Встречи. Предисловие к рассказу Бой под хутором

   Машина идёт легко и плавно. Весело шипят протекторами колёса по серому асфальту. Прохладный утренний ветерок посвистывает за окном. Я еду, наконец-то, в незнакомую мне деревню с интересным названием Чапушка. С каждым километром растёт уверенность в том, что непременно найду кого-нибудь из родственников героя - Каплунова Ильи Макаровича.
   В Мещеряках асфальт оборвался. Здесь мне обстоятельно рассказали и показали, какой дорогой ехать дальше. Семикилометровая  грунтовка привела к маленькой, дворов в двадцать, селению. Она зелёным оазисом расположилась среди полей.
   Миновав мосток с журчащим ручейком под ним, подкатил к дому с тенистым палисадником, где стояли мужчина с женщиной.
   - Скажите пожалуйста! - обратился к ним после традиционного приветствия.
   - Где живут родственники Каплунова?
Уточняя, добавил:
   - Героя Советского Союза?
   Выжидающе, с волнением, ждал ответа.
   - А-а, так это, - мужик вышел на улицу, - это вот, рядом, сестра его проживает. Во-он, напротив колодца, - показал рукой.
   Я верил и не верил услышанному. Поблагодарив за хорошую весточку, направил туда машину. Не успел заглушить мотор, как к калитке подошла пенсионерка. Мы обменялись приветствиями. Она с нескрываемым любопытством окинула мня проницательным взглядом.
   - Каплуновы здесь живут? - осторожно спросил её.
   - Нет, то есть.., здесь, - смешалась она.
В её ответе таилась неопределённость, но в тоже время чувствовалось, что родственная связь существует.
   - Да ты проходи, проходи, сынок, - торопливо открыла калитку и доброжелательно пригласила в летнюю кухню.
   - Фамилия у меня не Каплунова. Илюше прихожусь двоюродной сестрой, - объяснила своё родство, заранее зная о ком пойдёт речь. Предложила стул. Сев напротив, выжидающе поглядела на меня.
   - Вы знаете, - начал я робко, - прочитал в книге о подвиге Вашего брата и был потрясён его мужеством. Написано очень сжато, документально. Конечно, по скупым строчкам можно судить о человеке, но не в полной мере, как хотелось.
Хочется узнать больше и подробнее о его жизни. Может у Вас остались фотографии, письма? Расскажите о нём?
   - Илюшу я помню. Хорошо помню. Мальчонкой, бывало, по деревне бегал. Нет, не озорной был. Среди ребят в старших ходил. Когда подрос и в школу пошёл, всей семьёй в Аркадак переехали. Парень-то какой видный был! - вздохнула, сожалеючи, безмолвно раскачиваясь из стороны в сторону.
   - Не война проклятая, так жил бы, - голос сорвался.
Память ожила в её сердце, и никакая сила не в силах сдержать слёз утраты родного человека. Я удручённо молчал, не смея поднять потупленного в пол взора. Постепенно успокоившись, вытерла фартуком горькие слёзы.
   - Любили мы его. Сильно любили. Уважительный был, работящий. Бывало, где отцу подсобит, где матери. Не ленился дровишек наколоть, водицы принести. Крепкий рос, а никого не обижал. Да что я могу сказать, ты лучше поезжай в Аркадак. У Марии Семёновны, мамы Илюши, всё и расспросите. У неё письма, документы есть.
   - Неужели мать жива? - я был крайне удивлён.
   - Да, да! Жива, слава Богу! С дочерью живёт, восемьдесят пять уже. Вот только совсем плохая стала, лежит, не встаёт, - пробежавшаяся было искорка радости в глазах вдруг потухла.
   - Наталья за ней ухаживает. Она тебе лучше меня расскажет о братике. Школьный переулок, дом номер один. Надумаешь ехать, то от меня, сынок, привет передай. Самой-то не часто в гостях приходится бывать. Тридцать километров для нас большое расстояние, да и здоровье не то...
   В райцентре белокаменный домик под номером один стоит рядом со школой. Отсюда и название переулка - Школьный.
Дверь открыла миловидная женщина лет шестидесяти. Короткая причёска, с волнистыми каштановыми волосами, заметно молодила её. Это была Наталья Макаровна. Пригласила меня в дом, усадила за стол с пузатым самоваром.
   - Вы пока посидите, я сейчас.
Отошла в другую комнату. В доме была ещё посетительница - пожилая, сухощавая тётя Нюра. Так называла её хозяйка. Разговаривала та громко, и каждый раз хозяйка одёргивала :
   - Тише ты, тёть Нюр, маму разбудишь.
А когда обе ушли в зал, услышал:
   - Маме не говори, что у нас гости, а то забеспокоится. Как бы ещё хуже не было.
Я понял, что рядом, за простенком, лежит безнадёжно больной человек - родная мать Ильи и Натальи. Очень хотелось увидеть её, но понимал невозможность при данной ситуации. Тётя Нюра вскоре ушла, тихо прикрыв за собой дверь.
   - Сейчас чай пить будем, - засуетилась Наталья Макаровна, когда мы остались одни.
   - Нет, нет, спасибо, - запротестовал я, - Вы знаете...
   - Знаю, не дала договорить, - к нам многие приходят.
В выразительных голубых глазах застыла тайная задумчивость и невысказанная боль. Молча ушла в зал и вернулась с цветным настольным портретом.
   - Вот и наш Илюша, - тихо, по-матерински ласково, произнесла она, - такой, какой есть, без искажений.
   Поставила на стол портрет, присела рядом. Я изучающе смотрю на фото. Поразительное сходство с сестрой! Действительно, видный парень. Красивое мужское лицо. Высокий лоб. Черноволосый, тонкие брови, жизнерадостные голубые глаза, слегка припухшие губы, аккуратный прямой нос. Первым нарушаю затянувшуюся паузу:
   - А он какого года рождения?
   - С восемнадцатого. В двадцать в армию призвали, а мне в ту пору восемнадцать исполнилось.
   "Значит моему отцу ровесник" - подумалось, "я, сейчас, на десять лет старше его. Только у меня, как у всех живущих, года будут прибавляться, а он останется вечно молодым".
   - Двадцать четыре годочка ему здесь, - и как по живому лицу, нежно провела пальцами по глянцу.
   - Семеро нас у мамы было. Он старший. Кто умер, кто погиб, без мужа вот уже тринадцать лет живу. Скоро, видно, совсем одна останусь. Мама на глазах тает, по ночам бредит, всё Илюшеньку зовёт, разговаривает с ним.
Через силу сглотнула слёзы.
   - Бывало со школы придёт, скорее по хозяйству принимается помогать. И уроки успевал делать, и маме большая помощь. А шестой окончил, да пристал к отцу, чтобы взял к себе на работу. Папа на нашем маслозаводе работал, - пояснила она, - он, конечно, отговаривал, что учиться. мол, надо, да по возрасту не примут. Только Илюша не отставал, зная, что тяжело отцу содержать такую ораву.
   - Па-а-а, да ты смотри! Я же во-о-о какой! - расправлял плечи.
Наталья Макаровна снова отошла и принесла пухлую папку. Развязала. Передо мной появились пожелтевшие от времени вырезки из газет, стихи, посвящённые герою, фотографии.
   - Вот, - протягивает одну из них, - Илюша с друзьями. Это они ещё перед армией снялись. Все четверо погибли. А эта уже из части.
 Вижу Илью в форме, в полный рост. Статный, широкоплечий, выше среднего роста. Пока я рассматриваю фотографии, она продолжает рассказывать.
   - Ты, говорит, пап, директора завода хорошо знаешь, поговори с ним, а мне пару годков прибавь. За школу не переживай, потом закончу, не к спеху.
   И уговорил ведь! Работать начал с папой, а после работы, вскоре, в вечернюю школу стал ходить.Ой, а моряком мечтал стать с детства. Всё просил купить ему тельник, тельняшку, значит. Да на что покупать. Еле концы с концами сводили. С призывной комиссии пришёл радостный такой! Меня, говорит, обязательно в Морфлот возьмут. По объёму грудной клетки прошёл! И правда взяли. В Хабаровском крае служил. Я ему часто писала. Помню пишет:
   "...Японцы голову поднимают, но вы не беспокойтесь, мы здесь крепко стоим".
Домой собирался и война. В сорокалетие Победы приезжал друг. Вместе служили. Надо же, по телевизору, случайно об Илье узнал. До сего времени так и думал, что жив-здоров, что у него семья, дети.
   - Скажите, - обратился  с вопросом который меня интересовал. Ведь я в рассказе изобразил его курящим. По наитию.
   - Да, но не пил. И сослуживец говорил - спиртного себе не позволял. Такой, сказывал, был смелый, аккуратный и везде первый. На стрельбище метко стрелял. Плавал лучше всех, и по службе одни благодарности. Очень бережливый был. Форму любил. Брюки гладили без утюга - не было потому что. Мочили до влажности, складывали и под простынь на матрац. До подъёма спали на них. Пришли однажды в магазин покупать утюг, а им говорят:"Разгрузите пол вагона - найдём один". Так и пришлось разгружать, только тогда продали утюг. Рассказывал, когда домой собирались, Илюша велосипед приобрёл, да не пришлось попользоваться. Самый дорогой подарок по тем временам. А война началась, на фронт стал проситься, но просьбу только в сорок втором удовлетворили. Сформировали эшелон моряков и на сталинградский фронт направили. Тогда вот Илюша со своим другом и потерялись. Их на разные фронта направили.
   Наталья Макаровна задумалась и спустя некоторое время продолжила:
   - Двадцатого ноября Илюша прислал открытку. Пишет, что едет под Сталинград и, вероятно, через Ртищево, что очень соскучился, хоть бы с мамой повидаться. И дальше, как сейчас помню, пишет: "...отомщу фашистам за слёзы матерей, за погибших отцов, за нашу Родину!"
   - Мама на станцию Ртищево бегала, всё Илюшеньку выглядывала, да напрасно. Так и не повидались. Их, оказывается, через Борисоглебск провезли. А двадцатого декабря, ровно через месяц, погиб. Сколько мы с ней слёз пролили...
Жаль письма не сохранились, - смахнула немые слёзы, - одна единственная открытка была, та, что с дороги, да мама какому-то корреспонденту отдала. Потом жалела. Хоть бы на почерк его посмотреть... С места гибели землицы привезли. У себя на кладбище памятник поставили, чтобы с нами был Илюша...
   Она ещё долго рассказывала мне о брате, и он становился мне ближе и понятнее. Попрощавшись, я уносил с собой подаренную Натальей Макаровной фотографию Ильи и твёрдую уверенность в том, что он совершил подвиг не вдруг, а шёл к нему с самого детства.