Аннушка и сын

  Сашка – сын нашей подруги Аннушки, он болел эпилепсией. Прожил он всего двадцать три года, а умер во время припадка, потому что верил в мифического деда, который мог его спасти.  Дед жил где-то очень далеко, за тридевять земель. Кто-то как-то случайно в поезде получил его адрес, его передали Сашке. В ту дальнюю глухую деревеньку одному ехать не рекомендовали (вдруг больной помрёт), и отец согласился доставить туда своего сына.
  Сашка был ему обузой, особенно после смерти матери, когда в дом переехала очередная потенциальная его жена. Сашка как бы путался под ногами. Он не способен был работать, вёл вялый образ жизни. Он много спал, да и во время бодрствования походил на зомби из-за сильных психотропных препаратов. Но и они мало помогали, только тормозили процессы, делали больного «тормозным». Ещё при жизни матери он пошёл в баню и там упал прямо на раскалённую печь.  Его спасли, но рука от плеча сильно пострадала, что усугубило болезнь. А вначале приступы были лёгкими и почти незаметными. Мать считала, что начались они от ушибов головы, когда Сашка принял участие в молодёжной драке в клубе. Врачи гематомы не нашли, диагноз установить не могли и кто-то посоветовал обратиться к бабке. Хождения по бабкам незаметно стало для Аннушки главным делом жизни. Много раз ездила она и в соседнюю деревню к бабке Горелихе, которую в родном селе не уважали. Позже Сашка поехал учиться в город, и там продолжались хождения по ворожеям и колдовкам. Помню, Аннушка как-то искала по деревне чёрного петуха, чтобы передать его для жертвы ради выздоровления сына. Только ему становилось всё хуже и он вынужден был вернуться в родное село и оформить пенсию. Постепенно нам открылась правда о заболевании: Сашку прокляла родная бабка.
   Баба Катя была властной, она и сына вырастила каким-то инфантильным, почти равнодушным. Жену себе он выбрал похожую на мать, надёжную, руководящую. Он был мужчина умный. Часто можно было видеть его в чистенькой рубашке на диване с газетой в руках или у телевизора. Для деревни это было не лучший вариант, так как дел всегда невпроворот. В колхозе он работал на колёсном тракторе, и зарплата его желала быть лучше, к тому же в обязанности жены входило в обязательном порядке поставлять мужу крепкий чай (из-за низкого давления) и курево. Если денег не хватало, он брал у соседей или в магазине в долг и его не волновало, каким образом жена будет расплачиваться. «Калымы» и другие приработки его не интересовали. Анна сердилась, пыталась командовать, но всё было напрасно. А однажды он вроде шутя высказался, мол, было время, побегал он за ней, а теперь хватит… Отношения у них были какие-то странные, но Аннушка была хорошей хозяйкой, на праздники приглашала гостей и всё вроде было у них не хуже, чем у других. Она работала в нашем детском саду завхозом, работница была ответственная. Её все уважали и любили.  С нами она была кроткой, нежной и доброй, и учить её быть с мужем ласковее у меня как-то не получалось…Я своими поучениями лишний раз боялась ранить её больное сердце. Только однажды ей напрямую высказал один умный человек, что у них идёт война. Она широко раскрыла глаза. С этим она не согласилась и ничего менять не стала.
  Такую атмосферу в семье создавала её личная война в сердце, которую скрывала она от посторонних глаз. Иначе как объяснить плохие отношения не только со свекровью, но и с другими родными мужа? Мать Михаила жила с ними и были они, как два медведя в одной берлоге, ссорились по всякому малейшему поводу. Они, живя под одной крышей, поделили пополам огород, хозяйство, что было немыслимо. Дело доходило до драк. Однажды баба Катя пошла на невестку с вилами, но пятнадцатилетний сын сумел их отобрать. Он заступался за мать, и в гневе своём баба Клава прокляла Аннушку «и её любимого сына». Старший сын Андрей жил далеко, приезжал редко и под удар не попал, а у младшего начались проблемы со здоровьем.
  Аннушка тоже была больна. Однажды она сильно испугалась, когда вечером возвращалась домой. Путь проходил мимо дома, в котором был покойник. Вернее, до привоза из морга его тела гроб поставили в сенях. Вдруг порыв ветра распахнул лёгкую дверь и Аннушке, внезапно увидевшей это, стало плохо. Она упала на снег, и вскоре очнулась, но с тех пор страхи не покидали её. Врачи не могли определить её заболевание, как она считала, и поставили диагноз «шизофрениия». Она не могла спать ночами, да и днём спать не могла. Ей казалось, что она вовсе не спит или так оно и было, не знаю. Болезни её мы почти не замечали. Разве что дома находиться одна она боялась и просила кого-нибудь сопровождать её к знакомым или друзьям. Так нередко она оказывалась у нас.
  До этого мы часто проводили время вместе. Собирались с друзьями в праздники и проводили их активно и весело. Я готовила спектакли с детьми и со взрослыми и мы выступали на различных мероприятиях. Аннушка красиво пела и делала это с удовольствием. Пели мы и на наших домашних вечеринках. Ещё в зимние праздники мы любили наряжаться в разные костюмы и бегали по соседям, поздравляли население с рождеством и Новым годом. Позже, когда я и муж мой уверовали в Христа, наша деятельность стала чище, мы ставили спектакли о Рождестве Спасителя, о святых людях, верных Богу. Ещё мы пели христианские песни, которые можно было петь в любом месте и в любое время, и никто не мог про нас подумать плохое. Репутация моя смолоду в селе была чиста, поэтому переключиться на изучение Библии и поклонение Христу было нетрудно. Я не боялась быть белой вороной. Мы участвовали в воскресных богослужениях, и с нами была Аннушка. Она молилась за своего сына. Только исцеления Бог не давал. Потом я поняла, в чём дело. Аннушка не открывала своё сердце Богу, и в жизни её, в отношениях с родными ничего не менялось. Бог же велит очищать своё сердце от зла. Но человек упрямое существо. Он не хочет ничего менять. Ему кажется, что он живёт правильно. Кто ему может приказывать?!
   Библия её мало интересовала. Новый завет оставался чистым, нетронутым. Была в их доме ещё Библия старая, на старославянском языке. Я её просмотрела, но муж Аннушки был возмущён. Он ценил эту книгу, как реликвию, и не одобрял веру в Иисуса Христа. С ним было трудно спорить. Хорошо, что он пускал нас к подруге, которая уже тогда была больна раком груди. Мы беседовали, вместе пели песни. После посещения областной больницы Аннушка медленно таяла, много лежала и уже была бесполезной семье, как она считала. Мы пытались её убедить изменить отношение к родным. Можно помогать своими ласковыми словами, советами и ещё чем-то не физическим, но у неё так не получалось. Подругой и помощницей мужу она никогда не была. Потом у неё испортились отношения и с сыном. Он не любил скандалы и стал занимать сторону отца. Она страдала, чувствуя, как отдаляется от неё младшенький, вначале бывший ей надеждой и опорой. Она замкнулась в себе, даже не сказала мужу правду о своей болезни, как мы узнали позже. Это было нам в диковинку и совершенно немыслимо. Но дело было худо, и вскоре больную поместили в больницу. Незадолго до этого она попросила прощение у мужа, свекрови и всей его родни. Её родные жили в далёкой Мордовии и приехали лишь на похороны. Но это было потом, а сейчас Аннушка была в больнице, и я поехала её проведать. Оказалось, Бог побудил меня сделать это в самое нужное время. Её переводили в другую палату- «одиночку» потому что ночью она не давала спать другим больным своими стонами. У неё началась агония. Обезболивающие уколы помогали ненадолго.
  Я перенесла её постель и помогла перейти из палаты в палату. Этот путь в двадцать шагов по коридору был нелёгким. Она задыхалась от слабости и боли. Мы останавливались, я садила её на стул. После отдыха снова шли. Я убеждала её обращаться к Богу с любовью, как к родному Отцу. Я внушала ей, чтобы она просила: «Возьми меня к Себе!»  В палате ей медсестра собиралась делать укол, да и приехал её сын Александр ухаживать за мамой, поэтому я ушла. Подвернулась попутная машина и через тридцать минут я была уже дома. И сразу зазвонил телефон. Саша звонил, что мама его умерла вскоре после моего ухода. Я плакала, но мысль, что она ушла к Богу утешила меня.
  В похоронах мы с мужем приняли активное участие, помогали, чем могли. Я ещё напекла целую гору блинчиков. Всего было наготовлено много, так как в деревне на поминки, как и на похороны собирается много народу. После кладбища молодая бойкая родственница умершей сотворила какие-то манипуляции с Сашкой перед воротами их дома; какие-то умывания и плевки… Так она, якобы, защитила его от власти покойницы, чтобы он не ушёл за ней в мир иной. Но, как показало время, это не помогло. Через несколько месяцев не стало и сына Аннушки.
      Мы были в курсе его жизни потому, что он каждую субботу перед баней приходил к нам постригаться на правах сына нашей дорогой подруги. А ещё он был одноклассником нашего старшего сына. Тот уже учился и жил в городе, и Сашка общался с нашим младшим. Антон увлекался разными иностранными хитами, а также был неравнодушен к року. Я не могла запретить это полностью, тем более, что в своих спектаклях мы использовали подобные яркие отрывки, чтобы отразить отрицательных героев и их действия. Саша приходил к Антону и выбирал себе то, что вредило его и без того больной психике. Я говорила, советовала брать для слушания инструментальную музыку, классику, но он лучше знал, что ему нужно.   Уже тогда у него наблюдались приступы эпилепсии, но проходили в слабой форме. После смерти матери он продолжал ходить к нам, и я пыталась воздействовать, говорила ему о Боге. Разговоры эти ему не нравились, и музыку он продолжать слушать жёсткую, что вредило ему. Он жил примитивной жизнью и, казалось, не замечал перемен в его семье.
  Отец его взялся устраивать свою личную жизнь и в короткий срок перебрал многих женщин в селе на роль жены. Ему казалось, что он легко найдёт замену Аннушке. Но то его что-то не устраивало, то мать его не давала добро, и поиски перекинулись на соседнюю деревню. Так в их доме появилась высокая, как Анна и такая же активная и хозяйственная женщина. Решительностью она тоже напоминала прежнюю жену, но была весёлой. Она сыграла отрицательную роль в жизни Сашки. Сын нового мужа ей был не нужен. Хорошо, что он получал пенсию, но она почти вся уходила на него, на лекарства. За ним требовался дополнительный уход, что никак не совмещалось с медовым месяцем «молодых». Поэтому, получив адрес деда-колдуна, глава семьи надеялся решить проблему сына. Да и свою тоже, свозив его в далёкую «Тьмутаракань».
   Смысл жизни укоротился ещё и потому, что Сашка не верил в Бога и не имел мудрости.  Он жил, не замечая сгущающихся над ним туч. Он не понимал, что со смертью матери жизнь его в родном доме не имела смысла. Всем было не до него. Обе новые дочки, как младшая, так и старшая, надсмехались над ним, как бы вытесняя из собственного дома. Несомненно, Саша страдал, но, как и мама, был замкнутым, неоткровенным. А приступы элилепсии стали частыми и сильными. Его мог спасти лишь Бог. Нам рассказывали христиане о примерах если и не полного исцеления, то пригашения приступов. Мы пытались доносить до них, нуждающихся, эти сведения. Но по примеру отца, Саша отвергал Бога и не замечал протянутой к нему руки Спасителя. И вот в один из беспечных вечеров жизнь его оборвалась.
  Он пришёл к нам вечером за кассетами, и я, пользуясь случаем, ещё раз сказала ему, что не нужно верить в деда. «Бог тебя может спасти». Он, уже стоя у двери, с вызовом ответил: «А я поверю». «Кому?»  - «Деду!» У нас с мужем было тяжёлое чувство. В обед следующего дня мы не удивились, когда узнали, что Саша умер. Рассказывали, что он вечером смотрел «Смехопанораму», а потом ушёл в свою комнату. Видимо, он сильно бился… Хватились его в обед, нашли в кровати сильно окровавленного, с пробитой головой. Вызванный фельдшер трогать ничего не разрешил, велел ждать милицию. Милиция из района долго не ехала. Родные покойника приходили вечером к нам звонить по домашнему телефону, но тело смогли отвезти в морг лишь вечером следующего дня. Говорили, что какие-то проблемы были и на похоронах, но мы не ходили провожать сына нашей Аннушки в последний путь. Всё, что надо, мы высказали ещё при его жизни. Александр при жизни сделал сознательный выбор, к тому же в форме вызова Творцу. Грубо говоря, он потерял нюх… Говорили, что тело его после смерти протухло и сильно воняло. Смотреть на страшный вспухший труп у нас не было желания.
  Я вспомнила, как мы хоронили Аннушку. Она лежала в гробу, как куколка. Выглядела удивительно красивой, свежей, несмотря на то, что с похоронами пришлось ждать ещё сутки до приезда её далёкой родни. Лицо её было прекрасно спокойным, даже шрама, что портил при жизни её рот, не было заметно. Я верила, что она в самые последние минуты жизни искренне потянулась к своему Отцу Небесному, и Он её не отверг.

На фото: размышляю... 2014 г.