Храм сумасшедшего

Скрип качелей. Шелест сухих листьев, крутящихся в потухающем вихре. Запах на ветру копченого дыма. Горький умоляющий детский плач. Серое и прогнувшееся от влажности ноябрьское небо. Блеск стекол на полу мрачного пустого дома. Гул в ушах. Выстрел. Темнота.

* *    *
     Его дом не был ни убог, ни роскошен – один из сотен домов, таких же, как  на Большой горе. Его дом у подножия был достаточно аккуратен, (что было видно по его двору и хозяйству) и никому не мешал. Часто можно было увидеть, как он сидит во дворе и разговаривает, кормя куриц, как рассказывает анекдоты баранам и читает стихи растениям. Поначалу люди жалели его, и вызывал сострадание, а потом как-то свыклись.
Порой случается так, что человек живет по одной колее и его колеса настраиваются на одни рельсы, а потом по каким-то стечениям обстоятельств колеса съезжают с наезженного. И от потерянного управления метает человека из стороны в сторону. Малика давно уже не метало, и теперь он просто жил со своим хозяйством: курами, овцами, деревьями.
   Молва привыкла считать всех, кто не идет по её принципам сошедшими с ума. Но сколько великих людей в истории решилось пройти на вершине гениальности и безумия, тех, кто не захотел топтать легкую уплотненную дорогу стопами своих пращуров, а шел по бездорожью и создавая новый путь последующим поколениям, среди которых появлялись бы смельчаки, которые решались бы открывать новые и новые дороги. Правда, не всем это удавалось и многие утопали в невидимых трясинах или запутывались в пустынных дебрях неизведанности. Но большинство людей не склонны так рисковать и в этом есть свой объяснимый факт, ведь как говорится: HAUD SEMPER ERRAT FAMA (Не всегда молва ошибается, лат.). Поэтому  если бы человечество пускалось на авантюры за единицами, то не было бы, ни таких сел, ни таких городов, ни таких государств, ибо всё было, лишь в первый раз и неизвестно кто шел впереди: гениальный Моисей, или суфий, выживший из ума.
   Малик не звал с собой людей за знанием этого свойства правды точнее, мировоззрения и смелости увидеть другим взглядом что видят все.
   Несколько дней Малик строил из маленьких камешков сооружение с метр высотой и три в ширину. Несколько дней кропотливо он строил нечто и проходящие мимо его аккуратно построенной и ухоженной лачуги с красивыми деревьями, которые растились любовью и искренностью сумасшедшего дивились чем это он занимается.
    Через пару дней, взяв с собой немного еды, он взошел на вершину горы по дороге, на которую сто с лишним лет назад смотря, спросил покойный старожил  Муса у своей матери «Ана2, ана, а эта дорога ведет к Аллаху?», на что та ответила: - «Ай бала3, каждая дорога ведет к Аллаху, а там Он уже сам рассудит, как мы шли по той дороге и  кому из нас куда идти». Малик шел на кладбище – это древнее место, в земле которого лежали предки местных обитателей, их друзья и близкие.
  - Как же тут красиво! – сев на камень, напоминавший верблюжий горб, восхитился в душе блаженный, смотря с высоты на панораму. Часто мучившие его головные боли – отголоски проклятой войны, тут немного ослабли, а силы словно прибавились. Он пришел сюда с искренней мыслью – построить мечеть. Он будет строить его один, не призывая никого и не чтобы кому-то что-то доказать, не ради похвалы и прославления имени. Просто будет строить, ведь просьба души - свята.    
      Искренность его вызовет восхищение в повествовании. Потому что жителям Большой горы становилось не по себе от мысли, что кто-то построит недалеко от мест их усопших мечеть, что кто-то сделает это один, хотя есть люди, которые могли бы дать денег, например трактирщик Мамед, или процентщик Гасым, или влиятельный и всем хорошо известный задорный торговец Хамид. Тем более последний много раз при людях засовывал кому-нибудь в карман крупную купюру просто так. Это принесло славу о его имени среди всех окрестных поселений Большой горы. Да и в конце концов кто-то сделает то, до чего они сами не додумались.
   Каждый день от рассвета до заката Малик строил, он не ел почти и не пил. Только строил и что поразительно, за два месяца он смог, что не под силу порой бригаде рабочих. Так и шли месяцы за месяцами, пока работа почти не завершилась
Его часто гоняли, и их безразличие к нему уже перешло в неприязнь. Он делает это неосознанно, но постоянно делает.   Однажды, после очередного подобного случая, разъяренная толпа Малика уже не выпустили просто словами, а хорошенько избила. Он заполз в свой дом и мучился в болях весь в пыли вперемежку со спекшейся кровью на одежде.
   Он лежал. Перед его глазами была его собственная окровавленная рука на заднем плане которой было окно. Скрип качелей.  Детский плач. Тот детский плач который звал маму. Дети думают, что со всем на свете справится мама, что ее ладони крепче защитят, чем любые крепостные стены. Но руки матери были распростерты с застывшими в ее глазах ужасе. Гул в ушах. Запах дыма. Темнота.
  Выстрел.
  Малик проснулся взбудораженный. Сам того не зная сколько он проспал, пошел вверх по улице, которая вела в небо достроить само здание храма. Еще не оправившийся, хромая и поднимаясь увидел свою мечеть, точнее то, что от ее осталось. Жители разрушили его также спокойно, как и смели бы веником пыль со своих порогов.
 Люди шли посмотреть на то, как встретит сумасшедший руины. Ветер сильно трепал одежду и волосы, а в ушах стоял гул высокогорного ветра. Стояла тишина, и только ветер гулял шумно среди людей. Малик обошел свое искалеченное, как и он сам, творение бережно взял в руки несколько камней и смотря пристально в глаза каждого тихо произнес:
  - Кто это сделал?
  - Мертвые – кто-то задорно выкрикнул из толпы Хамид
  - Мертвые… - с сожалением смотря на камни в руке, тихо плача произнес сумасшедший. -  Построить каменный храм так легко, превратить в хлам – того проще. Построить храм души неимоверно сложно, но разрушить его легче чем, если бы он был из бумаги. Естественно, когда умирает душа с телом. Однако умершая душа в живом теле…
    Он бросил наземь камни. И ушел. Некоторые, смеялись вслед Малику, ведь шутил сам Хамид и это был из выгодных моментов проявить свою расположенность к нему. Однако, немало было тех, кто слушая эту задорную компанию, стараясь скрыть в сердце друг от друга тяжесть и раскаяние, как нечто постыдное, шли домой.
   С того дня одни с насмешкой, другие – с состраданием смотрели, как странный молчаливый и замкнутый человек поднимается сломя голову вверх по горе. Но, увы! Он просто приходил и смотрел на камни каждый день, чтобы затем молчаливо уйти. Постепенно всё забылось и жизнь в селе пошла своим привычным чередом. И никто не обращал внимания на то, что каждый день калека и сумасшедший ходит на гору и проводит там время. Кто знает, как его сердце  оплакивает камни, которые не стали святыней.
   Шли годы и уже по сложившемуся обычаю, никто никогда не ходил теперь по стороне руин Малика, чтобы не сталкиваться с неприятными воспоминаниями лицом к лицу, поэтому покойных хоронили обойдя другой дорогой.
   Но в один прекрасный день, уже много лет спустя, Малик нес в руках веревку. Впервые сумасшедший поднимался наверх не с пустыми руками и любопытные зеваки последовали за ним поглядеть, что же затеял блаженный.
  Удивлению не было границ. Из тех самых руин сумасшедший сделал платформу, на которой воздвиг новый дом Господу, а по краям рассадил персики и гранаты. Один этаж и невысокий, насколько ему позволили покидающие его силы и усиливающиеся боли в голове построить минарет.
   Он взяв в руки веревку полез на дерево завязав оба конца на толстую дубовую ветвь. Это была не веревка на самом деле, а как потом увидели люди качели: аккуратные и красивые.
   - Когда меня ранило я слышал плач  сына и видел соседней комнате окровавленную руку жены. Потом был выстрел и я ничего не помню. Когда я пришел домой, точнее туда, где был мой дом, я обнаружил руины. Тела я так и не нашел. Потом эти земли захватили и у меня ни осталось ничего в воспоминание о моей семье.
   - Это память о последнем моем воспоминании: жена в тот день просила меня смазать качели, чтобы они не скрипели.

* * *
- Папа, папа – задорно смеясь слез с качелей четырехлетний сорванец и подбежав и кинулся на шею отцу.
 Прямо перед ним стояла женщина, которая собрала корзину персиков
 – Малик, что-то ты долго смазывал качели. Не стой же там. Заходи скорее в дом. Обед уже готов.
 – Да, папа, пошли с нами – грустно сказал ребенок – не оставляй нас. Я соскучился уже.
  – Я не оставлю вас больше – обещаю.
  Сегодня впервые за долгие годы Малик лег спать со спокойной душой и уснул крепким сном.