Эстерия, Глава IX Утрата

«Блики солнца нарисовали черты,
Лица, застрявшего в стене.
Замурованный жизнью, погребенный в камне.
Отбойный молоток, в хрупких руках,
Достигнет цели, повергая в страх,
Сосуд опустошенного храма.
Страх – транквилизатор лжи.
Сути не увидит не познавший боль.
На техногенном поприще раскопана могила веры»
В. Чифс               


«Силиция, клянусь, я не знал. И теперь я не верю своим глазам»
Его ноги скользили от слизи. Он шел среди останков, нельзя сказать иначе, кровавое ристалище изуродованных останков, некогда грозных слуг Дочери Луны. Одежды до нитки пропитаны кровью поверженных, а глаза пылают ярко, как никогда. Пальцы не разжимались, он не мог высвободить руку от еще неостывшего клинка. Достиг кристальной усыпальницы, и опрокинул сдвинутую крышку. Внутри пусто, только веяние ауры, едва ли различимое от запаха смерти, оставленного за спиной. Ауры той, кого он любил.
- Отыскал всё-таки.
- Ты…
     Мунасси появилась как всегда из ниоткуда, без единого шороха. Фэлкроу, подчиненный ярости, не смог уловить присутствия сестры, но она заговорила с ним, хотя будь она предусмотрительней, этого не сделала бы.
- Ведьма…
- Братец, помни, с кем ты говоришь. Я могу объяснить твою находку, но, ты не станешь слушать. Стоит ли говорить о доверии между нами, отныне.
- Нет, это ты дорогая сестра забыла, перед кем ты станешь оправдываться. Когда приходит буря, с ней невозможно договориться.
- Арахниды, я не приказывала им убить тебя. Они лишь охраняли эту пещеру. К тому же, я стараюсь беречь их, так мало разумных существ осталось в этом мире. Вечно гонимые, отвергнутые дневным светом, затерявшиеся во мраке. Никого не напоминает? Они, если и не ровня нам, но пережили катастрофы, которые и не снились людям. Без клана, без опоры, без понимания, пауки, как и другие, те же гарпии, выживали, не смотря ни на что. Эти создания достойны жить. В отличие от низких племен, засевших в техногенных массивах, оставленных людьми, или тайно живущими в их городах. В трущобах, подобно отбросам.
- Как милосердно с твоей стороны оберегать убийц, и не выказывать уважение к народам, которые ценят мирную жизнь.
- Нужно бороться за то, что имеешь, а не цепляться за милости судьбы.
- Ты закончила? Мне нужно сводить счеты и время неумолимо приближается, как не старайся обернуть его вспять.
Она зажмурила глаза, выдыхая отчаянную попытку достучаться до Феникса. Дочь Луны редко становилась жертвой воли судеб. Дар предвиденья обязывал к осторожности. Из истока она черпала знания, но была не в силах расшифровать предзнаменования. Течения рек не менялись от низкого полета птиц. Шли годы, канули в бытие столетия, а плач буревестника не затихал.
- Я не хотела причинить тебе боль, ты должен был уйти, как было сказано… Силиция, я должна была позаботиться о ней, не более того…
Когда Мунасси открыла глаза, увидела острие меча прямо у своей шеи.
- Продолжай.
Фэлкроу навис над ней, монументально, подавляя высокомерие, обезоруживая решительностью,  и убеждая в том, что рука его не дрогнет.
- Ты не посмеешь, Фэлкроу!
Резонанс звуковых колебаний в его сознании расшатался до пределов диапазона. Разъяренный  зверь внутри пробивал тонкие стены разума, запертая вместе с ним человечность кричала, умоляя о милосердии. Опера сомнений, трудного выбора. В первом ряду оркестра звучали скрипки, партией боли от утраты Силиции.  Гневный импресарио,  вторивший музыке, сделал задуманную паузу, после смычка ведущего инструмента, который остановился в скольжении к горлу, натянув струны. И вдруг откуда-то сверху, с балкона,  послышался смех, оскорбительное обвинение в фальши.
     Красная капля скатилась в углубление платья, туда, где леди прячут свои сокровища. Острейшее лезвие лишь дотронулось до кожи.
- Игры кончились, Мунасси.


    
Голем наблюдал за ними, скрываясь в камнях неподалеку, присыпанных  осколками зеркал. Мунасси просила его не вмешиваться. Сейчас он вспоминал их первую встречу, когда она пришла в его пещеру. Никогда он не встречал такой красоты.
     Наступала ночь. Скала, в которой покоился голем, начала остывать. На протяжении дня Гравиэлон согревался от наружного тепла, он понятия не имел, что происходило во внешнем мире, его эпоха прошла.
     Не было больше колдунов, в пестрых платьях со смольными волосами, пропахшими серой. Раз их не было, никто не  взывал встать у разломов подземного мира, нерушимой стеной. Не было и тех тварей, что выползали оттуда под покровом ночи. Огромные каменоломни разрушены и погребены в тоннах пыли. Камертон ударов железной палицы о камень перестал докучать. Голоса людей наперебой бранящих друг друга также замолкли. А ему нравилось слушать скрипучий хохот по вечерам у костров. Его маленькие «стукачи», как он сам прозвал рабочих, погибали под обвалами в рудниках, или на хрупких конструкциях навесов, которые должны были их оберегать. Некоторые просто пропадали, а ему было невдомек, что они просто возвращались домой, к своим семьям. Гравиэлон и стукачи работали бок обок, долгие лета, и своего признания в этом мире голем добился в итоге. Но важнее то, что он не был одинок. Что вскоре и случилось. Он покинул рудники, с уходом людей, исчерпавших ресурсы. Одиночество стало отягощающим бременем. Ведь камень шлифуется со временем, но не угасает как человеческая жизнь.       
- Как тут душно, не правда ли, голем?
- Правда… а ты? Человек?
- Хи-хи. Нет
Она была облачена в иссиня-черную ткань, две стороны коей держались на лентах, скрещенных у пояса, тончайшее одеяние держалось лишь на уголках плеч. Очертания такие мягкие, гладкие, подвижные, что тяготило Гравиэлона. Ведь он грубый, сильный, неотесанный кусок скалы. Шершавый, поросший мхом, осыпанный почвой, в которую погрузился, камень.  Противоположность к удушающей красоте, шепотом исполняющей песнь яркой лунной ночи. Она предстала пред ним во мраке пещеры. И мрак рассеялся от появления аметистовой богини. Вместе с ним тишина и покой голема. Мунасси говорила с напором волн о берег во время прилива. А смех разлетался как водные брызги.
     Голем брезгливо пошевелил плечами, голова водрузилась на плечи. Шея, оборачиваясь, хрустнула. Спустя век сна, он вновь обрел вид, что делал его похожим на человека.
« - Ты смеешься надо мной?
- Снова не угадал. Я скромна, и дружелюбна. Тебе нужно привыкнуть. Отныне ты и я - друзья.
Она проявила к нему уважение, и незаслуженное доверие с первой минуты. Разглядела ли она в той бесформенной, до пробуждения, куче камня равного себе? Благородство,  относиться ко всем созданиям силы одинаково, ведь все они незваные гости в этом мире. Но в этом крылся иной, эгоистичный смысл. Люди возгордились из-за ошибки своего короля, Каина. Основателя Империи Восхода. Настал восход для расы людей и закат для таких как она. Единение был единственный выход, ради выживания.  Девушка из эстерии знала это и использовала. Находила уязвимые места в сердцах. Претворялась доброжелательной, а сама жаждала превознесения, за свое нисхождение.  В ее власти рождались узы преданности, связанные ложью.
- У меня нет друзей. Они ушли. Я долгие лета один.
- А я ушла от своего клана. Искала приют, и оказалась у Тэры.
- Тэра. Так называли эту гору стукачи.
- Ты расскажешь мне о них?
- Кто ты, странница?
- Я Дочь Луны, Гравиэлон»
Мунасси подошла ближе и присела рядом. Рукой провела по выдвинутому вперед подбородку, затем по ребристым узким скулам, чуть выше и коснулась указательным пальцем до вмятины на лбу голема. Её прикосновение. Дыхание совсем рядом от деформированного лица.
- Ты знаешь меня?
- Пока нет, но обязательно узнаю»
Эта улыбка проникла в душу живой скалы.

- Ты зашел слишком далеко, Фэлкроу.
Она отступила на шаг назад. Клинок последовал за ней. Рок, злой рок. Дочь Луны загнана в угол.
- Кто привел сюда Силицию? Кто из эстерии восседает на троне Империала? Отвечай, ведьма.
- Силиция пришла сама. Мы были подругами, ты помнишь? Она искала убежище, как ты прошлой ночью.
- А ты оставила её гнить в гробу. Как давно?
- Феникс, убери клинок. И тогда мы поговорим.
- Она мертва?
- Убери клинок!
Тень исказила лицо Фэлкроу, поделив его на две части. Из темного угла, на Мунасси взирало око, оскверненное демоническим светом.
«Ты собираешься покончить с ней?»
- Малейший повод, одно неверное слово…
- Феникс…
- А вот и оно.
Фэлкроу  изменил наклон клинка, отводя и поднимая предплечье. Теперь Рипэ был нацелен точно в сердце Мунасси, под острым углом. На это потребовались доли секунды. Вместо тог, чтобы признать поражение, раскаяться, Дочь Луны упорствовала. Сама невинность, чистейшая и непорочная - нагло оклеветована. Она не удерживала и не пытала Силицию, а просто оберегала. Так за что?
«Фэлкроу!»
- За… за что?
Клинок пронзил её плечо, на четверть лезвия погрузился в плоть.
- Гггоооспоожааааа!
Гравиэлон взревел. Материализовался, обретая прежнюю форму гиганта, и ринулся на Фэлкроу. Разметая осколки зеркал, туши арахнидов, оставляя длинные следы от скольжения стопных плит, он мчался на спасение. Словно неумолимый страж, обреченный на вечные муки, потеряв истинно ценное достояние своей жизни.
- Не позволю!!
Фэлкроу вытянул меч, вкусивший алую кровь сполна. Мунасси не издала ни звука, пошатнулась назад. Она смотрела на своего брата, в ее глазах он видел мученическое удивление и, наконец-то, страх. Губы трепетали, она пыталась произнести что-то, но не могла. Дочь луны впервые утратила дар речи.  Одна слеза лишь скатилась по щеке и упала к ногам, затем девушка растворилась в мглистом паре.
- Далеко не уйдешь, ведьма!
В эту секунду голем добрался до эстерийца. Могучим движением громадных рук он обхватил Фэлкроу, и сжал хватку сильней, как только каменные пальцы сцепились у того за спиной. Феникс испытал невероятную боль, чувствуя как кости сминаются,  если так пойдет и дальше, они попросту сломаются. Тело эстерийца обмякло, не пошевелиться. Он мог рассчитывать только на помощь своего клинка.
«Рипэ, сделай что-нибудь. Будь проклят, голем! Мне не подвластна сила, пока руки скованы!»
Но меч не ответил на зов хозяина, его сияние померкло. Фэлкроу не представлял, что держит лишь рукоять Пожирателя Душ, а не его сущность, что боле не подчиняется ему. Поддавшись соблазну использовать свою злость, он утратил контроль, как над самим собой, так и над, совершенно не вовремя, взбунтовавшимся слугой.
«Ты забыл, кто освободил тебя из ледяной гробницы? Ты забыл, кто справился с твоим отчаянием? Кто взглянул в бездну порабощенных тобой душ и избавил тебя от страданий? Кто стал твоим другом? Отвечай!» 
Пока Феникс пытался достучаться до клинка, плиты Гравиэлона отслаивались, увеличиваясь в размерах. Пласты камня, исходившие из широкой спины живой скалы, разрастаясь словно корни, накрывали тело буревестника. Фэлкроу обращался в статую, сперва были запечатаны ноги. Одежды стягивались, твердый камень продавливал кожу.  Погребальня наполнилась звуками обвала, с потолка сыпалась пыль, а воздух вокруг голема и эстерийца сотрясался от столкновения потоков силы.
- Ты обидел госпожу, трус! Раздавлю! Сотру в пыль! – хриплый, надрывный голос Гравиэлона обрушивался на пойманного смертельной хваткой демона.
- Никто не смеет причинить вред Дочери Луны! Ты покойник!
«Я накажу тебя, Рипэ»
Из пустых глазниц Гравиэлона источалась тьма. Судьба связала его с Мунасси, возможно случайно, а возможно для того, чтобы он стал непреодолимым препятствием для жнеца душ. Ему ли уготовано стать тем, кто покончит с Фэлкроу, кто положит конец кровопролитию, начавшемуся пятьсот лет назад по вине буревестника.
- Силиция, я иду к тебе…
- Сдохни уже!


Чертог молний, он оказался здесь снова. Гроза ликовала с его появлением. Разряд, возникший из небесной пустоты, ударил в его сердце. Он услышал голос.
- Фэлкроу, ты решил сдаться мне?
- Да, буревестник.
- Да будет так.