Я - солдат

2 янв. 2011 г.
С первой минуты как я был облачён в  военную форму, я стал солдатом. Пропали  различия в материальном состоянии, нации, религии, предпочтении стилей и направлений. Мы стали равны, стоя в одних шеренгах и в одних колоннах. Форма стирает всякие преимущества, которые были до этого и на короткое время ты становишься чистым подобно альбомному листу. И у тебя возникает самый первый и самый решающий выбор, решающий, как первый удар, который, вероятнее всего, и определит дальнейший ход драки – выбор того, что ты спишешь себя самого на этот лист или же начнешь писать нового себя. Первый путь отличен от второго тем, что нет надобности принимать вызовы судьбы, делать из каждого своего дня борьбу на пути поставленных целей. Но второй путь в отличии от первого интереснее тем, что можно попробовать увидеть, если суметь хорошо всматриваться, новые пёстрые краски жизни.
  Форма, как и любая одежда, определяет носящего её человека. Так, надевая спортивную форму, человек становится более динамичным, мысль его направлена как на свободу и действия, так и на свободу действий в целом. В то время как, надев рубашку, с твёрдо стоящим воротником, аккуратным вязаным жилетом и брюками с чётко выраженной стрелкой, представляются определенные границы действий, которые можно совершать в такой одежде. Это как узда на лошади, которая вынуждает животное держаться определённых рамок и  действий. Но в отличие от лошади у человека есть разум, который тащит за собой телегу  общего настроя, созданную аристократическую осанку и чеканящую походку, придаёт речи интонацию и выразительность. Так и армейская форма имеет ряд своих особенностей – в казарме: свидетельствует о том, какое место отведено тебе в иерархии, а на войне: к которой из сторон ты принадлежишь. Форма нёсет в себе дух милитаризма, выносливости и лишений.
Ты живешь в среде, обнесённой железобетонным панельным забором, за которым только голая заснеженная степь, по которой, свистя и воя, хозяйничает во всю пурга. И живя в такой среде, время постепенно проясняет и даёт взглянуть на свою жизнь со стороны, оценить всё то, что не ценилось раньше, подобно отступающему поутру майскому туману, после которого видно зелёный двор, цветущие персиковые деревья и невинно-розовое небо. И смотря на частоту звонков, которые тебе поступают, ты понимаешь, что любое пустое место неизбежно заполняется и затягивается, любая рана рубцуется, любой бугор или яма ветрами, снегами и дождями разравнивается.
 Так ты становишься менее обидчив на то, что тебя не вспоминают, из-за того, что надоедает делать одно и то же – обижаться, и ты просто продолжаешь жить дальше и перестаешь разрываться между «там» и «тут». И уже важно то, что «тут», и важно то, что «сейчас». И, весь путь лежит как у того поезда, который вёз нас: через тьму от фонарного столба до фонарного столба, чтобы добраться до станции, а от станции до станции, чтобы добраться до пункта назначения. Если брать себе созерцание таких простых явлений за основу, можно упростить и разгрузить свою жизнь. По сути, у того жизнь тяжелая, кто преждевременно или поздно нагромождает её ненужным багажом. И солдат на поле боя, навьюченный лишним барахлом, имеет больше вероятности попасть или в плен, или в списки погибших. А жизнь – это своеобразное поле битвы и каждый из нас – воин.
Ты становишься менее уступчив, потому что жизнь не терпит пустоты: делая шаг назад, кто-то на то же самое место делает шаг вперед, и ты поймешь, что совершить обратное стало невозможным или значительно труднее, если бы ты стоял до последнего и наоборот старался пройти вперед. Чем больше пятиться назад, тем больше позиций занимает противник, ведь каждый противник тоже – воин.
Ты становишься решительнее, потому что порой приходится вставать.  между двух мнений и по возможности выбрать золотую середину, но не всегда удается поступить так и возникает необходимость выбирать. А выбираешь ты слушая сердце, но важно, чтобы ты слушал его искренне, даже если сказанное им тебе не понравится. Ведь если игнорировать его голос, то сердце станет плотным и твердым и ты, возможно, больше никогда не услышишь его глас. Ты будешь слышать сотни тысяч голосов в себе, которые будут смешиваться в гул и шум толпы, но они не будут подобны тому, что тебе приходилось слышать. Не каждый осмелиться слушать даже то, что ему не понравится, но каждый настоящий воин – смел.
И так дух формы мало-помалу переходит на тебя и навязывает тебе некоторые свои понятия и механизмы мышления. И смотря на некоторых, на их механизм заводного цыплёнка становится смешно и страшно одновременно: их заводят и пускают и они занимаются бесполезным до тех пор, пока не повторят всё вновь. Заводящий умнее заводимого лишь тем, что додумался сделать это бесполезное дело.
Самое трудное – это выстаивать колебания и сохранять человеческое лицо. Не стать подобно уже некоторым, продажным ил подхалимом. Тот кто продает  других – сам продаётся и продаёт свое лицо и достоинство. Если, конечно же, он вообще встречал эти слова, и если повезло, был знаком со значением этих слов… 
И так прошел ещё один день, как маленькая борьба в которой удалось остаться человеком и научиться хотя бы немного всматриваться пускай и мутные, но уже какие-то пёстрые краски. Даже не смотря на тягости.
За каждой тягостью настанет облегчение…