Художник...

История эта случилась в  семидесятых прошлого века. Девятнадцатого ноября в тысяча девятьсот
 семьдесят четвёртом году я вернулся домой, в наш сибирский посёлок, после службы в советской армии. Сначала я тупо отсыпался за все бессонные армейские ночи, отъедался, и ходил в поселковый клуб смотреть фильмы.

Честно сказать, первые дни привыкал к новой для себя жизни, к иному её распорядку. Здесь у меня не было отцов-командиров и мне самому надо было думать о своей будущей жизни. 

Моё будущее в те дни представлялось мне довольно туманно; мне хотелось: отдохнуть, осмотреться, погулять, поэтому  я часто ходил в гости к Гене Афанасьеву. Гена был старше меня на пять лет. У него уже была семья: жена Елена и двое детей. Славику, старшенькому, было четыре года, а младшей Оленьке,  всеобщей любимице - два годочка. Елена работала воспитателем в детском саду. Её дети ходили в этот садик и, конечно, были ею присмотрены. Елене совсем недавно, двадцатого сентября, исполнилось двадцать три года. Она была младше Геннадия на два года. Жили они дружно, не скандалили. Лену украшала приветливость, к тому же она не только вкусно готовила, но была хлебосольной хозяйкой.
       
Елена и Геннадий любили друг друга. Это чувствовалось при взгляде на них. И эта доброжелательная, нравственная атмосфера, царившая в доме Афанасьевых, притягивала меня, была причиной того, что я любил ходить к ним в гости.

Однажды, в воскресенье, я снова заглянул к Афанасьевым. Елена с дочерью ушла в гости к своей матери, жившей в другой половине посёлка, за железной дорогой.

Гена мне показался чем-то расстроенным. Оказалось, что  в библиотеке он  взял почитать детектив, но Славик не давал ему читать. Мама купила сыночку альбом для рисования, карандаши и акварельные краски. Вот он приставал к Гене: "Папа! Ты обещал маме, что будешь рисовать со мной! Рисуй!" 

- Не знаю, что мне делать? - сокрушался  Геннадий, - хоть волком вой, хоть репу рой, а этот художник не отстаёт от меня. У меня других дел нет, что ли? Такой хороший детектив взял вчера почитать! Так увлёкся им, лучше бы не начинал его читать! Охота почитать, но Славка пристал, как репей, не даёт читать! Скорей бы Лена вернулась от матери, что ли! Угораздило же её уйти так не вовремя!   

- Миш, - Гена виновато улыбнулся,- ты порисуй со Славиком немножко. Мне нужно печку затопить. Поставлю разогревать борщ и чайник вскипячу. Ты не против?

- Пожалуйста, Гена!-  мне стало смешно. - Гена, - улыбнувшись, сказал я ему: - Я рисовать не умею. Как-то тяги никогда не было к рисованию. В школе по рисованию у меня  были одни тройки. Иногда получал и четвёрки. Но это было очень редко! Может, три четвёрки получил, может, четыре! 

- Гм, - Гена улыбался,- Миш, а ты не рисуй. Пусть Славка сам рисует. А ты просто говори о том, как он рисует. Естественно, хвали его. Вот и все дела. Вы со Славкой побудьте здесь, в комнате, рисуйте, а я пошёл на кухню. Пока.

* * *
Гена ушёл на кухню хозяйничать, а мне предстояло заниматься рисованием со Славиком. Мальчик сидел за столом на высоком стуле со спинкой и что-то рисовал в альбоме карандашом.

Мне было не по себе, чувствовал я себя неудобно. Гене я честно признался, что рисовать не умею.  Рисовал только то, что велели на уроках. Фантазировать мне не приходилось. А вот в этот раз мне нужно было проявлять фантазию. И, конечно, я должен был уметь правдиво рисовать, а вот этого я делать не умел.
Я рисовал для себя или для друзей смешные рисунки. В нашей сельской библиотеке частенько любил листать журналы <<Крокодил >>.  Мне очень нравились рисунки Кукрыниксов.
 Непроизвольно я стал рисовать рисунки-шаржи, чтобы они были чем-то похожи на рисунки моих любимых художников. Иногда мои друзья, зная о том, что я рисую шаржи, просили меня что-нибудь нарисовать. Над моими рисунками они потом долго смеялись.

Я чувствовал себя не в своей тарелке, когда смотрел на Славика, усердно рисующего что-то в своём  альбоме. «А вдруг Славка попросит меня что-нибудь нарисовать?» - испугался я.
Лучше бы я не думал так!

- Дядя Миша,- он повернулся ко мне,- ты умеешь рисовать?

- Гм. Кха-кха, - я не знал, что ему ответить. - Слава, когда я учился в школе, то рисовал лишь то, что просила нас учительница. В общем, это было давно и неправда. Я забыл всё, чему меня учили. Вот такие дела!

- Дядя, Миша,  ну хоть чё-нибудь ты умеешь рисовать? - Славик серьёзно смотрел на меня.
 
- Слава, гм, - я улыбнулся,- из меня художник не вышел! В школе я так и не научился рисовать!

- А вот и неправда! -  не соглашался со мной Славик.- Ты - взрослый, а значит, что-нибудь сможешь нарисовать.

- Что-нибудь нарисую, Слава! Но сразу скажу тебе, что ты рисуешь лучше, чем я.
 
- А вот и не верю тебе! Ты меня обманываешь! - не соглашался  со мной Славик.

-  Хорошо, Слава, -  я решил ему доказать правдивость своих слов. - Что ты хочешь, чтобы я нарисовал? Ты говори мне, что нужно рисовать, а я постараюсь, но не обещаю, что у меня выйдет похоже.
 Договорились, Слава?- я смотрел на него и улыбался.
 
- Дядя Миша,- он отодвинул в сторону свой альбом,- садись на стул и рисуй. Хорошо?
 
- Да! - я тяжело вздохнул и присел рядом на свободный стул.

- Что будем рисовать, Слава? - я со страхом ожидал его «заказ».

- Нарисуй, дядя Миша, дядю или тётю. Умеешь?

- Конечно! – обрадовался я, - сейчас я махом нарисую и дяденек, и тётенек, и даже бабушку старенькую в платочке!

Скоро Славик с открытым от удивления ртом смотрел в альбом на моё творчество. Я нарисовал ему деда с пышной гривой волос, большой бородой и длинными усами. Нос у деда вышел большой и толстый. Особенно большими у этого деда оказались уши.

Тётенька ни в чём не уступала деду по выразительности. У неё был тоже большой нос. Таких носов не может быть в природе! На голове у неё красовался платок. Всё было бы хорошо, но из-под платка  торчали её огромные уши.

Неожиданно Славик слез со стула, посмотрел на меня удивлённым  взглядом, затем взял альбом и пошёл на кухню.

- Папа! Папа!- доносилось до меня его слова с кухни, – смотри, какие рисунки нарисовал мне дядя Миша! Таких людей не бывает на самом деле? Я спрашиваю у него, почему у тётеньки такие большие уши, что их платок не закрывает? А он мне говорит: «Они из-под платка выбились!» Папа так же не бывает на самом деле, да? Скажи мне. А?

- Не бывает, сынок!- говорил ему Геннадий, - дядя Миша пошутил. Ты попроси его нарисовать что-нибудь другое. Там на столе лежит книга. Пусть нарисует её. Иди, сынок, в комнату и рисуй что-нибудь в своём альбоме с дядей Мишей. Ты не даёшь мне готовить обед. Скоро мама с Олей придут. Они же кушать хотят! Иди в комнату, сынок. Иди! Не мешай мне, пожалуйста.
    
- Дядя Миша,- Славик протянул мне свой альбом,- ты можешь нарисовать папину книгу, которая лежит на столе?
 
Приняв от малыша новый заказ, я очень обрадовался. Для меня не составляло труда изобразить книгу, лежащую на столе.
 
Мой рисунок понравился Славику. Он схватил альбом и побежал на кухню показывать отцу мой шедевр.

- Папа! Папа! – радостно говорил он, показывая ему мой рисунок. – Посмотри, как красиво дядя Миша нарисовал твою книгу на столе! Посмотри!   

- Достал ты меня этими рисунками,- возмущался раздосадованный Геннадий. - Я из-за тебя обед не успею приготовить. Мама с Олей скоро от дедушки с бабушкой вернутся, а у меня ещё обед не готов. Иди в комнату. Порисуйте ещё что-нибудь!

И снова Славик протягивал мне свой альбом.

- Дядя, Миша! Нарисуй меня!

 - Слава,- покачал я головой,- я не смогу нарисовать тебя!
 
- Почему не сможешь?- не понимал меня мой собеседник, - ты же книгу нарисовал! Ты смотрел на неё и рисовал. Она у тебя хорошо получилась. Даже папке понравилась. Смотри на меня и рисуй. А?

-Эх-х-х, -вздохнул я. Мне ничего не оставалось, как только взять простой карандаш и начать его рисовать.

- Слава,- обратился я к ребёнку.- Ты хочешь красивым получиться на рисунке?

- Конечно, хочу,- Слава серьёзно и доверчиво смотрел на меня.

- Значит, ты должен немного потерпеть. Я тебя буду рисовать, а ты сиди тихо, и не шевелись. Если будешь шевелиться, то у меня ничего не получится!


Самые худшие мои опасения стали сбываться. Я начал рисовать ребёнка, а у меня получился взрослый человек. И что самое интересное, он почему-то был похож на азиата. У мужчины получился восточный разрез глаз. Я был удивлён своим рисунком. Минуту, а может больше, не двигаясь, смотрел на лист бумаги и соображал, что же мне теперь делать. Нетрудно было догадаться, какая реакция последует со стороны Славика, поэтому я думал о том, что буду ему говорить.

 
- Дядя Миша,- торопил меня Славик,- ты ещё долго будешь меня рисовать?

- Долго! Долго!- начал я оправдываться перед ним,- я просил тебя не шевелиться? А ты шевелился! Вот, поэтому, ты не получился на рисунке!

- Совсем не получился? - в его голосе жила надежда.

- Не получился!- решительно отвечал я ему.

- Всё равно покажи,- не отставал от меня Славик.

Вздохнув, я протянул ему альбом. Он открыл его и с удивлением стал рассматривать рисунок. Потом выбежал на кухню к отцу:

- Папа! Папа!- плача говорил он отцу: - Неужели это я? Почему я такой страшный?

- Сынок, - успокаивал его Геннадий:- Тебе дядя Миша говорил, чтобы ты не шевелился? Говорил! А ты шевелился. Из-за этого он не стал тебя рисовать. А на рисунке в твоём альбоме нарисован взрослый дядя. В следующий раз будешь знать, что взрослых  нужно слушать внимательно и делать то, что тебе говорят. Вот тогда ты на всех рисунках будешь походить на себя. Вот так-то, сынок! Художником быть непросто.