Волчья ферма

Николай Цыганков со стороны - и впрямь, вылитый цыган. Черняв, темноглаз, по-восточному красив. Любил девушек и охоту. Девушек бескорыстно, охоту – не совсем.
 
Молодой, но опытный охотовед, сознательно специализировался по волкам. Изучал образ жизни, повадки, поведение в разных ситуациях.

Но не диссертации писал по серым хищникам. Безжалостно и умело убивал. Ничего личного, никакой ненависти. Чисто коммерческий интерес.

Время было советское, волк считался очень вредным животным, наносящим ущерб народному хозяйству, подлежал поголовному уничтожению.

Даже премию государство платило. И немалую. Независимо от возраста и размера серого разбойника.

Будь то недельный слепой щенок, или взрослый матерый волк, охотнику, сдавшему шкуру, полагалась премия в пятьдесят рублей.

Очень немало, если учесть, что зарплата начинающего охотоведа Николая, только что окончившего институт, составляла шестьдесят два рубля восемьдесят копеек. Добытый волк мог составить приличный прибыток.

Кроме того, среди чабанов существовало негласное правило: охотнику, добывшему волка, разрешалось выбрать любого понравившегося барана из отары.

В этом был для чабанов определенный смысл. Все знают, как хитёр и осторожен волк. Можно всю ночь не спать, караулить овец с ружьём, заряженным картечью, а волк не придёт.

Хотя утром по следам можно точно определить, что он был рядом. Почувствовал человека и не решился напасть.

Но стоит буквально на пять минут отвлечься, хотя бы и по нужде, серой молнией метнётся хищник в отару. И хорошо, если дело ограничится одной овцой или бараном.

Волк убийца по сути своей. Он убивает, сколько сможет. Ему и не надо столько, а он убивает.

В дикой природе такое кровожадное поведение, может быть, и оправдано. Всегда можно вернуться к ранее убитой жертве.

Но он точно так же убивает и домашних животных. Он просто не понимает, как в одном месте может оказаться такое количество дичи!

Волк не знает, что бывший охотник и собиратель – человек, нашёл себе более спокойный и надёжный способ существования – скотоводство.

А бараны они и есть бараны. Орут, как резаные, когда жрать хотят, и молчат, когда их режут.

Безмолвно бегают из одного края загона в другой, безнадежно пытаясь спастись от перемахнувшей через забор бестии. Только частый дробный топот копыт слышится.

Николаю рассказывали чабаны, как один из них, услышав беспокойную топотню овец, выскочил в баз с вилами и заколол увлекшуюся убийством молодую волчицу.

Чабан гонялся за ней с матюками минут пять. Волчица не обращала на человека с вилами никакого внимания. Тринадцать зарезанных зверем овец насчитал позже хозяин отары.

Так что охотник-волчатник среди чабанов уважаемый человек. Кто знает, скольких баранов мог лишить жизни добытый охотником волк. Не жалко и отблагодарить.

Степные обычаи просты. Они соблюдаются всеми без исключения. Однажды этим воспользовался заезжий охотник откуда-то из Москвы или ближайших к ней городов.

Приехав поохотиться на собственной «Ниве», мечте всех чабанов и охотников, в Калмыкию, в первый же день удачно подстрелил волка.

Местный охотовед рассказал ему об обычае благодарности. Вместе поехали на ближайшую чабанскую точку. Были с почетом приняты, получили в подарок барана.

Столичному охотнику понравился обычай. Но в нём, в охотнике, видимо бурлила столичная коммерческая закваска. Он придумал, как извлечь максимум выгоды из этого обычая.

На другое утро он уже сам, без охотоведа, поехал на другое становище калмыков-овцеводов. Показал убитого волка, лежащего в багажнике машины. Опять был обласкан и одарен бараном.

Когда объехал всех чабанов Калмыкии, перебрался в Ставропольский край. Потом в Краснодарский. Потом в Ростовскую область. Машина его уже перегружена была мороженой бараниной, но ему всё было мало.
 
На Дону, на первой же точке, к нему вышел огромного роста усатый казак. Вообще-то казаки крайне редко профессионально занимаются разведением овец.

Держат обычно десяток-другой в хозяйстве для личного потребления. А отары пасут чеченцы, дагестанцы, молдаване, калмыки.

А тут – казак! Он с обычным радушием встретил гостя, позволил ему выбрать лучшего барана из отары. Сам зарезал, освежевал, помог загрузить в «Ниву».

Похвалил машину. Попросил ещё раз показать волка. Охотник с гордостью показал.

Казак погладил волка по шкуре, повернул его головой к себе, взял за нижнюю челюсть, обнажил острые, как нож, зубы. Московский охотник стоял рядом, ухмыляясь.

Неожиданно для него, казак вынул из объемистого кармана овчинного полушубка маленький блестящий молоток и нанес острым концом его короткий, но сильный удар по голове волка, проломив мощный череп.

Крови не было. Волк был стрелян не одну неделю назад.

Охотник возмутился было, мол, испорченная шкура и все такое. На что казак, невозмутимо улыбнувшись в усы, сказал, что невелик урон шкуре от маленького отверстия.

Но по дырочке в голове волка все чабаны в округе будут знать, что за этого волка баран уже получен. И не следует благодарить отважного охотника дважды.

Москвич понял, что его уловку раскусили. По московскому обычаю, опасаясь уже за свой череп, счел за благо ретироваться.

Так родился новый степной обычай. Теперь чабан, как и прежде, отдаст за убитого волка овцу. Но непременно пометит серого молотком.

Мобильных телефонов тогда не было. Да и теперь они ни к чему в местах, где до ближайшего соседа километров пятьдесят и нет телефонных вышек.

На чабанской точке живёт обычно одна семья. Максимум – две. Соседями считаются люди, живущие на расстоянии десятков и сотен километров.

Всякому гостю здесь рады. Рады общению, неспешному и обстоятельному разговору.

Говорят, степь слухами полнится. И это правда. Очень недолго неправда живёт в степи.

Николай мечтал о «Ниве». Передвигаясь по своим охотничье-служебным делам на стареньком мотоцикле «Иж» с коляской, застревая то и дело в осенней, весенней и летней грязи, попадая под проливной дождь, промерзая насквозь на зимнем ветру со снегом, он мечтал.

Для него «Нива» была не просто машиной-вездеходом. Это была крыша над головой и возможность расширить свои возможности.

Два пути были известны Николаю для осуществления своей мечты. Первый – купить машину. Но откуда такие деньжищи у малооплачиваемого охотоведа?

Второй путь казался более достижимым и предпочтительным.

Иногда областное руководство премировало отличившихся охотников автомобилем. Для этого требовалось занять первое место в области по истреблению серого хищника.

Чего только ни делал Николай, чтобы занять это вожделенное первое место!

Он освоил охоту с привадой. Выслеживал зверя по следу. Гонялся по заснеженной степи на мотоцикле, рискуя обморозиться. Стерёг в засаде у овечьих кашар.

Но его из года в год обходил пожилой охотовед с соседнего участка Степан Макарыч.

Заметив, что Макарыч, в основном, сдаёт на заготпункт шкурки волчат, Николай с особенным рвением стал отыскивать волчьи выводные логова со щенками.

Вопреки ожиданиям, такая охота оказалась добычливой и безопасной.

Даже ворон, чайки и другие птицы пытаются защитить свое гнездо и птенцов от любого посягательства. Волк - никогда.

Свирепая хищница – волчица, молча и осторожно будет наблюдать из зарослей, как одного за другим извлекают и тут же убивают охотники ее щенков.

Никогда не нападёт. Охотники это знают и действуют безбоязненно. В таком поведении волков есть свой смысл.

Главное предназначение волчицы – продолжение рода. Напав на охотников, можно и самой погибнуть, лишив права на существование будущие поколения волков, и волчат не спасти.

С точки зрения выживания, гораздо надёжней оставить погибающий выводок и немедленно спариться с самцом. Произвести на свет ещё один выводок, взамен утраченного.

Только один раз подвергся Николай нападению на логове.

Обнаружив пещеру в склоне оврага под кустом шиповника он, как учили знакомые спелеологи, заправил штормовку в брюки и протиснулся под куст почти полностью, пытаясь дотянуться до скулящих в темноте волчат.

Почему обязательно штормовку в брюки, а не наоборот? Спелеологам часто приходится протискиваться через узкости. Если дальше дороги нет, можно вернуться назад, двигаясь вперед ногами.

Ежели одежда при этом не заправлена в брюки, она может собраться к голове плотной манжетой, намертво закупорив человека под землёй.

Пригодилась эта наука Николаю и в этот раз. Он почти схватил уже первого волчонка за заднюю ногу, как почувствовал, что в сапог ему впились острые и сильные зубы зверя.

«Волчица!» - подумал охотник. Он подался всем телом назад, выхватил из ножен большой охотничий нож и, почти не глядя, ударил нападавшего зверя в шею. Удар был смертельным. 

Но! На него напал не волк! В истекающем кровью хрипевшем животном, Николай узнал не волчицу, как он ожидал, а … собаку.

Перед ним каталась по земле, прижимая к редкой траве обширную рану, из которой била пульсирующим фонтаном алая кровь, крупная немецкая овчарка!

Николай подождал, пока она угомонится, достал из логова шестерых подросших уже волчат. Разделался с ними ударом обуха тяжелого ножа по затылку.

Потом снял со всех семерых шкуры и осмотрел сапог. Бестия ухватила его за пятку. Там где каблук. И кожа сапога особенно толстая.

Это обстоятельство спасло ногу Николая. Чуть выше, и ахиллесово сухожилие. Повреждение ахилловых связок – верная инвалидность.

По-видимому, Николай, проникнув в логово, шевельнул непроизвольно ногой. Собака хватает то, что движется и находится наиболее близко от её пасти.

Собачьи повадки охотовед знал достаточно хорошо.

Он, например, знал, что при нападении собаки, лучше пожертвовать рукой, выставив предплечье вперед, а потом уже действовать по обстановке.

Можно сильно ударить пса по носу. Этот орган у собак сильно развит, там находится много нервных окончаний. Нос очень важен для собаки.

Удар «в нюх» не только отобьёт у пса всякое желание нападать, он может даже лишить её сознания.

Волк – это другое. Ему мало укусить, ему непременно нужно убить.

Поэтому, если уж волк напал, он постарается не просто тяпнуть, за что попало, а непременно взять за горло.

Или в пах. Что тоже не очень-то приятно. Последствия болевого шока аналогичны хватке за горло.

К тому же, у волка строение зубов сильно отличается от собачьих.

Зубы его, длинные, плоские, острые как нож, заходят краями друг за друга подобно лезвиям ножниц. Коренные зубы совершенно не приспособлены к пережёвыванию пищи.

Волк может только оторвать, отрезать, словно ножницами, от жертвы более или менее большой кусок мяса и проглотить целиком.

Недаром говорят, что волки «режут» скот. Следы от волчьих зубов и впрямь напоминают надрезы острым ножом.

Другое дело зубы собаки. Она более всеядная, не такой специализированный хищник как волк. И зубной аппарат ее устроен иначе.

Как и у волка, у нее выделяются клыки. Но клыки служат только для удержания добычи. Коренные зубы у собак иные, нежели у волка.

Они способны если не жевать, в полном смысле этого слова, то хотя бы обмять пищевой комок, придать ему форму, удобную для проглатывания. Собака бьёт только клыками.

Волк бьёт всей пастью. И, конечно же, волк сильнее любой, самой большой собаки.

В обычных обстоятельствах, домашняя собака для волка - не более чем лёгкая добыча и вкусная пища. Многие волки, особенно старые самцы, специализируются на собаках.

Особо храбрых они  выманивают за околицу и приканчивают в ближайшем же леске. Особо трусливых, бывает, приканчивают в собственной конуре.

Другое дело, если человек, по какой либо причине, оставляет собаку в лесу или степи.

Если это кобель, в местности, где водятся волки, участь его предрешена.

Рано или поздно он станет обедом или ужином для голодной волчьей стаи, набредшей на нечаянную добычу.

Другое дело сука. Ею тоже волки могут отобедать. Но если у нее случилась течка, если она встретила молодого одинокого самца-волка, если еще совпадет несколько «если» …

То дело может кончиться и любовью. Молодой волк может стать отцом ее будущих щенков.

Если совпали множество «если», щенки выросли и стали половозрелыми – беда. Беда для всего живого.

Эти твари, гибрид волка и собаки, именуемый в народе и среди охотоведов волкопсами, станут грозой всей округи, включая настоящих волков. 

От волка-отца они унаследовали сильное тело, острые зубы, смелость и осторожность. Мать-собака научит их не бояться никого, даже людей.

К человеку с ружьём они не подойдут на расстояние выстрела. К безоружному могут подойти вплотную.

И даже напасть. Особенно, если человек этот – ребенок, случайно оставшийся один.

Детёныш любого живого существа для волкопса – всего лишь вкусная и легкодоступная добыча.

И почему человек должен быть исключением из этого правила? Потому что пахнет человеком? Так для этого зверя запах человека совсем не страшен!

В нормальной волчьей стае ежегодно спариваются только альфа-самка и альфа-самец. Самые сильные. Таким образом, в год обычно бывает один помет. Редко два.

В стае волкопсов спаривается кто хочет и с кем хочет. За течной сукой выстраивается сарафан жаждущих любви кавалеров.

Самок может быть несколько. Помёты, по сравнению с волчьими, большие, выживаемость высокая. Стая растёт очень быстро. И хочет есть.

Собак они убивают, потому что они не собаки. Волков – потому что не волки. Всю остальную живность – потому, что хотят есть.

Волку нужно примерно пять килограммов мяса в день. И он его съедает. Когда мясо есть. Когда нет, может поголодать. И неделю, и более.

Волкопсы жрут всё. Включая траву, кузнечиков, мышей и помёт травоядных.

При долгом отсутствии пищи они начинают убивать друг друга. Сначала щенков, потом более слабых членов стаи. Так сохраняется вид.

Но это крайность. Пока в округе есть хоть что-то живое, волкопсы будут охотиться. И убивать. Беспощадно убивать.

Всё это Николай знал из умных книг и рассказов бывалых охотников. Он был очень горд собой.

Горд тем, что победил в честной схватке один на один лютого зверя, напавшего на него.

Тем, что уничтожил гнездо зарождавшейся нечисти в самом начале.  Тем, что сдаст аж семь шкур. А это, считай, триста пятьдесят рублей.

Почти шесть зарплат охотоведа за один раз! А может и первое место по добыче волка займёт в области.

Мечта о «Ниве» разгорелась с новой силой. Николай, как живую, видел перед собой новенькую, белую как невеста, Ниву.

Обязательно белую. Во-первых, потому что красиво. Во-вторых, потому что охота, в основном, добычлива зимой.

Белая «Нива» на белом снегу…  А осенью и маскировочную сеть накинуть можно. И сиди в засаде хоть целый день на мягком сидении.

А еще на «Ниве» можно догнать волка в заснеженной зимней степи. Там, где никакая другая, даже импортная, машина не пройдёт.

Он читал, что высокая проходимость маленького вездехода обусловлена короткой колёсной базой, высоким клиренсом, большими в диаметре, но неширокими колесами.

Даже иностранцы, говорят, приобретают «Ниву». Оно и понятно. Николай видел пару раз импортные джипы. Огромные блестящие машины на больших, широких колесах.

И непосвященному ясно, что эта машина предназначена для езды по пустыням, по песку. В нашем жирном чернозёме эти тяжелые монстры беспомощны, как котята.

Намотав десятки килограммов чернозёма с травой на колеса, забив этим самым чернозёмом колёсные арки, импортные джипы, с их мощнейшими моторами, барахтаются в грязи и останавливаются, как вкопанные. В буквальном смысле вкопанные..

Лёгкая же и короткая «Нива», с большими, но узкими колесами, проходит везде. Даже там, где, казалось бы, пройти невозможно.

Николай сам однажды наблюдал, как «Нива» буквально плыла по жидкой весенней грязи, которая доходила ей до порожка.

Ещё более курьезный случай он видел прошлой осенью. В «Ниве» было пять охотников, включая водителя. Угораздило их соскользнуть в колею от трактора «Беларусь». «Нива» села на мосты и - ни с места.

Охотники с трудом выкарабкались из машины, начали советоваться. Один из них сел за руль и завёл машину.

Остальные четверо поднапряглись и уложили автомобиль на бок. Почти на бок. Правой дверью и всем бортом машина упиралась в скользкий раскисший край глубокой тракторной колеи.

Взревел двигатель на высоких оборотах. Машина поехала! Она скользила правым боком по жидкой грязи, левые колёса вращались в воздухе.

Но «Нива» медленно и уверенно двигалась, поддерживаемая и подталкиваемая перепачканными в грязи охотниками!

Выбравшись на место, где колея от трактора была помельче, охотники вытолкали из неё общими усилиями машину на сухое, забрались внутрь и покатили, как ни в чём ни бывало, по целинной степи.
 
Мечта, а не машина!

В заготконторе Николая приняли не так тепло, как он ожидал. Приемщик беспрекословно оприходовал шкуры волчат. Но категорически отказался принимать шкуру их матери.

На рассказ Николая о его героизме и о том, что одичавшая собака страшнее волка, он резонно отвечал, что не может государство платить за шкуру какой-то Шавки или Бобика.

Заплати он один раз, отбоя не будет от охотников заработать на дворовых псах. У государства никаких «Нив» не хватит. А он поставлен здесь, чтобы блюсти интересы государства. 

Перепалку приёмщика и Николая с интересом, усмехаясь в усы, слушал Степан Макарыч, принёсший сдавать, кроме нескольких шкур взрослых волков, почти два десятка шкур волчат.

Он опять занял первое место. Машина у Макарыча уже была, поэтому он взял деньгами. Немало получилось.

Мечта Николая опять ускользнула. «Да что там у него, ферма волчья, что ли?» - подумал он в сердцах.

Переживал очередную неудачу Коля почти неделю. Потом крякнул, купил в сельпо ящик водки, оседлал своего «Ижака» и отправился к Степану Макарычу сдаваться и выведывать секреты успеха.

Степан Макарыч был человек не местный. Он приехал в эти края из столицы очень давно, когда Николай еще «под стол пешком ходил» и пулял в воробьев из рогатки.

Говорили, что служил он в Москве в милиции, был опером. Однажды сильно прокололся.

Участвуя в милицейском налёте на воровскую «малину», застрелил, случайно или нет, не того, кого надо.

Пуля из его служебного «Макара» попала точно между глаз известного в Москве и всей стране «вора в законе».

Человек этот доставил много хлопот милицейским. В молодости был карманником и домушником. Потом переквалифицировался в вымогателя, сумел обложить данью половину Москвы и Московской области.

Интересы его и его подельников простирались от Калининграда до Владивостока. Но ни одна из множества статей уголовного кодекса, на которые он мог претендовать, не предусматривала «вышак».

Воровского «авторитета» периодически сажали в тюрьму, потом выпускали. Он умудрялся руководить воровским сообществом и из-за колючей проволоки.

Только случайный выстрел опера, кардинально решил проблему. Может и не был случайным тот выстрел.

Степана не посадили. Но из «органов» уволили. Посоветовали, на всякий случай, затеряться на просторах необъятной нашей Родины. Он и затерялся.

Переехал в Ростовскую область, устроился охотоведом. Под жильё выделили одиноко стоящий на краю небольшого хутора брошенный хозяевами казачий курень.

Жена Степана Макарыча, или попросту Стёпы, как его звали в то время, декабристкой не была. На «край географии» не поехала.

Предпочла развестись с опальным мужем. Степан искренне любил её и никогда более не женился. Хотя мог бы.

Невысокого роста, широкоплечий, в меру красивый новый охотовед, одиноко живущий на краю хутора, сразу стал объектом внимания хуторских девок и молодых баб, желающих удачно выйти замуж.

Время от времени окна его дома начинали приветливо светиться, на них появлялись новые занавесочки, в комнатах наводился порядок.

На протянутых во дворе верёвках, трепыхалось на ветру чисто выстиранное постельное бельё и другая одежда. Женская в том числе.

Но проходило время, очередная хозяйка усадьбы убеждалась в категоричном нежелании Степана жениться. Окна опять зарастали пылью и паутиной. И так до следующего раза.

Со временем, поток желающих попытать счастья иссяк. Все его «бывшие» повыходили замуж, новых не наблюдалось.

Терялся к нему интерес, как к потенциальному жениху. Да и возраст брал своё. Окна окончательно затянуло пылью и паутиной.

К этой одинокой берлоге закоренелого холостяка и приближался Николай на своём тарахтящем и дымящем «коньке-горбунке», как он ласково называл мотоцикл. Бутылки весело позвякивали в коляске.

Встретил его хозяин не слишком ласково, но дружелюбно.

Увидев в руках Николая бутылку со знакомой зелёной этикеткой, смахнул со стола остатки вчерашнего ужина, поставил чистые гранёные стаканы, полез в холодильник за немудрёной холостяцкой закусью.

Первую распили почти молча. Разговаривали о погоде, о том, что лисы стало в угодьях много, а зайца маловато. Николай сбегал за второй.

Гость всё время пытался свернуть разговор на волков и их добычу. Хозяин уворачивался от этой темы, как мог.

Наконец, приканчивая третью бутылку, заговорили о волках, их повадках и привычках. Вспоминали разные случаи на охоте.

Степан Макарыч оказался очень крепок на спиртное. Николая уже изрядно развезло, он чувствовал, как мутнеет в голове, стал уже почти забывать о цели своего приезда, а старый егерь был свеж, как огурчик.

Так, по крайней мере, казалось Николаю.

Когда к концу подходила четвёртая бутылка, Степан Макарыч неожиданно вошёл в роль учителя.

Со свойственной пожилым и пожившим людям уверенностью, он стал учить Николая как нужно охотиться и как вообще жить.

С его слов, Николай все делал неправильно. Он жил в своё удовольствие и охотился в свое удовольствие.

Без всякого плана. Да ещё хотел от жизни получить что-то просто так, без особых усилий.  «Ниву», например.

Другое дело он, Степан Макарыч. Попав в непривычную обстановку, изучив обстоятельства, всё распланировал на годы вперед.

Действовал согласно первоначального, продуманного до мелочей, плана. Поэтому у него и получается всё, что он задумал.

Вот как, например, Николай охотится на волков, пытаясь стать обладателем вожделенной «Нивы»? Никакого плана, одни мечты!

Так ничего не получится. Надеяться на удачу, конечно, можно, но удача дама капризная, за ней ухаживать надо!

Вот он, Степан, Макарыч, нашёл в свое время три логова волка в Ростовской области и два в соседней Калмыкии. Что бы сделал Николай на его месте?

Правильно! Обрадовался бы охотничьей удаче, выволок волчат на свет Божий, и в мешок.

Попытался бы добыть старых волков. Если бы добыл, отволок бы добычу на заготпункт. За один раз, но много!

Так поступил бы любой охотник-волчатник. Другое дело он, Степан Макарыч. Он не просто охотится на волков, он их пасёт!

Каждое лето, подождав, пока волчата подрастут, объезжает свои владения.
В каждом логове изымает всех волчат, кроме одного.

Одного он обязательно оставляет в каждой обнаруженной норе. Чтобы волчица продолжала выкармливать его, а не обзавелась потомством где-нибудь в новом месте.

Волчица, конечно, может бросить потревоженное человеком логово, найти себе новое и перетащить туда оставшегося в живых волчонка.

Но это будет где-нибудь неподалеку, в той же местности. И Степан Макарыч всегда его найдёт.

Потом, зимой, он обязательно доберёт прибылых. По следу. По свежей пороше.

Никогда не следует трогать родителей. Это «маточное поголовье». На будущий год они снова принесут волчат.

Иногда, как истинный селекционер, изымает из популяции старых волков, оставляя молодых и давая им шанс на продолжение рода.

Таким образом, он поддерживает численность волков в природе на определенном уровне. Не даёт им слишком размножиться и, в то же время, не лишает себя ежегодного заработка.

Николай согласно кивал кучерявой головой, удивляясь хитрости и находчивости старого охотоведа.

«Но и это ещё не всё», - сказал Макарыч подумав. «Есть у меня и ещё один секрет. Который, может быть, я тебе открою попозже. Когда мы получше узнаем друг друга и, возможно, подружимся.
 
Детей у меня нет, а денег много. Но не в сберкнижке счастье. Правда, деньги дают уверенность в завтрашнем дне. Хотя кто его знает, что ожидает нас завтра?»

Начали пятую. Выпив полстакана, Николай почувствовал, как его нестерпимо замутило. Вышел во двор.

Под ногами путались две толстые, пузатые, гончие суки. По всему видно было, что скоро ощенятся.

Николая вырвало. Слезящимися глазами он видел, как суки с жадностью стали лакать блевотину. Николай отвернулся от собак, смотреть было неприятно.

На высоком крыльце, обеими руками опираясь на балясник, стоял Макарыч.

Когда Николай приехал, было почти утро. Теперь был вечер. Красное огромное солнце краешком своим цеплялось за горизонт. Тени были длинными и глубокими. Скрипели фазаны в недалеком бурьяне огорода.

Степан Макарыч что-то пробурчал, как-то обреченно махнул рукой и стал спускаться вниз. На ногах он держался довольно твёрдо.

Подал Николаю махровое небольшое синее полотенце, велел утереться. Затем назвал «сынком» и поманил в угол двора. Николай, удивляясь, пошёл за ним.

В углу двора стояла небольшая клетка, сделанная из толстых железных прутьев. В клетке стояло старое оцинкованное ведро с водой и сидел волк.

Он молча ощерил яркие белые зубы при приближении людей. Самый настоящий волк! Правда, не очень кормленый.

В клочковатой, тёмно-коричневой с седым, летней шкуре. Жёлтые, хищнораскосые глаза настороженно следили за пришедшими.

«Женька!» - представил волка Макарыч. «Мой производитель!» – добавил он не без гордости.

Николай ничего не понял. Опять назвав его сынком, Степан Макарыч жестом пригласил в другой край двора.

Там были устроены три небольших вольера. Посреди каждого вольера стояла большая деревянная собачья будка.

Два вольера поросли сорной травой и явно были нежилыми. В третьем трава была вытоптана, стояло небольшое корытце с водой, валялись свежеобглоданные кости.

Степан Макарыч оставил Николая за забором. Сам вошёл в вольер, плотно прикрыв за собой калитку. По пути прихватил из кучи дров, сложенных под акацией, небольшое дубовое поленце.

Подойдя к собачьей будке, по-стариковски кряхтя нагнулся, пошарил в круглом отверстии рукой. Не без усилия вытащил на свет божий, упирающуюся всеми четырьмя лапами, гончую суку.

Отшвырнув её в сторону, опять нагнулся. На этот раз извлёк из собачьей конуры волчонка! Почти взрослого волка, но покрытого короткой и тёмной щенячьей шерстью.

Взяв скулящего от страха щенка за задние ноги, с силой ударил дубовым поленом по затылку. Из носа юного волка потекла кровь, он конвульсивно дёрнулся и затих.

Размашистым движением Макарыч перебросил бездыханное тельце через забор, к ногам Николая. Снова нагнулся к отверстию конуры.

Сука, жалко виляя не только хвостом, но и всем телом, металась от будки, где убивали её детей, к забору, где лежали уже убитые щенки и обратно.

Николай внимательно рассмотрел убитого первым щенка. Волчонок – как волчонок.

Только большие щенячьи уши, вместо того, чтобы стоять торчком, как у настоящего волка, повисли лопухами как у гончей.

Шесть раз наклонялся к будке Макарыч. Шесть раз перелетали через забор тела убитых волкопсов.

Николай неуверенной походкой пошёл к мотоциклу. Достал бутылку водки, откупорил. Сделал несколько глотков из горла, вернулся к вольеру.

Он всё понял. Понял, как зарабатывает первые места знаменитый охотовед.

Подойдя к вольеру, остановился в нерешительности, сделал глоток. Потом ещё один.

Степан Макарыч, нагнувшись, вытирал руки о шкуру юлившей у его ног суки.

Николай поставил початую бутылку на колышек забора, вернулся к прикорнувшему у забора мотоциклу.

Драндулет, вопреки ожиданиям, завёлся сразу, «с полутыка». Николай уселся в седло и запылили прочь.

Он узнал всё, что хотел узнать. Но сразу и твёрдо решил, что не будет добывать себе «Ниву» таким способом. Мечта опять отодвинулась на неопределенное время.

Помог случай. Случай случился не с ним, а со Степаном Макарычем.

Месяца через пол после описываемых событий, возбужденный Макарыч появился в конторе охотуправления.

Он просил срочно уволить его «по семейным обстоятельствам». Причём уволить сегодня же, а не как положено, через две недели. Все знали, что никакой семьи у Макарыча нет, но пошли навстречу, уволили.

Он сдал служебное оружие, выписался, получил с книжки немалые свои деньги, погрузил нехитрый холостяцкий скарб в «Ниву» и, утром следующего дня, выехал в неизвестном направлении.

Впрочем, Николаю известно было это направление. Вечером Степан Макарыч нашёл его на участке и сбивчиво рассказал, что вынудило его к срочному отъезду.

Оказывается, бывшая жена его, не единожды сходив замуж, поняла, наконец, что никого и никогда не любила, кроме как его, своего Стёпушку.

Сейчас она, отягощённая возрастом и множеством болячек, звала его обратно в Москву, чтобы вместе встретить старость.

Степан Макарыч словно всю свою нелёгкую жизнь ждал этого письма. Бросил всё и уехал. Уехал «доживать», как он выразился.

Николая он просил приглядеть за собаками. Животина всё-таки. Пропадёт без хозяина.

Когда Николай приехал на брошенное подворье, его встретили три голодные гончие. Волчья клетка была пуста.

Видимо, отпустил на свободу своего многолетнего пленника Степан Макарыч.

Усадив собак в коляску мотоцикла, Николай привёз их к себе домой.

Как выяснилось позже, охотницы они были никакие. Собаки умели только рожать.

Николай присмотрел в городе хорошего рабочего гончего кобеля с длинной родословной, купил дамам нового жениха. Через время у него была лучшая в округе стая вышколенных гончих.

Он, наконец-то, получил законное своё первое место по отстрелу волков. Был награждён новенькой белой «Нивой».

Знаменитого охотника-волчатника Николая Цыганкова знают в Ростовской области, Калмыкии и двух прилегающих краях, Краснодарском и Ставропольском. Часто приглашают на охоту, если начинают «шалить» волки.

Он женился, развёлся и заново женился. Со временем вышел на пенсию.

Иногда, «за рюмкой чая», рассказывает особо доверенным охотникам, как когда-то, в молодости, побывал на настоящей волчьей ферме.

Волков бьёт. Волкопсов ненавидит.  Милиционеров, особенно бывших, почему-то недолюбливает.