратился Максимилиан к стоящему у дверей солдату.

— Ты подожди меня здесь, — велел он Елизару и скрылся за дверью.
Елизар решил осмотреться. Только сейчас он заметил, что на улице очень много народу. С той стороны, откуда они только что приехали, двигалась огромная колонна из солдат, простых людей с огромными тюками на спине, повозок, доверху набитых коробами и сундуками. Упряжки лошадей тянули старинные пушки и перегруженные повозки с людьми. Рядом гнали коров, быков, овец и коз. Все это превратилось в одну огромную реку, которая медленно текла через центр города в одном направлении — на восток.

— Что это? — спросил Елизар Максимилиана, как только тот запрыгнул в повозку.
— Москву оставляем, — ответил тот. — Все уходят из города. Скоро здесь француз будет.
— Понятно, а мы куда?
— Мы пока здесь… дело есть одно, — коротко ответил
Максимилиан и что-то сказал по-французски своему знакомому офицеру. Тот отдал честь, развернулся и поскакал, увлекая за собой сопровождающих всадников.

Глава четвертая

— Повозку нам лучше здесь оставить. Все равно больше не пригодится, — сообщил Максимилиан. Елизар с неохотой слез. Ему понравилось ездить в повозке. И пусть ею управлял Максимилиан, Елизар надеялся, что и ему это удастся. Напрямую он стеснялся попросить дать ему вожжи, а сейчас и вовсе нужно было слезать…

«Ладно, — подумал он, — еще успею».

Максимилиан вел Елизара кривыми улочками между низенькими деревянными домами, небольшими садиками и огородиками. Они вышли на берег маленькой речки, вдоль которой росли старые ивы, кое-где попадались заросли камыша и осоки.
— Это что, Москва-река? — спросил Елизар.
— Нет, Яуза.
— А куда мы идем? — полюбопытствовал Елизар.
— Нам нужно найти одного человека, — Максимилиан был серьезен и неразговорчив.
— Зачем? — не унимался Елизар
— Секрет.
— Ну и не говори, но я с тобой никуда не пойду. — Елизар остановился.
Максимилиан задумался.

— Ладно, расскажу. Только это тайна. Клянись, что это останется между нами.
Клятва Елизара не испугала. Клясться он любил, делал это по сто раз на день и по любому случаю. Дома клялся, что минуту назад помыл руки в ванной, клялся, что уроки сегодня не задали, что утром автобус сломался, и он опоздал в школу. Друзьям клялся, что только что видел желтую «Феррари» с номерами 999, что дома у него сто, а может и больше всяких роботов из ЛЕГО, что вчера забил двадцать голов во дворе. Учителей в школе клятвенно заверял, что обязательно все выучит, что родители на собрание прийти не могут, так как заболели; что он не сумел выучить стихотворение, так как ему пришлось одному везти младшего брата вчера в больницу. Слово «клянусь» он произносил так же часто и легко, как, например, моргал или дышал. Так что фраза «клянись» его не смутила.

«Да пожалуйста, сколько угодно», — подумал Елизар.

— Клянусь! — твердо произнес он и сделал очень серьезное лицо.
— Никому! — добавил Максимилиан
— Само собой, что я не понимаю?..
— Ну, слушай.
И Максимилиан рассказал, что в Москве, а точнее под Москвой, неподалеку от Кремля, есть огромные тайные подземные склады. Их построили более двухсот лет назад. Там цари хранили вначале свои сокровища, но позже начали хранить огромные запасы оружия, продовольствия и всяких других ценных вещей.

Наполеон напал, и стало понятно, что придется защищать Москву. Сюда начали свозить со всей страны запасы продовольствия, зерно, масло, воду, корм для лошадей, оружие и пороховые бочки на случай длительной осады города. С таким запасом жители города и армия могли продержаться в осаде лет пять-шесть без проблем. Склады эти секретные, о них знали всего несколько десятков человек. Подвоз осуществлялся по ночам скрытно одними и теми же людьми.

Вчера, когда было принято решение не защищать Москву и оставить ее французу, стало понятно, что оставлять такой склад врагу нельзя, а вывезти все это уже нет времени. Утром пришла шифровка (Максимилиан пояснил, что это секретное письмо) о том, что французы знают о складах. Им кто-то рассказал. Кто-то из штаба полка, какой-то офицер шпион. Кто он — никто не знает. Но главное, Наполеон отправил передовой корпус во главе с маршалом Мюрратом, чтобы найти и захватить эти огромные стратегические запасы. С ними он сможет продолжать войну еще много лет, не пользуясь подвозом провианта из Европы.

— Если он их найдет, мы точно проиграем войну, — подвел итог Максимилиан.
— Понятно. А нам-то чего нужно сделать? — спросил Елизар. — Не склад же этот вывезти или испортить.
— А нам нужно вот что: рядом с тайными подземными складами протекает речка Яуза. Есть заброшенный секретный туннель со шлюзом. Если его открыть, то вся эта речка затопит склады.
— Круто! — отозвался Елизар.
— Чего? — удивленно спросил Максимилиан.
— Ну, здорово, в смысле…
— Так вот, — продолжал Максимилиан, — это еще не все. Есть один человек, механик-самоучка, который и построил этот туннель со шлюзом. Тогда смеялись над ним, говорили, что это все не надо и даже вредно — вдруг чтонибудь сломается, шлюз откроется и вода зальет склады. Но он получил одобрение от самого Государя, и туннель вырыли. Вот этого человека нужно срочно найти. Главное, чтобы он не ушел со всеми из города, да и вообще, был бы жив. Зовут его Митя Осипов. К нему мы сейчас и идем.
— Теперь понятно, — задумчиво произнес Елизар, стараясь вспомнить далекое, но кажется, знакомое имя. — А как, говоришь, зовут механика?
— Митя, Митя Осипов.
— Слушай, Макс, а брат у него случайно есть?
— Есть, младший, Алексашкой зовут. Пьяница и кутила. Он у князя Багратиона Петра Ивановича адъютантом был, но…
— Что, но?
— Третьего дня проиграл в карты Дениске Давыдову огромные деньги. Хвалился, что все отдаст, а на следующее утро уехал с донесением к князю Багратиону, да так и пропал. Может, убили по дороге…
— Может и убили, — задумчиво произнес Елизар. — Ладно, идем искать этого механика.
— Да мы почти пришли, он живет неподалеку. — Максимилиан показал пальцем в сторону ближайших домиков. Мальчики поднялись на косогор, где стояли в ряд несколько домов, подошли к крайнему синему домику с закрытыми ставнями, открыли калитку и вошли. Сразу было видно, что в доме никто не живет. Все вокруг поросло бурьяном и лопухами. Дверь дома была приоткрыта. Они постучались и, приоткрыв пошире входную дверь, громко позвали:
— Митя, Митя!
В доме стояла тишина. Ребята зашли в помещение и обнаружили, что в доме бардак. Все табуретки, кровать, столы и даже единственный шкаф разбросаны по комнате. Доски полов вскрыты. Пух из разорванных подушек покрывал весь пол. На полу валялись книги, коробочки, старые тряпки и инструменты. Здесь явно что-то искали.

Выйдя из дома, Максимилиан с Елизаром сразу направились в соседний дом. Дверь открыл седовласый старик. Долго выспрашивал, кто они и что им нужно, но услышав имя Кутузов, пригласил войти. Он поведал о том, что Митя Осипов ушел рекрутом в армию, как только француз начал войну. Два дня назад заходил одноногий солдат, который сообщил, что Митя погиб на поле Бородино. Его там и похоронили.

— А вчера, — добавил старик, — приезжал его младший брат Алексашка. Заходил в дом и что-то искал. — Митя — человек хороший, серьезный, а этот… — он смачно сплюнул на пол. — Одним словом, прохвост и лодырь.
— А чего искал? — спросил Максимилиан.
— Шут его знает, — ответил старик. — Поискал, поискал да и ускакал.
Когда они вышли, Елизар произнес задумчиво:

— А ты, говоришь, убили Алексашку. Да жив он и здоров.
— Хорошо бы сообщить об этом, — кивнул Максимилиан.
Они вышли снова к речке и сели на пологом бережку. Начинало темнеть. Вдали громыхало, будто далекие раскаты грома.

— Пушки бьют, — пояснил Максимилиан. — Не наши, французские.
— Что делать-то будем, Макс?
— Не знаю, надо подумать.
— А где эти склады?
— Мне их на карте показали. — Максимилиан начал чертить палочкой на земле. — Вот река, вот изгиб, вот дом мясника, вот старая церковь, вот здесь где-то яблоневый сад, он и прикрывает подземный вход на склад.
— Туда нужно идти и смотреть на месте, — заключил Елизар. — Если найдем шлюз, а он точно должен быть у воды, будем думать дальше.
Максимилиан ногой стер свой рисунок, и они отправились вдоль реки искать заветный шлюз. Шли минут тридцать. Речка была извилистая и неглубокая, местами попадались мостки, по которым непрерывным потоком шли люди, тряслись повозки, кареты. Казалось, потоку конца и края нет. Становилось очень темно, а повозки, освещенные факелами, все шли и шли.

— Это где-то здесь, — остановился Максимилиан.
Впереди темнели деревья, крыши домов и высокая колоколенка деревянной церкви.
— Вот тот изгиб реки, — Максимилиан указал пальцем.
— Вот дом купца Долгова, за ним церковь и сад.
— Пошли смотреть берег, — кивнул Елизар. — Темно, правда, но лучше свет не зажигать.
Они начали внимательно рассматривать берег, заглядывая за каждые камень и дерево, пробираясь сквозь кустарник, что рос вдоль речки. Проходили около часа, но так ничего и не нашли. Елизар промочил ноги, ему стало холодно.

— Пошли, отдохнем, ночь на дворе, — попросил Елизар.
— Продолжим, когда светло будет.
— Ты что? Француз вот-вот сюда придет, — отозвался Максимилиан. — Ты, если устал, иди в церковь. Я тебя там найду.
Елизар перелез через забор, осмотрел яблони в надежде найти хоть одно яблочко, но не нашел и поплелся к церкви. Дверь была закрыта. Он начал медленно обходить ее слева в поисках какой-нибудь дверцы или окошка, через которое можно пролезть внутрь. К большому разочарованию ни дверцы, ни окошка, ни какой-нибудь оторванной доски или лаза он так и не нашел. Вплотную с церковью стояла маленькая деревянная пристройка. Там Елизар обнаружил немного дров и сена. Он снял свою грязную, мокрую обувь, стащил с замерзших ног носки, выжал их и повесил на доски.

«Пусть сохнут, утром надену, — решил Елизар и повалился на маленькую копну сена. — На сене я еще не спал», — подумал он.

Не спалось. Во-первых, на сене, как выяснил Елизар, очень неудобно спать. Все колется и щиплется. Во-вторых, где-то под ним постоянно журчала вода. Колодец какойто, а не спальня. Еще мучили мысли о Максимилиане: «Как он там? Что с ним? Догадается ли, что я в этой пристройке?»

Да и большая пластиковая чашка в кармане мешала и не давала заснуть. Наконец, свернувшись калачиком и накинув на себя большую охапку сена, под плеск воды, доносящийся снизу, он погрузился в неспокойный сон.

Глава пятая

Выспаться ему не удалось — топот лошадей и громкие крики разбудили. Стояла темная ночь, но вся территория перед церковью была освещена факелами. Елизар выполз из-под сена и прильнул глазом к дверной щели. Ему было хорошо видно и слышно все, что происходило снаружи. Во дворе, громко крича и смеясь, спрыгивали с лошадей всадники, одетые в синие короткие куртки и белые штаны. На ногах — высокие черные сапоги до колен, на голове высокие шапки с длинными перьями.

«Французы», — сразу догадался Елизар.
Несколько человек пытались взломать дверь церкви, но им не удавалось. Дверь была тяжелая и крепкая. Выделялся в толпе высокий, с черными курчавыми волосами и бакенбардами военный, одетый в белый костюм с золотыми эполетами и атласной лентой поперек груди. Он деловито отдавал приказания и, как заметил Елизар, был здесь, видимо, самый главный начальник. На одной лошади Елизар заметил лежащего поперек ее спины связанного человека. Елизар сразу узнал его — Максимилиан.

«Эх, Макс, Макс, — подумал Елизар. — Как же так?».

В это время двое солдат сняли Максимилиана с лошади и развязали ему руки. Он стоял, слегка покачиваясь: рубашка разорвана, под глазом ссадина. К нему обратился курчавый начальник. Они о чем-то говорили на французском.
Вдруг из толпы отделился человек лет двадцати — двадцати пяти. Он подошел к Максимилиану и радостно воскликнул:

— Кого мы видим! Максимилиан, какая встреча!
— А, это ты, Алексашка, — тихо вымолвил Максимилиан.
— Конечно! А вы меня уже похоронили? — он звонко засмеялся, затем начал что-то говорить кучерявому.
Тот удивленно воскликнул и, потирая руки, с интересом глянул на пленника.
— Предал ты нас всех, — обратился Максимилиан к Алексашке.
— Россию нашу предал!
— Да ладно, Россию. Слова-то какие. Плевать я на вас хотел,
— Алексашка плюнул себе под ноги. — Наполеон — вот сила! Великая Франция! Виват!
Кучерявому явно понравились эти слова. Он громко рассмеялся и потрепал Алексашку по щеке. Затем осмотрелся и указал пальцем в ту сторону, где находился Елизар. Несколько военных подошли к Максимилиану и, взяв его под руки, повели к пристройке. Елизар увидел, что идут прямо к его убежищу. У него было всего несколько секунд, чтобы, схватив кроссовки и носки, зарыться в дальний угол под сено.

Он прижался щекой к какому-то деревянному щиту и замер. Сквозь щели досок слышался шум воды откуда-то снизу. Сердце громко билось и вот-вот, казалось, выскочит из груди. Дверь со скрипом открылась, пристройка наполнилась светом от факела. Вошли несколько человек и начали разбрасывать сложенные дрова и тыкать острыми шашками во все углы.

«Все, конец», — подумал Елизар и крепко зажмурился.

— Посиди здесь пока, — раздался голос Алексашки. — Сейчас сообщат Бонапарту, какой у нас подарочек для него есть.

— Так ты — тот предатель, шпион? Ты им донес о складах?
— сдавленно пробормотал Максимилиан.
— Это кто предатель? Я — герой Франции! Меня наградят, орден и денег дадут, — ответил Алексашка. — А тебя... тебя не убьют, нет. Обменяют на МИР. Нам не нужна война, нам нужен МИР. Дедушка же не захочет потерять единственного любимого внучка. Вот он нам МИР, а мы ему — тебя… — Алексашка расхохотался. — И получится, я и тебя от смерти спас, и МИР принес России. А ты говоришь, предатель. — Он снова рассмеялся.
Дверь плотно захлопнулась, послышались какие-то команды на французском языке. Елизар лежал, как мышка.

«Неужели пронесло?» — перевел он дух.

Но не тут-то было. Двое военных встали за дверью и начали тихо разговаривать между собой. Они явно не собирались уходить. Елизар, полежав еще немного, начал пробивать дырочку сквозь стог сена. Когда дырочка была пробита, он увидел сидящего к нему спиной Максимилиана со связанными руками.

— Макс, Макс, — прошептал Елизар.
Пленник вздрогнул и оглянулся.

— Я здесь, — снова прошептал Елизар.
Максимилиан тихо подполз к стогу.
— Ты, что ль, Елизар?
— Нет, Пушкин. Конечно я, кто еще-то? Подожди, вылезу,
— Елизар начал выбираться из-под сена.
За дверью громко смеялись французы.

— Нужно руки развязать, — шепнул Максимилиан.
Елизар попробовал узел. Крепко затянут, зараза. Елизар приложился к нему зубами. Спустя несколько минут веревка упала на землю.

— Молодец! Молодец! — прошептал Максимилиан и потрепал его по голове.
— Как соленый огурец? — уточнил Елизар.
— Не понял?
— Не важно, шутка такая. Чего теперь делать будем?
— Не знаю. Плохи наши дела. Это маршал Мюррат. Он послал вестового к Наполеону. Скоро за мной приедут, — тихо пробормотал Максимилиан. — А тут не убежишь, не спрячешься. Он часовых поставил при двери.
— Не спрячешься? — задумчиво произнес Елизар. — Я сейчас. — Он полез обратно под стог сена. Долго там возился.
Наконец из-под стога послышался его голос: — Лезь сюда, помоги…
Максимилиан полез под стог и увидел, как Елизар двигает какой-то деревянный щит.

— Толкай на меня, — прошептал Елизар. Максимилиан уперся, напрягся, щит начал медленно сдвигаться. Из-под него пахнуло сыростью и холодом.

— Там лаз, — прошептал Елизар, — толкай сильнее.
Когда деревянная крышка было отодвинута, они увидели зияющею дыру. Шум воды указывал на то, что внизу речка.
— Темно, ничего не видно, — произнес Максимилиан, — и огня у нас нет.

— Подожди. — Елизар полез в карман и достал мобильный телефон. Нажал на кнопочку, и яркий экран дисплея осветил лаз. Вниз вела деревянная лестница, на глубине метров десяти плескалась черная вода.

— Давай сюда, — шепнул Елизар и нырнул в лаз. Максимилиан, не раздумывая, полез за ним. Они осторожно задвинули деревянный щит, служащий дверцей, и начали медленно спускаться по ступенькам лестницы. Свет от мобильного телефона освещал им дорогу.
— Это что за штуковина у тебя? — спросил Максимилиан.
— Потом расскажу, — ответил Елизар.
Спустившись вниз, они осветили все стены и черный проход. Под ними была вода. Они опустили ноги в воду и нащупали дно. Было холодно и противно.

— Может, это и есть то, что мы искали? — поинтересовался Елизар.
— Не знаю, похоже, — отозвался Максимилиан. — Пошли вперед по проходу, там посмотрим.
Прошли метров пятьдесят и уперлись в деревянные, высокие бревна. Бревна были плотно установлены друг к другу, образовав, таким образом, высокую стену. Наверх тянулись канаты и железные конструкции. Сбоку стояла приставная деревянная лестница, ведущая вверх.

— Кажется, это и есть шлюз. За ним идут подвалы, — произнес Максимилиан. — Давай поднимемся и посмотрим, где мы.
Но не успели они наступить на нижнюю ступень лестницы, как услышали шум и крики.

— Давай, бегом! — крикнул Максимилиан. — Это за нами. — И они рванули по ступеням вверх. Наверху была такая же деревянная крышка. Они с трудом отодвинули ее. Голоса приближающихся людей раздавались все громче и отчетливее. На стенах и поверхности воды уже мелькали отблески факелов. Из темноты показалась первая фигура. Алексашка: в одной руке сабля, в другой факел. Он увидел ребят и закричал что-то по-французски. Глаза светились ненавистью и злобой.
— Куда, назад! — закричал он, — назад, я сказал!
За ним из темноты вынырнули еще человек десять.
— Все пропало, — произнес в отчаянии Максимилиан. — Все пропало! Мы ничего не успеем сделать. Они захватят склады. — Он в отчаянии обхватил руками голову.
— Подожди, — тихо произнес Елизар, медленно доставая большую пластиковую кружку из кармана куртки. — Молодец-молодец, как соленый огурец... Еще посмотрим, кто кого…

Глава шестая

Ближе к полудню, когда солнце клонилось в закат, в ставку главнокомандующего с посыльным прибыл секретный пакет. Его без промедления доставили адресату. Тот, не спавший двое суток к ряду, тут же на табурете в одних штанах и нательной рубахе дрожащей рукой вскрыл пакет.

«Светлейший князь Михаил Илларионович.

Докладываю Вам о событиях, произошедших в Москве минувшей ночью.

1. По Вашему высочайшему указу этой ночью были уничтожены секретные подземные склады с провиантом и вооружением. Операцию по уничтожению блестяще провел Ваш внук Максимилиан. Им был найден секретный водоотвод и шлюз, соединяющий реку Яуза с подземными складами. Несмотря на то, что Максимилиан был захвачен в плен передовым отрядом неприятеля под предводительством маршала Мюррата, который планировал обменять его, выдвинув условия заключения мира между нашими странами на невыгодных для нас условиях, он героически совершил побег и с помощью взрывного устройства неведомой доселе силы взорвал шлюз и затопил вышеупомянутые склады. Одновременно уничтожил около пятнадцати единиц живой силы противника.
2. В результате подрыва шлюза на воздух взлетели заколоченная церковь, служившая маскировкой подземного хода со шлюзом, и дом купца Долгова. Произошел очень сильный пожар, который, благодаря сильному ветру, тут же перебросился на соседние пристройки. Так как из города были выведены все пожарные подразделения, огонь начал быстро и беспрепятственно распространяться по окрестным районам. На сей момент можно уверенно сказать, что весь центр Москвы охвачен пожаром, и средств и причин остановить его я не нахожу.
3. К сожалению, я вынужден уведомить Вас, что после беглого осмотра места взрыва, тело Вашего внука Максимилиана найдено не было. Возможно, ему удалось самостоятельно скрыться с места взрыва.
4. Ваш приказ выполнен. Все наши полки без потерь выведены из города на заранее отведенные для них места дислокации и готовы к Вашим дальнейшим распоряжениями.
С нижайшим почтением
Генерал-Губернатор Москвы
Граф Федор Васильевич Ростопчин».

«Эх, Максимка, Максимка», — прошептал старик, и горькая слеза упала на лист бумаги.

* * *

Вечером того же дня в Москве, рядом с сильно обмелевшей речкой Яузой, среди обгоревших от пожара построек, бродил, что-то внимательно рассматривая, нелепо одетый старик. На нем был зеленого цвета пиджак, хромовые сапожки и шапочка с надписью «Торпедо». Он заглядывал за обломки разбросанных повсюду бревен и досок. Спускался во все рвы и ямы. Явно что-то искал. Вид у него был усталый и печальный. Казалось, на его плечи обрушилась страшная беда. Когда солнце скрылось и стало темно, он нашел то, что искал. В яме, под обгоревшим крестом, стоящим некогда на куполе старой церкви, заметил знакомые кроссовки. Их владелец лежал тут же.
Старичок долго возился, осторожно оттаскивая в сторону остатки обгоревшего креста, затем приложился ухом к груди мальчика.

— Живой, — с облегчением прошептал старик и улыбнулся.
Он бережно поднял тело на руки и медленно, нащупывая каждый шаг перед собой, пошел в сторону сгоревшего сада, тихо бормоча себе под нос:

— Ничего... Главное, жив, все будет нормально. У нас есть в троллейбусе аптечка. Ничего, все будет хорошо…

Остановка третья

Глава первая

— Елизар, Елизар, ты меня слышишь? — прозвучал чейто голос. — Мы тебя вылечим. Все будет хорошо.
Голова раскалывалась от сильной боли. Ноги и руки ломило. Елизар то засыпал, проваливаясь в глубокую яму, то снова просыпался. Сколько он так лежал — день, два? Но однажды проснулся как ни в чем не бывало и открыл глаза. Боль пропала, осталась легкая слабость. Елизар привстал, огляделся и понял, что находится на заднем сидении злополучного троллейбуса. Он поднялся и сел. Перед ним на соседнем сидении стоял поднос с жареной холодной курицей, куском хлеба и стаканом воды. Сверху лежала записка: «Никуда не уходи. Скоро приду».

Да он и не собирался уходить. Сейчас больше всего хотелось есть. Когда курица и хлеб были съедены, Елизар прошелся по салону. Троллейбус стоял неподвижно, не издавая ни звука. Даже лампочки и циферки на приборной доске не светились. Елизар осмотрелся. Вокруг кромешный лес.

«Интересно, где я сейчас? — промелькнуло в голове. — И почему выходить нельзя? Сколько вообще ждать?»

Прошло еще немного времени.

«Не, ну это уже вообще... Чего я жду?» — возмущался он.
Елизар пересел на водительское кресло, покрутил руль.
«Может я давно у себя дома? Нужно выйти и посмотреть».
Елизар решился. Он надел куртку, взял с переднего сидения свой школьный рюкзак и дернул ручку «Выход». Дверь, как и раньше, открылась, издав легкий звоночек. Перед тем как выйти, он внимательно осмотрел место возле двери. Осторожно спустившись на землю, огляделся. Где-то рядом, сквозь деревья, разглядел просвет.

«Пойду, посмотрю что там», — решил он.

Шел Елизар по лесу недолго, пока, наконец, не вышел на опушку. За его спиной привычно покачивался школьный рюкзак. Нужно было что-то решать, куда-то идти. Может, обратно в троллейбус?

Он оглянулся и увидел неподалеку от опушки домики с низенькими крышами. Белый дымок, выходя из трубы одной из крыш, тонкой ленточкой струился в серое, промозглое небо. Холодный ветерок, внезапно налетевший на Елизара, заставил его съежиться и накинуть на голову капюшон куртки. Все напоминало о приближении осени.

«Не май месяц!» — вспомнил Елизар любимую поговорку папы.
Особенно подчеркнуто, со значением, произносил папа ее именно в майские дни. Елизар точно не понимал, в чем шутка или подвох в этой фразе, но сейчас именно она пришла ему первой на ум.

«Да, точно, не май месяц!» — еще раз сам себе сказал он. Начал накрапывать дождик, и Елизару очень захотелось попасть в теплое и сухое место. И он прибавил шагу.

Глава вторая

У ближайшего забора сидел на завалинке парень и, не обращая внимания на дождь, играл на балалайке. На вид ему было лет семнадцать-восемнадцать. Его выделяла сильная худоба и очень большой и фактурный нос. Глаза у него были серые, чуть на выкате. Губы напоминали две большие колбаски. Играл он плохо, но самозабвенно, извлекая нехитрые звуки из инструмента. Время от времени дергал струны, томно закатывал свои большие серые глаза и, раскачиваясь из стороны в сторону, мычал себе под нос какую-то мелодию. Ни дождь, ни сильные порывы ветра не могли отвлечь его от этого занятия.

Все это время Елизар нетерпеливо переминался с ноги на ногу, не решаясь прерывать его музыкальное произведение.

Сам Елизар считал себя если не знатоком, то, по крайней мере, человеком, разбирающимся в музыке. Дома любил включать на синтезаторе всякие кнопочки, извлекая оттуда звуки барабана, трели и свисты, и стучать ладонями по всем клавишам. Это он называл «играть на пианино». Или, положив гитару на колени, дергал пальцами струны.
Чем громче извлекал звуки, тем больше испытывал удовольствие. Заканчивалось это обычно тем, что папа отбирал у него инструмент, давал подзатыльник велел учиться играть, а не дурака валять.

Дождик усилился. Елизар спрятался под высокое дерево, но при этом старался быть в поле зрения музыканта. Тот, не обращая внимания на дождь, запрокинул голову и продолжал с чувством шевелить губами, обращаясь со своей песней уже куда-то наверх. Видимо, его там услышали. Разразился страшный гром, и яркая молния озарила небо. Дождь полил как из ведра.

— Беги сюда, — крикнул ему Елизар, прижимаясь к стволу дерева.
Парень вскочил и опрометью побежал к Елизару. Елизар, уткнувшись носом ему в живот, заметил, что роста тот немалого.  «Метра два», — подумал Елизар.
Парень стоял, судорожно прижимая к себе балалайку.

— Ничего себе погодка, — пробормотал он трясущимися губами. — А ведь утром была хорошая. Они помолчали.

— Тебя как звать? — решил прервать молчание Елизар.
— Меня-то? — переспросил тот. — Ванюшей.
— А меня Елизаром зовут.
Так они простояли, прижавшись к стволу дерева, еще немного. Елизар носом продолжал упираться в Ванин живот, а тот, в свою очередь, слегка сгорбившись, прикрывал его сверху от косых капель дождя.

— Вань, а Вань, — вдруг спросил Елизар, — а какой сейчас год?
— Не знаю. А зачем тебе? — удивленно спросил тот.
— Ну, так… забыл, — ответил Елизар, а сам подумал:
«Ничего себе, не знает, какой год на дворе»… Подождав немного, решил зайти с другого бока: — Вань, а сейчас царь управляет всеми?
— Конечно, царь, кто ж еще, — Ваня еще сильнее удивился.
«Опять я куда-то попал», — с тоской подумал Елизар.

— Вань, я просто забыл... а как его зовут?
Ваня наклонился над Елизаром и заглянул ему в лицо.
— Ты совсем что ли? — он покрутил пальцем у виска. — Царь Петр Алексеевич.
Это имя ничего не говорило Елизару. Все равно что сказать: Иван Иванович или Петр Петрович.
 «Хорошо, — подумал Елизар, — Петр Алексеевич, так Петр Алексеевич. Интересно, все же, какой сейчас год?»

Он вновь углубился в воспоминания школьной программы. Ничего с именем Петр Алексеевич у него в памяти не всплывало.

«Помню Ивана этого, как его… Страшного или Грозного… кажется все же Грозного. Был еще Петр. Учил недавно стих про него. «Медный всадник» кажется… Может, Петр Медный? Не, не Медный точно. Ладно, кого я еще-то помню? Долгорукий Юрий, но тот был князь, а может царь. Да какая разница...»

— Наш Царь-Батюшка, отец родной Петр Алексеевич, знаешь какой? Ууу… — Ваня многозначительно потряс массивным подбородком. — Он строгий, но справедливый! Ежели чего не так — вжик… — Ваня махнул рукой в воздухе, изображая саблю. — А какой он город построил на Неве! Я сам не видел, но мужики, кто там был, говорят: «о-го-го!» Весь из камня, огромный такой, красивый! Там раньше все в болоте было, так все засыпали, и город на этом месте построили.
Тут Елизар догадался, что Ваня рассказывает о Петре этом… Первом. Точно Первом! Его так и звали: Петр Первый, а этот все — Петр Алексеевич, да отец родной… Сразу бы так и сказал.

— Сколько ж там людей на строительстве померло, у-у-у... — продолжал Ваня. — Не сосчитать. Ну ничего… Зато какой город построил! Я вот к нему, к Царю нашему Батюшке, иду в Москву. Он теперича в Москве, а говорят, должен вот-вот переехать жить туда… В этот, значит, город. Мне к нему по делу нужно, — он со значением глянул на Елизара. — Ты хоть в Москве-то был? А то пойдем со мной, посмотришь…

Глава третья

Дождь закончился, выглянуло солнышко. Они вышли из-под дерева и, перепрыгивая огромные лужи и рвы, двинулись по дороге. Ваня крепко держал одной рукой свою балалайку, другой помогал Елизару перепрыгивать лужи. Со стороны это выглядело так: большая, как башенный кран, Ванина рука цепляет за ручку рюкзак и переносит его вместе с Елизаром через лужу. Закончилось все в конце концов тем, что ручка у рюкзака оторвалась, и Елизар с большой высоты шлепнулся прямо в грязь.
Шли они долго вдоль полей, речек, небольших церквей и деревушек. Темнело, и нужно было искать место для ночлега.

— Вон там заночуем в сарае, — Ваня увидел на краю деревни деревянное сооружение.
Дверь под нажимом Ваниного плеча легко открылась, и они вошли в небольшое помещение. На полу лежали солома и старые тряпки. Ваня, отложив свои вещи в сторону, снял сапоги и улегся в центре комнаты, вытянув длинные, худые и грязные ноги. Жестом предложил Елизару располагаться рядом. Затем закинул руки за голову и глубоко задумался.

— Эх, как же меня замучили дома, — прервав со вздохом тишину, произнес он. — Учись, да учись… А мне вся эта учеба вот где, — он провел ребром ладони по горлу. — Будто без нее не проживу. Другие живут, и ничего. И дом свой, и лошади, и лодка. Хозяйство всякое, куры, порося… А чего в этой учебе — ни проку, ни выгоды. Елизар почувствовал в Ване родную душу и просиял. Он тоже страсть как не любил учиться.
— И я вот своим говорю… — укладываясь рядом, подхватил он любимую тему. — А они мне тоже — учись да учись. А на кой мне литература или биология? Одни мучения. С английским достали совсем, учителя даже взяли дополнительно.
— Не-е, — прервал его Ванюша, — языки знать хорошо. Можно и за границу поехать. Сейчас Царь наш Батюшка всех молодых, кто языками владеет, отправляет в Голландию учиться. На моряков, мастеров там разных. А чего туда ехать, если не бельмеса не понимаешь по-ихнему. Не, я бы туда поехал. Только никто не предлагает. Да и языков я совсем не знаю.
— Слушай, идея! — немного подумав, сказал Елизар. — Хочешь, помогу?
— Это как? — удивился Ваня.
— А вот как, — Елизар, подтянув к себе свой рюкзак, начал вытаскивать оттуда учебники. — Ты вообще можешь стать великим ученым.
— Не, ученым не хочу. На что мне ученым? Я в Голландию хочу. Чтобы деньги были, лошадь какая-нибудь и лодка хорошая. В трактир чтобы было на что сходить или на ярмарку. Вот балалайку новую хочу купить. А на что мне ученым-то быть? Что я, дурак что ли какой? Ни выгоды, ни проку…
— Да ты не понял меня. Смотри. Вот, возьмем математику, — он открыл учебник по математике за пятый класс. — К примеру, теорема или вот эти формулы. — Он начал тыкать пальцем в страницы и показывать Ване строчки. — Про них же еще никто не знает. Их можно кому-нибудь показать, стать известным и продать потом. Знаешь, как можно на этом заработать? Это же… — Елизар со значением помахал рукой в воздухе.
Что «это же» он точно не знал, но чувствовал, что на этом можно сказочно разбогатеть. Вопрос — как? Не формулы же с теоремами продавать на рынке…

«Формулы, свежие формулы! Горячие теоремы и доказательства! Налетай! Берешь пять формул — одна в подарок. Больше трех теорем в руки не отпускаем! — представилось на мгновение Елизару. — Нет, не то, не тот товар… не ходовой».

Ванюша тем временем с любопытством рассматривал учебник. Он листал страницу за страницей, не вникая в текст. Взгляд его задерживался только на картинках и фотографиях.
— Это как же? Ух ты! Ничего себе! — бормотал он. — Святые Угодники, как живой! — Он своим длинным пальцем провел по фотографии Энштейна, который ему в ответ показывал язык.
— Да ты не на фото смотри, а на формулы, на законы, — буркнул Елизар. Ваня, похоже, не слышал его. Продолжал листать страницу за страницей, тыча пальцем в рисунки и фото.

— Пресвятая Матушка Богородица, Святые Угодники. Еж меня через коромысло, — продолжал наговаривать он. — Как же это?
— Да я тебе не про фотки и картинки говорю, я тебе формулы и теоремы показываю. Их еще у вас не открыли. — Елизар вырвал учебник из Ваниных рук. — Или вот, к примеру, — он открыл учебник по древней истории. — Вот тебе про Вавилон, про пирамиды, египетских царей всяческих... Ваня замер перед открытой книгой. Такого он в жизни еще не видел. На него со страниц смотрели неведомые лица далеких Ассирийских царей и древних фараонов. Перед ним были цветные фотографии пирамид и статуй, рисунки мамонтов и других неведомых животных. Все яркое, красочное и, главное, как настоящее. Он еще раз потер картинки пальцем, оставив на них грязные пятна.

— Да, а что это? — в конце концов произнес Ваня.
— Учебники. В них написано то, что никто у вас еще не знает, — начал тихо говорить Елизар. — Ты можешь рассказать про это, и станешь знаменитым. И может быть, тебе начнут давать за это деньги. Как — я еще не знаю, но можно подумать. Или вот… — он достал учебник по литературе.
— Смотри, стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Медный всадник». Кстати, о вашем царе. Можно стих кому-нибудь рассказать и стать знаменитым. Или вот, стих Есенина… Да, на этом можно стать самым великим… О тебе будут говорить, что ты придумал все это, и ты значит великий поэт и писатель. Смотри, сколько здесь всяких стихов и рассказов, — Елизар стал трясти учебником, как будто что-то взвешивал в руках. — Ваня, ты будешь гений и в литературе, и в истории, и в математике. Да, у меня тут еще география с контурными картами есть, английский...— Елизар начал доставать все книги из рюкзака. — На, держи, дарю. — Он протянул Ване шариковую ручку. — Такую ведь ни разу не видел в жизни?
— А чего с ней делать? — Ваня взял ручку, покрутил.
— Эх, Ваня, Ваня, смотри, — открыв тетрадь, он написал ручкой слово «ВАНЯ».
— Это че? — спросил тот.
— Это не че, — разозлился Елизар. — Это я написал твое имя.
— Извини, я читаю плохо, а тут совсем ничего не разберу.
— Да ты что, серьезно? — изумился Елизар. — Может, ты еще и писать не умеешь?
— Ну, так… Я учился, но времени толком не было. То одно, то другое…
— Ну, ты даешь! Ни читать, ни писать… — Елизар присвистнул.
— Кем же ты будешь? Куда на работу пойдешь?
— Да чего там… Можно найти хорошую работу и без всякой там писанины. Вон сколько купцов только считать умеют, а пишут за них писари. И ничего, хорошо живут. А ты чего, и читать, и писать умеешь?
— Умею, — ответил Елизар.
— Ну и умей себе на здоровье, — Ваня повернулся к Елизару спиной.
— Ты чего, обиделся? — вздохнул Елизар. Ваня промолчал. Они лежали, думая каждый о своем. Ваня вспоминал свой дом. Ему вдруг очень захотелось вернуться туда.

«И чего я пошел с караваном рыбы в Москву? Письмо это еще… Принеси — отнеси… Эх, как же там сейчас хорошо, уютно, душевно. Можно уйти в сарай, чтобы никто не мешал, и играть на любимой балалайке до ночи. Или пойти в конец деревни к Акулине и посидеть с ней на завалинке. Или на речку сбегать. Да и дома тоже неплохо, можно по душам с маманькой поговорить или с любимой бабулей», — размышлял Ваня.

— Главное, говорит моя маманя, был бы человек хороший, — произнес Ванюша вслух.
— Хороший — это как? — уставился на него Елизар.
— Душевный значит…
— Душевный — это хорошо. А хочешь, — встрепенулся Елизар, — я тебя читать и писать научу?
— Не, спасибо, конечно, но я как-нибудь без этого в жизни…
— Ну, смотри, я могу, если захочешь…
Елизар погрузился в раздумья. Он думал о себе, о своей учебе, о своих знаниях. О том, как ленится на уроках. Да и дома, только если его проверяют, тогда он делает что-то, а так пытается обмануть и сказать, что ничего не задали. Тут недавно подумывал завести себе второй дневник. Один для школы, другой для дома. Слышал, один мальчик из параллельного класса хвастался, что он так сделал, и теперь у него не жизнь, а рай. Родители видят только пятерки и очень довольны. И никто его не трогает, уроки не проверяет. Не жизнь — чистый мед, говорит.

— Послушай, — вернул его в реальность Ваня, — я тебе сейчас свои песенки спою. Я ведь песни придумываю и пою. Он достал из холщевой тряпки балалайку, сел на камень.
— Ну, слушай! — Ваня начал сильно бить по струнам рукой, откинул голову и вдруг запел смешным и тоненьким голоском:
— Ходят девки по деревне,
Ищут девки молодца,
А никто мне и не нужен,
Кроме Акулиииины…
Где ты, где ты, где ты, где?
Не могу найти тебя,
Я ищу тебя с рассвета,
Моя Акулииина…

Ваня остановился, хитро взглянул на Елизара.

— Нравится? Еще бы! Сейчас еще одну спою, вчера только сочинил:
Ах ты, ночка, ах ты, день,
Без тебя скучаю я
Ах, ты кочка, ах ты, пень,
Моя Акулииина…

Ваня вздохнул, улыбнулся мечтательно.

— Здорово, да? Все сам придумал. Маманя говорит, у меня талант. — Он провел по струнам рукой. — Жаль, только, балалайка расстроена, а я настраивать не умею. Еще спеть? Из раннего... — и, не дожидаясь ответа, снова запел:
— Тучки ходят над рекой,
Мы рассталися с тобой,
Тебя буду вспоминать,
Тебя Настькой называть…
— Это про бывшую мою зазнобу, — гордо пояснил Ваня, откладывая инструмент. — Настюхой звали. Ну, как?
— Здорово! Круто! — кивнул Елизар. А что он еще мог сказать?
— Мне тоже нравится. У меня много таких песен, какнибудь еще спою, — радостно воскликнул Ванюша.
Елизар опять вздохнул. Но возражать не стал. А чего возражать — все равно будет петь, если захочет.
Ваня, развалившись на сене, перешел от песен к прозе: пустился рассказывать о своей жизни в деревне.

— Я сам-то из Архангельской губернии. Деревня Мишанинская, слыхал про такую? Живу с маманей и бабкой. Папка мой давно погиб на войне, я его не видел. Сейчас у Василия Дорофеевича Ломоносова, соседа нашего, работаю. Когда надо, и в море с ним выйти могу, и рыбу в Москву отвезти или по хозяйству помочь. С сынишкой его Мишуткой посидеть, сказочку ему какую рассказать или песенку спеть. Я детишек страсть как люблю. И они меня любят. Вон, Мишутка Ломоносов, как увидит меня так и улыбается, сразу ручки тянет ко мне. Я его словам всяким учу, как что называется, смышленый он. Мишутка рад, и я рад. Да и Дорофеич во мне души не чает. Отправил меня с караваном рыбы в Москву. Наказал сдать ее купцам и купить Мишутке сладостей всяких, подарочков, книжек умных. Дал мне на это пять алтынных. Он-то, сам Дорофеич, даже читать не умеет, а сыночек, говорит, будет считать и писать. Во как! Жаль, я деньги эти потратил. Чего делать, не знаю.
— А на что потратил? — спросил Елизар.
— Да так… Акулинке своей платочки шелковые купил и еще по мелочи… в трактире проиграл. Где деньги взять — ума не приложу.
— Да, это плохо, — покачал головой Елизар. — Если б свои были, а то — чужие…
Глаза Ванюши наполнились слезами, тело затряслось, и он громко разрыдался.

— Что делать, что же делать? Какой же я подлец… Что маманька с бабулей скажут, что Акулинушка моя подумает?
— Да ладно тебе, — начал успокаивать Елизар. — Хватит, придумаем что нибудь… Во! А ты балалайку свою продай.
Такое предложение вызвало у Вани приступ истерики. Тело его завибрировало, из глаз полились крупные слезы.

— Да как я балалайку продам? Это ж последняя моя радость. Кому я нужен буду в деревне без балалайки? Акулина сразу уйдет от меня к Захарке с соседнего двора. Не, лучше умру, чем балалайку продам. Я без нее никуда. С ней я первый парень в деревне, а без нее кто я? Просто Ванюшка.
— Он завыл и начал размазывать своими огромными грязными ладонями слезы по лицу.
«Да-а, — подумал Елизар. — Зря я предложил продать балалайку. Кто ж знал, что это такая ценность для него?»

— Ванюш, а Ванюш…
Но того остановить было невозможно.
— А-а-а-а! Куда ж я без балалайки? — разносились завывания по всей округе. — А-а-а! Мамочки мои родные!
«Истерика, — подумал Елизар, — лучше его сейчас не трогать».
Минут через пять силы начали покидать Ванюшу, и он перешел на слабое завывание и похлюпывание носом. Елизар понял, что приступ истерики спал, и можно продолжать разговор.

— Вань, а Вань, хочешь, мое чего продадим?
Плач тут же оборвался, дрожь в теле остановилась. Такого поворота Ваня не ожидал. Возникла тягостная пауза.

— А че у тебя есть? — спросил он чуть погодя.
— Да вот… — Елизар открыл свой рюкзак. Помимо учебников, контурных карт и тетрадок там хранилось много «очень-очень важных и нужных вещей», как любил называть их Елизар. Вот неполный список: пять бакуганов для обмена с одноклассниками, один робот ЛЕГО из последней коллекции без головы, четыре давно забытых конфеты, два файла с тестами по английскому и литературе, старые цветные карандаши, фломастеры и ручки, сломанная прозрачная линейка, несколько обгрызенных ластиков, циркуль из готовальни, неработающая зажигалка и цветные скрепки для бумаги.

Через минуту перед Ваней лежала небольшая кучка из «джентльменского набора» каждого уважающего себя московского школьника. Ваня впал в ступор. Такого богатства он еще в своей жизни не видел. Ваня брал каждый предмет, крутил его подолгу в руках, подносил близко к глазам, стараясь что-то рассмотреть. Ластики были с запахом лимона и малины, и он, понюхав, попробовал их даже на зуб. Слезы в Ваниных глазах высохли, будто их в помине не было. В глазах застыли детский восторг и изумление.

— А это че? А это?.. — бормотал он, поднимая очередной предмет.
Елизару пришлось подробно объяснять назначение каждой вещи. Особый интерес вызвал у Вани циркуль.

— Мы почти таким же пользуемся, когда выходим в море за рыбой, — пояснил Ваня.
— На, дарю. — Елизар протянул циркуль Ване.
— Спасибо! — с чувством произнес тот. — Я его Василь Дорофеечу подарю или... не, лучше скажу, что купил для него на ярмарке.
Неизгладимый восторг у него вызвали прозрачные файлы. В одном из них был текст по английскому, который Елизар должен был выучить на следующий урок. Во втором файле лежало стихотворение Пушкина, за которое Елизар недавно получил пятерку по литературе. Ванюшу, конечно, заинтересовали не сами тексты, а «слюда», как он назвал прозрачные файлы.
— Ух ты, ничего себе, какая тонкая и прозрачная слюда! И мягкая, и гнется. А как ты туда бумажки положил?
Елизару пришлось сказать, что это не слюда, а такая пленка. Точно он не знал, как объяснить. Для него это были просто файлы, которых у него в столе валялось огромное количество. Ваню объяснение не убедило. Он постоянно прикладывался глазом и рассматривал окружающее предметы через тонкую и прозрачную слюду, называемую новым для него словом «файл». Ваня гладил файлы своей большой шершавой ладонью и даже ковырял пальцем, пытаясь продавить дырочку. Затем аккуратно положил их в сторону и приступил к изучению остальных диковинных «штучек». С каждым новым предметом он проводил по десять — пятнадцать минут. Конфеты Ваня засунул в рот все сразу и с фантиками. Елизар объяснял, что фантики нужно вначале снять, но Ваня отказался: мол, с ними вкуснее. Только глубокой ночью они заснули тут же, в сарае, обложившись сеном.

Таким счастливым Ваня еще не засыпал. Он даже забыл помолиться перед сном, чего никогда раньше за ним не водилось. В эту ночь ему приснился самый невероятный и волшебный сон в его жизни. Во сне он сидел в окружении маманьки, бабули, Акулины и старой зазнобы Настюхи. Все они смотрели на него с восторгом и обожанием, а он, сидя на табуретке в центре горницы, пел им свои песни. Затем, откуда ни возьмись, появились цветные платочки, которыми он начал одаривать всех. Из его открытого рта медленно выплывали конфеты в ярких бумажках, которые он доставал, разворачивал и клал каждому в ротик.

Затем снова все закружилось в танце: и Настя в обнимку с Акулиной, и бабуля с маманькой, и Ванюша с маленьким Мишей на руках. Внезапно откуда-то появился сам Царь Петр Алексеевич, которому никто даже не удивился. Он сказал:

— Ваня, спой еще раз свои песни, я их так люблю слушать.
— И в руках он крутил тот самый циркуль, что Ване подарил Елизар.
И опять все закружилось и завертелось, он снова громко пел и играл на балалайке, а маленький Миша Ломоносов, сидя в люльке, листал книжки из рюкзака Елизара и время от времени поднимал голову и спрашивал:
—Ванюш, это че? А это че, Ванюш?
И все вокруг вдруг начали хором говорить:
— Какой у нас Ванюша умный, да разумный, какой у нас Ваня красивый-прекрасивый, какие песни хорошие поет, как мы все его очень любим. А Царь-Батюшка подошел к нему и сказал громко:

— Нет, Ванюша у нас не умный и красивый, он у нас ДУШЕВНЫЙ! — Крепко-крепко обнял и расцеловал его.
— Ваня — Душевный, Ваня — Душевный, — все вокруг начали громко петь.
Ах, как все было хорошо и замечательно! Наконец-то все поняли, какой Ванюша распрекрасный и замечательный человек, если уж к нему сам Царь-Батюшка Петр Алексеевич приехал и расцеловал…

Все во сне было так прекрасно, что Ваня даже начал улыбаться, прижимая к себе свою любимую балалайку. Его сочные губы-«колбаски» под фактурным носом еще долгодолго причмокивали и шлепали от удовольствия, пока окончательно не замерли, обнажив большие желтые зубы и розовый язык. Комната наполнилась тихим и мерным храпом.

Глава четвертая

На следующее утро, когда ребята проснулись, Ваня достал свою котомку — заплечный рюкзак, из которого высыпал все содержимое. На земле небольшой кучкой лежали в белой тряпице большие ломти хлеба и мяса, несколько вареных яиц, какая-то зелень. Тут же находились три крупных гладких камня величиной с кулак, конверт с большой коричневой блямбой посредине и десятка полтора зеленых яблок.

— Давай есть, — сказал Ваня. — Дорога у нас длинная, но, думаю, к вечеру придем.
Елизар, поедая хлеб с кусками холодного мяса, поднял камни.

— А это зачем? — спросил он.
— Нужно, — ответил Ваня. — Закон такой вышел: кто в Москву идет, должен принести с собой по три камня и сдать их на входе. Ими, говорят, улицы мостить будут.
— Ничего себе! Все-все должны принести? — удивился Елизар.
— Говорят, все. Тебе тоже нужно найти такие же и взять с собой. Главное, чтобы они были величиной не меньше, чем гусиное яйцо. Ну, как мой кулак…
— А что это за письмо? — поинтересовался Елизар, достав маленький незаметный конверт.
— Не знаю. Маманька наказала: как закончу дела с рыбой, съездить в здешний монастырь и взять у одного монаха это письмо. Я должен обязательно передать его в Москве Царю-Батюшке в руки. Оно какое-то очень важное и секретное. Мамка сказала, это спасение наше.
— Интересно, а что там, ты не знаешь? — с любопытством спросил Елизар. У него сразу пропал аппетит и появился яркий блеск в глазах. Секретики разные, тайны и разгадки он очень любил. Елизар взял конверт в руки и начал его разглядывать. Конверт был коричневатого цвета из плотной шершавой бумаги. В центре конверта красовалась коричневая блямба, напоминающая пластилин, только очень твердая и негнущаяся. На блямбе виднелся выдавленный красивый витиеватый вензель.

Ваня спокойно жевал хлеб с мясом и никакого интереса или любопытства к конверту не проявлял.

— Вскрывать нельзя, — сказал он. — Видишь, сургучная печать.
— Неужели тебе неинтересно, что там? — не унимался Елизар.
— Ни капельки. Да я и читать-то не умею, все равно ничего не пойму, — Ваня куснул яблоко.
— А я умею. Давай, Ванюша, прочтем. Тихонечко, незаметно откроем, прочтем и обратно положим. Никто и не заметит.
— Не, нельзя, оно же секретное.
— Вань, а Вань, никто ж не узнает.
Ваня покачал головой
— А я тебе слюду подарю, а? — Елизар умоляюще взглянул на него.
— Не, нельзя. Я же сказал. Узнают — высечь могут. Но голос Ванюши был уже не столь тверд и решителен. Елизар почувствовал это.

— Да не узнают, мы ж аккуратненько. Хочешь две слюды и один бакуган?
Очередное яблоко отправилось в огромный Ванин рот. Челюсти сжались и заработали…

— Две слюды, и все эти… как ты их назвал — баку… баны, — чавкая, проговорил Ваня.
— Хорошо, — согласился Елизар. Он достал из ранца два файла и пять бакуганов. — На, держи. Я только листочки вытащу…
— Не, не, с листочками, — Ваня накрыл их своими руками.
— Зачем они тебе, ты же читать не умеешь.
— Ничего, пусть будут. Научусь, может, еще когда. Вот вернусь домой и пойду учиться… Что я дурнее остальных что ли, — он начал загребать все в свою котомку. Через двадцать минут с помощью сломанной линейки, скрепки для бумаги и карандаша Елизару удалось, не взламывая печати, вскрыть конверт. Он извлек сложенную в несколько раз старую, серую с вензелем бумагу и начал читать. Первые несколько предложений вначале совсем не понял. Все буквы были не такие, к каким он привык. Да и сам язык непонятный. Но все же ему удалось разобрать содержание.

«Батюшка Царь Государь, мое к Тебе слезное моление.

Пишет тебе раб твой и беглый стрелец Кузякин Сергий. Хочу покаяться пред тобою, отец Ты наш родной, и поведать страшную тайну о помощнике твоем Алексашке Меньшикове, которого я знаю без малого сорок лет. Родились мы с ним в одной деревне Березове и были дружны с ним и с его старшим братом Митькой все детство.

Характером Сашка был всегда хитрым, изворотливым и лживым. В двенадцать неполных своих лет обокрал он в деревне купца Манулика, который повез на ярмарку в Москву свои товары. Краденое подбросил своему старшему брату в сарай, которого, как нашли эти вещи, схватили и повесили, как вора. Сам же Санюшка, чтобы скрыть свое настоящее имя, назвался в бумагах как Александр Меньшой, или Меньшиков, и со всеми крадеными деньгами поехал в Москву. Там он, живя обманом и сладкими своими словесами, вошел в доверие вначале к немцу Лефорту, а затем и к Тебе, Отец Ты наш родной, Царь-Государь.
Но и на этом изверг не остановился. Он вошел в сношения с сестрицей твоей старшей Софьей, и они договорились извести тебя со свету белого и начать царствовать вместе. По их уговору Алексашка должен был увезти тебя заграницу речами своими сладкими про учености и мудрености аглицкие, а Софья, змея подколодная, должна была подговорить стрельцов к бунту и захвату власти против тебя.

Я же, раб твой верный, узнав в Сашке Меньшикове своего приятеля детства, служил тогда в стрельцах. Мне сказал о том их дьявольском договоре приятель мой Андрей Кичигин, с коим служили мы в одном полку. Мы попытались сообщить тебе, Батюшка Государь, об этом, но нам не поверили и сообщили об этом тайно Алексашке Меньшикову.
Тот повелел схватить нас и, узнав меня, приказал повесить за измену. Мне удалось бежать из-под петли, а Андрюшку Кичигина в отместку злодейски убили, влив в горло ему зелья отравленного. Вот и пишу тебе Царь мой Батюшка, слезами молю за справедливость. Жить-то мне осталось недолго уже. Хочу, чтобы спас ты семью мою и сыночка, не дал с голоду умереть. Удалось им сбежать из Москвы града от холуев да волков Меньшиковых.

Нижайше передаю сие письмо через сыночку своего. Не погуби, не брось, отец родной, мое семейство, а я за тебя буду вечно молиться и свечки ставить.

 твой верный Кузякин Сергий».

— Ничего себе письмишко! — проговорил Елизар. — Вань, ты хоть понял, о чем оно?

— Не-е, на че оно мне? — ответил тот, дожевывая последнее яблоко.
— А как фамилия твоя, Вань?
— Кузякины мы. Иван Кузякин, так я величаюсь, — утирая рот рукавом, гордо произнес Ванюша.
— Ванюша, это же письмо твоего папки, ты чего, не понял?
— От папки? — у Ванюши округлились глаза. — Он чего, жив?

Глава пятая

Шагая по дороге средь полей и лесов, Елизар пересказывал Ванюше содержание письма. Тот все выпучивал глаза и говорил:

— Правда что ли? Папка! Мой папка! Живой, значит! А мне говорили, он давно погиб.
К обеду они уже входили в Москву. При входе в город отдали каждый по три камня, и только после этого их пропустили в ворота.

Елизар еще издали узнал Кремль. Он, правда, удивился, обнаружив, что стены непривычно белого цвета. Они долго плутали в поисках места, где стоял на постое караван, с которым Ваня прибыл в Москву. В караван входили пять подвод и шесть мужиков. Старший, увидев Ваню, начал на него громко кричать и ругаться. Говорил, что у них все давно закуплено и уложено по телегам, и они хотели уже без него уехать. Им еще добираться до дому без малого два месяца, а то и больше, а из-за него они теряют попусту и время и деньги.

Ваня что-то им отвечал, просил, умолял, но те были непреклонны. Ваня даже плакать стал. Вид худого двухметрового подростка, который плакал и рыдал, как малое дитя, вызвало у них жалость. Ване удалось договориться, чтобы они подождали его еще немного, что ему очень нужно отнести важное письмо в Кремль. В конце концов они пообещали подождать еще до утра. Он подошел к одной из телег, раздвинул тюки, положил свою балалайку и предложил Елизару положить сюда свой рюкзак.

— Как вернемся, заберешь. Это все вещи и подарки для Мишутки, сыночка Дорофеича Ломоносова. Никто твой рюкзак здесь не тронет, наоборот, за ним только присмотрят, чтобы не стащили, — пояснил Ваня. Как только все было уложено, Ваня узнал у мужиков, что царь живет в палатах в Кремле, и они отправились туда.

Глава шестая

Ребятам легко удалось пройти сквозь высокую башню и очутиться на территории Кремля. Внутри Кремля, к большому удивлению Елизара, жизнь кипела точно так же, как в городе. Ездили большие подводы и телеги. Тут же бабули продавали пирожки с картошкой и капустой. Везде были развешаны разноцветные платки и рубахи. Вокруг все время что-то варили и жарили, кричали и свистели. Какие-то люди ходили с лотками на шее и все время что-то предлагали: то петушка на палочке, то крендельки, то игрушки из дерева, свистульки и деревянные ложки.

«Не Кремль, а какой-то рынок или базар, — подумал Елизар. — Несолидно как-то...»
А сколько здесь было больных и немощных... Они сидели на земле, выставив свои уродливые конечности, и просили у прохожих за это денежку.

— Это юродивые, — произнес со значением Ванюша. — Не люди — ангелы, божьи твари. Им помогать нужно. Они за тебя помолятся, и ты в рай попадешь.

— А если ты сам помолишься, то куда попадешь? — спросил с недоверием Елизар. Он как-то недолюбливал такой народ. Называл не ангелами, а бомжами и старался держаться от них подальше.

— Не, они с богом общаются. Они ж святые! — возразил Ваня.
Так стояли они на площади около часа, может больше. Толпа все прибывала и прибывала. Ваня уже куда-то сбегал и все разузнал.

— Юродивые, — сообщил он, — сидят здесь не просто так. Царя ждут. Он вечером всегда выезжает и раздает деньги. Вот они и подтягиваются сюда со всего города, чтобы денежку не пропустить. Если они здесь, — Ваня указал на собирающуюся вокруг толпу бомжей и инвалидов, — значит, Царь точно приедет.
Елизар уже начал сомневаться: вот увидят они его, Царя Петра Первого, и что, Ваня бросится к нему и крикнет: «Подождите, у меня письмо к вам»? Да кто его пропустит к Царю? Или охрана убьет, или «святые» бомжи разорвут на кусочки. Ясно как день — это же бизнес. Им нужны деньги, они не позволят никому с Царем разговаривать просто так. Нет, тут надо серьезно подумать...

— Вань, а может тебе с толпой замешаться? — начал задумчиво Елизар. — Может, тебе юродивого изобразить?
— Не, юродивым быть не хочу, — брезгливо произнес Ваня. — Что я совсем что ли…
— Они же, ты сам сказал, Божьи люди, святые. Вань, подумай, как ты еще до царя доберешься? Ты же не прорвешься просто так сквозь толпу убогих. Они тебя тут же без всякой молитвы в рай отправят.
Ваня внимательно посмотрел на ревущую и поющую толпу «ангелов» и «святых» и глубоко задумался.

Начинало темнеть. Солнышко садилось за горизонт, освещая косыми лучами верхушки высоких колоколен и каменных башен. На территории Кремля начали жечь костры. Не то для света, не то для того, чтобы погреться рядом с ними. Становилось прохладно и сыро. Елизару показалось, что прошло уже часа три-четыре, как они на территории Кремля. Ударили колокола большой высокой колокольни. По толпе, как ветерок, пролетел шепот: «Царь, Царь едет! Отец наш родной, Петр Алексеевич!»

Появилась большая колонна всадников. Впереди, выделяясь огромным ростом, на черном коне ехал царь. Елизар сразу узнал его — высокий с усиками, в треугольной шляпе. Царь ехал медленно, разбрасывая вокруг себя монетки, которые тут же подхватывали ловкие и проворные руки. Вдруг он остановился и внимательно посмотрел на сидящих по обе стороны дороги юродивых и блаженных.

— Эй, Алексашка! — крикнул он едущему за ним всаднику.
— Полюбуйся, какой экземпляр!
К царю подъехал чернявенький человек из свиты, одетый в яркий кафтан и с огромным белым париком на голове. Он взглянул свысока на толпу сидящих на земле людей и громко рассмеялся.

— Минхерц, — произнес он с чувством, — такого чучела я и правда давно не видел!

Все взгляды окружающих повернулись в одну точку.

На земле, среди больных и убогих калек, которые тянули руки за подаянием, гордо, как неприступный орел на высокой скале, сидел Ваня. Он возвышался над всеми своими соседями, как высокая сосна, одиноко стоящая в степи. Волосы на его голове стояли дыбом, что увеличивало его и так немалый рост. Рот был приоткрыт, и на лице сияла восторженно-идиотская улыбка. В вытянутых над головой руках он держал две вырванные из соседнего забора палки. Палки, наверное, должны были символизировать православный крест.

— Эй, ты, чучело! — крикнул чернявенький. — Подойди сюда и дай на тебя хорошо посмотреть. Толпа расступилась. Ваня встал и, не опуская рук над головой, медленно пошел к царю. Подойдя к нему, положил палки на землю и начал энергично креститься, приговаривая тоненьким голоском:

— Царь наш Батюшка! Отец родной, не погуби!
Своими причитаниями он вызвал новый всплеск смеха.
— Да никто тебя и не собирается губить. Ты чей будешь? — спросил серьезно царь.

— Я, я… — начал вдруг он дрожать всем телом. — Я Ваня. Ваня Кузякин.
— Да не дрожи ты как осиновый лист! — снова расхохотался Царь. — Ты откуда будешь родом?
— Из-под Архангельска я, деревня Мишанинская, — снова залепетал Ваня.
— Бывал, бывал я в твоих краях, — слегка устав от смеха, сказал Петр. — Хочешь чего, проси. Я сегодня добрый, развеселил ты меня до слез.
— Да, да, — затрясся Ваня. — Вот письмо для вас… — он начал судорожно снимать с себя и развязывать котомку.
— Письмо, мне? Интересно, — Царь спрыгнул с лошади и подошел к Ване.
Тут только все увидели, что роста они одинакового. Царь и сам это заметил. Внимательно посмотрел на Ваню и даже обошел его. Елизар, который стоял рядом и все слышал, удивился, что они во многом похожи. Тот же рост, те же на выкате глаза. Рот у обоих так же не закрывался. Только голова у Петра Первого была какая-то маленькая по сравнению с Ваниной.

— Ну, где письмо? — спросил нетерпеливо Царь. — Давай его.
Ваня рукой шарил внутри котомки. На лице его отразились ужас и отчаяние.
«Где злополучный конверт? Куда его Елизар положил?» — лихорадочно соображал Ваня. Рука его что-то нащупала, и он, достав какие-то листочки, протянул их царю.

Царь взял, взглянул и воскликнул:

— Эй, Алексашка, пойди-ка сюда.
Вновь появился чернявенький в белом парике.
— Посмотри, ты такое видел когда-нибудь? — царь протянул ему две тончайшие «слюды», в которых находились листочки с текстами.
Чернявенький аккуратно взял листочки и, сняв перчатку с руки, провел по ним своей белой накрахмаленной ручкой.

— Нет, минхерц, такое вижу первый раз. Тут стихи какие-то.
— Стихи? Интересно, читай! — проревел Петр.
— Медный всадник, — начал чернявенький. — Язык, правда, не разберешь, какой-то непонятный...
Люблю тебя, Петра творенье...

— О, тут, видимо, про вас, минхерц!
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичьи лица ярче роз…


— Все, — произнес чернявенький.
— Ну и кто это написал? — тихо спросил Петр.
— Это, это… — Ваня задрожал, рот его совсем открылся, и звук застыл в воздухе. — Это... — он начал озираться, пытаясь углядеть Елизара.
— Ты, что ли? — взревел Петр.
Ваня обреченно поник головой.
— Молодец какой! Стихоплет, натуральный стихоплет! — восторженно воскликнул царь. — Дай я тебя обниму, да ты ж талант! И как, главное, точно, и про Адмиралтейство, и про ограды описал... Хотя их мы пока еще не поставили, кажется... Ну ничего, теперь точно поставим. Точно такие, как ты написал. Чтобы все было красиво, как у тебя в стихе.
Ваня не ожидал такого поворота. Он поднял голову и глупо заулыбался. Думал, пришел последний миг в его жизни, но нет, царь был очень доволен.

— Минхерц, — чернявенький обратился к царю. — Тут еще на аглицком что-то написано.
— На аглицком? Это интересно. Читай же, — с нетерпением произнес царь.
— Moscow is the capital of Russia.
— Что? Какого черта? — разразился Петр. — Мы же столицу перенесли в Санкт-Петербург.
— Дальше читать? — спросил чернявенький.
— Читать, читать, — махнул рукой царь.
Меньшиков на ломаном английском языке начал читать:
— Moscow is the capital of Russia. It is the main political, economic, educational and cultural centre of this country. Moscow is the seat of our Government. President of Russia lives and works there.
— Не понял... — Петр удивленно посмотрел на Ваню.
Тот, не понимая ни слова, начал широко улыбаться и кивать.


— Moscow, — продолжал читать Алексашка, — is situated on the Moskva river. The city was founded more than 800 years ago by Yury Dolgoruki. There are many places of interest in our capital. The heart of Moscow is Red Square.
Чтение продолжалось в гробовой тишине минут пять. Царь внимательно слушал. Время от времени у него судорожно подергивалась одна половина лица, другая же попеременно выражала то удивление, то восторг, то озабоченность.

В конце Меньшиков сообщил всем, что:

— Moscow is a very beautyful city. It has a great number of green parks, large squares and wide streets. There are lots of museums and theatres, cinemas and exhibition in Moscow. Many concerts, shows, festivals, presentation take place every day in our capital. — Меньшиков первел дух. — Все, минхерц.
Воцарилась долгая и томительная пауза. Елизар Тюльпанов, ученик пятого класса средней школы № 1230 города Москвы, представить не мог, что составленный им рассказ на английском языке прозвучит в Кремле, да еще для самого русского царя Петра Первого!

— Тоже сам написал? — спросил, помедлив, царь. Услышав невнятное блеянье и шамканье из уст Ванюши, громко и с расстановкой произнес: — Мо-ло-дец!
«Как соленый — добавил про себя Елизар, — о-гурец!»

— Минхерц, можно вас на минуту, — отозвал его Меньшиков в сторону и что-то ему прошептал на ухо.
Петр внимательно выслушал, подошел еще раз к Ванюше, пытливо осмотрел его.

— Так откуда ты родом, говоришь?
— Мишанинская, деревня такая под Архангельском, — промямлил Ванюша.

— А мать твою как зовут? — спросил с расстановкой Петр.
— Маманю мою? — Ваня замялся и замигал своими большими на выкате глазами. — Маманьку зовут Мария.
— Мария, Мария… — забормотал Петр. — Не помню. А знаешь что, возьму я тебя к себе на службу. Хочешь ко мне на службу?
Тот только затряс головой и заулыбался испуганно.

— Как звать тебя, говоришь? — еще раз переспросил Петр
— Ваня, Ваня Кузякин, — выдавил из себя Ванюша.
— Эй, Алексашка, поди сюда, — крикнул он чернявенькому.
— Запиши Ивана Кузякина в Преображенский полк. И чтобы все было как надо. Ты меня понял? Головой отвечаешь!
— Все будет сделано, минхерц! Чего ж не понять, — ответил тот с поклоном.
Меньшиков взял Ванюшу за руку и отвел к лошадям. Ваня шел как завороженный. Он и в мыслях, и в сладких снах не мог вообразить, что будет служить у самого ЦаряБатюшки, да еще в самом лучшем полку. Он напрочь забыл про письмо, про ожидающих его мужиков, про маманьку с бабкой, про зазнобу свою Акулину и, конечно, про Елизара, который стоял неподалеку в толпе зевак и наблюдал. Через три минуты всадники, запрыгнув на коней, исчезли с площади. С ними исчез и Ванюша.

Глава седьмая

Елизар, немного потоптавшись, решил выбираться с площади. Для начала ему нужно было найти обоз, где лежал его ранец с учебниками, а затем надо было вернуться в лес и найти троллейбус. Сколько он ни ходил по узеньким темным улочкам старой Москвы, так и не нашел место, где стоял обоз. То ли заблудился и искал не там, то ли мужики их с Ванюшей не дождались и ушли, увезя его ранец, набитый учебниками за пятый класс, в подарок Мишутке, сыну Василия Дорофеича Ломоносова.

«Вот они удивятся, когда увидят что там… — подумал с улыбкой Елизар. — Там же мой робот ЛЕГО, линейки, карандаши, учебники разные. Вот смешно будет… Подарочек из Москвы две тысячи двенадцатого года».

Елизар вышел из города. Было уже очень темно. Он двинулся по темной дороге в сторону, откуда, по его мнению, пришел с Ваней. За поворотом реки увидел в метрах пятидесяти знакомый троллейбус. Дверь была открыта. Слабый свет освещал салон.

— Все! Домой, только домой! — решительно сказал Елизар и поспешил к троллейбусу.

Остановка четвертая

Глава первая

Войдя в троллейбус, Елизар положил свою курточку на первый ряд сидений и пошел в конец салона. Там, сбросив с ног кроссовки, лег на последнем ряду и вытянул ноги. Как же хотелось спать! Он ни о чем больше не мог думать: спать, спать и спать. Остальное — потом. Через минуту он уже тихо сопел, повернувшись лицом к мягкой спинке сидения.

Проснувшись, сладко потянулся и, привстав со своего ложа, огляделся. Троллейбус стоял тихо, без звука и скрипа. Елизар долго искал разбросанные между сидений кроссовки. Нашел, обулся и подошел к окну. Туман со всех сторон обволакивал троллейбус, и увидеть, что происходит снаружи, было невозможно.

«Может, это город, и я вернулся домой? — подумал Елизар.
— Но почему так тихо? Троллейбус стоит в поле или в лесу?»
Немного подождав, Елизар решился выйти осмотреться. Он нажал на рычажок двери, она открылась. Его тут же поглотил густой туман — он с трудом видел свою вытянутую ладонь. Сделал шаг, другой... Казалось, впереди немного светлее. Сделав еще немного шагов, он услышал за спиной легкое стрекотание. Обернулся и рванул назад к троллейбусу, но тот пропал. Как будто его и не было.

Елизар, как в жмурках, вытянул руки вперед и пошел на ощупь, надеясь все же натолкнуться на знакомый металлический корпус. Так походил минут десять, наталкиваясь на стволы деревьев, и понял, что троллейбус исчез, и он опять остался один.

Туман немного рассеялся. Елизар находился в лесу на едва заметной дорожке среди высоченных деревьев. Сверху защебетали птицы, издали послышался нарастающий гул.

«Будто чьи-то шаги, — Елизар напряг слух. — Точно, кто-то едет».

Звуки приближались, и вдруг из густого, как вата, тумана появился всадник, за ним еще один, и еще... Елизар насчитал их двенадцать. В хвосте группы ехала большая телега, запряженная двумя лошадьми.

Внешний вид всадников удивил Елизара. Большие железные шлемы на головах закрывали голову и лицо, в руках всадники держали сабли и ружья. Лошади были покрыты защитными пластинами и красивой сбруей. Первый всадник, с большой рыжей бородой, заметив Елизара на дороге, поднял руку вверх, и колонна мгновенно остановилась. Он махнул рукой в его направлении, и два всадника, отделившись от колонны, поскакали к Елизару.

Елизару стало страшно.

«Кто они? Что им надо? Куда же я на этот раз попал?»
Лошади перешли вскачь, и вот уже на него сквозь прорези на шлемах смотрели сверху две пары внимательных и строгих глаз. Один из всадников наклонился и, цепко схватив Елизара за шею, поднял его высоко вверх.

— Ты кто? — спросил он.
— Я… — попытался выдавить Елизар. Его ноги болтались высоко над землей. — Я… Елизар.
— Поляк?
— Нет, свой, русский.
— Сейчас посмотрим, какой свой, — всадник перекинул Елизара через шею лошади и поскакал назад. — Говорит — свой, — подъехав к колонне, сказал он кому-то тихо. — Врет, одежонка не наша.

Елизара сбросили на землю. Он больно ударился и чуть не заплакал.

— Чего так больно-то. Я же сказал: свой. Из Москвы…
Он поднял голову и увидел над собой огромных бородатых мужиков, одетых в старинные костюмы. Мечи и щиты свисали по бокам лошадей. В руках бородачи держали плетки и ружья. Вид имели суровый, даже немного зверский. С такими лучше не шутить.

— Дяденьки, — решил давить на жалость Елизар, — я просто шел, гулял, грибочки там всякие, ягодки...

Он захлюпал носом и сделал вид, будто плачет. Елизар любил и умел пользоваться таким приемом, когда понимал, что сделал что-то не так, и сейчас его будут наказывать, возможно, даже больно. Вины за собой он сейчас не чувствовал, но решил, что с такими суровыми дядьками лучше не спорить, а сразу включать «дурика» и начинать громко плакать.

Рыжебородый, которого Елизар сразу принял за главного, хрипло произнес:

— Грибочки, говоришь, ягодки… Ну-ну. Ты откуда будешь?
— Из Москвы, — прорыдал Елизар.
— Все понятно: панский сыночек или лазутчик. Связать его и в телегу, потом разберемся!
Елизар взвыл, но сразу получил огромной ладонью по голове.


«Хорошо, что не кулаком», — мелькнула мысль.

Кто-то спрыгнул с лошади, схватил его и крепко-накрепко связал ему руки впереди кожаной веревкой. Затем Елизара, как мешок, закинули на плечо и отнесли к телеге. Там бросили на сено рядом с огромным деревянным сундуком.

— Степка, — послышался тот же хриплый голос, — головой отвечаешь.
Елизар сделал попытку еще раз громко взвыть, но чей-то голос прикрикнул:

— А ну, цыц! А то перехвачу нагайкой…
Колонна пустилась в путь, за ней, поскрипывая, тронулась телега. Елизар решил притихнуть, а то и правда, прибьют еще ненароком. Дикари, сразу видно.

Перед ним на телеге сидели двое. Лежа на спине, Елизар видел только их спины. Одна огромная, в мелкой железной кольчуге, другая — поменьше, в белой рубахе. Тот, что поздоровее, ловко управлял лошадьми, время от времени подхлестывая их длинной хворостиной.

Рассвело, туман совсем рассеялся. Время от времени колонна останавливалась, вперед выезжали два всадника. Спустя какое-то время они возвращались, и колонна продолжала движение. Через два часа передний всадник поднял высоко руку и, оглянувшись, скомандовал:

— Привал! Степка, готовь поесть чего.
— Хорошо, — ответил тонким голосом второй попутчик Елизара.
Он повернулся, и Елизар увидел, что это мальчишка лет пятнадцати с крепким квадратным подбородком, большими серыми глазами и еле пробивающимися над верхней губой усиками. Тот, глянув на Елизара, начал доставать из телеги мешки и кувшины.

— Так, четырнадцать человек, — бормотал мальчишка, — по три яйца каждому. Это будет… это будет… — он закатил глаза. — Три плюс три, еще три, еще… это уже десять, — он начал загибать пальцы. — Еще, еще три… Эх, сбился… — «счетовод» положил мешок на землю и стал доставать яйца. — Три, еще три, третьему, четвертому… Это у нас уже… один, два, три, четыре... Так, сбился опять. Еще нужно хлеба. По полкаравая на каждого. Сколько всего… — он снова обратил свой взор на небо.

Елизар с любопытством смотрел на него.

В это время всадники уже попрыгали с лошадей и, привязав их к деревьям, сели кружком на поваленных бревнах.

— Ну, что там, счетовод! — крикнул тот, что приказал связать Елизара. Он, по всей видимости, был старшим. — Долго еще ждать?
— Подождите, я считаю! — воскликнул визгливо Степан.
— Ну, давай, давай. Только побыстрее, а то есть хочется. Степан, загибая пальцы на одной руке, другой доставал яйца из мешка.

— Двадцать пять, двадцать шесть… Так, это на сколько человек?
— Неси все, что есть, — раздался голос из сидящих на бревнах и лежащих рядом мужиков. — Сами разберемся.
— Не, — ответил Степан. — Так нельзя. Вы все съедите, а нам еще ехать. Не мешайте. Сейчас посчитаю, и все выдам. Так, четырнадцать человек по три яйца каждому, по полкаравая хлеба, по куску мяса. Сколько же это будет?
— Сорок два яйца, семь караваев хлеба и четырнадцать кусков мяса, — произнес Елизар.
Степан недовольно взглянул в сторону телеги.
— А ты сиди себе и не вякай, полячишка жалкий. Тоже мне, мелкий, как вошь, а все туда же... Грамотный. — Он слегка задумался. — Сколько, говоришь, яиц?
— Сорок два, — отозвался Елизар.
— Ща проверим. — Степка начал раскладывать яйца по кучкам. — Точно, сорок два. А хлеба, говоришь, сколько?
— Если по полбуханки, то семь.
— А если по трети?
— Тогда пять и еще один кусок останется, — мгновенно ответил Елизар.
— Врешь, гад, ты не мог так быстро посчитать. Я на твои руки смотрел. Ты пальцы совсем не загибал.
— А зачем их загибать? — удивился Елизар. — Я в уме считаю.
— В уме? — открыл рот Степа. — Знаю я, что у тебя на уме. Предатель, лазутчик! Так, значит, пять караваев, сорок два яйца. Ну, кусков мяса, понятно, четырнадцать. Не дурак, считать умею.
Он собрал это все в кучу. Достал бочонки воды из телеги.

— Идите получать! — крикнул Степа. — На каждого по три яйца, треть хлеба, кусок мяса и воды сколько хотите.
Лежа в телеге, Елизар с интересом наблюдал, как происходит трапеза на природе. Все без исключения вместо вилок и ложек использовали свои огромные ножи. А хлеб не резали, а ломали руками. О существовании тарелок и стаканов, видимо, они тоже не знали. Ну, а руки помыть перед едой — какое там! Они их вытирали о свои старые, засаленные штаны. Одним словом, дикари, — сделал окончательный вывод Елизар.

«Судя по всему, — продолжал он свои размышления, — чтобы понять, какой сейчас год, нужно еще лет сто откинуть назад от тысяча семьсот двенадцатого года. Получается тысяча шестьсот двенадцатый год. Это что ж, я попал в тысяча шестьсот двенадцатый год? Надо уточнить. Что же у нас в том году было? Не помню. Может, Ленин какой? Не, Ленин — это тысяча девятьсот какой-то год. Грозный… Царь Грозный. Во, точно! А может, не Грозный…»

К нему подошел Степан.

— Есть-то хочешь? Держи, — он протянул Елизару кусок хлеба. — Точно как ты сказал: пять караваев хлеба разошлись и один кусок лишний остался, ешь. И с яйцами все точно. Ты как это быстро считаешь?
— Как-как, в уме перемножаю, — Елизар взял связанными руками хлеб и засунул в рот. Хлеб был невкусный, черствый и несоленый.
— Чего делаешь? — удивился Степан.
— Умножаю или, если нужно, делю, — давясь черствым куском, пробубнил Елизар.
— На, водичкой запей, — дружелюбно предложил Степа.
— Тебя как звать-то?
— Елизар.
— А меня Степан. А ты чего, правда что ли поляк?
— Не, я не поляк, я русский.
— А откуда?
— Из Москвы.
— Ну там сейчас одни поляки сидят…
— А русские где? — опешил Елизар
— А русские — это мы. Освобождаем Москву от злодеев. Да ты не прикидывайся, не знаешь что ли…
— А сейчас какой год, тысяча шестьсот двенадцатый?
— Нет. — Степан задумался. — Сейчас вспомню. Семь тысяч двадцатый год теперича.
— Не может быть. Такой год будет только в… — он задумался.
— В общем, нескоро. — Подумав еще немного, спросил:
— Ну, хорошо, а кто сейчас у нас царь?
Степан с недоверием посмотрел на Елизара, хотел что-то сказать, но старший крикнул:

— По коням!
Все кинулись собираться и рассаживаться на лошадей. Когда колонна тронулась, Степан пересел поближе к Елизару.


— Слушай, — пробормотал он, — а ты можешь мне объяснить, как ты в уме... ну, это…
— Умножаю и делю?
— Да, вот это самое. Я тоже хочу.
— Нужно таблицу умножения знать.
— Ну, расскажи. Что за таблица такая?
— Два на два равно четыре, три на три равно девять. Слыхал?
— Не.
— Нужно записать, а потом просто заучить.
— Писать сейчас нечем, да и руки у тебя связанные. А ты так расскажи, может я запомню.
Елизар начал подробно рассказывать про таблицу умножения. Приводил примеры с яблоками, грушами, апельсинами. Затем в ход пошли примеры с велосипедами и машинами, поездами и неведомыми для Степана пунктами «А» и «Б». Степан сидел с открытым ртом, ничего не спрашивал, только время от времени издавал тихие возгласы: «Ого! Ух, ты! А еще? Ну, это само собой!»
Елизар почувствовал прилив сил. А как же — пришел его звездный педагогический час. Он начал рассказывать все подряд, что помнил. С умножения и деления перешел на формулы с Х и У, затем на счет и умножение столбиком, потом его понесло на деление клеток, инфузории, тычинки и прочую биологию. Лежа на спине и подложив под голову мешок, он прочел Степану с выражением стихотворение «Бородино», перешел уже на рассказ про видео-игру со стрелялкой и гонками на машинах.

Степан, явно не понимая, о чем речь, сидел счастливый и довольный, время от времени в знак одобрения, покачивал головой и кивал в знак согласия. Было такое впечатление, что это происходило не в далеком прошлом, где-то под Москвой в дремучих лесах, а в школе в наши дни, где друзья рассказывают о вчерашних событиях, новых играх и уроках, что задают в школе.

— Ну-ка, цыц! — вдруг прикрикнул на них сидящий впереди дядька. — Тихо!

Глава вторая

Только сейчас ребята заметили, что колонна всадников стоит, а главный рыжебородый, подняв руку вверх, приподнялся на стременах и внимательно прислушивается к лесу. Затем он взмахом руки отправил двух всадников вперед по тропе. Те, достав ружья, поехали тихо, и вскоре скрылись за деревьями. Воцарилась томительная тишина. Слышно было только пение птиц и пофыркивание лошадей.
Через несколько минут из глубины леса раздался выстрел, затем еще один, разнесся дикий крик. Все всадники, как по команде, схватили щиты и обнажили мечи. Даже Степка мгновенно достал откуда-то из-под здоровенного сундука лук со стрелами и вложил стрелу в тетиву. И тут началось…

Из леса, со стороны дороги, послышались крики, визг и топот лошадей. Через мгновение оттуда с гиканьем и улюлюканьем выскочили всадники. На головах у них были защитные шлемы, а в руках пики, луки и ружья. Отовсюду начали стрелять и кричать. Воздух наполнился запахом пороха и свистом летящих стрел и пуль. Нападающих было намного больше. Бой продолжался недолго, и уже через несколько минут на землю повалились, сраженные пулями и стрелами, окровавленные всадники. Здоровенный дядька, управлявший телегой, в которой ехал Елизар, был убит точным попаданием стрелы в шею. Он откинулся назад на телегу, придавив своим широким телом Степана и Елизара, и тем самым спас их от неминуемой смерти.

Когда все стихло, Елизар услышал русскую речь. Голоса быстро приближались к телеге. Елизар решил закричать:

— Помогите! Помогите!
— Здесь кто-то есть, — послышался громкий голос. — Кто здесь?

— Это я, я здесь, — закричал еще громче Елизар.
Тело убитого мужика, прижавшего ко дну телеги Елизара, подняли и сбросили вниз. Елизар увидел, что над ним склонилось около десятка голов. Люди с любопытством изучали его.

— О, малец. Ты откуда? — поинтересовался один из них.
Елизар от страха потерял дар речи.
— У него руки связаны, развяжите, — сказал кто-то другой.
Елизара подняли из телеги и перенесли на травку.
— Тут еще один есть, мертвый или без сознания, — раздался крик от телеги.
— Неси его тоже сюда, разберемся. Елизар увидел, что рядом с ним положили Степана, залитого
кровью.

— Воды им нужно дать, — участливо произнес тощий дядька с длинными усами.
Принесли воды. Елизар начал жадно пить, судорожно соображая:
«Что же делать, что делать? Кто это — свои или враги? Говорят по-русски. Зачем тогда напали?»

Он постарался немного оглядеться, но ничего толком не увидел. Только сапоги мужиков и край телеги.

Рядом застонал Степан.

— Живой, значит, только ранило. Дайте и ему глоток, — произнес суровый голос — Что с сундуком? Вскрыли?

— Нет еще, вскрываем, — раздался голос с телеги.
— Так, мальцов взять с собой, — скомандовал тот же суровый голос. — Они, видимо, пленники, коль связанные были. Потом разберемся кто такие. Что там с оставшимися живыми? Тащите их сюда.
Вода у Елизара закончилась, но он продолжал делать вид, что пьет. Это давало время обдумать ситуацию. Раздался скрип замка с телеги, и радостный голос сообщил:


— Открыли! Здесь, все здесь, золотишко и серебро! Полный сундук!
— Хорошо, — произнес человек с суровым голосом. — Закрой его и глаз не спускай. Головой отвечаешь. Мальцов закинь в телегу, с тобой поедут.
Начали подводить пленников. Их осталось всего пятеро, включая рыжебородого. Пока ребят переносили на телегу, Елизар успел взглянуть на них. Все они были со связанными руками, без шлемов. У двоих лица в крови. Один еле стоял на ногах, его поддерживали под руки. Елизар так и не услышал, о чем они начали говорить. Как только их со Степаном положили на телегу, она тронулась и поехала быстро по дороге.

Ехали недолго. Может с полчаса или чуть больше. Степан пришел в себя и мрачно смотрел на Елизара. Елизар сделал ему знак молчать. Тот кивнул в ответ. Елизар прошептал ему только то, что их приняли за своих и куда-то везут.

Привезли их на большую поляну, где был разбит лагерь из двадцати больших палаток. Народу было очень много.
В основном, как понял Елизар, военные. Телега остановилась возле одной из палаток, и два мужичка перенесли Елизара и Степана внутрь. Там было сухо и темно, и вскоре глаза, привыкнув к полутьме, стали различать предметы.

Мальчиков положили на деревянные настилы, где были набросаны тряпки, и пообещали принести еду. Через несколько минут зашел человек и принес деревянные миски, в которых было что-то среднее между кашей, картошкой и супом. Это была, как сказал Степан, пареная репа. На удивление,
Елизару еда понравилась. Он закусил это все куском хлеба и остался очень доволен. Степан есть не стал, сказав, что такое не ест.

— Ты весь в крови, — осторожно произнес Елизар. — Ранило?
— Не, не моя кровь, я сам вначале испугался. Думал, все, убили. — Степан с помощью воды и тряпки начал отмывать кровь с лица и рук.
— Ну, и кто это? — спросил Елизар.
— Враги, предатели. Главный у них атаман Заруцкий.
Гетману служит, гад.
— У тебя все гады и предатели. Я предатель, поляки предатели, но это же русские люди. Они тоже предатели?
Степан подумал и сказал:

— Не знаю, как ты, может и не предатель, не лазутчик, но поляки — враги. Они нам своего царя хотят поставить — королевича Владислава. А нам нужен свой русский царь.
— Так чего, сейчас-то какой царь на Руси? — спросил с интересом Елизар.
Степан сильно задумался, а затем сказал:

— Не знаю кто ты на самом деле, но ты не наш, не русский. Такие вопросы задаешь, на которые каждый ребенок знает ответ. Ты не поляк, а кто ты? Откуда?
— Ты не поверишь все равно, — ответил Елизар, затем, подумав, добавил: — Я наш, но из будущего.
— Откуда? — ошарашенно спросил Степан.
— Ну, из будущего, — важно произнес Елизар. Посмотрев на Степана, он понял, что лучше разъяснить попроще.
— Это оттуда, которое настанет через много-много лет. Когда ты умрешь, когда все цари сегодняшние и завтрашние умрут. Понимаешь? Там у нас нет никаких царей совсем. Там это... у нас самый главный на земле — президент. Да…
— Ты из рая что ли? — прошептал Степан и перекрестился.
— Не, не из рая. Рая тоже нет, — зачем-то добавил Елизар.
— А что есть? — продолжил креститься Степан.
— Ну, там… это… — Елизар замялся. — Будущее есть. Вот я из него.
— Врешь ты все, — решительно заявил Степан. — Рай есть и Бог есть.
— Да я не против, — стушевался Елизар. — Может и есть, у нас тоже многие верят в это. Но я сам из будущего. Четыреста лет вперед, понимаешь? Ни царей уже нет, ни королей. Интернет, компьютер, автобусы, самолеты… Понимаешь?
— А Бог есть? — гнул свое Степан.
— Может и есть, но я не видел.
— А если есть, значит и царь нужен, — сделал неожиданный вывод Степа. — Без Бога и царя никак нельзя. Грех! — Он еще раз перекрестился. Елизар вздохнул. К такой постановке вопроса он не был готов. В палатку вошли трое.

— Вы что ли в телеге приехали? — спросил один из них.
— Мы, — ответил Елизар.
— Вы кто и откуда? — спросил тот же человек.
— Мы из Москвы, нас схватили, — начал было Елизар, но его прервали.
— Быстро в телегу, сейчас поедете к гетману. Там и расскажете, кто такие, и решим, что с вами делать. Не успели Елизар и Степа что-то сказать, как двое воинов схватили и вывели их из палатки. Телега с большим сундуком стояла неподалеку, готовая к отправлению. Новый кучер подтягивал подпругу и проверял хомуты у лошадей. Вдруг из леса показалась небольшая вооруженная группа людей на лошадях, а между ними медленно брели связанные веревками пленники во главе с рыжебородым. Группа двигалась к лагерю. Собралась большая толпа. Люди кричали, улюлюкали. Даже кучер бросил повозку и пошел поглазеть на арестованных. По мере приближения группы всадников к лагерю, толпа ожидающих росла.

— Повесить их! — раздался крик из толпы. — Чего с ними возиться.
— Повесить! Повесить! — подхватила толпа. Елизара со Степаном довели до телеги.
— Ждите, сейчас поедете! — велел один из воинов.
Они сели на телегу и стали ждать. Группа всадников с пленниками доехала до лагеря.

— На березу их всех, — гудела толпа. — Повесить! Четвертовать!
Казалось, все в лагере пришли посмотреть на пленников и на предстоящее зрелище. Елизар и Степан, забытые, сидели на телеге и ждали своей участи.

— Сейчас их убьют, а потом и нас, — пробормотал Степа и захлюпал носом.
Елизар, оглянувшись по сторонам, украдкой перебрался на место кучера, взялся за повод и тихонько шлепнул им по крупу лошади.

— Ну, давай же! — прошептал он.
Лошади сделали шаг, другой, и телега покатилась по дороге. Никто из толпы не обратил на это внимания. Все произошло так быстро и неожиданно, что даже Степан сразу ничего и не понял. Только когда телега въехала в лес, он удивленно спросил:

— А куда мы едем? Елизар, сидя на месте кучера, обернулся.
— Давай, Степа, бежим! — И сильно ударил найденной здесь же длинной хворостиной по спинам лошадей.
Лошади перешли на рысь.

— Ой, что будет? — зашептал Степан. — Вот теперь нас точно повесят, когда поймают. — Он обхватил голову руками.
— Пусть сначала попробуют, — Елизар дал еще раз по круглым бокам лошади. — Давай, давай! — в полный голос закричал он.
Лошади перешли на галоп, и повозка полетела по лесной чаще. Пока Степан, сидя в телеге, держался за голову и причитал:
«Ой, что же с нами будет? Что же с нами сделают?», Елизар хлестал и хлестал лошадей. Вскоре они выскочили из леса и понеслись по полю.

— Степа, куда скачем-то? — закричал Елизар. — Ты дорогу знаешь?
Степа уже успокоился и начал перебираться поближе к Елизару.

— Нужно к своим пробираться. В лес нужно, тут нас быстро поймают.
Елизар повернул телегу в сторону леса. Крупы лошадей стали мокрые и начали покрываться белым налетом.

— Лошадей уморим! — закричал Степа. — Надо им дать отдохнуть, — он перехватил вожжи у Елизара.
Как только они достигли края леса, Степан пустил лошадей в шаг, и через пять минут они остановились.

— Все, передышка, — сказал Степа. — Нас уже, наверное, ищут. Нужно отсидеться дотемна.
Спрыгнув с телеги, Степа умелыми движениями ослабил подпругу и развязал всякие ремешки. Елизар, найдя в телеге бочонок с водой, открыл его и принялся пить.

— Лошадям оставь! — крикнул Степан. — Им-то нужнее.
Он осторожно повел лошадей с телегой в ближайший овраг и начал прятать их в самом непролазном месте. Через полчаса лошади уже пили воду из найденного поблизости ручья, а Елизар со Степаном, закидав телегу сверху еловыми ветками, сидели рядом на земле и жевали хлеб с мясом.

Глава третья

— Что делать будем, Степа? И что это за сундук? Там правда золото? — оторвавшись от еды, спросил Елизар.
— Да, это золото с серебром мы везли из Новгорода. Для князя Пожарского. «Князь Пожарский… — такое имя Елизар слышал в школе.
— Так-так…»
— Пожарский, а там еще Тминин какой-то должен быть, да?
— Не Тминин, а Минин. Кузьма Минин. Наш староста из Новгорода. Мой дедушка, между прочим. От него-то я и везу деньги. Он собрал их, чтобы можно было купить солдат, стрельцов, наемников всяких. За просто так воевать никто не хочет, только за деньги. Тогда мы сможем выбить поляков и их царя из Москвы.
— Точно, Минин и Пожарский! Вспомнил! — радостно воскликнул Елизар. — Им еще памятник на Красной Площади поставили.
— Кто поставил?
— Не знаю, у нас в будущем… Ты помнишь, я рассказывал… У нас всем известным людям ставят памятники. Ты что-то хорошее сделал для страны — бац, тебе памятник сразу.

Степан нахмурил брови.

— Может, они Русь спасли? — тихо спросил он.
— Может, и спасли. Кто их знает? Я точно не помню. У нас, знаешь, сколько информации в школе дают? Тут бы глаголы все неправильные выучить по английскому, не до истории. Ее я учу обычно, когда остальные уроки сделал. А бывает, и вовсе не учу. Степан с любопытчтвом смотрел на Елизара.

— Так ты чего, не врал что ли, что ты из того… из этого, как ты говоришь ЗАВТРА?
— Не из ЗАВТРА, — поправил Елизар, — а из БУДУЩЕГО!
— Ничего себе! — Степан присвистнул. — А я думал, ты того… врешь.
— Да когда я врал? Я вообще не вру. Это ж последнее дело — врать. — Елизар изобразил сильную обиду и даже для убедительности отвернулся.
— Да ладно, это я так, — извиняющимся голосом начал Степан. — Сам понимаешь, разве можно такому сразу поверить. Но я верю, честно верю. Ты вон… если бы не ты, пропали бы наши драгоценности. Издалека послышался тихий гул. Он нарастал. Все сильнее и отчетливее был слышен стук копыт. Ребята замерли в испуге. Явно погоня. Две лошади, стоящие в низине, среагировали: подняли высоко уши и начали оглядываться. Степан бросился к ним с двумя мешками и начал надевать им на морду. Уже слышалось позвякивание оружия. Ребята притаились. Сейчас, сейчас… их найдут и тут же повесят или просто порубят саблями. Степан для чего-то схватил из телеги лук, вложил в него стрелу и замер. Преследователи промчались где-то сверху и начали удаляться. Через несколько минут все стихло.

— Пронесло, — с облегчением выдохнул Степан. — Нам до ночи отсюда вылезать нельзя. Да и ночью куда ехать? Я ж дороги не знаю. У нас старший только знал дорогу.
— Это с рыжей бородой, что ли? — спросил Елизар
Степан кивнул.
— Ну, давай выбираться отсюда без сундука. Так легче.
— Не, — замотал головой Степан — Без сундука нельзя. Если мы его не привезем, нечем будет платить воинам, и они все разбредутся. Без денег никто воевать не будет.
— А за Родину? За Родину только за деньги, что ли, воюют? — удивился Елизар.
— Гетман Ходкевич тоже говорит, что за Родину пришел воевать, так еще и денег в придачу дает. У него знаешь сколько русских, помимо поляков и запорожцев? И все тоже за Родину пришли воевать. Не, нам без денег нельзя. Без денег мы проиграем. Мне это дед говорил перед дорогой. В них, говорил, наше спасение — спасение Руси.
— А твой дед и этот Пожарский тоже за деньги воюют?
— Не, дед отдал все свои деньги и золото, и с горожан собрал, кто сколько дал. А кто не дал сам — у того все равно забрали. Дед у меня царя русского хочет поставить. Будет, говорит русский царь, — будет и порядок на Руси. Он у меня такой! И Пожарский тоже не из-за денег воюет, но и без денег воевать не будет. А простой народ, стрельцы всякие, ополченцы — им платить надо.
— Ладно, понял, не дурак. У нас тоже все за деньги делается. Подождем дотемна, а там будем думать, что делать, — сказал Елизар. — Чего у нас еще-то пожевать есть? Я чтото голодный.

День прошел в раздумьях, что делать. Но ничего не придумывалось.
Солнце уже начало садиться, как Елизара осенило:
— Идея! Нужно залезть высоко на дерево и осмотреться. Может, чего и увидим. Через пять минут Степан, сбросив обувь, ловко, как белка, взбирался на высокую старую сосну. Спустя некоторое время он слез и, отдышавшись, сообщил, что видел в верстах пяти по направлению к солнцу купол колокольни. Но что это, он не знает.

Решили, как наступит ночь, ехать в том направлении. Степан заранее стал готовить лошадей, а Елизар решил пройти вперед и посмотреть дорогу. Шел недолго, минут двадцать, и вышел на крутой берег реки, которая делала крутой поворот. На другом берегу виднелся монастырь, обнесенный высокой белой стеной. На поле перед монастырем горели костры, стояли шатры, и было очень много народу, лошадей, повозок, всадников.

Похоже, военный лагерь. Только чей? «Наших», как называл их про себя Елизар, или врагов. Тут ошибаться нельзя. Это тебе не в школе контрольную писать. Ошибка — и все, пропал. Уже не переделаешь.

До лагеря было далеко, да и уже стемнело, так что Елизар с трудом вообще мог что-то разобрать. Единственное, что сразу бросилось в глаза — где-то он видел монастырь, причем не раз. Да и изгиб реки под высокой горой тоже показался знакомым. Не площадка ли это Университета, где так часто бывал Елизар с родителями и откуда он сейчас вел наблюдение? Очень похоже. Там, вроде, стадион Лужники внизу должен стоять. Но его нет. Правильно, тогда его и не было. А монастырь был. Теперь он точно вспомнил, что не раз видел этот знакомый силуэт. Вот только название... Там еще рядом метро должно быть. Лет, правда, через четыреста. И третье транспортное кольцо.
Елизар еще долго вспоминал название монастыря, но когда солнце совсем уже стало заходить за горизонт, решил вернуться. Об увиденном тут же поведал Степану. Тот напряг свой лоб.

— Может, это Новодевичий монастырь?
— Точно он, Новодевичий! — воскликнул радостно Елизар.
— А ты откуда знаешь?
— Так мы туда и шли. Там должен стоять лагерь князя Пожарского.

Глава четвертая

Всю ночь ребята на телеге пробирались вниз к реке сквозь густой лес и овраги. От любого шороха и стука останавливались и замирали, подолгу прислушиваясь к ночной мгле. Только под утро они спустились к реке и, найдя брод, потихоньку перебрались с телегой на другую сторону. Каково же было их удивление, когда они, уставшие, мокрые и замерзшие, подъехали к заграждению лагеря и наткнулись на спящих мужиков. Это было, как понял потом Елизар, охранение лагеря.

Протерев глаза, сонные охранники долго не могли понять, почему два паренька на телеге требуют, чтобы их срочно пропустили к князю Пожарскому. Степан им даже какую-то бумагу в нос тыкал, но стражи, видимо, читать не умели и хотели вначале развернуть телегу и не пускать ее на территорию лагеря. Но, слава Богу, все разъяснилось, и Елизара со Степаном тут же вместе с телегой сопроводили к князю Пожарскому.

Там выяснилось, что князь не в лагере, а в деревянном городке в часе езды от монастыря. Издалека Елизар увидел даже стены Московского Кремля, но там, по словам сопровождающего их стрельца, находились поляки. Они забаррикадировались и держали осаду против войска князя Пожарского. Им на помощь спешило войско гетмана Ходкевича.


Ходкевич, как понял Елизар, был враг для Руси. Он нанял иностранных наемников, поляков и Запорожских казаков. Были у него в войске и русские дружины. И он по приказу польского короля должен был разбить войско Пожарского, осаждающее Кремль, и воссоединиться с польским гарнизоном. Сил у него имелось больше, чем у нашего князя, потому что денег больше.

Елизар все это с интересом слушал и сам себе твердил: «Что же это я, балбес, все пропустил в учебнике истории. Там же было все подробно расписано, с картами, картинками. Помню только, памятник стоит на Красной площади».

Встретили их у князя как дорогих гостей. Князь нарадоваться не мог, что деньги и золото все же добрались до него. Ему вчера еще сообщили, что отправленный тайными тропами драгоценный груз из Новгорода захватили враги. Он уже упал духом и собирался отступать из Москвы, так как силы не равны. А теперь сможет заплатить, и князь Трубецкой сразу придет на помощь со своим войском, да и другие князья примкнут к ополчению. Пушки можно будет купить. С ними можно и повоевать еще.

В общем, князь находился в отличном расположении духа. Сообщил Степану, что скоро в войско приедет и его дедушка — Кузьма Захарьевич. Степа очень обрадовался этому известию и весь светился от счастья и гордости. Его вместе с Елизаром сытно покормили блинами и жареной рыбой и отправили отсыпаться.

К вечеру, когда ребята проснулись, Степан пришел с гусиным пером и свитком к Елизару.

— Елизар, ты помнишь, обещал научить меня какой-то таблице, по которой я смогу быстро считать?
Елизар написал ему подробно в колонке всю таблицу умножения, первый раз в жизни, используя настоящее гусиное перо в качестве ручки. Ему пришлось постоянно макать его в какой-то сок, напоминающий ежевичный, и аккуратно, чтобы не оставить капли на листе, делать запись. Это было забавно, но очень неудобно. Весь лист был усеян каплями и помарками от пера.

— Смотри, — говорил Елизар. — Дважды два — четыре, два умножить на три — шесть, два на четыре — восемь. Это нужно просто заучить.
Степан ничего не принимал на веру.

— Докажи, — кричал он, — докажи!
Принесли мешок с репой, и Степан все комбинации таблицы умножения перепроверял, раскладывая репки на отдельные кучки. А затем цокал языком и восхищенно восклицал:

— Точно, сорок восемь! Ты смотри, репка в репку — семьдесят две! Это ж надо!
Позже Елизар объяснил ему, как можно, используя таблицу умножения, делить. Степан поразился, как быстро и, главное, точно, можно тысячу стрел поделить на сто человек. Он начал все вокруг умножать, складывать и делить. Лошадей делил и умножал, и узнавал сразу, сколько им нужно мешков сена или ведер воды на пропитание. Сколько, к примеру, можно купить пушек и ядер на тысячу рублей серебром. Сколько нужно денег, чтобы оплатить тысяче стрельцов службу.

Это его так захватило, что на следующий день Степа выучил всю таблицу умножения, и когда приехал его дедушка, сразу показал свои новые способности быстрого счета. Дедушке очень понравились такие знания, и он попросил Степу посидеть рядом с ним на военном совещании, которое планировалось на этот день. Степа сказал, что он должен обязательно взять с собой Елизара, своего нового друга, который и научил его таким премудростям. Дедушка не возражал.

Вечером того же дня в большой, просторной избе состоялся военный совет. На нем присутствовали, помимо дедушки Степана, князь Пожарский, еще один князь, тоже Дмитрий Пожарский, но его называли почему-то ДмитрийЛопата.

«Наверное, — подумал Елизар, — кличка такая».

Присутствовали еще воевода Михаил Дмитриев, Федор Левашов, другие какие-то люди. Вопрос стоял очень остро — как отбиться от гетмана Ходкевича. По точным данным, он со своим войском в двенадцать — пятнадцать тысяч сабель подошел к Москве и стоял лагерем на Воробьевых горах. У Пожарского и его войска было почти в два раза меньше людей. Князю Трубецкому обещали заплатить, если он поддержит ополчение и приведет еще две тысячи сабель. Но и тогда ополчение Пожарского проигрывало по численности неприятелю. И главное, непонятно было, откуда выступит противник.

Нужно было на привезенные деньги закупить пушки и ядра. За этот расчет тут же взялся Степан. Параллельно решали, куда ставить пушки. Если Ходкевич начнет в лоб и выйдет к Новодевичьему монастырю — это одно. Если пойдет конницей в обход, то куда: влево, вправо? Если бы узнать заранее, можно было перебросить свои силы и вооружение. Причем, Ходкевич находится на Воробьевых горах, и вся Москва у него как на ладони. Он видит все укрепления и войска Пожарского. Пожарский не видит ничего. Что делать? Как быть? Все призадумались, лица у всех стали строгими и суровыми.

— А что если… — вдруг раздался голос из угла комнаты, где сидел Елизар. — А что если сверху как-то наблюдать за неприятелем?
Все посмотрели на Елизара, затем на князя Пожарского.

— А кто это? Кто этот малец?
— Это друг Степы, — начал объяснять князь. — Он-то и спас наш сундук с золотом и серебром. Все еще раз с интересом посмотрели в угол, где сидел маленький с большими щеками мальчик лет десяти.
— А что ты имеешь в виду? — спросил дедушка Степы. — Сверху-то оно, конечно, хорошо наблюдать, но как? Мы же не птицы, летать не умеем.
— Может, на шаре попробовать? — предложил Елизар.
— На шаре? Это как?
— Ну, на воздушном шаре, знаете?
— Ты иди-ка сюда, сынок, и объясни, как это.

Глава пятая

Елизар подробно рассказал, что если надуть шар и поднять его на веревке на высоту в сто или двести метров, с него можно все увидеть. И обо всех передвижениях неприятеля передавать вниз. О таком шаре никто никогда не слышал и видеть его не видел. Елизар тоже имел слабое представление о том, что это за шар. Он попросил бумагу и изобразил на ней шар с привязанной к нему снизу корзиной с человеком.

— Как же он поднимется вверх с корзиной, да еще с человеком? — спросил кто-то.
— Так мы горелку поставим, и она будет горячий воздух туда надувать, — объяснил Елизар. — Шар надуется и взлетит.
— Брехня! Не надуется и уж точно не взлетит, — выразил недоверие худой нескладный бородач.
— Взлетит, я видел такие шары и не раз, — ответил Елизар, а сам подумал: «Да, только на картинках и в мультфильмах…»
— Не взлетит, —послышался голос. — Горе-изобретатель. Человек никогда не взлетит. Он что — птица? Летать только птицы могут. У меня в деревне тоже был изобретатель, крылья себе сделал. Так я его на бочку с порохом посадил и поджег. Пущай, думаю, полетает!
Раздался радостный и одобрительный гогот.
А может, все-таки попробовать? — сказал задумчиво дед Степана. — Чего мы теряем? Вот он сам и сядет в корзину.


Через полчаса было окончательно решено делать такой шар. Елизар на рисунке стал изображать, как это все должно выглядеть. Позвали мастерового и велели все сделать к завтрашнему дню, как скажет Елизар. Сил и людей не жалеть, но чтобы шар к завтрему был! Вместе с Елизаром мастеровой человек Осип пошел в большой сарай, и они тут же приступили к подробному обсуждению проекта.

Вскоре к ним присоединился Степан, которого дедушка послал следить за производством. Степану страшно понравилась идея. Да и Осипу, старику с седой бородой, показалось, что идея хоть и нова, но очень интересна и реально выполнима.

Весь вечер и всю ночь они стучали, резали и строили. Елизар сказал, что нужно сделать огромный шар из ткани, и чтобы ткань была прочной, легкой и не пропускала воздух. Разослали гонцов, и вскоре рабочая группа в лице Елизара, Степана и Осипа имела огромные свертки парусины. Степан проявил незаурядные способности в проектировании будущего шара. Он все считал, измерял. А когда глубокой ночью работники отказались шить шар, сославшись на то, что нужно идти спать, побежал к дедушке и пожаловался на них. Тут же в мастерскую пришли огромные бородатые дядьки и сказали, что если кто уйдет спать, и не будет шить шар, им — виселица. Работа мгновенно возобновилась.

К утру шар был сшит, огромная корзина величиной с полтелеги, сплетена из камыша. В ней долго крепили железный короб, где должны были жечь дрова. Привезли на телеге огромные мотки крепкой веревки и начали крепить ее к ткани шара. Позже доставили сеть и обхватили ею ткань шара и уже к ней привязывали веревки и подвязывали их к корзине.
К обеду все было готово. В центре лагеря на земле разложили шар, в корзине в железном коробе начали разжигать огонь. Когда огонь разгорелся, края ткани шара начали на руках заносить над корзиной, и когда все тепло устремилось в шар, он начал потихонечку надуваться и приподниматься над землей.
На площадь вышел весь народ, что был в городке. Все с интересом смотрели на новое изобретение. Уже через час шар медленно оторвался от земли и повис над корзиной, удерживаемый лишь крепкими веревками, прикрепленными к корзине. Степа, который ни на одну минуту не покидал мастерскую, от восторга радостно кричал и смеялся.
— Летит, летит! — кричал он, бегая по площади.
Затем Осип, который и разработал подробный чертеж этого шара и сам делал всю главную работу, скомандовал:
— Вяжи длинную крепкую веревку к корзине и загружай всю корзину дровами! Быстрее, а то улетит!
И правда, не успели все это сделать, как шар оторвал корзину от земли, и она, удерживаемая крепкой веревкой, повисла в воздухе.

— Дедушка, дедушка, — закричал Степа. — Быстрее! — Он помчался в дом, где жил Кузьма Захарьевич.

Тот появился в сопровождении князя Пожарского. Они подошли к шару и начали с интересом изучать его конструкцию. В этот момент шар еще приподнялся, натянув сильно веревку.

— Ну, лезь, — велел Пожарский Елизару. — Сам придумал — сам испытай.
Елизару стало страшно. Одно дело видеть это на картинке, другое дело самому экспериментировать с неизвестным.

— Я один боюсь, — поежился Елизар. — Мало ли что.
— Можно, я с ним?– выступил вперед Степан. — Ну, дедушка, пожалуйста!
— Нельзя, это опасно, — покачал головой Кузьма Захарьевич.
Но Степа так упрашивал, что, в конце концов, тот сдался. Поставили длинную лестницу, и Елизар со Степаном влезли по ней в корзину и сели поверх дров.

Глава шестая

— Ну, с Богом, — сказал Кузьма Захарьевич и перекрестился.
 Перекрестились и все стоящие во дворе. Двое мужиков отвязали конец веревки от забора, к которому был привязан шар, и стали медленно отпускать ее за конец. Корзина медленно поплыла вверх. В ее железном коробе, весело потрескивая, полыхали дрова, давая сильный жар, который поднимался вверх прямо в шар. Шар начал резко подниматься. Внизу Елизар увидел, как несколько человек бросилось к быстро убегающему концу веревки. Они начали хвататься за нее и пробовать удержать. Но подъемная сила шара так быстро увеличивалась, что уже и пятеро не могли удержать конец веревки. Они повисли на ее конце, за их ноги уже хватались другие люди.

Степа, сидя на дровах, раскрыл руки, как птица, и, глядя вверх, орал, что было сил:
 — Летим! Летим! Ура!!!
Корзина зависла над землей на расстоянии метров сто пятьдесят. Перед их глазами, как на ладони, виднелась вся Москва: Московский Кремль, несчетное количество церквушек и колоколен, разноцветные крыши домиков. Все было как игрушечное. Маленькие люди ходили между маленьких игрушечных домиков. Маленькие игрушечные лошадки тянули такие же маленькие игрушечные повозки.

С большой горы, за игрушечным монастырем и игрушечной речкой, как муравьи спускались маленькие солдатики. Они тянули на своих игрушечных лошадях игрушечные пушечки и размахивали игрушечными сабельками. Их было так много, что они, схлынув с горы и переправившись через речку, начали заполнять пространство перед игрушечным монастырем, строясь в колонны и квадраты.

Елизар смотрел на эту картинку, как смотрят дети мультфильмы — с восторгом и изумлением. Так все красиво, как по-настоящему. Даже белые дымки из игрушечных пушечек и ружей — все как настоящее.

Порыв ветра слегка качнул шар. Потянул легкий ветерок со стороны реки. До Елизара начали отрывисто доноситься хлопки и легкое потрескивание. Внезапно он услышал отчетливо разорвавшиеся взрывы и оружейные выстрелы. Нет, это не игрушечные взрывы и выстрелы, это все настоящее: и войско настоящее, и конница, и пушки.

«Это же враги наступают», — мелькнуло в голове.

Елизар показал Степе в сторону реки. Тот, наоравшись от души на открытом воздухе и, видимо, посадивший от этого свой голос, начал махать руками и раскрывать рот, как рыба, пытаясь что-то сказать. Изо рта вырывались еле различимые хрипы и стоны.

— Враги, враги наступают, — заорал Елизар что было сил, перекинувшись через край корзины. Он начал рукой показывать направление, откуда наступал враг. — Враги, враги, — не унимался Елизар. Похоже, внизу услышали. Начались суета и беготня. Кто-то побежал в домики, кто-то, размахивая руками, — в сторону реки. В эту минуту люди, удерживающие шар за другой конец веревки, бросили ее и побежали со всеми вместе. Свободный шар взмыл в небо и резко набрал высоту. Вот уже двести метров над землей, триста...
Легкий ветерок дул с Воробьевых гор в сторону Кремля. Елизар только и успел увидеть, как длинная цепь всадников и солдат, переправившись через реку, тут же разворачивалась в боевой порядок и устремлялась на город. Их было так много, и они продвигались так стремительно, что казалось они, как саранча, покроют сейчас весь город. Им пытались противостоять незначительные силы солдат, засевших в укреплениях, но их сметали на своем пути передовые части конницы и неслись дальше к городу.

Шар поднимался все выше в синее, без единого облачка небо. Под ним внизу проплыл Московский Кремль, деревенские окраины города и показались бескрайние лесные просторы, уходящие далеко за горизонт. На этой высоте не было видно уже ни людей, ни коров. Домики превратились в маленькие квадратики, реки — в тоненькие веревочки. Стало вдруг очень холодно. Спасало только наличие своей печки, в которой продолжали весело потрескивать дровишки.

Степан скуксился. Похоже, он, наконец, понял, что произошло. Но понять, что будет дальше, не мог ни он, ни Елизар. Они сидели на дровах, прижимаясь к печурке, и рассматривали открывающиеся горизонты.

— Слушай, — просипел Степан. — Смотри, горизонт закругляется. Будто земля круглая.
— Конечно круглая, — ответил Елизар. — А ты что, про это не знал?
Тот задумался.
— Тогда скоро мы облетим всю землю и вернемся обратно, — начал жестами показывать Степан.
— Это вряд ли, — произнес Елизар.
Шар все несло и несло, а ребята все сидели на дровах, подбрасывая их время от времени в печку, и смотрели на заходящее солнце, на красный закат. Такой красотищи Елизар еще ни разу в жизни не видел.

Вскоре они погрузились в черную ночь со звездами, висящими, словно елочные гирлянды, прямо над головой. Казалось, протяни руку — и коснешься одной из них. Луна среди звезд, как огромное желтое блюдце, освещало дорогу в далекий неведомый мир. Степан, сев на корточки возле печки и прислонившись к вязанке дров, мирно посапывал и время от времени громко кашлял, нарушая тишину и покой звездной ночи.

— «Простудился, наверное», — подумал Елизар.
Его самого давно тянуло в сон, но он никак не мог устроиться, чтобы заснуть.

Глава седьмая


Вдруг… Ах, как много в нашей жизни происходит ВДРУГ. Мы рождаемся ВДРУГ, делаем первые шаги ВДРУГ, первое свое слово начинаем говорить как-то ВДРУГ… ВДРУГ — нам улыбается удача, ВДРУГ — нам не везет, ВДРУГ — мы встречаем на своем пути хорошего человека… Вся наша жизнь — ВДРУГ.

Так и сейчас. Вдруг Елизар услышал рядом легкое потрескивание и поскрипывание. Это точно было не в корзине, а снаружи. Он приподнялся и начал оглядываться. Рот непроизвольно раскрылся от удивления, глаза округлились. Он поверить не мог: рядом с корзиной, параллельно, в метах пяти, плыл синий троллейбус. Дверь была открыта, из нее выглядывал счастливый и довольный старичок в шапочке с надписью «Торпедо» и махал рукой.

Троллейбус медленно подплыл вплотную к шару. Елизар перенес ногу через край корзины и поставил ее на подножку троллейбуса. Он еще раз бросил взгляд на спящего Степана, тот зашелся в бесконечном кашле. Жаль оставлять его одного в таком месте, да еще больного. Елизар перекинул вторую ногу через край корзины, вбежал быстро в салон троллейбуса и схватил свою куртку, которая так и лежала на переднем сидении. Еще мгновение, он перемахнул обратно в корзину, укрыл курткой Степу и перепрыгнул обратно в салон.

Дверь мягко закрылась, колокольчики сверху проиграли знакомую мелодию, и Елизар увидел, как троллейбус стал медленно-медленно отделяться от корзины с шаром и, достигнув значительного расстояния, поплыл вверх, все выше и выше, к звездам и желтолицей луне.

Прошло уже много времени, начало светать. Елизар, сильно уставший, сидел в конце салона и смотрел в окно. Он увидел, как первые лучики солнца вырвались из-за горизонта и осветили вначале салон, а затем устремились вниз, освещая еще не проснувшуюся землю.

— Ну что, молодой человек, может и домой уже пора? — Спросил старичок.– Хватит, накатались. Дома родители ждут, младший братик Тоша соскучился.

— Да, да, домой! Конечно! — прошептал, проваливаясь в сон, Елизар. — Только вот посплю немного.
Он спал, подложив под щеку ладошки и облокотившись на окно. И что-то шептал во сне. Первый солнечный луч осветил его счастливое и одухотворенное лицо. Что он видел во сне, с кем разговаривал, кого внимательно слушал?

Брови его то сходились домиком, то разлетались, и светлая улыбка появлялась на губах.

Пока Елизар сладко спал, рядом с троллейбусом, освещенные первыми лучами солнца, словно почетный эскорт, плыли его новые друзья: Максимилиан верхом на лошади, Соня в пролетке с кастрюлей в руках, Ванечка с балалайкой, поющий песни, Степан, летящий на воздушном шаре. Вся эта процессия медленно двигалась по направлению к рассвету, туда, где из-за горизонта медленно вставало огромное оранжевое солнце.

Остановка «дом»

— Молодой человек, проснитесь. Вы что, заснули? — кто-то тряс Елизара за плечо.
— Сейчас, сейчас, — не открывая глаз, произнес Елизар.
— Еще чуть-чуть.
— Вам домой нужно, а не спать здесь, — его снова встряхнули за плечо.
— Да, да… — Елизар медленно открыл глаза.
Перед ним стоял пожилой дяденька в маленьких очках и тряс его за куртку.

— Уже поздно, идите домой. Вы где живете?
Елизар оглянулся. Знакомая остановка возле школы, где он каждый день садился на автобус, когда ехал из школы домой.

— А где троллейбус? — спросил он.
— Здесь нет никакого троллейбуса, здесь только автобусы, — подала голос стоящая неподалеку женщина.
— Ты где живешь? — спросила она.
— Где я живу? Где, где... в Москве. На Можайке.
— Вон, твой автобус едет. Садись, давай.
И правда, подъехал знакомый ему длинный бело-зеленый автобус с номером «157» на лобовом окне. Двери открылись, и Елизар запрыгнул на подножку. Все было как во сне. Он стоял возле входа, пока его не окликнул водитель. Сев на свободное место, Елизар понемногу приходил в себя. В руках он держал свой портфель. На нем была его куртка, в кармане болтался его любимый телефон.

«А как же синий троллейбус? — подумал он. — А как же все эти дяди Вовы, цари, Кутузовы и Пожарские? Это что, только сон? А Соня, Максим, Ваня, Степа — тоже сон? А что там с воздушным шаром и врагами поляками? Наши смогли победить или нет? А дядя Вова с бандитами, нашел он Соню или нет? С Кутузовым и его французами — чем дело закончилось? Ваня, интересно, у царя Петра Первого чем занимается? И дошли ли учебники до Миши Ломоносова? Максимилиан — что с ним стало? И что там с этими секретными складами под Москвой? Да, хорошо бы узнать про все это, но как?»

Немного подумав, он раскрыл портфель, вытащил оттуда стопку учебников и тетрадей. Среди них выбрал книгу с яркими цветными картинками сверху, а стопку положил на соседнее место. С цветной обложки на Елизара смотрели знакомые лица: дядя Вова с кепкой в руке, царь Петр Первый на лошади, дедушка Максимилиана почему-то с повязкой на одном глазу. На обратной стороне он увидел сидящего на его сундуке Кузьму Никифоровича и князя Пожарского, указывающего рукой куда-то, какого-то в белом парике дядю, держащего перед собой глобус и указку.

— Так, — с волнением прошептал Елизар. — Учебник по истории России…
Он глубоко вздохнул и дрожащими пальцами перевернул первую страницу…

* * *

Среди разбросанных на соседнем сидении тетрадок и учебников лежал незаметный конверт коричневого цвета из плотной шершавой бумаги. В центре конверта красовалась старинная сургучная печать с выдавленным витиеватым вензелем…