Живые люди

История, рожденная от большой любви к творчеству неповторимого Михаила Михайловича Зощенко, сочиненная по мотивам повестей, фельетонов и рассказов разных лет писателя-языкотворца.


Действующие лица:

ЛИЗА БЕЛКИНА, юная дева.

МИШЕЛЬ КАНАРЕЙКИН, мастер стихосложения.

ВРАНГЕЛЬ, дама неопределенного возраста.

ЧЕПЫГА, председатель жилищного комитета квартиры № 6.

ЗЕФИРОВ, актер.

ВАСЯ ЧУДАКОВ, счетовод.

ВАРВАРА, бойкая красавица.

БЫЛИНКИН, меланхолик.



Часть 1.


Картина первая

   Кухня Ленинградской пятикомнатной коммунальной квартиры: плита, железная раковина, шкафчик, сервант, сейф, доисторические кастрюли, сковородки. Через всю кухню протянута веревка, на которой развешано постиранное белье.   
   Семь дверей ведут из кухни в соседствующие помещения. Пять дверей ведут в комнаты жильцов: Чепыги, старухи Врангель, актера Зефирова, Былинкина и поэта Мишеля Канарейкина.
   В центре — дверь в ванную комнату, в которой проживает Вася Чудаков. Рядом с дверью в ванную — дверь в чулан.

   Воскресное зимнее утро. Сумерки.
   Обитатели квартиры еще или уже спят.

   Появляется ЛИЗА, юная барышня в шубе, с большим чемоданом в одной руке и обрывком бумаги в другой. Озирается, всматриваясь в темноту, прислушивается. Останавливается, ставит чемодан на пол. Пытается перечесть то, что написано на клочке бумаги.

ЛИЗА. Улица Р. Люксембург, восемнадцать, квартира 6. Ну, вот, кажется, добралась. Здесь живет великий поэт современности Михаил Канарейкин. Вот он — оазис культуры и величия человеческого духа. (Слышит шорох в глубине квартиры.) Доброе утро? Прошу прощения? Господа? (Прислушивается.) Спят господа, почивают…  Все-таки столичная жизнь… «Лепестки и незабудки осыпались за окном...» (Представляет себе.) Не извольте волноваться, любезная сударыня. Присаживайтесь к камину, нижайше прошу вас, будьте так любезны. Кушайте круассан. Вам кофий со сливками или с конфитюром? Скоро подадут экипаж, и мы с вами совершим променад по проспекту. (Играет.) О, благодарю! Вы так любезны… (Присаживается на чемодан.) Неужели сегодня я наконец увижу вас, дорогой Михаил Никанорович?.. «Не плачьте, дева! Свет очей храните до конца ночей…» «Я вам пишу, и вы пишите... И эти строки сохраните…» (Снова играет.) Ах, Лизавета Владимировна, душенька! Я вам так рад! Хотите, я сыграю для вас на рояле? (С воодушевлением поет начало одной из классических арий.)

   Внезапно из глубины квартиры раздаются громогласные аккорды: кто-то с энтузиазмом играет на рояле.

ЛИЗА. Ах! (Вскакивает на ноги, пораженная.) Михаил Никанорович!

   Хлопают двери, и один за другим на кухню выскакивают заспанные люди — обитатели квартиры.
   Появляется плачущий БЫЛИНКИН с всклокоченной шевелюрой, резкая и решительная ВРАНГЕЛЬ с молотком в руке, ЧЕПЫГА, сморкающийся на ходу в гигантский белый носовой платок. Последним выскакивает из ванной ЧУДАКОВ в тренировочных штанах и с топором.
   Обитатели квартиры № 6 скучиваются у двери в комнату Зефирова и начинают в нее остервенело стучать.
   ЛИЗА в испуге прячется за висящей на веревке простыней.

БЫЛИНКИН (через дверь). Прекратите! Прекратите немедленно!.. Товарищи! Я ведь только что уснул! (Утирает слезы.)
ЧЕПЫГА. Как председатель жилищного комитета, требую немедленного открытия дверного устройства!
ВРАНГЕЛЬ. Газу ему пустите! Газу, собаке!! Будет знать, как на рояле издеваться! (Стучит молотком в дверь Зефирова.)
ЧУДАКОВ. Граждане! У меня акустика!.. Открывай дверь, гад!.. Щас я его прикончу!

   Звуки рояля смолкают.
   Открывается дверь, и на пороге комнаты появляется ЗЕФИРОВ в халате и в бигуди. Входит в кухню и включает свет.

ЗЕФИРОВ. В чем дело?
ЧЕПЫГА. Товарищ артист! Вы у нас человек новый, и, наверное, плохо ознакомлены с правилами проживания в коммунальной квартире. Короче, игра на рояле строго запрещена.
ЗЕФИРОВ. На основании какой статьи?
ЧУДАКОВ (потрясая топором). Да какой статьи?! Щас так распишу тебя по статье!
ЧЕПЫГА. Василий, уймитесь. Членовредительство преследуется уголовно.
ЧУДАКОВ. Товарищи! Я за себя не ручаюсь!! У меня в ванной, между прочим, акустика!
ЗЕФИРОВ. Дорогой товарищ! Если вы живете в ванной, и если вам, извиняюсь, охота понырять, это еще не повод угрожать мне разными предметами! Я — актер Зефиров! У меня ордер на вселение имеется, все по закону! А это, извиняюсь, просто беззаконие — вторгаться на жилую площадь с топором.
ЧУДАКОВ (опускает топор). А это, извиняюсь, не беззаконие — издеваться над трудящимися в их законный выходной день?
ЗЕФИРОВ. Это — музыка, молодой человек! Праздник души!
БЫЛИНКИН. Товарищ актер! Я — человек, потрясенный жизнью! Я обстрелян артиллерией! Я не могу выносить этих мещанских звуков!
ЗЕФИРОВ. Это — не мещанские звуки! Это — зов чувств!
ВРАНГЕЛЬ (Зефирову). У нас этот рояль стоит, между прочим, двадцать лет! И ни одной поганой роже до тебя не сподобилось на нем чувства изображать! Другие жильцы — честь по чести — то скатеркой красивой прикроют, то обеденный стол из него соорудят, или икебану какую для приятной обстановки. Но чтобы какому элементу вздумалось использовать его по назначению — такого хамства наш дом еще не видел.
ЧУДАКОВ. Давайте я его порублю на мелкие щепки! И дело с концом! (Снова поднимает топор.)
ЧЕПЫГА. Между прочим, гражданин Чудаков, сей инструмент является предметом антиквариата, можно сказать историческим достоянием. Мы не можем порубить его на мелкие щепки, потому что по описи он принадлежит домовому комитету. Это — подсудное дело. Вы даже не можете струны из него выдергивать или педали отвинчивать. Потому что это — тоже подсудное дело.
ЗЕФИРОВ. Тогда выносите его от меня, товарищ председатель, и заносите в домовый комитет! Моя тонкая душевная организация не способна использовать его под обеденный стол или пихать в него, извиняюсь, нижнее белье, как в комодик!
ЧЕПЫГА. Забрать его от вас, товарищ артист, не является возможным.
ЧУДАКОВ. Почему, елки-палки?
ЧЕПЫГА. Пробовали уже, граждане! Пробовали! Он в эту дверь не пролезает!
ЧУДАКОВ. А как же он тогда туда, по-вашему, попал?
ВРАНГЕЛЬ. Одному Богу известно.
ЧЕПЫГА. Товарищ артист! Вы у нас человек новый, но, я вижу, образованный. Как председатель жилищного комитета нашей квартиры, прошу соблюдать порядок и чистоту. Извольте жить в коллективе по коллективным законам. Короче, надеемся на вашу порядочность и волю. И что вы впредь не будете использовать музыкальный инструмент по его прямому назначению.
ЗЕФИРОВ. Я понял: между нами пропасть. О, что за муку я терплю! (Снимает бигуди со своей шевелюры.)
ЧЕПЫГА. Расходитесь, пожалуйста, товарищи. Расходитесь. Собрание окончено. (Вытирает носовым платком пот со лба.)

   На кухне начинается обычная утренняя жизнь: БЫЛИНКИН капает себе в стакан настойку валерьянки; ЧЕПЫГА взбирается на стремянку проверять вентиляцию; ЧУДАКОВ разочарованно прячет топор под плиту, осматривает ножи.
   ЗЕФИРОВ ставит на плиту кастрюлю, засыпает туда крупу, помешивает, потом снимает с веревки полотенце, закидывает его себе на плечо и скрывается в ванной.

ЧУДАКОВ (кричит вслед Зефирову). Зефиров! Пять минут! И смотри мне там, не набрызгай!

   ВРАНГЕЛЬ начинает деловито снимать белье с веревки.
   ЛИЗА прячется то за одной простыней, то за другой, опасаясь быть обнаруженной.
   Наконец, последняя простынь снята с веревки. ВРАНГЕЛЬ оказывается нос к носу с ЛИЗОЙ. Обе громко вскрикивают.

ЛИЗА. Здравствуйте! Доброе утро!
ВРАНГЕЛЬ. Вы к кому?
БЫЛИНКИН. Известно, к кому. Или к Пушкину (указывает на дверь Мишеля), или к артисту. Новенький, а туда же. Женщины, к сожалению, всегда предпочитают порочных мужчин. (Утирает слезу.)
ЧУДАКОВ (возмущенно Былинкину). Неправда, Былинкин!!
БЫЛИНКИН. Правда, Вася, правда. (Подходит к плите, берет кастрюлю с кашей Зефирова, ложку и скрывается с кастрюлей в своей комнате.)
ЛИЗА. Я… я — к Канарейкину, Михаилу Никаноровичу. Он здесь живет?
ВРАНГЕЛЬ. Здесь… (Осматривает Лизу.) Хорошенькая какая… И мех натуральный. Что, к нашему Пушкину пришла? А к нему нельзя! Чепыга, подтвердите!
ЧЕПЫГА. Как председатель жилищного комитета квартиры номер шесть, подтверждаю, что от первого числа прошлого месяца вынесено постановление о запрещении посещений Михаила Канарейкина особами женского пола, за исключением близких родственников.
ЛИЗА. Почему же?
ЧУДАКОВ. Потолок пробили пробками в четырех местах, шесть раз заливали соседей — они в ванной, понимаете, водные игры устраивали. А мне как жить?! Я ведь — не рыба! Хоть сбавили бы чуток за мокроту! Этого от них не дождешься. Хорошо — карасей пока разводить не стали — мне бы пришлось в чулан переехать, а там только стоять можно.
ВРАНГЕЛЬ. Так что, милая, иди подобру-поздорову. Все свидания с Мишкой теперь — только на нейтральной территории.
ЛИЗА. Дело в том, что Михаил Никанорович — мой дядя.
ВРАНГЕЛЬ (смеется). Да-а, у него племянниц… полная семья!
ЛИЗА. Но я в самом деле его племянница, сударыня. 
ВРАНГЕЛЬ. Как звать?
ЛИЗА. Лизой.
ВРАНГЕЛЬ. Что, и документы имеются?
ЛИЗА. Разумеется. (Роется в сумочке.)
ЧУДАКОВ. Мария Ильинична! Вы смущаете нашу гостью. (Пожимает Лизе руку.) Василий. Не надо ничего. Мы вам верим.
ВРАНГЕЛЬ. Твою гостью, как же. Размечтался… Вот пустишь чужого в квартиру, и серебряные ложки — тю-тю.

   Появляется ЗЕФИРОВ из ванной. Видит Лизу.

ЗЕФИРОВ (Лизе). Маша? Я ждал вас к обеду!.. Товарищи! Это ко мне. Ко мне можно!
ЛИЗА (Зефирову). Здрасьте…
ВРАНГЕЛЬ. Лиза, говоришь? А с виду приличная женщина. (Начинает энергично гладить белье в сторонке.)
ЛИЗА. На самом деле я…
ЗЕФИРОВ. Машенька, не слушайте никого! Проходите в комнату, не стесняйтесь! Проходите, прошу вас! Же вузан при! Здесь вы будете в полной безопасности. (Распахивает дверь своей комнаты.)
ЛИЗА. Вообще-то я…
ЗЕФИРОВ (перебивает ее). Проходите, говорят вам. Ну, что за церемонии… Будете чай с конфетой? У вас такие красивые глаза… (Вталкивает растерявшуюся Лизу в свою комнату и закрывает за ней дверь на замок.) Что такое? Всё культурно! Посидим, книжки почитаем. (Решительно.) Разрешите кипяток вскипятить! Тираны!
ВРАНГЕЛЬ. Сам ты тиран!
ЧУДАКОВ (Зефирову). Так ты ее тоже знаешь? Твоя знакомая? Красивая.
ЗЕФИРОВ (ставит чайник на плиту). Да, знакомая Маша.
ЧУДАКОВ. Уверен?
ЗЕФИРОВ. Да я их не различаю. Маша — и Маша. А как еще?
ЧУДАКОВ. Так она же к Мишелю вроде пришла. А ты где с ней познакомился, Зефиров?
ЗЕФИРОВ. Это зрительница, Вася. Восторженная почитательница таланта. У меня их — знаешь, сколько? Посетила спектакль, преподнесла букетик, умоляла о встрече. (Врангель.) А утюг, гражданка Врангель, между прочим, назад положьте.
ВРАНГЕЛЬ. Какой утюг? Мой это утюг!
ЗЕФИРОВ. Положьте, говорю! Потому как личное имущество, доставшееся мне в подарок от поклонников. Там еще на ручке «Ф.З.» накарябано и сердечко.
ЧУДАКОВ. Ты, что ли, — Ф.З.? Федор или Феофан?
ЗЕФИРОВ. Филипп Филиппович, по батюшке. Мать, положь, говорю, утюг! Ты мне его своим ситчиком замусолишь. Простынка, кстати, тоже моя!
ВРАНГЕЛЬ (в сердцах бросает утюг). Да пожалуйста! Подавись своим утюгом! Мне до твоего утюга дотронуться противно, не то, чтобы его в руки взять! (Протирает тряпочкой свои банки с вареньем, стоящие на серванте.)
ЧЕПЫГА. А хорошо вам живется, товарищ артист: утюги вам дарят, бельишко…
ЗЕФИРОВ. Товарищ председатель, не завидуйте.

   ЧЕПЫГА слезает со стремянки и уходит вместе с нею вглубь прихожей.
   ЛИЗА появляется на пороге комнаты Зефирова.

ЛИЗА. Простите, пожалуйста. Вы меня неправильно поняли. Мне к Канарейкину надо. Он в какой комнате живет?
ЗЕФИРОВ (разочарованно). Все-таки снесли мне замок стукачи!! (Лизе.) Так вам к Канарейкину надо… А ко мне не надо?
ЛИЗА. Не надо.
ЗЕФИРОВ. Жалеть будете.

   ВРАНГЕЛЬ хохочет.

ЧУДАКОВ. Девушка! Проходите сюда. Вон видите — дверь покарябана? Там и живет наш Пушкин, то есть ваш дядя.
ЛИЗА. Благодарю вас, Василий.

   ЛИЗА подходит к двери комнаты Мишеля, в волнении осматривает следы на двери.

ЗЕФИРОВ. Так, Вася, упускают свое счастье. Завернула бы ко мне — конфету бы получила и контрамарку, между прочим.
ЧУДАКОВ. Девушка, вы постучите! Стучите громче — он крепко спит.
ЗЕФИРОВ (Чудакову). Жениться тебе надо, барин.

   ЛИЗА в волнении стучит в дверь комнаты Мишеля. В комнате — тихо.

ВРАНГЕЛЬ. Да кто ж так стучит? (Берет молоток и громко колотит им в дверь к Мишелю.) Мишка! Мишка, гад! Ты мне трешку должен!
ЗЕФИРОВ. Вот так и мне замок сломали.

   Дверь комнаты Былинкина приоткрывается, и в щели появляется воспаленный глаз хозяина комнаты, следящего за происходящим.
   Дверь в комнату Мишеля остается зарытой, но от ее сотрясения из верхней щели в двери к ногам Лизы вываливается сложенный вчетверо листок бумаги. ЛИЗА подбирает его.

ЛИЗА (читает вслух). Я вышел весь. Прибуду в полдень. Прошу не учинять разнос. А то, что должен Врангель денег, так это — ложь, поклеп, донос.
ЗЕФИРОВ. Ай да Пушкин, ай да сукин сын.

   ВРАНГЕЛЬ с досадой замахивается на Зефирова молотком.

ВРАНГЕЛЬ. Какой поклеп? На самом деле, товарищи, он мне должен пять!
ЗЕФИРОВ. Я, что ли, это писал?
ВРАНГЕЛЬ (недовольно ворча, откладывает молоток). Сговорились, демоны. (Показывает на Лизу.) Может, она мне деньги отдаст, как родственница?..
ЛИЗА (не слышит слов Врангель). Я вышел весь… Прибуду в полдень… в полдень… (Прячет листок на груди.) Который час, простите?
ВРАНГЕЛЬ. Утренний. Нет у нас часов, милая. Вторую неделю ищем.
ЗЕФИРОВ. Былинкин! Который час?
БЫЛИНКИН. Одиннадцать ноль две.
ЗЕФИРОВ. Былинкин! А откуда у тебя часы?
БЫЛИНКИН. Наследство от мамочки. (Утирает слезу.)
ЧУДАКОВ (Лизе). Девушка, а вы его позовите своим голосом, а то он, может, просто от старухи скрывается.
ВРАНГЕЛЬ. Я посмотрю потом на тебя в преклонных годах.
ЗЕФИРОВ. Не посмотрите.
ВРАНГЕЛЬ. Я вас всех переживу, иродов. И комнаты ваши на себя позаписываю.
ЗЕФИРОВ. Посмотрим…

   ЛИЗА подходит к двери комнаты Мишеля, робко стучит в нее и говорит через дверь.

ЛИЗА. Михаил Никанорович! Михаил Никанорович!

   Из прихожей появляется ВАРВАРА — молодая женщина в зеленой облезлой шубке и с пером в прическе. Удивленно смотрит на Лизу и собравшихся.

ЛИЗА. Дядя Миша! Это я — Лиза… ваша племянница… Лизочка…
ВАРВАРА (Лизе). Минуточку! Товарищ! Это я — племянница дяди Миши! Я, а совсем не наоборот!
ЛИЗА. Как… вы — племянница…
ВАРВАРА. Родная! А вы, извиняюсь, какая-то самозванка! А я, между прочим, здесь почти живу!
ВРАНГЕЛЬ. Чего-о?!
ВАРВАРА (Чудакову). Подтвердите?
ЧУДАКОВ. Подтверждаю.
ВРАНГЕЛЬ. Вот паразит!
ЛИЗА. Я… я не знала, что вы здесь живете… с Канарейкиным…
ВРАНГЕЛЬ. Не робей, Лизавета! Эту крашеную видела давеча в пассаже — чулки фильдеперсовые себе заказывала. На мои, между прочим, деньги! Никакая она ему не племянница!
ВАРВАРА. Ах, ты, старая старуха!
ЧУДАКОВ. Не сердитесь на ее, Мария Ильинична! Девушка, может, не в себе. (Пожимает Варваре руку.) Василий.
ЗЕФИРОВ (хлопает в ладоши). Ах, ты, старая старуха!
ВРАНГЕЛЬ. Сейчас мы ее враз расколем! Ну-ка, кто племянница — отвечай! Сколько братьев было у Мишки? Отвечать не раздумывая! (Чудакову, Былинкину и Зефирову.) Не подсказывать!
ВАРВАРА. Два! Три!
ЛИЗА. Каких же братьев? Он один такой…
ВРАНГЕЛЬ. Правильный ответ: ни одного. Единственный отрок в семье, Мишка — маменькин сынок. Победила Лизавета... Как тебя по батюшке?
ВАРВАРА. Спросите еще!
ВРАНГЕЛЬ. Да ты обожди, не выпячивайся. Дай поразмыслить… второй вопрос: как папеньку Мишкиного величают?
ВАРВАРА. Никифор! Никита! Нестор!
ЛИЗА. Никанор!.. Никанор… Михайлович!
ВРАНГЕЛЬ. Два — один.
ЧУДАКОВ (Варваре). Вам жарко? Может, водички?
ВАРВАРА. Не откажусь от бокала красного вина.
ЧУДАКОВ. Вина нет.
ЗЕФИРОВ. У меня же кипяток закипел! (Варваре.) Может, чайку? С конфетой! У вас такие красивые глаза!.. И черт с ними со всеми!
ВРАНГЕЛЬ. После чаю напьемся. Последний вопрос: где служит Михаил Канарейкин?
БЫЛИНКИН. Я не знаю.
ВРАНГЕЛЬ. Зато я всё про всех знаю. Отвечать!

   ВАРВАРА бледнеет.

ЛИЗА. В настоящее время Михаил Канарейкин служит в газете «Красное чудо».
ВАРВАРА. Ты убила меня. (Падает в обморок, ее подхватывает на руки ЧУДАКОВ.)
ЗЕФИРОВ. Водички! Воды!
БЫЛИНКИН. И положить горизонтально.
ЧУДАКОВ. Водички?! В ванную!!. И положить горизонтально!
ЗЕФИРОВ. Правильно!

   ЧУДАКОВ скрывается в ванной с Варварой на руках.

ЗЕФИРОВ (Лизе). А ты, правда, что ли, Мишке родня? Мишкины родственники — мои родственники. (Тихо.) Ну, и подруги тоже… Хочешь кашки? Овсяной! Улучшает цвет лица.
ЛИЗА. Благодарю вас, я не голодна.
ЗЕФИРОВ. Же вузан при, мадмуазель. Комантале ву?
ЛИЗА. Са ва, мерси.
ЗЕФИРОВ. А мы с вами понимаем друг друга, да? Не то, что эти… Очень скоро театр выделит мне отдельную квартиру, и вы будете ко мне часто приходить. Мы будем пить чай с конфетой и говорить по-французски. О, шарман! (Напевая, подходит к плите и вдруг обнаруживает отсутствие на ней кастрюли с кашей.) Кажется, здесь стояла моя каша. (Оглядывается по сторонам.) Былинкин! (БЫЛИНКИН молча показывает на Врангель, которая занята складыванием белья в стопку.) Ах, значит, вот как?! (Протягивает руки к горлу Врангель, но опускает их.) Ладно. Посмотрим, кто кого.

   ЗЕФИРОВ скрывается в своей комнате и захлопывает за собой дверь.
   ВРАНГЕЛЬ невозмутимо наливает в железное ведро воды, берет тряпку, швабру, собираясь мыть пол на кухне.

ВРАНГЕЛЬ (Лизе). Ты котомку-то свою подними, чай не вокзал…
ЛИЗА. Простите, пожалуйста.
ВРАНГЕЛЬ. И ножки с пола убирай, а то от тебя следы, как от трактора…

   ЛИЗА берет в руки чемодан, ходит по кухне, стараясь не мешать Врангель заниматься уборкой.
   БЫЛИНКИН приближается к Лизе.

БЫЛИНКИН. Я так понимаю, Марья Ильинична. Современная женщина не любит, когда ей говорят уменьшительные слова: «ротик», «ручки», «ножки». Они на это сердятся. Одна особа мне так и сказала: «Какие, товарищ, ножки? Я, — говорит, — сорок первый размер ношу, а вы — всё за свое. Подлец вы, — говорит, — а не человек. Жизнь мне губите своей дурацкой чувствительностью». Современные женщины любят что-нибудь смелое, героическое, чтобы мужчина был летчик или в крайнем случае бортмеханик. Тогда они расцветают розами. Что же теперь, — я вас спрашиваю, — все люди должны быть летчиками и бортмеханиками?
ЛИЗА. Конечно, не все.
БЫЛИНКИН. Профессия бортмеханика, к примеру, и в самом деле героическая. Но невозможно же, чтобы все летали в небеса.
ЛИЗА. Разумеется, невозможно.
БЫЛИНКИН. А еще им почему-то нравятся кинооператоры. Вот этого я совсем отказываюсь понимать. Крутит себе ручку и думает, что он Наполеон. Прямо смешно делается.
ЛИЗА. Конечно, смешно.
БЫЛИНКИН. Эти бортмеханики с операторами меня буквально с ног валят! (Утирает слезы.) Простите! (Убегает в свою комнату и захлопывает за собой дверь.)
ВРАНГЕЛЬ. Жена от него ушла с летчиком. А другая — с кинооператором скрылась… А ты тут цельный день за ними ходи следы их подтирай. Как будто нельзя по улицам чисто ходить. А что сделаешь? Дежурство. Ты сама-то далеко живешь?
ЛИЗА. Далеко…
ВРАНГЕЛЬ. Одна живешь или с родителями? Шуба мне твоя понравилась. Это кто — лисица?
ЛИЗА. Кажется, да.
ВРАНГЕЛЬ. Лисица. Была у меня шуба из лисицы — точь-в-точь как твоя. Второй год ищем.

   Входит ЧЕПЫГА.

ЧЕПЫГА. Протирайте, Марья Ильинична. Я вам не мешаю. (Лизе.) Все-таки заиметь отдельную жилплощадь — это мещанство. Надо жить дружно, коллективной семьей, и не запираться в своей домашней крепости. А в коммунальной квартире — все на людях. Есть с кем поговорить, посоветоваться…
ВРАНГЕЛЬ. Подраться…
ЧЕПЫГА. Конечно, имеются свои недочеты. Например, электричество тоже создает неудобство. Не знаешь, как рассчитывать, с кого сколько брать. Конечно, в дальнейшем наша промышленность развернется, и тогда можно будет каждому жильцу счетчик повесить.
ВРАНГЕЛЬ. И тогда наша жизнь засияет как солнце.
ЧЕПЫГА. А что? К примеру, у нас пять комнат плюс Василий в ванной — шесть. Один провод, один счетчик. Иной раз происходят такие недоразумения, а иной раз и мордобой.
ВРАНГЕЛЬ. А вы, товарищ председатель, считайте с каждой лампочки.
ЧЕПЫГА. Как, Марья Ильинична, с каждой лампочки считать? Один сознательный жилец лампочку на пять минут зажигает, чтобы раздеться или, например, блоху поймать. А другой до двенадцати ночи будет при свете сидеть, потому что темноты боится, а третий — до утра почти в книжку смотрит, не считаясь с общей обстановкой. Да еще, может, он на индивидуальной электрической вилке кипяток или макароны варит. Такое тоже может быть. Я ведь не могу за каждым уследить! Вас много, а я — один. Это же понимать надо!!
ВРАНГЕЛЬ. Электричество — это, товарищ председатель, дело исключительно гражданской сознательности.
ЧЕПЫГА. Вот и я про то же. (Лизе.) Вот у вас, к примеру, сколько соседей?
ЛИЗА. Нисколько.
ЧЕПЫГА. Что, в квартире нет соседей?
ВРАНГЕЛЬ. Это что ж за квартира такая? Или у вас отдельный вход?
ЛИЗА. Нет, вход у нас один.
ЧЕПЫГА. И сколько же комнат?
ЛИЗА. Три!
ВРАНГЕЛЬ (подавилась). Товарищ председатель! Да что же это делается на свете белом?.. Это где ж такое беззаконие-то творится? Неужто у нас, в Ленинграде? Так, может, ты еще и из буржуазных?.. И шуба у нее, кстати, натуральная! Точно, не иначе из самого Парижу явилась! Ах ты коза расписная!
ЛИЗА. Между прочим, и в Париже люди живут! И живут, между прочим, духовно! Все по-французски говорят, в театры ходят, друг друга на «вы» называют, и никто, между прочим, не обзывается! И веником не угрожает!
ЧЕПЫГА (шумно сморкается в свой огромный носовой платок). Так вы что, выходит, — иностранка?
ВРАНГЕЛЬ (всматривается в Лизу). Да какая она иностранка, товарищ председатель! Иностранца я всегда сумею отличить от советских граждан. А особенно — буржуазных иностранцев. У них всегда в морде что-то есть презрительное к нашему строю.
ЧЕПЫГА. Это они от зависти, Марья Ильинична!
ВРАНГЕЛЬ. Конечно! У них там буржуазная жизнь очень беспокойная. И мораль буржуазная, опять-таки, не позволяет гражданам проживать естественным образом, чтобы по-людски. Вот и едут сюда, ироды, потреблять наши свободы. Точно, товарищ председатель, весь ихний поклеп — от зависти!
ЧЕПЫГА. Так вы что, выходит, — турист?
ВРАНГЕЛЬ. Да шпиенка она, точно говорю! Ты посмотри, как же мы ее сразу-то не раскусили. А маскируется как — дядя Миша, Канарейкин… Так я и знала, товарищ председатель, что Мишка — вражеский агент! Всё! Всё сходится!! Стишки свои печатает в редакциях, а мы ведь не знаем, может, и за рубеж отсылает, и поносит в них наше правительство. Потом — одевается он не по-нашему: воротнички меняет каждый день. И в театр ходит.
ЧЕПЫГА. Погодите, Марья Ильинична, тут надо разобраться. Зефиров вон тоже в театр ходит.
ВРАНГЕЛЬ. Зефиров на службе! Он — человек подневольный, что велели — то и говорит со сцены. А Канарейкин слушает и на ус себе мотает. Это, товарищ председатель, совсем другое. Вот меня, например, в этот ихний театр калачом не заманишь. Мне этот цирлих-манирлих буржуазный задаром не сдался… Ну что, в милицию сообщаем? Пока эта шпиенка парижская не сбежала.
ЛИЗА. Ой, не надо меня в милицию! Я не шпионка! Я — русская! Я во Владимире живу! У меня и документы в порядке.
ВРАНГЕЛЬ. Смотри, разволновалась… Да, может, мне за тебя орден какой дадут!.. Ты посмотри, она и акцент наш в точности подделала.
ЛИЗА (показывает документы). Товарищи председатели! Я не иностранка! Я — русская! Вот — смотрите, пожалуйста! Город Владимир, улица Ушакова, дом один.
ВРАНГЕЛЬ. Документы, милочка, и подделать можно при наличии таланта. Тебя, между прочим, за язык никто не тянул, сама сказала — Париж! Всё, теперь с тобой будут разбираться в милиции.
ЛИЗА. Пожалуйста, не сдавайте меня в милицию! (Плачет.)
ВРАНГЕЛЬ. Смотри, плачет… Что ж ты глупая-то такая…

   ЧЕПЫГА сочувственно протягивает Лизе свой носовой платок.
   ЛИЗА, вздрогнув, качает головой.
   ВРАНГЕЛЬ и ЧЕПЫГА растерянно смотрят на нее.

ЧЕПЫГА. Что же делать будем, Марья Ильинична? Верить или не верить?
ВРАНГЕЛЬ. Надо обыскать ее имущество! Может, оттуда какие улики потянутся. А ну-ка, иностранка, откупоривай свой чемодан!
ЛИЗА. Товарищи! Не надо чемодан! Там только личные вещи!
ВРАНГЕЛЬ. А я говорю, товарищ председатель, — там бомба!

   ЛИЗА вдруг решительно снимает свою шубу, откладывает ее в сторону, потом открывает чемодан.

ЛИЗА. Смотрите, если интересно. Вам же потом будет стыдно.
ЧЕПЫГА. Интересно не интересно, а всё, граждане, должно быть по закону. Расследуем!
ВРАНГЕЛЬ (заглядывая в чемодан). А это что же у вас тут такое? (Достает из чемодана модную шляпку.) Это как же надевать?
ЛИЗА. Можете взять себе. Дарю.
ВРАНГЕЛЬ. Как же я могу? Что, так в Париже теперь носят? (Примеряет шляпку.) Вот буржуи-то понапридумывают… издевательство сплошное…
ЛИЗА. Нет, это у нас шьют. Ателье «Красная строчка».
ВРАНГЕЛЬ. Это, товарищ председатель, тоже надо расследовать. (Смотрит в чемодан.) Смотрите, фотокарточка какая-то! Да это же наш Мишка! (Смотрит на оборотную сторону фотографии.) Тут и автограф накарябан: «Дорогая Лизавета! Приезжайте в Ленинград!» Не иначе, Мишка написал! Товарищ председатель, вот — вещественное доказательство!
ЧЕПЫГА. Ну-ка, давайте, Марья Ильинична, сюда эти доказательства. Я их пока в сейф положу. Надо расследовать. (Забирает у Врангель фотографию.) Больше ничего подозрительного?
ВРАНГЕЛЬ. Дальше — только наряды. Это, товарищ председатель, по моей части.
ЧЕПЫГА (Лизе). Прошу передать мне документ для проведения экспертизы.
ЛИЗА. Вот, возьмите. (Протягивает Чепыге бумагу.)
ВРАНГЕЛЬ (Лизе). Ну, иностранка, мы тебя выведем на чистую воду! (Чепыге.) А может, премию дадут? Государственную!
ЧЕПЫГА. Все может быть в наше время, Марья Ильинична.

   Появляется БЫЛИНКИН.

ВРАНГЕЛЬ (Былинкину). А тебе тут что приспичило? На тебя никаких сувениров не хватит.
БЫЛИНКИН. Я, между прочим, по делу. Мне только кастрюльку сполоснуть.

   БЫЛИНКИН начинает обиженно мыть кастрюлю Зефирова. Протирает ее насухо полотенцем и ставит на плиту.

ЛИЗА. Вам еще что-нибудь нужно?
ВРАНГЕЛЬ. Шуба мне твоя больно понравилась.
ЧЕПЫГА. Марья Ильинична!
ВРАНГЕЛЬ. Да шучу я, шучу!

   БЫЛИНКИН уходит в свою комнату, оставляя дверь незакрытой. Наблюдает через щель за происходящим.
   В кухню выходит ЗЕФИРОВ. Он в пальто и шапке. В руке у него ярко-желтый почтовый конверт.

ЗЕФИРОВ. Машенька! Вы еще здесь? А что дядюшка? Запаздывает? (С негодованием видит на плите вымытую кастрюлю из-под каши.) Ну, старая старуха!.. (Спохватившись, прячет конверт в карман пальто.) Как себя чувствуете, Марья Ильинична?
ВРАНГЕЛЬ. Не дождетесь!
ЗЕФИРОВ. Посмотрим.

   ЗЕФИРОВ подходит к дверям ванной, прислушивается к тому, что происходит внутри. Торжественно выключает свет в ванной.
   Из ванной раздаются два приглушенных вскрика и грохот от падения металлических предметов.
   Входит МИШЕЛЬ — мужчина в расцвете лет, в красном берете и сильно навеселе.

МИШЕЛЬ. Ах, скажите же, зачем, отчего в природе
                Так устроено? И тем
                Счастья в жизни нет совсем…

   Дверь ванной распахивается, и из нее выходит ВАРВАРА, за ней — ЧУДАКОВ.

ВАРВАРА. Большой привет честной компании!
ВРАНГЕЛЬ. Миш, а Миш! Ты мне двадцать рублей должен.
МИШЕЛЬ. Клевета.
БЫЛИНКИН. И мне!
МИШЕЛЬ. А тебе, Былинкин, вообще не на что надеяться. Ты конченный элемент!

   БЫЛИНКИН утирает слезу.

ЗЕФИРОВ. Мишель, хватит ругаться-то. Здесь, между прочим, дамы.
МИШЕЛЬ. Пардон, кого обидел.
БЫЛИНКИН. Да ничего.
ЧЕПЫГА. Вот, товарищ Канарейкин, встречайте свою гостью! Родственница к вам приехала из… (ВРАНГЕЛЬ кашляет.) Из Владимира.
МИШЕЛЬ. Какая еще родственница?
ЧЕПЫГА. Племянница ваша.
МИШЕЛЬ (оживившись). Племянниц у меня тьма.

   ВРАНГЕЛЬ подводит Лизу к Мишелю.
   МИШЕЛЬ долго смотрит на Лизу.

ЛИЗА. Здравствуйте, Михаил Никанорович. Вы звали — вот я и приехала.
МИШЕЛЬ (вглядывается в лицо Лизы). Поздравляю.
ВАРВАРА. Желаю всем счастливо оставаться! (Уходит, свалив по дороге пару стульев.)
ЛИЗА. Михаил Никанорович! Вы что, не помните меня?
МИШЕЛЬ (Лизе). А вы кто?
ВРАНГЕЛЬ. Мишка! Очи-то разуй! Это же твоя родная кровь!
МИШЕЛЬ (смотрит на Лизу, нахмурившись). Не имею чести знать вас, сударыня. (Уходит в свою комнату и захлопывает за собой дверь.)

   ЛИЗА закрывает лицо руками.

ЛИЗА. Это просто какой-то сон!!

   Вдруг обитатели квартиры № 6 начинают кружиться в вальсе, разбившись по парам.



Картина вторая

   Кухня.

   Вокруг стола сидят ЧЕПЫГА, беспрестанно вытирающий лицо носовым платком, БЫЛИНКИН, ЗЕФИРОВ, ЧУДАКОВ и ВРАНГЕЛЬ, одетая в шубу Лизы Белкиной.

ЧУДАКОВ. Отпускать ее просто так тоже, знаете, нельзя.
БЫЛИНКИН. Да, мало ли что с девушкой в городе может приключиться.
ВРАНГЕЛЬ. Правильно. Может пожаловаться куда-нибудь из обиды. А нам разве, товарищи, это надо? Хотя я лично ее даже пальцем не тронула!
ЗЕФИРОВ. Что, если она ему и вправду родственница? Может, Мишка врет?
ЧУДАКОВ. Призвать Мишку к ответу — и все тут!
ЗЕФИРОВ. Товарищ председатель! Вы смотрели ее документы?
ЧЕПЫГА. Вроде бы все в порядке, товарищи.
ЧУДАКОВ. Что, и Канарейкин в них прописан?
ВРАНГЕЛЬ. Был бы прописан — сидели бы мы здесь, Васенька?! Мы бы мигом ему выставили алименты! И чтобы все долги вернул в трехдневный срок! Все до копеечки. С процентами!
ЗЕФИРОВ. Погодите, друзья! Сбежать без документов она не может, верно? Ну, так пусть пока поживет в квартире. Глядишь, и Мишка, может, протрезвеет.
ЧУДАКОВ. Правильно! Может, он ее вспомнит!
БЫЛИНКИН. Да куда ж мы ее поместим? Нас и так шесть человек в пяти комнатах! (Утирает слезу.)
ЗЕФИРОВ. Да хотя бы, товарищи, и ко мне! А что? Места для хорошенькой барышни у меня завсегда хватит. У меня вон один рояль полкомнаты занимает.
ЧУДАКОВ. Так, может, ей на артистическом рояле койко-место соорудить?
БЫЛИНКИН. Нет, товарищи, лучше ее в мою комнату направить. А я, в случае чего, могу и на стуле подремать. Все равно у меня бессонница!
ЧУДАКОВ. Жалко, в ванной у меня не развернуться. Только если вдвоем, друг к дружке.
ВРАНГЕЛЬ. Ишь, чего удумал! Жених!! Срамота!
ЧЕПЫГА. Товарищи, действительно, так мы с вами далеко зайдем. Тут только начни уплотняться — того и глядишь, еще группу товарищей сверху направят… для уплотнения, не дай бог. Вон в пятнадцатой квартире, между прочим, пять комнат — двадцать два жильца! Это нас пока милуют, исключительно по причине моих личных связей.
ВРАНГЕЛЬ. Да, жизнь у нас теперь плотная, товарищ председатель.
ЧЕПЫГА. В этом году, кстати, население еще сильнее уплотнилось.
С одной стороны, нэпманы теперь за город все подались под влиянием декрета. А с другой стороны, население само стремится к уплотнению, а то платить в тройном размере не каждому интересно.
ЗЕФИРОВ. Но мы уплотняться не будем, верно, товарищ председатель?
ЧЕПЫГА. Это, товарищ артист, все-таки домовый комитет решает. Уничтожение квартирного института тоже, знаете, сыграло свою роль. Жалко только, что вселение жильцов производится, товарищи, без особого ума. Надо, чтобы домовые комитеты хотя бы гарантию давали: к тихому человеку, например, нельзя вселять танцора, который будет прыгать до потолка и трясти квартиру.
БЫЛИНКИН. Вот это — правильно.
ЧЕПЫГА. Или так: научных секретарей вселять к научным секретарям, академиков — к академикам, зубных врачей — к зубным врачам.
ЧУДАКОВ. А тех, которые на флейте свистят — опять же, к своим ребятам. Пусть свистят вместе!
БЫЛИНКИН. Кто на флейте свистит — тех лучше за город!
ЧУДАКОВ. Точно!
ЧЕПЫГА. В итоге, товарищи: что же нам все-таки делать с гражданкой Белкиной?
ЧУДАКОВ. А жалко, товарищи, что мы не в Африке живем. Там можно и на улице шалаш построить и — живи сколько влезет!
БЫЛИНКИН. Жалко!
ЧЕПЫГА. Все равно, Вася, на улице тоже особо не поживешь. Не каждый может на улице заснуть, особенно у кого нервы не в порядке.
БЫЛИНКИН. Конечно! Может лошадь ногой зацепить, или букашки в рот понаберутся. А если человек интеллигентный, то он вдобавок еще будет пугаться, как бы у него во время сна брюки не уперли.
ВРАНГЕЛЬ. Ладно, спорщики, на том и порешим. Лиза должна у меня остановиться, потому как я женского полу, не то, что вы. Вам только пусти в дом девицу — вы же сразу жениться побежите, ироды. Значит, так. Лизу я к себе беру и все ее имущество. Шубу буду сама носить, чтоб ей не приспичило в ней на улицу улизнуть или сбежать. Давайте, выпустим ее, а то еще задохнется ненароком.
БЫЛИНКИН. Там, между прочим, вентиляция имеется.
ВРАНГЕЛЬ. Но батарея там — зверь!

   ВРАНГЕЛЬ и ЧЕПЫГА подходят к двери, ведущей в чулан. Открывают ее.
   Из открытой двери выпадает ЛИЗА. Она — в обмороке.

ВРАНГЕЛЬ. Вот теперь и доказывай, что мы ей в чулан газу не пускали!
ЧУДАКОВ. Живая?
ЧЕПЫГА (пробует Лизе пульс). Живая, живая. Это обморок, товарищи.
ЧУДАКОВ. Водички надо!
БЫЛИНКИН. И горизонтальное положение.

   ЧУДАКОВ и БЫЛИНКИН переглядываются.

ВРАНГЕЛЬ. Так, товарищи, хватит пререкаться, заносите ее ко мне! Раз-два!

   ЧУДАКОВ и БЫЛИНКИН поднимают Лизу с пола и заносят ее в комнату Врангель. ЗЕФИРОВ следует за ними.

ВРАНГЕЛЬ. Осторожней там! В ботинках на кровать не ложите! (Чепыге.) Я уж за ней присмотрю, товарищ председатель, не сомневайтесь.
ЧЕПЫГА. Сердце как-то у меня не на месте, Марья Ильинична!
ВРАНГЕЛЬ. Товарищ председатель, мы всё делаем правильно.
ЧЕПЫГА. Надеюсь на это. (Вытирает платком пот со лба.)
ВРАНГЕЛЬ. Пойду покормлю ее, да чаем напою с мятой. Нешто мы не люди.
ЧЕПЫГА. Напоите, напоите, Марья Ильинична. И пусть поспит.
ВРАНГЕЛЬ. Будет сделано. (Скрывается в своей комнате; кричит из комнаты.) А ну-ка кыш отсюда! Я сказала: только ботинки снимать, ироды!

   ЗЕФИРОВ первым появляется на кухне. Хитро осматривается вокруг. Следом за ним появляются БЫЛИНКИН и ЧУДАКОВ.
   ЗЕФИРОВ ждет, пока Былинкин и Чудаков скроются в своих комнатах.

ЗЕФИРОВ. Товарищ председатель, прошу прощения. А почта есть последняя? Ожидаю корреспонденцию из Москвы. Из Большого театра.
ЧЕПЫГА. Пожалуйста, товарищ артист, вон на серванте вся почта.
ЗЕФИРОВ (просматривает письма). Не то, не то… Товарищ председатель, а это, кажется, вам?.. (Протягивает Чепыге ярко-желтый конверт.) 
ЧЕПЫГА (читает). Главному председателю комитета жильцов квартиры номер шесть по адресу Розы Люксембург восемнадцать товарищу Чепыге от анонима!.. Непонятно… Срочное сообщение… Что такое…
ЗЕФИРОВ. Ну, раз мне писем нет… Пойду полежу, товарищ председатель. Адье.
ЧЕПЫГА (озадачен). Что-что?
ЗЕФИРОВ. Будьте здоровы, товарищ председатель! (Хитро улыбаясь, скрывается в своей комнате.)

   ЧЕПЫГА, весьма озадаченный, надевает на нос очки и уходит в свою комнату, вертя в руках ярко-желтый конверт.
   Из своей комнаты выходит МИШЕЛЬ. Он — с всклокоченными волосами, в расстегнутой рубашке, держится за голову. Наливает себе в кружку кипятка, берет вилку и ест из чьей-то кастрюли, оставленной на плите.

МИШЕЛЬ. Что со мной было? (Со стоном садится за стол, хлебает кипяток из стакана.) Или не было вовсе… Ночное светило мерещилось мне… И девушка тихо промолвила: «Вова»… Я — Миша, не Вова. И я весь в огне…

   Появляется ВАРВАРА. Увидев Мишеля, крадется на цыпочках к нему и закрывает ему руками глаза.

МИШЕЛЬ. Теперь перед глазами тьма, и я боюсь сойти с ума.
ВАРВАРА (смеется). Ну, наконец-то, наконец-то, милый! Здравствуй, козленок!
МИШЕЛЬ (видит Варвару). А, это ты… 
ВАРВАРА. Что ты мне не рад? Как будто я сволочь какая-то.
МИШЕЛЬ. Ну, что ты, Варя. Ты — абсолютно прелестная дамочка.
ВАРВАРА. Ну то-то же! А то вчера даже на меня не посмотрел! Все таращился на свою нимфетку из Владимира!
МИШЕЛЬ. Варенька, да я только на тебя целыми днями и гляжу! Боюсь сломать глаза от пристального взора, боюсь ослепнуть я, любуясь на тебя… Какую нимфетку, Варенька? О ком это ты?
ВАРВАРА. Да на эту твою родственницу малахольную! Постыдился бы, Мишель. Так с родственниками дела не делают. Взял у них какую материальную помощь и — всё, дальше только переписка. Понял?
МИШЕЛЬ. А я решил, что мне приснилось. Как будто видел образ нежный. Как будто ожила надежда… и — всё, отключился. Ей-богу, хватит пить!
ВАРВАРА. Вот и я говорю, Мишенька. Сколько можно так дальше мучиться? Живем с тобой, как будто какие-то холостяки: гуляем до рассвета, пьем вино, существуем в свое удовольствие. Ну, разве это годится? (Обнимает Мишеля.) Вот сколько мы с тобой уже?.. Почти две недели! И все это время — душа в душу.
МИШЕЛЬ. Я вспомнил! Кто-то ко мне приезжал? Варя!.. Или мне приснилось?
ВАРВАРА. Приснилось, померещилось… И черт с ней, Мишенька! Ну, разве мы не созданы друг для друга? Может нам, Мишенька, уже и пожениться?
МИШЕЛЬ. Варенька, ну, какой с меня муж? Пьяница, дебошир. Поэт — неудачник.
ВАРВАРА. Да какой же ты неудачник, Мишенька? И стишки твои в газете печатают! Это, между прочим, называется «народная любовь»!
МИШЕЛЬ. Да какая это, Варя, любовь?
ВАРВАРА. И то верно. Вот как я тебя люблю… Вот поженимся с тобой…
МИШЕЛЬ. Не будет этого, Варвара. Не будет — и точка. Так и запомни.
ВАРВАРА. Запомню. (Встает, глотая слезы.)  Так что, Мишель, это ваше окончательное решение?
МИШЕЛЬ. Окончательное, Варя. И точка.
ВАРВАРА (плачет). Вот кому-то всё, а мне что же, так всю жизнь и прозябать в комнате с прачкой и ее орущим младенцем?
МИШЕЛЬ. Ты погоди, не реви. Найдется добрый человек, глядишь, и женится.

   Из ванной выходит ЧУДАКОВ.

ЧУДАКОВ. Ах, Варенька, это вы!
ВАРВАРА. Здравствуйте, Васенька. А я как раз к вам и собиралась.
ЧУДАКОВ (распахивает дверь ванной). Прошу!!

   ВАРВАРА, не глядя на Мишеля, гордо шествует в ванную.

МИШЕЛЬ. Совет вам да любовь.
ЧУДАКОВ. Мишель, ты не подумай — я порядки знаю. (Кивает на ванную.) Не против?
МИШЕЛЬ. Да ты что, Вася! Она же в тебя влюбилась! Давай, давай, пока не передумала!
ЧУДАКОВ. Спасибо, друг! Я — твой должник! (Воодушевленный, убегает в ванную и закрывает за собой дверь.)
МИШЕЛЬ. Бог с тобой, мальчик. Это я еще тебе буду должен.

   ЧЕПЫГА выходит из своей комнаты. В его руке — ярко-желтый почтовый конверт.

МИШЕЛЬ. Вот скажите мне на милость, товарищ председатель, какой из меня жених?

   Дверь комнаты Былинкина приоткрывается, и в щели появляется ухо хозяина комнаты.

ЧЕПЫГА. Это как посмотреть, Михаил. Это смотря на кого ты виды имеешь.
МИШЕЛЬ. В смысле?
ЧЕПЫГА. Раньше с этим делом куда проще было. И для женихов все было, можно сказать, как на ладони. Вот, скажем, невеста, вот ее мама, а вот приданое. А если это приданное, то опять же — какое приданое? Деньгами или, может быть, домик на фундаменте.
МИШЕЛЬ. У современного родителя привычки нет такой — давать деньгами.
ЧЕПЫГА. В том-то все и дело. А если домик на фундаменте, то опять-таки — какой домик? Может, деревянный, а может, и каменный. Недвижимое имущество и того хуже будет. Вот, например, перина. Глядишь — перина, ляжешь на нее — а она пером набита.
МИШЕЛЬ. Вот тут и крутись. А знаете, товарищ председатель, к нам в редакцию тут одно письмо пришло прелюбопытнейшее.
ЧЕПЫГА. Ну-ну?
МИШЕЛЬ. Поступило распоряжение, что теперь стеклотара в цене поднимется в десять раз!
ЧЕПЫГА. Да ну?
МИШЕЛЬ. Да! А тех, кто сдаст за раз более полста килограмм стеклянных изделий, будут премировать бесплатными путевками в Ялту!
ЧЕПЫГА. Да вы что? Это почему же так?
МИШЕЛЬ. С целью повышения рождаемости. Государственная программа.
ЧЕПЫГА. Не может быть!
МИШЕЛЬ. Точно вам говорю, клянусь!
ЧЕПЫГА. И чего только не делается на свете… (Хмурясь, тяжело вздыхает и протирает шею своим носовым платком.)
МИШЕЛЬ. Вот так. Постановление.

   МИШЕЛЬ оставляет свой стакан на столе и уходит в свою комнату.

ЧЕПЫГА. Да, тут и не угадаешь, в какой день каких сюрпризов ожидать.

   ЧЕПЫГА подходит к комнате Врангель. Прислушивается к тому, что происходит внутри.
   БЫЛИНКИН выходит из своей комнаты.

БЫЛИНКИН. Товарищ председатель! Я — на минуточку! В горле пересохло! (Забирает стакан со стола и скрывается в своей комнате.)

   ЧЕПЫГА провожает его взглядом, качает головой. Не решаясь постучать в дверь комнаты Врангель, медлит.
   Подходит к комнате Зефирова и негромко стучит к нему в дверь.

ГОЛОС ЗЕФИРОВА. Антре, Машенька! Пожалуйста, антре!.. Же вузан при!

   ЧЕПЫГА в растерянности стучит настойчивее.
   ЗЕФИРОВ появляется на пороге своей комнаты.

ЧЕПЫГА. Товарищ артист!
ЗЕФИРОВ. Товарищ председатель?
ЧЕПЫГА. Не разбудил?
ЗЕФИРОВ. Ну, что вы, наоборот!
ЧЕПЫГА. Тут, понимаете, какое дело. (Косится на комнату Врангель.) Тут надо кое-что расследовать… Разрешите войти?
ЗЕФИРОВ. Неловко, товарищ председатель. У меня и постель расстелена… вот если бы вы были барышней, тогда другое дело.
ЧЕПЫГА. Тут, понимаете… (Достает из конверта мелко исписанный листок бумаги.)
ЗЕФИРОВ (воодушевленно). Товарищ председатель, давайте, может, к столу? (Указывает на кухонный стол.)
ЧЕПЫГА. А? Давайте, давайте. (Проходят к столу.) Тут надо разобраться… Дело непростое. Понимаете, гражданин Зефиров… поступил ко мне сигнал…
ЗЕФИРОВ. Вы меня пугаете.
ЧЕПЫГА. Речь идет о вашей соседке.
ЗЕФИРОВ. Машеньке?
ЧЕПЫГА. К несчастью, речь идет о нашей соседке гражданке Врангель и ее, так сказать, родственных связях… за рубежом.
ЗЕФИРОВ. Почему же к несчастью? К счастью, к счастью, товарищ председатель!
ЧЕПЫГА. Вы… вы не понимаете, к чему я клоню?
ЗЕФИРОВ. Кажется, понимаю. Врангель — редкая фамилия, и для нас, советских граждан, печально знаменитая. А кто ее знает, старуху, кто ее родственники, может быть и сам? Может, она сейчас на рушнике свой семейный герб крестиком вышивает!
ЧЕПЫГА. Даже не знаю, честно говоря, как и подступиться к этому деликатному делу… А скажите, гражданин Зефиров, не состоите ли вы с гражданкой Врангель в некотором, например, родстве?
ЗЕФИРОВ. Да типун вам на язык, товарищ председатель! Конечно, не состою. Что за фантазии? Да и я-то тут при чем? Дело же старухи касается.
ЧЕПЫГА. То-то и оно, что про вас тут тоже написано.
ЗЕФИРОВ. Где?! Не может быть!!
ЧЕПЫГА. Вот написано, черным по белому: «…и эта престарелая мать создает помехи для проживания остальных жильцов, и особенно своего близкого соседа из комнаты справа». Вот вы-то справа от нее и будете близким соседом, товарищ артист.
ЗЕФИРОВ (растерявшись). Это, знаете, как посмотреть. Если от кухни смотреть, так я как раз слева от старухи нахожусь.
ЧЕПЫГА. А кто ж тогда справа?
ЗЕФИРОВ. А справа, товарищ председатель, вы находитесь. Вам она, в смысле, и создает основные помехи.
ЧЕПЫГА (вытирает пот со лба). Это, знаете, гражданин артист, какие-то происки. Я хоть и знаю Марию Ильиничну много лет, но это же не повод живого человека в родственники записывать! Вот вы у нас человек новый. Вас и надобно расследовать. Мы же про вас ничего не знаем! Тем более, что если из комнаты Марьи Ильиничны смотреть, так вы в точности по правую руку ей и будете. Поэтому прошу четко отвечать на мои вопросы. Итак: состоите в родстве или не состоите? Вот тут четко указано: мать. А против буквы, товарищ артист, не попрешь.
ЗЕФИРОВ. Да, конечно, не состою! Я, товарищ председатель, артист. А старуха, можно сказать, — зритель. Какое тут может быть родство? Темная старуха и — артист. Между нами — пропасть! Оркестровая яма! Я, батенька мой, человек искусства.
ЧЕПЫГА. Между прочим, я вам, гражданин артист, не батенька. И прошу вас этот вздор к делу не приплюсовывать. У меня тут и без вас хватает, о чем беспокоиться. Кстати, вы никакой переписки не ведете? Ну, может, литературой интересуетесь иностранной?
ЗЕФИРОВ. Из иностранной, товарищ председатель, интересуюсь только ролью Гамлета, английского писателя. Я, знаете, все больше на трагических ролях. Я все больше по переживаниям. А мамаша моя, Аделаида Львовна, проживает в городе Самаре. Могу и адресок дать. Родная мама. А вы меня тут с какой-то вражеской старухой путаете. Вы лучше бы ее, голубушку, расследовали. А если она обманным путем завладела жилплощадью, так гнать ее отсюда надо в шею в соответствующие органы… Всего-то делов!..
ЧЕПЫГА. Это не так-то просто, товарищ артист. Как лицо, уполномоченное домовый комитетом, буду обязан передать все документы по делу в вышестоящие инстанции для полного расследования. Дело это — политическое. Так что, товарищ артист, будьте готовы — скоро вас пригласят.
ЗЕФИРОВ. Куда?
ЧЕПЫГА. К следователю. И вас пригласят, и, разумеется, гражданку Врангель.
ЗЕФИРОВ. Товарищ председатель! Да меня-то за что?! Со старухой не состоял и не состою. Политики не касаюсь, исключительно по переживаниям! Вы меня неправильно поняли! Да на каком основании?!
ЧЕПЫГА (показывает письмо). Как же? Вот — на основании сего документа.
ЗЕФИРОВ. Ладно! Каюсь! Сознаюсь! Что не по злому умыслу, а по природному легкомыслию сам собственноручно сочинил этот пасквиль!
ЧЕПЫГА. Вот это, товарищ артист, будете излагать гражданину следователю в письменной форме.
ЗЕФИРОВ. Так это же моя и есть письменная форма! Я это написал! Я! И почерк мой, можете проверить.
ЧЕПЫГА. Да что же все сегодня как с цепи посрывались?! Вы-то зачем на себя бумагу написали?
ЗЕФИРОВ. Старушку разыграть хотелось. Живет в одиночестве, не знает ни бурь, ни потрясений. Скучно, товарищ председатель. А что про себя — так это просто недоразумение. Нешто я себя за решетку засадить хотел? Исключительно от природного легкомыслия. Я ведь с детских лет по переживаниям. Вот адрес мамаши пишу — не для расследования, а лично вам, товарищ председатель, для контакта. (Пишет на ярко-желтом конверте несколько строк.)
ЧЕПЫГА (смотрит на конверт). Почерк действительно сходится. Ну, артист… Вы ж меня чуть перед органами не опозорили! И вы, и вот — девушка с утра!..
ЗЕФИРОВ. Был неправ. Готов искупить. Готов дежурить неделю свыше нормы. На счет девушки — не знаю.
ЧЕПЫГА. Две недели.
ЗЕФИРОВ. Ладно, две. Ну, по рукам? (Тянет руку к письму.)
ЧЕПЫГА (протягивает ему письмо). Ладно. И больше таких глупостей себе не позволяйте.
ЗЕФИРОВ (вытирает лоб платком Чепыги). Что вы, что вы! Я теперь уже совсем не тот. Жизнь познал, можно сказать, воистину. Спасибо вам, товарищ председатель! (Жмет руку Чепыге.) Спасибо!!
ЧЕПЫГА (сморкается в свой платок). Надеюсь, вы всё усвоили. (Уходит, качая головой, в свою комнату.)
ЗЕФИРОВ. Не то слово!.. (Тихо.) Усвоил, что следов не надо оставлять.
БЫЛИНКИН (выскальзывает из своей комнаты). Эй, Зефиров! У тебя стеклопосуда имеется? Ну, банки, или там бутылки. Буду заготовки делать.
ЗЕФИРОВ. Да забирай ты, бога ради, что найдешь. Я варения не изготавливаю. Я — человек искусства.

   БЫЛИНКИН, радостный, берет пару банок из рук Зефирова.
   ЗЕФИРОВ снимает банки с вареньем с серванта.

ЗЕФИРОВ. На вот, и эти возьми, дружок.
БЫЛИНКИН. Это ж Марьи Ильиничны банки!
ЗЕФИРОВ. А кто ж их разбирать будет? Тоже заготовки! Скажешь: твои!
БЫЛИНКИН. Идет!

   БЫЛИНКИН скрывается с добычей в своей комнате.

ЗЕФИРОВ. Ну, мать, разозлила ты меня теперь по-черному! (Уходит в свою комнату.)

   БЫЛИНКИН выглядывает из своей комнаты, оглядывается кругом, прислушивается. Выскальзывает из своей комнаты. В его руках — мешок.
   Рыщет по кухне, собирая в мешок всевозможные стеклянные изделия.
   Обвешанный банками, которые не поместились в мешок, БЫЛИНКИН в радостном предвкушении, танцуя, скрывается в своей комнате и запирает дверь на ключ.
   Из ванной выходят ВАРВАРА и ЧУДАКОВ. ВАРВАРА поправляет на ходу прическу, ЧУДАКОВ — застегивает рубашку.

ЧУДАКОВ. Прошу вас быть моей женой!
ВАРВАРА. Все-таки комнатка твоя, Васенька, какая-то мокрая. Ты бы хоть картинку повесил для уютной атмосферы. Без уютного домика какое же семейное счастье?
ЧУДАКОВ. Картинки нет, могу повесить календарь с видами Ленинграда.
ВАРВАРА. А хотя бы и календарь. Это хорошо, что ты живешь один. Все-таки полноправный хозяин.
ЧУДАКОВ. Я в этой квартире, Варенька, между прочим, по закону записан. Освободится комната — меня сразу и переселят.
ВАРВАРА. Ой, Вася, какая же комната?
ЧУДАКОВ. А что? Может, помрет кто, а может, отдельную площадь получит от профсоюза.
ВАРВАРА. Кто это тебе сказал?
ЧУДАКОВ. Зефиров.
ВАРВАРА. Артистам верить, Васенька, нельзя. У них весь текст заученный.
ЧУДАКОВ. Да ладно!
ВАРВАРА. Знаем, летали.
ЧУДАКОВ. Ну так что же, Варвара, пойдешь за меня?
ВАРВАРА. Васенька, живи пока надеждой. Мне все обдумать надо. Ладно?
ЧУДАКОВ. Ладно.
ВАРВАРА. Целую!! (Целует Чудакова.) А как твоя фамилия?
ЧУДАКОВ. Чудаковы мы.
ВАРВАРА. Ничего фамилия, с фантазией.

   На кухне появляются ВРАНГЕЛЬ и ЛИЗА, укутанная в шерстяные платки.

ВРАНГЕЛЬ (Лизе). Иди, иди сюда, погрейся. В кухне теплее. (Смотрит на Чудакова и Варвару.) Жалко мне тебя, Васька. Вот окрутит тебя такая коза… будешь мучиться — ко мне не приходи!
ЧУДАКОВ. А, может, Мария Ильинична, я и хочу… помучиться.
ВАРВАРА. Вася, я подумаю! (Целует на прощание Чудакова и уходит с гордо поднятой головой.)
ВРАНГЕЛЬ. Давай, давай… иди подумай маленько.
ЧУДАКОВ. Эх, вы, Мария Ильинична… (Уходит в ванную.)
ВРАНГЕЛЬ (Лизе). Ну, что, согрелась? Что-то ты бледная какая-то. Голова не болит? Жидкости, жидкости больше пей. Сделать тебе чайку?
ЛИЗА. Спасибо, Марья Ильинична, я сама.
ВРАНГЕЛЬ. Ну, давай, распоряжайся. А я пойду мусор вынесу.

   ВРАНГЕЛЬ надевает лисью шубу и уходит, забрав помойное ведро.
   ЛИЗА пьет чай.
   Из своей комнаты выходит ЗЕФИРОВ в концертном костюме.

ЗЕФИРОВ. Машенька!  Что вы делаете сегодня вечером? Идемте на концерт. Алле зи!
ЛИЗА. Вы будете петь?
ЗЕФИРОВ. А вы будете слушать! Вообще-то я больше на трагических ролях, же сюи тражик, а у худрука сегодня, представьте, юбилей. Он, конечно, прохвост. Думает, режиссер — так все позволено. «Руки, — говорит, — зачем плетью держите?» А если мне, Машенька, усилить трагизм ситуации нужно? Положи руки в карман — шутовство и комедия получится, понимаете? А он не понимает. Вот так и терпим супостата. Поем вот для него сегодня из всяких опереток. Он, гад, на оперетки страсть как любит любоваться. Ну да чего не сделаешь ради искусства. В следующем месяце обещали Королем Лиром назначить. На Лира у меня одна надежда. Ну? Идете со мной на концерт? Са ва?

   Из своей комнаты появляется МИШЕЛЬ.

МИШЕЛЬ (подходит к Лизе, берет ее за руку). Пардон, мадемуазель. Мне кажется, мы с вами где-то уже встречались… Может, совершим променад на кораблике? Такие погоды чудные стоят!
ЗЕФИРОВ. Гуляйте, Миша, со своим корабликом. Девушка идет со мной на концерт. Я там, между прочим, буду исполнять вокальные партии!
МИШЕЛЬ (Лизе). Представляю, что вас ждет! Монотонная игра на рояле и хор мартовских котов! А как поет Зефиров — м-м — в подвале крысы дохнут от эстетического потрясения.
ЗЕФИРОВ. Зато твои кораблики, Миша, особенно прекрасны в зимнее время, когда река замерзла! Конечно, если девушке хочется понырять в проруби или рыбку, к примеру, половить — тогда на здоровье.
МИШЕЛЬ. Рыбка, Зефиров, — это по вашей части! Твой театр давно ею пропах. (Лизе.) Представляете, их повар рыбу жарит во время представлений, а вентилирует всё в зрительный зал! Вам охота это нюхать? Куда лучше свежий морозный ветер, запах далекого моря… мечта!
ЗЕФИРОВ. Аромат ближайшей помойки, выхлопные газы и загаженный стежок! Прелестно!

   Из своей комнаты в кухню врывается возбужденный БЫЛИНКИН с объемным мешком и сумкой, до верху набитой стеклянной посудой.

БЫЛИНКИН. Есть! Есть!! Пятьдесят три килограмма! (Лизе.) Кого вы слушаете, милая моя! Да что они стоят, болтуны проклятые? Современной женщине нужен мужчина, способный на всё! Теперь все-все узнают, кто такой Былинкин. Вы думали, я тараканов и мышек ловлю? А я ловлю свою Жар-птицу! Вот — (распахивает мешок и показывает присутствующим собранные банки) — путь к нашему счастью! (Лизе.) Поедемте со мной в Ялту! Замечательный курорт! Море, солнце, вы и я.
ЗЕФИРОВ (Мишелю). Откуда у него деньги, Миша?

   МИШЕЛЬ что-то шепчет на ухо Зефирову.
   Оба громко смеются.

БЫЛИНКИН (Лизе). Не обращайте внимания, милочка. Злые люди, черная зависть. Поедемте! Я сейчас пулей в РосСтеклоприемку на углу, и завтра — в поезд! Ну? Решайтесь! Разве эти мазурики вам что-нибудь путное могут предложить? Да никогда!
МИШЕЛЬ (давится от смеха). Былинкин, Былинкин, разгружайся к чертям.
БЫЛИНКИН. Никогда!
МИШЕЛЬ. Да я ведь председателя разыграть хотел, а ты самовольно на эту удочку попался!
БЫЛИНКИН. Не понял.
ЗЕФИРОВ. Шутка это была про стеклотару. Шутка, понимаешь? Розыгрыш! (Лизе.) А весело мы живем, правда? Так, знаете, подшучиваем друг над другом, смеемся…
МИШЕЛЬ. Так что давай, курортный рыцарь, раздавай потыренную посуду, а то и выпить не из чего. Всё! Ты молодец! Розыгрыш удался на славу. (Снова заливается смехом вместе с Зефировым.)
БЫЛИНКИН. Розыгрыш? Розыгрыш?! (Отталкивает сумку со стеклотарой; стекло громко звенит.)

   Из ванной на шум выходит ЧУДАКОВ.

БЫЛИНКИН. Черствые равнодушные плебеи! Умертвите живого человека, в гроб его загоните — и рады от души! Я вам устрою розыгрыш!! (Подбегает к комнате Чепыги и начинает колотить в дверь.)

   ЧЕПЫГА появляется из комнаты. В его руках — бланки и квитанции, на носу — очки.

ЧЕПЫГА. Слушаю вас, товарищ Былинкин.
БЫЛИНКИН. Товарищ председатель! Довожу до вашего сведения, что сегодня вечером я решил повеситься!! (Нервно хохочет.) А комнату мою я требую, чтоб не отдавали ни Мишке, ни артисту. Отдайте ее лучше Васе. Он — хороший человек.
ЧУДАКОВ. Да! Да! Комнату мне!! Ура! Я сказал — кто-нибудь помрет!
ЧЕПЫГА (утирает пот со лба платком). Товарищ Былинкин. В соревновании на лучшее, образцовое жилище наш дом выходит на первое место в районе. И было бы совершенно антиобщественно, если бы вы сейчас взяли и повесились. Если у вас есть хоть какая-то общественная жилка, обойдитесь как-нибудь без этого.
БЫЛИНКИН. Тогда дайте мне яду.
ЧЕПЫГА. Товарищ Былинкин. Вы живете, замкнувшись в своем душном мире, и через это ваши страдания очень велики. Выходите на улицу, станьте ближе к народу, сделайте что-нибудь для людей. И вы увидите, как жизнь ваша, наконец, обретет достойный смысл.
ЗЕФИРОВ. Браво!
ЧУДАКОВ. Э-эх…
ЗЕФИРОВ. Машенька, ну, так что? Идете со мной?

   Входит ВАРВАРА, окидывает взглядом всех собравшихся.

ЧУДАКОВ. Варя...
ВАРВАРА. Васенька, я тут подумала… Что ж, и в ванной добрые люди живут. Ванная у тебя большая, в крайнем случае ведь и перегородить можно? С одной стороны — будуар сделаем, с другой — столовую. В общем, Вася, я согласна быть твоей женой!

   ЧУДАКОВ в порыве страстно целует Варвару.

ЗЕФИРОВ. Горько!!

   ЗЕФИРОВ и МИШЕЛЬ аплодируют, БЫЛИНКИН утирает слезы, ЧЕПЫГА — пот со лба.
   В кухню вбегает раскрасневшаяся, запыхавшаяся ВРАНГЕЛЬ с пустым помойным ведром в руке и новой метелкой.

ВРАНГЕЛЬ. Все сюда!! Все сюда!! Свершилось, товарищи, свершилось!! (Не может никак отдышаться.)
ЧУДАКОВ. Что, коммунизм наступил?
БЫЛИНКИН. Может, водку теперь бесплатно выдают?
ВРАНГЕЛЬ. Не то, голубчики! Сплошное удобство и полный комфорт!
ЧЕПЫГА (дрожащим голосом). Неужто расселяют нас, Марья Ильинична?
ВРАНГЕЛЬ. Да типун вам на язык, товарищ председатель!! Товарищи! Завтра нам поставят телефон!!
ЧУДАКОВ, БЫЛИНКИН, МИШЕЛЬ (хором). Ура-а!!
ЧЕПЫГА. А у нас, Марья Ильинична, Василий женится.
ЧУДАКОВ, БЫЛИНКИН, МИШЕЛЬ (хором). Ура-а!!
ВРАНГЕЛЬ. На ком? (Критически оглядывает Варвару.) Вот на этой, что ли, крашеной?
ЧУДАКОВ. Марья Ильинична, я прошу вас! Варвара — моя невеста.
ВАРВАРА. И я, между прочим, — натуральная!
ВРАНГЕЛЬ (Варваре). И что же теперича, жить у нас собираешься?
ВАРВАРА. Конечно.
ВРАНГЕЛЬ. Вот и славно! С понедельника, стало быть, ты, Варвара, — дежурная! (Торжественно вручает Варваре помойное ведро, а Чудакову — метелку.)
ЗЕФИРОВ. Горько!!. Ну? С началом новой жизни?
               
   Аплодисменты. Общее веселье.

  Вдруг ЧЕПЫГА достает из кармана свой носовой платок, который оказывается белоснежным и шелковым, и воодушевленно поет одну из классических арий.
   Все обитатели квартиры, разбившись по парам, танцуют вальс.




Часть 2.



Картина третья

   Та же кухня. Утро.
   На кухонной стене висит новенький телефонный аппарат.

   Раздается оглушительный телефонный звонок.
   Из своих комнат разом выскакивают БЫЛИНКИН с всклокоченной шевелюрой, ЧЕПЫГА в очках, ЗЕФИРОВ в халате и довольная ВРАНГЕЛЬ. Последним выскакивает из ванной ЧУДАКОВ с топором в руке.
   ВРАНГЕЛЬ первая подлетает к телефону и срывает трубку.

ВРАНГЕЛЬ. Алле! Алле!.. Нет, вы ошиблись!! (Кладет трубку на рычаг.)
БЫЛИНКИН. Что же это такое, товарищи?! Я только что уснул!
ЗЕФИРОВ. А у меня вчера, между прочим, был спектакль! Погружался, можно сказать, в художественный образ. А они третий раз ошибаются!
ЧУДАКОВ. Сейчас я этот провод разрублю к чертовой матери! У меня, товарищи, медовый месяц! Я за себя не ручаюсь!
ЧЕПЫГА. Товарищ Чудаков! Держите себя в руках! Это, между прочим, важное приобретение для нашей квартиры.
ЧУДАКОВ. Да какое же оно важное, товарищ председатель, если оно только по ошибке и звонит!
ЧЕПЫГА. Это сейчас он звонит по ошибке, а, может, завтра нам из самого правительства позвонят.
ЧУДАКОВ. Скажете тоже: из правительства!
ЗЕФИРОВ. Между прочим, мне лично еще ни разу не позвонили, а деньги, товарищ председатель, я уже платил.
ВРАНГЕЛЬ. Знаешь что, Филипп, нынче такое время — сейчас без телефона, как без рук, между прочим. Сейчас не девятнадцатый год! Это в девятнадцатом году люди не то что без телефона обходились — не жравши сидели, и то ничего. Ты бы раздал номерок своим приятелям — глядишь, и позвонил бы кто. И деньги не впустую бы платил. Никто же не виноват, что с тобой не хотят по аппарату связываться! (Хихикает.)
ЗЕФИРОВ. Да связываться со мной, товарищ Врангель, не то что хотят — жаждут! Они просто стесняются. Интеллигентные люди, богема. Не всем же быть такими, как вы.
БЫЛИНКИН. А давайте, товарищи, в Кремль позвоним! Товарищу Молотову!
ЧЕПЫГА. Это еще зачем?
БЫЛИНКИН. Есть у меня к товарищу Молотову пару вопросиков.
ЧУДАКОВ. А что? Давайте позвоним и спросим: когда квартиры всем дадут. А?
БЫЛИНКИН. Точно! И еще спросим его по-честному, когда кончится этот беспредел, что трудящимся не дают спать в их законный выходной день! (Снимает трубку; говорит в трубку.) Будьте любезны… Кремль.
ВРАНГЕЛЬ. Ой, что делается-то…
ЗЕФИРОВ. Предупреждаю! Я в этих играх с вами, товарищи, не участвую! Я — человек, далекий от политики, я с детских лет по переживаниям! Умываю руки! (Удобно устраивается на стул, готовясь наблюдать за происходящим.)
ЧЕПЫГА. Товарищ Былинкин! Во-первых, это междугородний звонок, оплачивается по особому тарифу.
БЫЛИНКИН (Чепыге). А мне терять нечего, товарищ председатель! У меня все равно денег нет! (В трубку.) Будьте любезны попросить к телефону товарища Молотова… Что?.. (Зажимает трубку; говорит шепотом.) Чего сказать? Спрашивают — по какому делу? Откуда говорят?.. Секретарь, должно быть…
ВРАНГЕЛЬ. Говори: из редакции… Из «Правды»…
ЗЕФИРОВ. Да говори же! Подлец ты этакий!
БЫЛИНКИН (в трубку). Звонят из газеты «Правда».
ЧЕПЫГА (вытирает лоб своим огромным носовым платком). Гражданин Былинкин, кладите трубку, пока не поздно! Будут неприятности!..
ЗЕФИРОВ. Да погодите вы! Интересно же, чем дело кончится!
БЫЛИНКИН (в трубку). Что говорите? Вообще-то насчет статьи.
ЧУДАКОВ. Скажи: статьи насчет жилищного вопроса!
БЫЛИНКИН (в трубку). Говорю: насчет жилищного вопроса!.. Подождать? Подождем, подождем…
ЧЕПЫГА. Вешайте трубку!! Былинкин, вешайте трубку! Я не позволю в нашей квартире с вождями разговаривать! (Вырывает у Былинкина трубку и бросает ее на рычаг.) Что ж теперь будет? Ох, зарезали меня, подлецы!.. Бежать придется, Марья Ильинична! Бежать, пока не повязали!..

   БЫЛИНКИН, ЗЕФИРОВ и ЧУДАКОВ тихо крадутся по направлению к своим комнатам.
   Раздается оглушительный телефонный звонок.

ЧЕПЫГА (побледнев, снимает трубку). Слушаю вас…
ГОЛОС ИЗ ТРУБКИ. Кто вызывал Кремль? По какому делу?
ЧЕПЫГА. Это… ошибка! Никто не вызывал, извиняюсь…
ГОЛОС ИЗ ТРУБКИ. Нет никакой ошибки. Вы звонили?
ЧЕПЫГА. Это ошибка, товарищ, ошибка! Чистое недоразумение!.. Это, наверное, дети какие-то баловались! А номер считали как наш…
ГОЛОС ИЗ ТРУБКИ. В таком случае прошу вас в ближайшие двадцать четыре часа из дома никуда не отлучаться. За вами придут.

   ЧЕПЫГА, дрожа всем телом, тяжело опускается на стул.
   ВРАНГЕЛЬ накапывает в стакан валерьянки.

ЧЕПЫГА. Вот и все, Марья Ильинична. Мечтал дожить до преклонного возраста, иметь огородик и цветочки. Все, не будет тебе ни цветочков, ни огородика. Сгину ни за что, ни про что! (Хватается за сердце.)

   ВРАНГЕЛЬ, ЗЕФИРОВ, БЫЛИНКИН и ЧУДАКОВ суетятся около Чепыги.
   ЧУДАКОВ машет на Чепыгу кухонным полотенцем, ЗЕФИРОВ протягивает ему пакет с сухарями, БЫЛИНКИН — банку варенья Врангель.

ВРАНГЕЛЬ. Ну что, ироды, загубили председателя?
ЧУДАКОВ. Я ж хотел, Мария Ильинична, чтобы все по-честному, чтобы жить по-человечески.
ВРАНГЕЛЬ. А так тебе что, паразит, не по-человечески? Вон в третьей квартире ванную вообще заколотили — жильцы теперь в баню ходят. Так, может, ты в чулане хочешь жить, Василий? С молодой-то женой?
ЧУДАКОВ. Что вы, что вы, Мария Ильинична! Мне и в ванной очень хорошо! Хоть целый день купаться можно!
ВРАНГЕЛЬ. Былинкин! Где ты взял варенье? Я его третий день ищу!
БЫЛИНКИН. А я нашел! Какая вы бесчувственная женщина, Марья Ильинична! Тут, можно сказать, товарищ председатель одной ногой в застенках, а вы…

   ЧЕПЫГА стонет и закатывает глаза.
    Из прихожей появляется МИШЕЛЬ. Он сильно навеселе.

МИШЕЛЬ (пошатываясь, оглядывает обстановку). И на свеженькой могиле… два цветочка посадили… (Прыскает со смеху и убегает в свою комнату.)

   ЧЕПЫГА громко ахает и хватается за сердце.

ВРАНГЕЛЬ (вслед Мишелю). Вот паразит — уже набрался! Залил глаза по самые щеки, и весь день свободен. (Варваре, провожающей взглядом Мишеля.) А ты что глаза таращишь? Иди намочи полотенце!

   ВАРВАРА, спохватившись, скрывается в ванной.

ВРАНГЕЛЬ. Лиза, принеси подушку!

   ЛИЗА убегает в комнату Врангель и тут же возвращается с подушкой. ВРАНГЕЛЬ аккуратно подкладывает подушку под голову Чепыги. ЛИЗА, взволнованная происходящим, бережно поддерживает Чепыгу.
   БЫЛИНКИН приближается к Лизе.

БЫЛИНКИН. Вот некоторые думают, что я — меланхолик. Это все неправда. Морда, конечно, у меня действительно немного грустноватая. А с чего веселиться? Вот давеча шел по улице и со всего размаху зацепился лицом за навес. Такие, знаете, бывают парусиновые навесы у магазинов. Ну спусти навес так, чтоб средний человек мог свободно пройти. Так нет — спустят, как придется, и плюют на человечество. Или третьего дня, например: пошел на каток. Надеваю коньки, встаю на лед и не могу идти! Потрогал пальцем коньки, а полозья шершавые — никакого скольжения не достичь. Отвинтил коньки, пошел домой. Морда уже грустная. А встречные небось думают: «Вон меланхолик идет с коньками, даже спорт не действует на этого сукинова сына», извиняюсь. А так я очень даже жизнерадостный человек и на улице, между прочим, бываю. И людей я люблю. Это люди меня не любят. И не оказывают мне должного внимания. 
ВРАНГЕЛЬ. Да хватит ныть-то, нытик! Все из-за тебя!.. Что там Варвара-то возится? Неужели трудно полотенце какое-нибудь намочить?

   Из комнаты появляется МИШЕЛЬ в банном полотенце. Решительно входит в ванную и запирает дверь изнутри. Из ванной слышен визг Варвары.

ЗЕФИРОВ. Теперь — трудно.
ЧУДАКОВ. Канарейкин! Только пять минут! И смотри мне там, не набрызгай!
ЧЕПЫГА. Марья Ильинична! Вы теперь остаетесь за старшую. Вы с ними построже, построже… От природной доброты одни страдания.
ВРАНГЕЛЬ. Не сомневайтесь, товарищ председатель! Будут у меня по струнке ходить!.. (Вытирает платком Чепыги пот с его лба.)

   ЧУДАКОВ в беспокойстве слоняется по кухне, поглядывая на закрытую дверь ванной.

ЗЕФИРОВ (Чудакову). Ревнуешь?
ЧУДАКОВ. Ни капельки! Я новый человек, современный.
ЗЕФИРОВ. Молодец! (Слышен смех Варвары и Мишеля.)
ЧУДАКОВ. Другой муж в три шеи бы его погнал, а я — пожалуйста. Я — человек новой эпохи. Новые отношения между полами… полное социальное равенство. Это, между прочим, понимать надо.
ЗЕФИРОВ. Да и правильно, пусть смеются!
ЧУДАКОВ. А пусть! Я хоть и счетовод, но я передовой человек. Я даже к самому себе уважение чувствую. Пусть хоть целуются там у раковины.
ЗЕФИРОВ. Другой муж кислотой бы в них плеснул, но ты — молодец!
ЧУДАКОВ. А и ладно! Видишь — мне все равно!
ЗЕФИРОВ. Конечно, молодая жена тебя супчиками, небось, балует?
ЧУДАКОВ. Мы, Филипп, решили новую жизнь начать. В болото все — плиту, кастрюли. Пусть и женщина свободу знает.
ЗЕФИРОВ. Какой ты добрый.
ЧУДАКОВ. А то! Мы теперь в столовую будем ходить! А с этого, между прочим, одна выгода и польза. Например, гости приходят. Сидят, ждут — не подадут ли чего на стол. А ты им, гадам, между прочим, объявляешь: а мы, извините, в столовке питаемся. Хотите — идите, хотите — не надо, за волосы вас не потащим. И гостям веселье, и нам хорошо.
ЗЕФИРОВ. Короче, сплошной семейный купорос!
ЧУДАКОВ (вздыхает). Семейное счастье… (Опять слышен смех из ванной.) Слышишь, как заливаются? Да что я им — клоун, что ли?

   ЧУДАКОВ настойчиво стучит в дверь ванной.
   Дверь ванной открывается и оттуда выходит МИШЕЛЬ в полотенце.

ЧУДАКОВ. Я, конечно, новый человек, передовой… но я, между прочим, могу и рожу разукрасить. Совести у вас нет — над живым мужем насмехаться.
МИШЕЛЬ. Да ну тебя, Васька! Ты-то тут при чем? Это мы над председателем хихикаем, как все смешно у нас получилось.
ЧУДАКОВ. Как — над председателем? Человек, можно сказать, поступить в тюрьму готовится, а вам смешно?!
ВАРВАРА. Мне — нет…
МИШЕЛЬ. Да в какую тюрьму?
БЫЛИНКИН. В областную или еще подальше. Нам, между прочим, из самого Кремля позвонили и дали на этот счет официальное указание.
МИШЕЛЬ. Да какое указание? Это я вам звонил. Позвонил и разыграл. Что такого? Смешно ведь!
БЫЛИНКИН. Было бы не так смешно, если б ты не позвонил после того, как мы позвонили.
МИШЕЛЬ. А так еще смешней!
ЧУДАКОВ. Как же ты угадал, что мы утром с Кремлем связывались?
МИШЕЛЬ. Ну, угадал. Так получилось! Да Былинкин вчера четыре раза порывался позвонить. «Завтра, — говорит, — точно в Кремль дозвонюсь, не выдержу. Даром, что ли, — говорит, — телефон повесили?» Ну, я и хотел над ним пошутить.
ЗЕФИРОВ. Ай да Пушкин, ай да сукин сын.
ВРАНГЕЛЬ. Ну ты, Мишка, и подлец! Товарищ председатель чуть жизни из-за тебя не лишился! Ах ты паразит окаянный! (Накидывается на Мишеля с кулаками.)
БЫЛИНКИН. Граждане! Чуть не потеряли председателя! А электричество кто будет считать?
ЗЕФИРОВ. Пушкин!.. Давайте его побьем!
БЫЛИНКИН. В чулан его надо посадить, подлого человека!
ЧУДАКОВ. Давайте лучше его засудим, чтобы больше не издевался! Сколько же можно терпеть?!
ЧЕПЫГА. Ну, Мишель, я от тебя такого бесчинства не ожидал!
МИШЕЛЬ. Да, ничего вы мне не сделаете! Руки коротки! Я в газете, между прочим, ценный работник. У меня почетных грамот полный портфель. Я вообще — рупор эпохи. А вы все — жалкие неудачники! Да я про вас такую поэму в газете накатаю — век не отмоетесь!
ЛИЗА. Михаил Никанорович, остановитесь! Остановитесь! (Все удивленно замолкают.) Вы — поэт! Особенный прекрасный человек. Поэты наделены большим чувствительным сердцем, которое изливает в поэтических строчках мировую любовь. Ваш талант призван вдыхать настоящую жизнь в души читателей, приподнимать их над суетой.
БЫЛИНКИН. Вот это правильно.
ЛИЗА (прикладывает руку к сердцу). У меня все ваши строчки здесь хранятся. И ваш образ, и ваши глаза, и голос. Я столько ночей провела, мечтая соприкоснуться с вами, с вашей тонкой поэтической душой, а вы… (Плачет.)
ВРАНГЕЛЬ. Ой, бедная…
ЛИЗА. Я в самые тяжелые минуты думала о вас… одна только мысль о вас помогала мне жить и не сломаться. А вы…  А вы нещадно губите и опустошаете себя! (Рыдает.)
БЫЛИНКИН (Лизе). Хотите чаю?
ЛИЗА. Не надо! Не трогайте меня, пожалуйста! Оставьте…
МИШЕЛЬ. Да, я грешен. Ну, простите меня за это.
ЛИЗА. За это — не прощу.
МИШЕЛЬ. Как угодно! (Паясничает.)
ЛИЗА.  Гроза прошла. И ветки дивных роз
               В окно мне дышат дивным ароматом.
               Еще трава полна прозрачных слез,
               А гром гремит вдали раскатом!..

      ЧЕПЫГА, ЧУДАКОВ, ВАРВАРА, БЫЛИНКИН, ЗЕФИРОВ и ВРАНГЕЛЬ расходятся, удрученные.
   Пауза.
   ЛИЗА вытирает слезы. Поднимается и направляется в комнату Врангель.

МИШЕЛЬ (вслед ей). Ну, простите меня! Я — хороший! (ЛИЗА останавливается.) Нет, правда, мадемуазель, где мы с вами встречались?
ЛИЗА. Город Владимир, клуб «Красный литератор», семнадцатого августа. Вы совсем-совсем не помните?
МИШЕЛЬ (понизив голос). Конечно, помню! Я только о вас и думал с тех пор.
ЛИЗА. Правда?
МИШЕЛЬ. Конечно. Как я мог забыть восемнадцатое, пардон, семнадцатое августа?.. Такой знаменательный день. На вас были светлые босоножки…
ЛИЗА. Черные лодочки!
МИШЕЛЬ. Ну, конечно! Красное платье…
ЛИЗА. Белая кофточка и юбка в ромашку.
МИШЕЛЬ. Да. А дело было в августе, поэтому вы, должно быть, изнывали от духоты.
ЛИЗА. Было холодно, лил дождь… а изнывала я от ваших стихов, Михаил Никанорович… Вы правда помните меня…
МИШЕЛЬ. Конечно… как я мог вас забыть? Юная дева в лучах софитов… Ясные очи, полные любви и восторга… Машенька?..
ЛИЗА. Лиза!
МИШЕЛЬ. Лизонька…
ЛИЗА. Михаил Никанорович!
МИШЕЛЬ. Ни слова больше, ни полслова!
                Огонь любви зажжен, и он горит!
(Оттесняет Лизу к своей двери.)
ЛИЗА. Михаил Никанорович! Вы — мой кумир!
МИШЕЛЬ. Прекрасно! Превосходно! (Целует Лизе руки.)
ЛИЗА. Михаил Никанорович!
МИШЕЛЬ. Боже мой, какая вы нежная, какая хрупкая! (Целует Лизу в шею.)
ЛИЗА. Что вы делаете?!
МИШЕЛЬ. Милая, милая! (Подводит ее к своей двери и прижимает к стене.) Вы не пожалеете. Курочка моя…
ЛИЗА. Подождите!
МИШЕЛЬ. А зачем ты приехала, девочка? Книжки смотреть, по каналам прогуливаться? С чемоданом так просто в дом к мужчине не являются… (Обнимает Лизу.)
ЛИЗА. Хватит! (Вырывается из объятий; отвешивает Мишелю звонкую пощечину.) Вы не понимаете! Вы ничего не понимаете! (Закрывает лицо руками.)

   МИШЕЛЬ уходит в свою комнату, хлопнув дверью.
   Тихо входит ВРАНГЕЛЬ. Подходит к Лизе, гладит ее по голове.

ЛИЗА. Жизнь кончена, Марья Ильинична!
ВРАНГЕЛЬ. Тю-ю!..
ЛИЗА. Как жить мне после этого, Марья Ильинична, скажите, как жить?.. Я ведь люблю его.
ВРАНГЕЛЬ. Вырви из сердца. Он же тебе все-таки дядя…
ЛИЗА. Да не дядя он мне! Не дядя и никогда им не был! Он во Владимире у нас был с выступлением в прошлом году. Стихи свои читал, поэму. Какой человек, Марья Ильинична! Гений! Настоящая духовная жизнь. Понимаете, он стихи свои читает, а у меня мурашки, мурашки… Аж в глазах потемнело, к великой жизни прикоснулась. Так он мне понравился, Марья Ильинична, что я спать перестала.
ВРАНГЕЛЬ. Одними стишками сыт не будешь. Дальше-то у вас что…   было?
ЛИЗА. А дальше — подошла к нему после концерта, чтобы выразить восторг, а он мне вдруг и говорит: «Приезжайте, мол, в Ленинград!» И, чтобы я совсем не сомневалась, на фотокарточке написал: «Лиза, приезжайте». Марья Ильинична, выходит, я ведь тоже ему тогда понравилась, раз он меня за собой позвал.
ВРАНГЕЛЬ. Родители-то знают, где ты?
ЛИЗА. Матушка скончалась в октябре, а больше у меня нет никого. Тоскливо, знаете, одной на фабрике работать, и люди там всё грубые. А я всё о Мишеле думала. Вы простите, Марья Ильинична, что я вас обманула. Сказала: дядя. А он совсем мне не дядя!
ВРАНГЕЛЬ. Как женщина, я тебя понимаю. Вот мне бы лет тридцать скинуть — я бы тоже за Мишкой приударила. Мишель у нас мужчина привлекательный, хоть и дурак… Ладно, не плачь. Я тебе помогу. Мы его с тобой так окрутим — пикнуть не успеет! Одним ударом!
ЛИЗА. Да не надо ничего.
ВРАНГЕЛЬ. Не учи генерала дивизией командовать!
ЛИЗА. Отдайте лучше мне мои документы. Поеду-ка я домой.
ВРАНГЕЛЬ. Тю! В сейфе твои документы, в надежном месте. Что, отступать удумала? Запомни, Лиза! За любовь свою надо бороться! Это ты сейчас сидишь с красным носом, а потом очнешься — жалеть ведь будешь!
ЛИЗА. Ну и что? Значит, судьба моя такая.
ВРАНГЕЛЬ (решительно). Документы не отдам! И капризы свои брось! Любишь — женись! А другого пути у нас нет.

   Появляется ЗЕФИРОВ.

ЗЕФИРОВ. Не помешаю?
ВРАНГЕЛЬ. Да куда ж от вас денешься, паразитов? (Лизе.) Никому ни слова!

   Хитро поглядывая по сторонам, ВРАНГЕЛЬ удаляется в свою комнату.
   ЛИЗА утирает слезы, подходит к ванной, робко стучит в дверь.
   ЧУДАКОВ распахивает дверь ванной и видит Лизу.

ЧУДАКОВ. Прошу вас. Только не плачьте.

   ЛИЗА скрывается в ванной.
   ЧУДАКОВ выходит на кухню. Ходит, грустный, кругами.
   ЗЕФИРОВ ставит на плиту кастрюлю с водой, насыпает в нее крупу, помешивает.
   Дверь комнаты Былинкина приоткрывается. БЫЛИНКИН смотрит в щель за происходящим на кухне.

ЗЕФИРОВ. Чего вздыхаешь, Василий?
ЧУДАКОВ. Дурак я, Филипп. Понимаешь? Дурак.
ЗЕФИРОВ. Понимаю.
ЧУДАКОВ (отводит Зефирова в сторону; тихо). Знаешь, Филипп... Выходит, Варя-то по расчету за меня вышла, не по любви.
ЗЕФИРОВ. Да кто тебе сказал?
ЧУДАКОВ. А как? Слишком быстро она на все согласилась.
ЗЕФИРОВ. Твоя Варвара — натура чувственная, импульсивная, поэтому и быстро. А чего волынку-то тянуть? Вы — люди взрослые, сознательные, слава богу. Вам и не до глупостей.
ЧУДАКОВ. Нет, Филипп, точно говорю: у ней был свой расчет. Не имей я эту ванную — она бы на меня даже не посмотрела. Вот была бы у меня комната...

   БЫЛИНКИН, воспользовавшись моментом, проворно выскакивает и сразу удирает в свою комнату с кастрюлей с кашей.
   ЧУДАКОВ и ЗЕФИРОВ ничего не замечают.

ЗЕФИРОВ. Знаешь, что, Вася? Поможешь мне в одном деле — получишь комнату.
ЧУДАКОВ. Да как? Былинкин-то вешаться отказался!
ЗЕФИРОВ. Да на кой тебе комната Былинкина — конура в восемь квадратов. Получишь комнату старухи! Двадцать пять метров! Там такую семейную жизнь можно развернуть!
ЧУДАКОВ. Если ты, Филипп, по мокрому делу — я против! Все-ж-таки она живой человек!
ЗЕФИРОВ. Да кто ж по мокрому делу? Отправим старушку на лечение — она тебе еще «спасибо» скажет!
ЧУДАКОВ. Да?
ЗЕФИРОВ. Конечно! Бедным старушкам трудно приспособиться к новой жизни. Неумелые они какие-то. К тому же, в силу возраста, они не могут заняться физкультурой, например, отчего имеют постоянную меланхолию и непонимание путей строительства. Но государство о них нежно заботится, между прочим. Строит разные пансионы для престарелых старух, разные, так сказать, богадельни. Их туда принимают, им там кушать дают. Там им светло и тепло. Они там чай пьют и котлетами закусывают.
ЧУДАКОВ. Да, туда попасть хорошо бы.
ЗЕФИРОВ. А есть и более современные учреждения. Там старушек бесплатно лечат, клизмы, извиняюсь, ставят и холодные обертывания. Вот туда бабушке попасть — сплошная мечта! На всю оставшуюся жизнь!

   Из своей комнаты появляется ВРАНГЕЛЬ. Подходит к двери ванной, пытается ее открыть.
 
ЗЕФИРОВ, ЧУДАКОВ (хором). Занято!
ВРАНГЕЛЬ. Ну вот… (Уходит обратно в комнату.)
ЧУДАКОВ. Ну, не знаю. Как-то нехорошо, Филипп, за человека решать.
ЗЕФИРОВ. Зато я знаю! Кашки будешь? (Передразнивает Чудакова.) Нехорошо…

   ЗЕФИРОВ оглядывается к плите и замечает исчезновение своей каши.

ЗЕФИРОВ (указывая на плиту). А это, Вася, по-твоему, хорошо? Я готов, конечно, бабушку подкармливать, но ее же, Васенька, лечить надо!! А лечить ее там будут, между прочим, за государственный счет! Это же для любой старушки — праздник!
ЧУДАКОВ (неуверенно). Да?
ЗЕФИРОВ. Конечно! Слушай сюда!! (Шепчет что-то Чудакову на ухо.)



Картина четвертая

Кухня.   
Ночь.
   
   В полумраке ЗЕФИРОВ крадется к телефонному аппарату, висящему на стене. За ним — ЧУДАКОВ.

ЗЕФИРОВ (снимает трубку). Алло! Алло! Будьте добры скорую психиатрическую помощь…
ЧУДАКОВ. Попадемся, Филипп! Тикаем, пока не поздно!
ЗЕФИРОВ. Поздно… (В трубку.) Девушка! Девушка! Срочно, срочно присылайте машину. Тетя с ума сошла! Родная тетя! На людей кидается, сквернословит, предметами швыряется. Неровен час — подожжет дом и соседей… Врангель… Вран-гель… Мария Ильинична. Розы Люксембург, восемнадцать, квартира шесть… Да. Выезжаете?..  Ждем! (Вешает трубку.)
ЧУДАКОВ (хватается за голову). Ой, Филипп, что будет…
ЗЕФИРОВ. Вася, не волнуйся! У меня и печать есть из больницы, и справочки. Никто ничего не заподозрит! У нас в театре один актер два раза в год там процедуры принимает. Знаешь, как доволен? Санаторий!

   ЗЕФИРОВ и ЧУДАКОВ скрываются в прихожей.
   Из своей комнаты появляется БЫЛИНКИН. Крадучись, ходит по кухне, заглядывает в шкафчик, потом в чью-то кастрюлю на плите. Вооружившись ложкой, спешно поедает найденные продукты. Услышав шум, прячется за плиту вместе с кастрюлей.
   Из ванной тихо выскальзывает ВАРВАРА. Подкравшись к комнате Мишеля, останавливается и прислушивается к тому, что происходит внутри. Услышав шорох на кухне, пугается и прячется в темный угол.
   Из комнаты Врангель на цыпочках выходит ЛИЗА. Оглядывается кругом, потом осторожно подходит к сейфу и пытается его открыть. Открыв его с усилием, извлекает из сейфа свой документ и фотокарточку Мишеля. Услышав шум, прячется за сейф.
   МИШЕЛЬ выходит, крадучись, из своей комнаты и, не замечая Варвару, подходит к комнате Врангель и прислушивается к тому, что происходит там внутри. Услышав шаги, прячется в темный угол, затаив дыхание.
   Из своей комнаты, крадучись, выходит ЧЕПЫГА. Прислушивается к тишине в квартире, потом тихо подходит к серванту, открывает ключом дверцу и извлекает из серванта бутылку водки. Вытирает пот со лба, откупоривает бутылку, наливает себе немного водки в стакан, выпивает, занюхивает кусочком хлеба.
   Из комнаты Врангель слышится раскатистый храп.
   В кухне резко включается свет, обнаружив обитателей квартиры в обозначенных местах.
   На пороге кухни стоят двое: ЗЕФИРОВ и ЧУДАКОВ, одетые в одежду санитаров, в шапочках и марлевых повязках, закрывающих им лица.

ЧЕПЫГА (со стаканом и хлебом в руках, неловко загораживает бутылку). Слушаю вас, товарищи!
ЗЕФИРОВ. Вы — старший? Гражданка Врангель здесь проживает?
ЧЕПЫГА. Здесь, здесь.
МИШЕЛЬ (в волнении). Да вот же ее комната! А я думаю: кто это храпит…
ВАРВАРА. А я подумала, вы, Михаил Никанорович! (Натужно смеется.)
ЛИЗА. А я и вышла, потому что больше невозможно слушать.
БЫЛИНКИН. А я съел всего один кусок!
ЗЕФИРОВ. Разрешите пройти! (Деловито направляется в комнату Врангель; Чудакову.) За мной, коллега!

   «Санитары» скрываются в комнате Врангель.
   Обитатели квартиры взволнованно и растерянно переглядываются.
   Из комнаты Врангель слышно, как храп прекращается, а на смену ему слышен визг.

БЫЛИНКИН (Чепыге). Товарищ председатель, так надо?

   ЧЕПЫГА трясет головой, дожевывая хлеб.
   Появляются «санитары», волокущие под руки несчастную Врангель, одетую в лисью шубу поверх ночной сорочки.

ВРАНГЕЛЬ. Люди добрые! Это что же такое делается на свете? Это при каких таких порядках женщину с кровати сдирают?
ЧЕПЫГА («санитарам»). Да! На каком основании?
ЗЕФИРОВ. На основании официального направления главного врача. (Протягивает Чепыге бумагу с печатью.)
ЧЕПЫГА (пробегает глазами листок). Все сходится: адрес наш. Печать… гербовая бумага… (Громко икает.)
ЗЕФИРОВ. У вас есть возражения, товарищ? (Кивает на бутылку водки.) На учете у нас состоите?
ЧЕПЫГА. Что вы, что вы! Это я так… исключительно для согрева. Холодно у нас, знаете.
ЗЕФИРОВ. Есть претензии к властям?
ЧЕПЫГА. Что вы?! Конечно, нет!
ЗЕФИРОВ. Газету «Правда» выписываете?
ЧЕПЫГА. Регулярно!
ЗЕФИРОВ. Как пример сознательного советского гражданина, разрешите нам с уполномоченным выполнить свой долг, товарищ! Попрошу очистить дорогу! (Забирает у Чепыги направление.)
ЧЕПЫГА. Конечно, конечно.
ЗЕФИРОВ. До свидания, товарищи! Не провожайте нас.
БЫЛИНКИН. Куда вы ее?
ЗЕФИРОВ. В психиатрическую лечебницу! Лечить!
ВРАНГЕЛЬ. Ах вы, паразиты коммунальные! Сдали бабушку! Сдали со всеми потрохами!! Иро-ды!! Во цвете лет!! (Кусает Зефирова за руку.)

   «Санитары» уволакивают Врангель.
   Обитатели квартиры находятся в некотором оцепенении.

ЧЕПЫГА. Расходитесь, пожалуйста, товарищи! Расходитесь. Собрание окончено. Прошу всех ложиться спать. (Уходит в свою комнату.)
БЫЛИНКИН. Сдали мы товарища Врангель, как последние собаки. А чего испугались? Я, между прочим, съел-то всего пол-ложки.
ВАРВАРА. Все наши беды, товарищи, оттого, что у нас площади на всех не хватает. У нас учреждения всю жилищную площадь теперь занимают. Трудящимся податься некуда. А у нас в Ленинграде, между прочим, дворцов разных и музеев большое количество. Взяли бы и отдали все эти дворцы организациям. В Зимнем дворце можно открыть отделение Азрыбы. Благо недавно дворец отремонтировали. А в Екатерининский можно перевести контору Госречпароходства. А в «Эрмитаж» — редакцию газеты. А что? «Эрмитаж» бы очень для редакции подходит. Там места много и обстановка располагающая… Надо коллективное письмо в правительство направить.
ЛИЗА. Бедная Марья Ильинична! Что же с ней теперь будет?
БЫЛИНКИН. Как мы дошли до жизни такой… Воруем, кляузничаем, ненавидим, издеваемся друг над другом. Мечтаем запереться в индивидуальной норе, обрасти материальными благами и плевать на мир. Да неужели собственная утварь и жирная котлета заменят нам радость человеческого общения? Люди — вот, что главное. А мы из-за ершиков деремся…
МИШЕЛЬ. Потому что — люди…
БЫЛИНКИН. Короче! Надо что-то делать! Надо старушку из дурдома вызволять! Она — хорошая! А то, что она двинутая слегка, так это же не преступление, в конце концов. У нас, может, на самом деле, каждый второй жилец с приветом. Предлагаю создать стачечный комитет!

   Из прихожей появляются раскрасневшиеся, запыхавшиеся ЧУДАКОВ и ЗЕФИРОВ.

ВАРВАРА. Вы где были? Тут такое произошло… кошмар!
БЫЛИНКИН. Бабушку нашу забрали.
ЗЕФИРОВ. Не может быть! А мы по проспекту гуляли. И все пропустили, Вася! Самое интересное!
ЧУДАКОВ. Знаешь что, Зефиров?!. Варенька, все, что я делал, я делал ради тебя.
ЗЕФИРОВ. Это он на проспекте с девушками знакомился. Поймали бы тебя, Вася, с поличным — тебе не отвертеться. Гарантирую. (Устрашающе смотрит на Чудакова.)
ЧУДАКОВ. Да ну тебя!
БЫЛИНКИН. Короче, товарищи, организовываем стачечный комитет. А председателя — долой. Он товарища Врангель сдал, и каждого из нас готов сдать, иуда, лишь бы квартирой завладеть безраздельно. Кто «за» — прошу голосовать.

   ВАРВАРА, ЛИЗА, МИШЕЛЬ, ЧУДАКОВ и БЫЛИНКИН поднимают руки.

БЫЛИНКИН (Зефирову). А ты что, Зефиров, не с нами? Тебе что, бабушку не жалко?
ЗЕФИРОВ. Знаете, товарищи, если бы я был по части бабушек, я бы служил в Минздраве. А я — актер, служитель Мельпомены. Мне ваши политические игры чужды.
БЫЛИНКИН. Смотри, за тобой придут — сочувствия не ищи!
ЗЕФИРОВ. Да на здоровье! Силь ву пле!
БЫЛИНКИН. Итак, товарищи. Разрабатываем план действий. (Рисует на столе.) Для начала требуется узнать, в какую лечебницу заточили товарища Врангель.
ЛИЗА. Я! Я могу узнать! У меня в справочном одна знакомая есть.
БЫЛИНКИН. Очень хорошо. Дальше: под видом корреспондента газеты «Красное чудо» ты, Мишель, должен проникнуть в лечебницу и войти в доверие к медперсоналу.
МИШЕЛЬ. Сделаю.
БЫЛИНКИН. И тогда, войдя в сговор с персоналом, мы легко организуем бабушке побег. Под покровом ночи.
ЧУДАКОВ. А нам что делать?
ВАРВАРА. Да!
БЫЛИНКИН. А вы, товарищи, будете психических больных изображать. Что ж еще вам делать? Только изображать надо натурально, по правде, по Станиславскому.
ЗЕФИРОВ. Ха!
БЫЛИНКИН. Итак, товарищи, кто за утвержденный план, прошу голосовать.

   ВАРВАРА, ЛИЗА, МИШЕЛЬ, ЧУДАКОВ и БЫЛИНКИН поднимают руки.

БЫЛИНКИН. Принято единогласно. Прошу всех сдать по двадцать рублей на текущие расходы.

   Слышно, как чей-то женский голос напевает в прихожей.

БЫЛИНКИН. Тихо! (Прислушивается.)

   Появляется поющая ВРАНГЕЛЬ.

ВРАНГЕЛЬ (поет). Лепестки и незабудки осыпались под окном… Что, не ждали?
ЛИЗА. Марья Ильинична!
БЫЛИНКИН. Товарищ Врангель!
ЗЕФИРОВ. По какому праву вас выпустили?!
ВРАНГЕЛЬ. По ошибке, дружок. Привезли меня, значит, в палаты, стали документы сверять, а там недоразумение. В вызове, что записывала медсестричка, стоит «Врунгель». А я — Врангель, по батюшке и по закону. А там — «Врунгель», значит, — ошибка. Ну, вкололи мне чего-то на всякий случай, да и повезли обратно, с ветерком. А до утра им тоже нету интереса меня держать — кормить и процедуры делать. Так что радуйтесь, голубчики, вернули вам бабушку! (Хватается за сердце, тяжело оседает на стул.)
ЛИЗА. Марья Ильинична! Вам плохо?
ВРАНГЕЛЬ. Колет, сердце колет… и спины, спины не чувствую… и нога затекла… Ох… (Норовит свалиться со стула, но ее подхватывают ЛИЗА и ЧУДАКОВ.)
ВАРВАРА. Что с вами?!
МИШЕЛЬ. Мадам, держитесь…
ЗЕФИРОВ. Надо скорую помощь вызвать!
ВРАНГЕЛЬ (вскрикивает). Не надо!! Не надо скорую помощь!!
БЫЛИНКИН (колотит в дверь комнаты Чепыги). Товарищ председатель! Товарищ председатель!!

   ЧЕПЫГА выходит из своей комнаты с исписанной бумагой.

ЧЕПЫГА (видит Врангель). Слава богу! А я в совнарком бумагу составляю с вашим прошением!
ВРАНГЕЛЬ. Товарищ председатель!! Милый ты мой! (Снова хватается за сердце; отрывисто дышит и закатывает глаза.)
ЧЕПЫГА. Марья Ильинична! Что?!   
ВРАНГЕЛЬ. Жизнь уходит…

   Все в смятении. Жильцы поддерживают Врангель.

ВРАНГЕЛЬ. Воздуху… воздуху мало…
ЧЕПЫГА. Отойдите от нее! Дайте ей воздуху!!

   Все в смятении расступаются.

ЧЕПЫГА. Может, все-таки врача?
ВРАНГЕЛЬ. Поздно… Лиза!
ЛИЗА (становится на колени рядом с Врангель; глотая слезы). Да, Марья Ильинична!
ВРАНГЕЛЬ (Лизе тихо). Ты не думай дурного. Слаб человек. Ты в него искру вдохни — может, окрепнет.
ЛИЗА. Марья Ильинична! Простите меня! Простите, что не заступилась за вас! Простите, что думала о вас плохо!
ВРАНГЕЛЬ. Молодая ты еще. Иди с Богом.

   Заплаканная ЛИЗА поднимается с колен и отходит в сторону.
   ЗЕФИРОВ подлетает к Врангель.

ЗЕФИРОВ. Не вели казнить, вели слово молвить, добрая старушка!
ВРАНГЕЛЬ. Не смеши, Филипп, смеяться мне трудно. (Тяжело дышит, опустив веки.)
ЗЕФИРОВ. Каюсь, матушка, каюсь! Не хотел твоей смерти, хотел исцеления!
ВРАНГЕЛЬ. Да что ты все выкобениваешься, Артист Артистыч? Ты по-русски скажи, чего хотел.
ЗЕФИРОВ. Искуплю свою вину, мать, чем хочешь! Это ведь я вызвал для тебя психушку!
ВРАНГЕЛЬ. Ты?
ЗЕФИРОВ. Прости, мать, не мог терпеть. Достала ты меня окончательно.
ВРАНГЕЛЬ. Это я могу… (Тяжело дышит.)
ЗЕФИРОВ. Прости меня, мать, сними грех с души! Марья Ильинична! Машенька!!. Машенька ты моя!! (Жмет ей руки.)
ВРАНГЕЛЬ. Ладно, ладно, Филиппка, не плачь. Мы с тобой теперь квиты. Я ведь тоже тебе то сахару в суп насыплю, то соли в варенье. И простынку твою я тоже себе присвоила.
ЗЕФИРОВ (встает на ноги). Не знал этого. А кашу кто мою ел?
ВРАНГЕЛЬ. Я не ела.
ЗЕФИРОВ. Да?

   ЗЕФИРОВ удаляется в угол в раздумьях.
   ВАРВАРА садится рядом с Врангель.

ВАРВАРА. Простите, что называла вас старухой. Вы совсем не старая, а даже наоборот.
ВРАНГЕЛЬ. Все там будем, Варя.
ВАРВАРА. Да, к сожаленью.

   ВАРВАРА уходит в угол.
   ЧУДАКОВ подсаживается к Врангель.

ЧУДАКОВ. Марья Ильинична! Это я артисту помогал в каталажку вас тащить.
ВРАНГЕЛЬ. Вот от тебя, Василий, подлости не ожидала.
ЧУДАКОВ. Я сам от себя не ожидал. Комнату хотел вашу оттяпать.
ВРАНГЕЛЬ. Да за что же?
ЧУДАКОВ. Очень Варю люблю. Старался ради нее.
ВРАНГЕЛЬ. Больше так не старайся.
ЧУДАКОВ. Не буду.

   ЧУДАКОВ отходит от Врангель. Подходит к Варваре, обнимает ее.
   БЫЛИНКИН присаживается рядом с Врангель.

БЫЛИНКИН. Воровал еду из различных емкостей: котлеты, макароны. Третьего дня взял две банки с вареньем. А в прошлом месяце выпил рассол. Потом — стаканы всякие, баночки, две вазы. Мылом чужим пользуюсь давно, шампунью, зубной пастой, а также туалетной бумагой в основном. Чай регулярно пью с сахаром, ну, и водочку иногда, когда найду. Да, и артистическую кашу тоже я ел. Вроде все.
ЗЕФИРОВ. Так это он ел мою кашу?!
ЛИЗА, ВАРВАРА, ЧУДАКОВ (Зефирову). Тихо, тихо!!
ВРАНГЕЛЬ (Былинкину). Ну, и ты иди с Богом, голубчик. 
БЫЛИНКИН. Спасибо. (Встает, утирая слезы.)

   МИШЕЛЬ присаживается к Врангель.
   ВРАНГЕЛЬ берет его за руку.

МИШЕЛЬ. Пьянствовал, злословил, прелюбодействовал.
ВРАНГЕЛЬ. Подожди, Миша. Просьба моя последняя. Обещай, что исполнишь, не то помру — не дождется председатель.
МИШЕЛЬ. Говорите, дорогая. Все исполню, что смогу.
ВРАНГЕЛЬ. Поклянись!
МИШЕЛЬ. Клянусь, клянусь. Только не волнуйтесь.
ВРАНГЕЛЬ. Жизнь у тебя беспутная, холостая. Жениться тебе пора. Возьми в жену Лизу. Девушка добрая, преданная. За границей связи имеет, если не врет. Лучшей жены тебе не найти.
МИШЕЛЬ. Да я, Марья Ильинична, собственно…
ВРАНГЕЛЬ. Клянись, паразит! Ускоряешь кончину.
МИШЕЛЬ. Клянусь.
ВРАНГЕЛЬ. Не поклянешься — во сне тебе являться буду, с клюкой.
МИШЕЛЬ. Я поклялся!
ВРАНГЕЛЬ. Тогда свободен.

   МИШЕЛЬ, озадаченный, бросает взгляд на плачущую Лизу и отходит в сторону.
   ЧЕПЫГА подлетает к Врангель.

ВРАНГЕЛЬ. Товарищ председатель!
ЧЕПЫГА. Марья Ильинична, голубушка вы моя, не умирайте! Мы с вами, конечно, люди немолодые…
ВРАНГЕЛЬ. Да мне всего-то сорок шесть!
ЧЕПЫГА. Не может быть!
ВРАНГЕЛЬ. Ладно, сорок восемь.
ЧЕПЫГА. Бог с вами, живите до ста! Только не оставляйте меня, голубушка! Мне без вас жизнь не мила.
ВРАНГЕЛЬ. Смеетесь вы над женщиной, товарищ председатель.
ЧЕПЫГА. Ей-богу, не смеюсь! Я ведь давно к вам чувства разные имею… Даже жениться подумывал… (Утирает слезы.)
ВРАНГЕЛЬ. Что ж вы раньше-то не открылись…
ЧЕПЫГА. Дурак потому что. Дурак. Упустил, можно сказать, свое счастье…
ВРАНГЕЛЬ. Как вас хоть звать-величать, товарищ председатель?
ЧЕПЫГА. Федором Ивановичем.
ВРАНГЕЛЬ. Будьте здоровы, Федор Иванович.
ЧЕПЫГА. Марья Ильинична. Можно, я вас поцелую на прощанье?
ВРАНГЕЛЬ. Целуйте, если не жалко.

   ЧЕПЫГА склоняется над Врангель и нежно целует ее в лоб.
   Неожиданно ВРАНГЕЛЬ отбрасывает в сторону плед, бодро встает на ноги, расправляет затекшие члены. Улыбается обомлевшим соседям и хитро подмигивает им.

ВАРВАРА. Что это такое? Вася!
ЧУДАКОВ (отчаянно). Это чудо, Варя!
ВРАНГЕЛЬ (поет). Лепестки и незабудки осыпались под окном… (Бодро.) Ну, что, Федор Иванович, неужто поженимся?!.
ЧЕПЫГА. Марья Ильинична! Да как же это?
ВРАНГЕЛЬ. Что, уже передумали?
ЧЕПЫГА. А я от своих слов, между прочим, не отказываюсь! Поженимся хоть завтра!
ВРАНГЕЛЬ. А лучше — сегодня! Эх, яблочко, да на тарелочке… (Пляшет.) Уж не думала, не гадала, что стану невестой на старости лет!

   ЧУДАКОВ, БЫЛИНКИН и ВАРВАРА хлопают в ладоши в такт танца.

ВРАНГЕЛЬ. Значит, я к Феде в комнату перееду, а в мою пусть тогда Мишка въезжает с молодой женой. Да, Лизавета?
ЛИЗА. В каком смысле?
ВРАНГЕЛЬ. В нем, в нем самом! Женитесь вы с Мишкой, Лизонька! Он мне клятву давал!
МИШЕЛЬ. Клятву дал. Согласен.
ЛИЗА. Какую клятву? Зачем?
ВРАНГЕЛЬ. Поженишься — тогда узнаешь.
ВАРВАРА. Как же так? Он же ей дядя!
ВРАНГЕЛЬ. Он ей такой же дядя, как ты, Варя, — тетя. Это план был такой, понятно? План!.. Федя! Может, нам вместе свадьбу-то справить? Заодно и новоселье обоюдное.
ЧУДАКОВ (обнимая Варвару). Подождите! А как же мы?
ВРАНГЕЛЬ. А вы уже женатые. Какой с вас теперь интерес?
ЧУДАКОВ (крепче обнимает Варвару). Варя, прости, что не смог заполучить для тебя лучшие условия.
ВАРВАРА. А я все равно тебя люблю, Васенька.
ЧУДАКОВ. Правда?!
ВАРВАРА. Конечно. Раньше я, Васенька, думала, что твое главное достоинство — это ванная комната. А теперь я, Васенька, точно знаю, что у тебя и другие достоинства есть. (Плачет на плече у Чудакова.)
ЧУДАКОВ. А хочешь, мы в ванной зеркало повесим? Хочешь — два?
ЧЕПЫГА. Погодите, погодите, граждане Чудаковы. Раз комната Канарейкина теперь освобождается, пожалуйста, занимайте ее на здоровье. И развешивайте там свои зеркальные изделия сколько влезет. Что ж мы, звери какие-то?
ЧУДАКОВ. Варя! Неужто дождались?!

   ЧУДАКОВ, ВАРВАРА, МИШЕЛЬ, ВРАНГЕЛЬ и ЧЕПЫГА начинают радостно перетаскивать различные вещи и предметы из комнаты в комнату.

ЛИЗА. Подождите! Но вы меня не спросили!.. Согласна ли я!!.
ЗЕФИРОВ (Былинкину). Так это ты, Былинкин, ел мою кашу?!. Молись! Готовься к смерти!
БЫЛИНКИН (Зефирову). Все равно не догонишь!!

   ЗЕФИРОВ бросается за Былинкиным. БЫЛИНКИН ловко убегает от него.
 
ВРАНГЕЛЬ (несет мимо Лизы большую сумку в комнату Чепыги; на ее голове шляпка, подаренная Лизой). Ну что, невеста? С тебя причитается! (Скрывается в комнате Чепыги.)
ЗЕФИРОВ (Былинкину). Ах, ты гад! Да я на тебя в товарищеский суд подам! (Бегает за ним.)
 
   «Переезжающие» продолжают радостно сновать туда-сюда с различными вещами. ЗЕФИРОВ гоняется за Былинкиным.
   ЛИЗА растерянно смотрит на всеобщее оживление. Берет карандаш и пишет на листке бумаги несколько строк, кладет бумагу на кухонный стол. Потом выносит из комнаты свой чемодан, достает из него фотокарточку Мишеля и кладет ее рядом с листком на стол. С грустью оглядывает все происходящее, направляется в прихожую и скрывается в ней.
   Во всеобщей суете уход Лизы остается незамеченным.

ВАРВАРА (несет горшок с цветком; Мишелю). Михаил Никанорович, а вы сделаете Лизе настоящее предложение? Надо встать на одно колено и колечко протянуть. Все девушки об этом с детства мечтают!
ВРАНГЕЛЬ. Сделает! И прямо сейчас!! (Зовет.) Лиза! Лиза, иди сюда! Миша предложение тебе будет делать! Ли-иза!! Где она?

   Все обитатели квартиры ищут Лизу по квартире и, не найдя, снова собираются на кухне.

ВРАНГЕЛЬ. Куда ж она подевалась?
ЧУДАКОВ. Нет ее нигде! И чемодана нет!
ВРАНГЕЛЬ. Как — нет чемодана? Какого еще чемодана?!
ЧУДАКОВ. Лизиного. Нету.

   ВАРВАРА первой видит на столе листок, оставленный Лизой, и фотокарточку.

ВАРВАРА. Михаил Никанорович, тут фото, вроде ваше, и стишки какие-то.
МИШЕЛЬ (берет фотокарточку; читает). «Дорогая Лизавета! Приезжайте в Ленинград!» (С тяжелым чувством берет листок; читает.) 
                Мой драгоценный дивный гений,
                Насильно милой вам не стану.
                От клятвы вас освобождаю,
                Отбросив горькие сомнения.
                Пусть наших душ соединенье
                Для вас останется виденьем.
                На склоне будущего дня
                Вы позабудете меня.

   МИШЕЛЬ сжимает листок в руке, садится на пол, опустив голову.

ЗЕФИРОВ. Ай да Машенька! Мне бы такую барышню…
БЫЛИНКИН. Филя, а что у них было-то?
ЗЕФИРОВ. Всё!
ВАРВАРА. Михаил Никанорович, что же вы тогда сидите? Бежать за ней надо.
МИШЕЛЬ. Куда бежать?
БЫЛИНКИН. Давайте в уголовный розыск позвоним!
ЗЕФИРОВ. Мы ее фамилии не знаем.
ЧУДАКОВ. Чепыга! Чепыга знает фамилию! У него ее документы!

   ЧЕПЫГА быстро открывает сейф.

ЧЕПЫГА. Извините, товарищи, но документов в сейфе нет!
ЧУДАКОВ. Товарищи, как же мы ее тогда найдем?
МИШЕЛЬ. Ну что, Мария Ильинична? Что я наделал? Я же должен был ей сказать… Такую женщину, может, один раз в жизни можно встретить. А я, подлец, обидел ее… так обидел… Совсем я никчемный человек, да?
ВРАНГЕЛЬ. Кчемный, Миша, кчемный. Да ты не переживай, соколик, вернется она. Точно, говорю, вернется. Шубу-то я ее припрятала!

   Общее веселье.



2008 г.