Любовники

Знойный июльский день сжимался шагреневой кожей. Закатное марево, просачиваясь меж веретёнами кипарисов, уже отражало на асфальте их длинные сивые тени, превращая дорогу в спину трепетной зебры, несущейся к чудному особняку с башенкой из обветренного ракушечника, залитой по остроконечную крышу алым пламенем одичавших роз. Они раскинулись ярким испанским веером, скрывающим от любопытных взоров вытянутые арки витражных окон c балконом за кованым кружевом.

Заходящее солнце распласталось на башне, словно ненасытное насекомое, завязнувшее в расплавленном янтаре, жадно обладая тысячами роскошнейших заложниц.  Царственным светом оно плескалось в невинной нежности трогательных бутонов; жарким костром полыхало в бездонных жерлах прекрасных соцветий; и сжигало в запретной неге безумствующего пламени последние мгновения жизни в отцветающих, откровенно распущенных жрицах Эроса, бесстыже выставляющих желтые лохматые сердцевины и безвольно роняя округ лепестки, еще утром скрывавшие их влажное липкое нутро, дурманящее ароматом и доступностью всех без разбора: мохнатых шмелей, вальяжных бабочек и острую ласку дерзких лучей.

“- Мы белые-белые... Мы - белые...”, - зардевшись, кокетливо повторяли розы, цепко вжимаясь бледными побегами в каменную жаровню, костенея крученой плотью на раскаленной плахе безрассудной страсти... В дрожащем от зноя воздухе, в шелесте глянцевой листвы благоуханные красотки в истоме повторяли и повторяли сладостному властелину, как молитву, эти слова набухшими пунцовыми губами, а подкравшийся ветреный Зефир, незаметно срывая поцелуи с прохладного атласа лепестков, освобождал из земного плена плоти божественную душу Флоры. И сакральное соитие их душ вновь и вновь наполняет, закручивает, взрывает Вселенную ароматом Любви.