Служили два товарища

Воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны о своих боевых друзьях.


Рассказ первый. "День рождения с «языком»".

88-летний Петр Дейнега был  призван на войну в августе 1943 года. Ему шел 17-ый год:

- Мне пришлось освобождать Белоруссию, Литву. 9 октября 1944 года, когда мне исполнилось 18 лет, мы перешли границу Восточной Пруссии. Я был в то время заместителем командира взвода разведки полка, сержантом.  Мы вышли на шоссе, которое шло вдоль границы на самоходно-артиллерийской установке СУ-85. Впереди шел бой. Командир послал меня и еще двух моих товарищей в разведку. Идем, смотрим, невдалеке мчится немецкая машина. Как я понял,  немцы не предполагали, что советские войска находятся уже в этом районе Восточной Пруссии. Ехали в сторону своих войск, а тут – мы. Решили пойти наперерез. Пробрались кустарниками, и вышли на дорогу, перекрыв путь. В машине оказались – два немецких генерала и водитель. По их глазам было видно, что они не ожидали нас встретить. Мы взяли их всех в плен. Со мной вместе был мой сослуживец рядовой Ковалев…. Вот, не помню уже, как звали его. Он был старше меня года на два. Высокий, крепкий. Сам родом из Ленинграда. Мы с ним во многих военных операциях участвовали. Ну, вот и здесь на территории  Восточной Пруссии тоже. Поймали «языков», отвели в расположение полка. А у меня 9 октября – День рождения! Сослуживцы, конечно, поздравили...
С моим товарищем мы задержали однажды «власовца» *. 18 января 1945 года наш 1-ый танковый корпус был введен в бой. Мы нанесли удар в направлении сегодняшнего поселка Большакова. Однажды глубокой ночью на 20 января на "самоходке" мы вышли на край одного из уездов. Впереди видим – дома. В одном из них горит свет в окне. Тишина. Командир мне говорит: «Сынок, сходи-ка разберись, что там?» Мы вместе с моим товарищем рядовым Ковалевым пошли вдоль дороги к этим домам. Заходим в один дом, поднимаемся по лестнице на второй этаж. В комнате горит свет. Но никого нет. На столе стоят пустые бутылки и рюмочки. Видно, что недавно здесь выпивали. Заглядываем в соседнюю комнату. А там, на кровати спят мужчина и по бокам у него две женщины. В свете, падающим от приоткрытой двери вижу немецкий «френч», винтовку и парабеллум. Я говорю своему другу, мол, давай я с одной стороны зайду, ты с другой…. Подошли, начинаем будить немца, он лыка не вяжет. Попробовал его за чуб поднять, тот здоровый, даже не шелохнется. Говорю Ковалеву, давай ты его за чуб! Он схватил за чуб и вытянул из кровати. Тот ойкает, бубнит что-то, не поймет в чем дело. Мы его вывели на свет. Немки так и не проснулись. В зале начинаю допрашивать. Понимаю, что это не немец! Один вопрос, другой. Это – не немец! А ну, говорю, давай сознавайся! Кто ты?! Говорит-то он по-немецки, но меня не обманешь. Я тогда беру его френч, достаю документы. Смотрю, а там по-немецки «доброволец». Оказался он родом из Ростова-на-Дону. Самый натуральный «власовец». Когда все выяснилось, он зарыдал, мол, простите меня! Мы ему руки связали, и вперед -  повели куда следует….
Вот так мы и воевали с моим боевым другом. А когда война закончилась, он уехал в Ленинград, откуда был родом, и с тех пор я его ни разу не видел!

*
Власовцы — во время и после Великой Отечественной войны собирательное название военнослужащих так называемой «Русской освободительной армии» и других русских военных формирований, во время Великой Отечественной войны развернувших борьбу с Советским Союзом, и с ноября 1944 года - участников «Комитета освобождения народов России» (КОНР) . Власовцами были пленённые немецкими войсками или добровольно покинувшими советские войска солдатами и офицерами. Своё название  власовцы получили от фамилии лидера КОНР и РОА генерала Власова. Часто власовцами называют всех бывших советских солдат и советских граждан, служивших в германских военных формированиях периода Второй мировой войны.


Рассказ второй. "Верхом - на самолете"

87-летний Рено Комаровский Великую Отечественную войну начал в Польше в звании хорунжего Польской армии:

-  Я участвовал в штурме Кенигсберга, во взятии Берлина. Потом был Парад Победы в Москве. И потом – война на Дальнем востоке. Забайкальский фронт. Воевал в Маньчжурии, в Хайваре.  Я вот думаю, может быть,  у Сталина были планы оккупировать Хоккайдо? Об этом нигде не написано, но у меня были такие мысли тогда. Трудно представить, что нам ничего бы от Японии не досталось? Так же, как от Германии.
...Мы должны были лететь на Хоккайдо. Но…Отправили нас в Хабаровск,  потом на Сахалин.
А в Хайваре я был штурманом самолета. Со мной служил Виктор Рыжакин. Хороший был парень! Однажды в расположение прибегает солдат, кричит, мол, японцы напали на наш обоз. Есть убитые! Нас послали разбираться. А у нас - пистолеты, больше ничего нет. Прибегаем на место перестрелки, там  груда лошадей, телеги. Японцы по нам сразу огонь открыли. Мы с Витей спрятались. Тут вижу, стоит пулемет неподалеку, рядом с ним – убитый пулеметчик. Я бегом за этот пулемет…И, давай по окнам, откуда по нам стреляли, - строчить. Японцы – по нам! Слышу пуля попадает в диск пулемета. Еще бы чуть-чуть - и в меня. Говорю: «Витя!» А тот не шевелится. Смотрю у него на затылке – кровь. Пуля ему в лоб попала, прошла насквозь. Мозги наружу вылезли. И я озверел! Пошел крушить японцев! Одного, второго, третьего! Как чуть стихло, заглянул в сарай. Смотрю там – китайцы сидят, руки за головой держат. Потом разобрался, что это были рабочие,
которые разбирали затор леса на реке. Они мне кричат: «Капитана, япона там!», и показывают, где японцы прячутся.  Я – дальше. Иду, прячусь, веду огонь из укромных мест. У убитых оружие беру,  если в своем патроны заканчиваются, и - дальше. Один получается против целого взвода!  В общем итоге я убил 14 японцев. Вот сколько во мне было силы! Отомстил за друга!
***Был у меня и еще один товарищ Виктор Ремизов. С ним мы служили в  польской армии. Это было еще в начале Великой Отечественной войны. Я ведь начинал службу хорунжим. А Витя Ремизов тогда был подпоручиком. Мы летали с ним на одном самолете. Однажды нас подбили. Летим, самолет дымится. Видим – болото. Решили туда сесть.
А , если аварийно садиться, то самолет может опрокинуть носом вниз. Не хочется ведь свою боевую машину терять! Когда до земли осталось метров десять, я вылез из кабины, сел на хвост самолета, держу его равновесие.  Ближе к земле он все равно носом вниз пошел, а как в болото приземлился,  я сорвался с хвоста и вниз полетел. Коленку разбил. Но – слава Богу – целы!  После приземления,  пошел за подмогой, Витя остался самолет охранять. К вечеру машину вытащили. Счастливы были, что живы остались…Потом вспоминали, что действовали в этот нештатной ситуации, как одно целое. Понимали друг друга с полуслова.  Он за мою жизнь думал, чтобы сохранить, я за его!  Через пару  месяцев меня перевели в другую воинскую часть, и мы с Витей Ремизовым расстались. Однажды после войны, в Москве я ехал в автобусе. И вдруг вижу, идет Ремизов! Собственной персоной! Я быстрее к водителю автобуса, чтобы остановил, а тот мне: мол, не положено. Довез до остановки. Я выскочил, помчался назад. Но…Ремизова уже не было. Так вот и не свиделись больше!


Рассказ третий. "Шоколад - на папиросы".

94-летний Георгий Мартыновский в годы войны был авиационным механиком:

- Всю войну мы прошли вместе с Анатолием Мелешко. У меня вот в альбоме есть его фотография. Я, когда делал этот альбом, написал : «Незаменимый ведомый, смелый и решительный летчик, зачастую вылетал на аэрофоторазведку». Он сбил 11 самолетов. До звания Героя ему не хватило 4 самолета. Он был отличным летчиком. Я был у него механиком. Хотя, я всю жизнь тоже мечтал быть летчиком, но не стал. Так уж получилось. У нас были дружеские отношения. Он мог сказать что-то с юмором, и мне это было понятно. Нам выдавали папиросы « Беломорканал». Я не курил, отдавал Толе. А он иногда приносил мне шоколад из своего летного пайка. И мы частенько говорили: «Ну, что, махнем шоколад – на папиросы?» Это был дружеский «чендч». И вот картина: Толик стоит папиросу курит, а я на завалинке – шоколадку грызу. Всю войну с ним прошли. Толя получил три ордена Красной Звезды.
Перед окончанием войны меня назначили комсоргом полка, я ушел из экипажа, прекратил летать. У Мелешко появился другой механик. Я по комсомольской линии развел бурную деятельность. Многие политработники мне завидовали. Проводил интереснейшие лекции и политинформации.  Иногда Мелешко сидел на политинформации, слушал то, о чем я говорил, одобрительно кивал головой. Но я понимал, что мыслями он там - в небе.
Когда война закончилась, я еще продолжил службу, а Анатолий Мелешко  демобилизовался и уехал в Москву. И там он стал работать шофером в такси. Потом его поставили начальником гаража. Но, очень жаль, там  в такси он стал выпивать. Каждый день после смены. Все больше и больше. И , когда я к нему в Москву в гости приехал, я уже это заметил. Но я не мог на это повлиять. У него была своя семья, у меня – своя. Только советы давал ему. А что толку?  Он ко мне в гости в Калининград приезжал. Я ему показывал город, исторические места, памятники. И, вот, когда однажды, я приехал в Москву, это были 60-ые годы, пришел к Толе домой, а его жена мне говорит, что Толи больше нет. Умер. Вот так! Причины мне были понятны. Очень сожалел об этом. Сходил на его могилку. Вот уже сколько лет его нет, а память о нем все равно жива в моем сердце.