Память. Глава 57. Мейлах в октябре

               
Мы можем нарушить любые законы,
Но только не этот (звучит, как прикол),
Единственный из нерушимых законов –
Не ставить пустую бутылку на стол.

В городской бане был самый сенокос, как во все выходные дни. Клиенты просили веники от Мейлаха. Соломон, учитывая, что «Мейлах – всё»! -  делал на них наценку в двух кратном размере, чтобы на вырученную разницу, почтить память хорошего человека добрым словом!

 Никто не возражал, тем более что повод давал клиентам возможность приложить свои три рубля, утаённые с неимоверными хитростями от  своих жен,  на поминальный стаканчик.

 В бане собрались все мужики с Четвёртой Трудовой и решили, что нужно увековечить Мейлаха  в названии улицы в его честь.

"Зачем нам четыре Трудовые. Хватило бы пока  трёх, а четвёртую, тупиковую, нужно назвать  Тупик  Мейлаха" – констатировали друзья коротко и ясно.

Все единогласно подняли стаканы вверх, воздержались только те, кто уже не мог сделать это.   Выбрали редакционную комиссию, которая должна была сочинить письмо в горисполком с предложением.

Письмо сочинили быстро. В нём обосновывалась просьба о переименовании улицы Четвёртой Трудовой в Тупик Мейлаха в честь бывшего партизана, сбившего вражеский самолёт, известного всей улице и кое - кому из столицы, поэта, первопроходца очистки общественных туалетов и популярного исполнителя советских песен в трезвом виде.

 К тому же он был известен, как основоположник и инициатор создания кузницы партийных кадров в специнтернате! А веник от Мейлаха,  который расслабляет спины рабочих  и рассасывает мозоли с задницы управляющего ими персонала - его заслуга.

Под петицией подписались все участники принятия решения, а также мы с Лёней и Мишей Крендельсоном.

 Банщик Соломон, понюхав бумажку через свои толстые очки, подпись не поставил, но сказал полушёпотом:

- Хлопцы, шо ви видумали? Кто вам назовёт улицу именем еврея, каторый не сидит в Кремле рядом с «он»! Ви все чокнутые, как Фима стукнутый лодкой по голове с нарушением его очень нервной системы!

  Миня в это дело ни впутывайте, прашу вас, я не люблю беседовать с КеГеБе на любую тему! Думаете, я не знаю, чем это кончится? Я ни враг самому сибе…

Соломон, знал, что баня олицетворяла собой культовое место районного масштаба. Помимо спорной гигиенической функции, она исполняла роль просветительскую, культурную, воспитательную, развлекательную, злачную и, в общем, несла прочие социальные нагрузки.

 По вечерам, когда баню укрывали сумерки, к их крашеным окнам приходили местные подростки и известный парикмахер Фима, стукнутый по голове качелями и сквозь процарапанную краску с интересом наблюдали, как голые грудастые бабы занимались своим телом, натирая мочалкой интересные места с такой энергией и заботой, что казалось, они сейчас же задымят и разгорятся!

  Такой важный объект курировался милицией, КГБ и партийным начальством, с которыми вольности не допускались. Зрителей гоняли,  Соломона предупреждали и он пуская слезу объяснял:
- Што я магу сделать, если детей интересуют весёлые картинки! Чтоб они уже глаза поломали на этой гадости!
 Соломон дорожил работой и очень боялся снятия премиальных.

                *  *  *

Отправив тело под условным названием «Мейлох - 2»,  Гриша, Мейлах и примкнувший к ним  Альберт, по существующей традиции собрались помянуть усопшего, в обычном  рабочее – крестьянском кафе, где им никто не должен был мешать.

 Здесь нужна была обычная человечность, а не публичность, размах и роскошь. Решено было помянуть простого человека, случайно встретившегося на их пути и отправленного в последний, завершающий.

Кафе было настолько скромным, что здесь даже мухи страдали от голода. К вечеру в меню остались только винегрет со ржавой сельдью, колбасная нарезка, пирожки с ливером и яйца куриные сваренные вкрутую. Из напитков «Перцовка» - от всех горестей и болезней и газированная вода «Буратино».
 
Сначала выпили молча. Закуска была скромной и их немного «торкнуло» -  от жалости к усопшему, от своих проблем, усталости и прочих обстоятельств, когда хочется выпить по поводу, а продолжить по инерции, забыв повод.

Понемногу разговорились.  К ним подсел пожилой человек, который в другом месте не нашёл убранного от грязной посуды столика. Случилось так, что одинокий человек пришёл помянуть такого же одинокого друга, о смерти которого он узнал случайно.

 Интересы присутствующих совпали, и дед, которого звали Иван Кузьмич, заказав «Перцовку», предложил помянуть его друга, фронтовика. Помянули. Мейлах с дедом нашли общий язык - оба бывших фронтовика.
 
Иван Кузьмич быстро обалдел и стал рассказывать военные истории громко и решительно. Описывая бомбёжку позиции, он, размахивая руками, говорил:

- Вот летит бомба. Бабах!  Всё рушится! Всё летит в разные стороны. Руки сюда! Ноги туда!
 
Здесь официантка приносит поднос, чтобы поставить заказанное, в тон разговору спрашивает:
- А яйца куда?
- А яйца, вместе с хреном улетели! – громко сказал Иван Кузьмич, увлечённый разговором и творческой фантазией свойственной для некоторых участников ВОВ.

 Инцидент остался незамеченным, но Иван Кузмич, неосмотрительно поставил пустую бутылку на стол. Это по советским правилам не прощалось, и тут на него все зашикали…

Чувствуя, что "не туда заехал", случайный спутник застолья смутился и сразу заторопился домой. На этом закончилось печальное поминальное застолье. Все разошлись, для того чтобы в последствии собраться для свершения общих дел, но это будет потом…

                *  *  *

Коллективное письмо  с просьбой  о переименовании улицы было отправлено по назначению в тот же день. Люди надеялись на положительное решение и заранее радовались названию улицы,  которое всегда вызовет улыбку, напоминая случай  прославивший его впервые…

Городской «голова», А точнее председатель горисполкома был человеком строгих революционных правил. Он  даже видел Ленина! И более того, участвовал с ним в общем деле.

 Однажды на окраине  Питера, накануне революции  они случайно встретились, когда оба искали общественный туалет. Тогда, как и в наше время туалетов не хватало, пока не придумали платных, но в то время о платных никто не вспоминал, и пользовались укромными местечками в безлюдных местах.

 Так вот мужичок с бородкой колышком для конспирации подвязанный женским платком нашёл укромное местечко и попросил нашего:
- Ты понаблюдай, чтобы контрреволюционеры нам случайно не помешали, а я тут…

И вот тогда, наш тельняшечник заподозрил, кто так скромно, по-ленински сделал своё дело в тяжёлый революционный период, невзирая на опасные происки врагов, а когда вышел фильм «Ленин в октябре», по перевязанной физиономии он сверил свои подозрения – да, это был всенародный вождь!

 Но  и это не всё.
 В своё время, как следует из его биографии,  наш теперь уже признанный революционер принимал активное участие в революционной деятельности. А на самом деле, находясь случайно в районе стоянки крейсера «Аврора» в Питере, где извивалась очередь желающих стрельнуть по Зимнему дворцу, он тоже записался, как на весёлый аттракцион, в последней сотне желающих, да так и не стрельнул.

Но с тех пор, купив тельняшку, носил её долгие годы и числился в рядах мятежных матросов. Основная идея революции – создать справедливое общество и сделать всех богатыми -  в жизнь не воплотилась, потому что, поделившись с богатыми бедностью, выровняли общество и сделали всех бедными.

 Умных пересажали, а слишком умных и грамотных – расстреляли, чтоб не плодились. Остались те, кто «до основания, а затем…» их и ставили на руководящие должности. У них с тех пор остались злые лица.

 Можно подумать, что революцию нужно было делать только со звериными мордами. Кто их научил этому Маркс или  Ленин? Было непонятно. Но с этими мордами они продолжали свою работу впоследствии, засоряя мозги граждан чуждыми нам названиями  городов, заводов, колхозов,  улиц, но привычными…

Вот откуда появились названия улиц –  Ленина, Социалистическая, Революционная, Советская, Красноармейская, Пролетарская, Парижской коммуны. В дополнение к этим, были и такие – Эрнста Тельмана, Карла Либкнехта, Розы Люксембург!

 Можно подумать, что все эти иноземные Эрнсты, Клары, Карлы и Розы, в глаза, не видевшие нашего города, были нам ближе и роднее, чем Феди, Васи и уважаемый нами Мейлах!

Городской начальник, может,  и обратил бы внимание на Мейлаха, но он был малограмотный и старый, ему было не до бумаг – хотя бы ширинку застегнуть во время, а не то, чтобы принимать решения.

 Родная, коммунистическая партия могла своих градоначальников расставлять как гвозди на дороге к разумному делу им непосильному, но "заслуженному".

 В общем, на письмо и по сегодняшний день ответа не получили.
 
Правда, через какое-то время на углу известного дома, возле окна, на подоконнике которого часто лежали зубы поэта, чьей-то заботливой рукой была прибита мемориальная фанерка, которая извещала, что «В ЭТОМ ДОМЕ ЖИЛ ПОЭТ МЕЙЛАХ»

Я, догадался, кто это сделал, но не скажу, потому что мне с Лёнькой Соколовым и Мишкой Крендельсоном и так хватало неприятностей.