Старик

 

* * *
Шипящее от пенистых волн, бьющихся о скалы, море. Беловато-серый каменистый берег. Голубое, с маленькими ватами облаков, чистое вечное небо. На вершине обрыва, который смотрел в бескрайние просторы синей глади с дуновениями ветра, приходило в чувства склонившееся дерево. И весь пейзаж был освещён тёплым июньским солнцем.
В тот день на усыпанном мелкой галькой берегу, сидел Мой внук, обратившись лицом к бескрайнему Хазарскому морю. Волны приносили к его ногам белую пену и тотчас же уходили, чтобы вернуться вновь. Ребёнок был сильно расстроен. Мечта его о том, чтобы научиться летать наяву, ему никак не удавалось. Я знаю, что такое просыпаться ото сна, где ты парил над самой землей, стоило тебе лишь немного приложить этому умственное усилие…  Ох! А наяву, а наяву!?
Он сидел и дулся, что-то бурча себе под нос. Иногда нарушал водную гладь «лягушками», которые касались поверхности порой пять-шесть раз. На него было забавно смотреть, но смеяться я над ним не мог. Это было бы не правильно и не красиво.
– Я сяду рядом, можно? – спросил я звучным голосом, чтобы хоть немного отвлечь его, на что он посмотрел, так, как будто он не тринадцатилетний мальчик, а уже молодой человек лет двадцати.
– Можно, дедушка, садись, – сказал он мягким голоском и продолжал смотреть на море. Он больше был похож на воина, который долго боролся, выбился из сил и теперь решил перевести дух. Удары морских волн как биение сердца было точным, но он их не слышал. Я знаю, он ничего не слышал. Он говорил сам с собой.
– Я знаю, что тебе пока не удаётся летать, – нарушил я это напряженное молчание, – но я уверен, что ты научишься.
– Гмм… Может, у меня крылья отрастут и клюв ещё появится, как ты думаешь, а? – сказал он и в голосе его явно чувствовались язвящие интонации.
– Нет, крылья у тебя, по-моему, не отрастут…
– И значит, – прервал он меня, – я не буду пересекать воздушные глади и не смогу увидеть землю свысока. Всё просто.
– А во сне ты летал на крыльях?
– Нет, – произнёс он в недоумении. – Я летал сам. Меня никто не поднимал. Я только закрывал глаза и поднимался до самого зенита и видел землю крошечной. Это такое чувство…
Глаза моего внука буквально загорелись самым сильным огоньком за всё то время, как он начал думать о полёте. И уже становилось теплее у меня на душе. Солнце светило, но я не мог воспринять тепло золотого диска.
– Знаешь, я и сам порой летаю, хотя и говорят, что кто летает, тот растёт…
– Но, дедушка, ты же уже вырос, женился, родились мои мама и дядя. Ты же уже большой!
– Да. Но знаешь, человек растёт всю свою жизнь. Ребёнок растёт не только в рост, но вместе с ним растёт и его восприятие и понимание мира. Но когда ты перестаёшь расти в теле, ты постоянно развиваешься духовно.
– А если остановиться? Что тогда?
– Взгляни вон на то дерево. Всмотрись в него.
Я указал ему на дерево, которое вырисовывалось на самом крутом участке каменистого обрыва. Он внимательно смотрел на скривлённые в сторону моря ветви, составляющие в общности крону.
– Если бы оно перестало расти и было бы ростом с твой мизинец, навряд ли мы заметили бы маленькую жизнь среди тех каменных глыб. Дерево выросло, но не остановилось, а стало тогда просто развиваться: набухали почки, появлялись цветы, зеленели листья. И, несмотря на скудность той почвы, на которых держаться его корни, на ветра которые нещадно его качают, желая отделить те же самые корни от Скалы, дерево не погибло.
Я сам родился и вырос здесь, знаю каждую улочку и понимаю, что все мои проведённые здесь дни сращивали меня с этим небольшим миром, будто мы чем-то обменялись и вошли в узы. Я с детства видел это дерево и задавал себе один вопрос: почему?
– И вправду, почему?
– Я дулся и размышлял об этом долго, но разгадал секрет в один прекрасный день, неожиданно для себя забыв уже о дереве и его тайне.
Наступили одни из сложнейших времён моей жизни: мои отец и мать умерли в течение одного года, а мне было всего семнадцать. Я был убит. Я не хотел жить, но остался ещё мой девятилетний брат. Мне хотелось, чтобы Всевышний взял меня к себе, но этого не случалось. В один из таких же солнечных дней, когда думал о своём горе, сидя на этих камнях, я увидел зеленоглазую брюнетку, недавно переехавшую в наши места. Она каждый вечер приходила на берег и ждала своего отца и брата. Они были прекрасные рыбаки. Прошло время и я понял, что полюбил её. Забылись все мои проблемы. Я стал приходить к этому берегу и встречать её здесь каждый вечер. Через некоторое время мы познакомились, и жизнь моя стала такой яркой, какой не была никогда. И я понял, зачем это дерево росло и развивается: оно тянется к свету. Когда дерево выросло, оно не остановилось, и появились новые ветки. Одной из таких веток для меня и была та девушка.
– Но, дедушка, ты же сам говорил, что всё зависит от самого человека!
– Да, это так. Человек сам себе делает и добро, и зло, достигает всего, чего хочет, сам обрекает себя и сам же спасает. Твоя часть, называющаяся Разумом желает получить доступ к голубому небу, но если твоя Душа захотела бы этого, она бы давно нашептала бы ему то, что хочет, чтобы ты узнал эту тайну, а он бы исполнил её просьбу, дал бы тебе понимание и позволил летать. Лишь поняв необходимое, можно чего-то добиться. Это дерево поняло, что оно должно смотреть и приветствовать солнце, которое будет даровать силу его листьям, которые будут дышать и позволят корням не ослабнуть. Надо быть вместе, потому что хворостинки можно переломать по одной с лёгкостью, но когда они в пучке, это невозможно сделать теми же самыми силами.
Моя Душа была прикована к той девушке. Разум не видел в этом ничего плохого, и был вместе с Душой. Эти два начала меня и стали моими крыльями. Но ты же видел, что курицы летать не умеют, хотя у них есть крылья. Я научился летать, а научила меня та девушка, с большими изумрудными глазами и тихим голоском, подарив в свою очередь мне твою маму и дядю.
И я умею летать. Пускай не как птица, пускай не пересекаю разреженный воздух, но так же высоко и так же безгранично. Ты живёшь в гармонии с собой между противопоставлениями. Все противопоставления, сливаясь, рождают единое целое. Лишь Богу и человеку ничто не противопоставляется.
– Но, дедушка, почему ты научился так летать, а мама с папой так не умеют? Ты избранный? – удивлённо, будто на волшебника, посмотрел черноглазый ребёнок с прямыми густыми волосами.
– Нет, – помню, протяжно тогда сказал я. – Бог всем даёт поровну. Лишь сумасшедшим он, с одной стороны, как бы даёт меньше: не могут думать, переживать, страдать за свой недуг, а с другой – даёт больше: им уготован Рай…
– Но это не справедливо! – возразил ребенок. – Это не честно. Как это так, люди всю жизнь работают, поступают по чести, а безумные сразу попадают в рай?
– Ты сам сказал: «безумные», то есть те, кто лишён Разума, но не Души. Они не умеют летать, они не совершают намеренно зла, потому что Демон не может предложить выбор тому, чего нет.
И запомни, перебивать старших некрасиво, а ты это часто делаешь, и я могу забыть, о чём говорил
– Прости, дедушка, я больше не буду. И кстати, мы ушли от темы.
На море стал подниматься сильный ветер, и говорить становилось сложнее. Мы решили пойти домой, а по пути поговорить. Вдруг я заметил, что мальчуган смотрит на старое дерево на краю обрыва, на то, как оно качается. И еле-еле можно было прочесть по губам: «Оно знает, чего хочет, и потому живёт».
– Всем всё дано поровну. Мне, тебе, твоим родителям, друзьям, всем-всем. Но всё горе и радость в том, что люди не слышат или сами не слушают свою Душу, и потом начинают от этого страдать. У них остаётся одно крыло – Разум, а другое не работает. И потому они не могут взлететь.
– А как я узнаю, чего хочет моя душа?
– Слушая её, ты можешь научиться писать стихи или петь, слушая её, ты можешь научиться играть на пианино или танцевать, слушая её, ты можешь научиться ваять или рисовать. Это если мы возьмем искусство. Но в мире много ещё всяких других вещей, и выбирать только тебе. И кого слушать – только твой выбор.
Теперь только поверь в себя, приложи усилия, ведь ты знаешь, чего хочешь, и закрой на минуту глаза, и скажи себе: «Душа, я хочу летать. Позволь хоть на минуту взмыть мне в голубые просторы вечного голубого неба». Представь улочки, свои ноги, отрывающиеся от гальки, поверхность волнующегося моря…
Наступила тишина. Он летал, а я вглядывался в детское чистое лицо. Оно было настоль мило: казалось, что рядом сидит ангел. Розовые губы порой улыбались, а глаза были закрыты настолько непринуждённо, что можно было посчитать, что он спит.
Через минут пять он разомкнул веки и сказал, что он испытал не полёт. Я испугался, что он скажет, что разочаровался в увиденном и не хочет довольствоваться какими-то вымыслами и обманывать самого себя.
– Дедушка, я тоже теперь умею летать. Я летал во сне именно по тому небу, которое мне снилось, а не по этому, которое над нами. Я видел то море, которое было моим морем, я видел, как отрывались ноги с гальки моего вечного мира... Порой человек сам не знает, чего хочет, и душа его противится желанию достичь не поставленной цели, ибо нет того, чего надо добиться. Я никогда не летал на крыльях и не знаю, что это такое. Моё сердце не ведёт мой ум на познание этого. Значит, мне это не нужно. Значит, я призван к чему-то другому. Значит, это небо не моё, но мне подарено своё небо, которое только я должен увидеть.
Дедушка, я впервые понял, что значит «Слышать то, что говорит мне мое сердце». Это когда у тебя есть выбор и ты сам не знаешь, что выбрать, но потом, спросив, получаешь ответ, и если ты слышишь его, можешь выбрать раз не тебе, так сердцу ближе.
Я понял, что он и вправду летал, и над чем пробыло одно из мгновений его полёта. Не раз я сам пролетал над этим и не раз оно мне давало новое дыхание и надежду. Это была трудность, которая казалась не разрешимой, но одного взгляда уже не с боку, а с высоты достаточно, чтобы понять, что нередко видишь холмик, который прежде казался горой.


Эпилог

Мы вошли в дом, окна которого выходят на море. Оно выглядит гладко. Всё в равновесии: ровная черта справедливо отделяет небо от земли, как хорошее от нехорошего, как тёплое от холодного, да и вообще как всё неисчислимое количество противопоставлений…
Я смотрел на море, а когда повернулся, то увидел своего мальчугана, который пристально смотрел на чёрно-белую фотографию в коричневой рамке. Наверное, он нашёл свою цель, ради которой он бы хотел летать, и он слушал свою Душу, спрашивал её…
Но он не знает, что пусть его бабушка и похоронена, всё же она часто прилетает ко мне, и мы застываем в своём безграничном и вечном космосе.