Тарелка с клубникой

- Ну, вот, с этими московскими пробками никогда не угадаешь!.. – Веретенников, покрякивая и отдуваясь, не без труда выбрался из машины. Сверкающая "Тойота", только что мягко подрулившая  прямо к дверям зоны вылета недавно отстроенного терминала, угодливо,  комфортным и неторопливым движением, отворила недра необъятного багажника. Одетый с иголочки водитель бодро извлёк среднего размера новенький чемодан, вытянул до отказа ручку и, поставив чемодан к ногам  Веретенникова, дежурно улыбнулся:
- Зато, Сергей Палыч, не придётся теперь нервничать, что опоздаете!
- Да уж… - Веретенников  без особого энтузиазма посмотрел на часы,
- Ладно. Вот и верь после этого вашим Яндексам всяким! – Он обречённо вздохнул. Почти сто восемьдесят минут утомительного и вынужденного безделья ожидали его за отполированными автоматическими дверьми терминала.
- Да сроду, Сергей Палыч, "Ленинградка" средь бела дня не пустовала, - Словно оправдывался водитель,
- Ну, не было такого, сколько себя помню! – Водитель поправил галстук, повёл шеей и хитро сощурился:
- А может, Сергей Палыч, это как раз под вашу командировку гаишники наши доблестные подсуетились?
- Ага! Не иначе!.. Остришь?
- Виноват…
- Ладно, Коля, езжай. А я вовнутрь пойду. Жарко тут, того и гляди, асфальт плавиться начнёт.
- Счастливой вам дороги, Сергей Палыч! И скорейшего возвращения!
- Спасибо, Коля, езжай. – Веретенников в вялом приветствии вскинул руку и  покатил перед собой уже изрядно нагревшийся на солнце чёрный чемодан. Автоматические двери терминала бесшумно распахнулись.
Пройдя процедуру регистрации и избавившись от багажа, Веретенников какое-то время послонялся по сверкающим галереям аэровокзала, от нечего делать спустился на эскалаторе этажом ниже, в зону прилёта и, в итоге, вновь оказался за дверьми терминала, так как не обнаружил внутри места для курения.  И хоть курить ему не хотелось совсем, а на улице стояла тропическая жара, он, тем не менее, вышел наружу. Но, против ожидания, здесь оказалось сравнительно прохладно. Солнце сюда не проникало, потому что над головой, почти по всему периметру, тянулась автомобильная эстакада, ведущая ко второму уровню. Удобно устроившись на пустующей скамье, Веретенников закурил и, опять же, от нечего делать, стал наблюдать за выходящими из терминала пассажирами.   
«И все эти люди чего-то хотят», - Расслабленно размышлял он, выдыхая дым и перебегая снисходительным взглядом по суетящимся стайкам, - «Все они жаждут удачи, денег и благополучия. У каждого свой взгляд на жизнь,  своя философия и, естественно, своя собственная и непогрешимая истина в последней инстанции. Все бестолково суетятся и все непременно хотят быть здоровыми и обязательно сытыми. Кто-то играет в любовь, а кто-то исступлённо её добивается. И у кого-то вся жизнь ещё впереди, а кто-то, вроде меня, с досадой и недоумением обнаруживает в себе всё чаще закипающую зависть к этим нахально-молодым и отвратительно-бесшабашным. Да-а…» Веретенников напоследок глубоко затянулся горячим и горьким дымом и внутренне усмехнулся. - «Боже мой, неужели старею? Так скоро…»  Он протяжно вздохнул, выбросил сигарету, поднялся и решительно зашагал к входу в терминал.
Но почти сразу же и остановился, изумлённо застыв в порыве неоконченного движения и смотря перед собой  широко раскрытыми глазами. Он был потрясён и буквально парализован тем, что увидел. Вернее – кого увидел. – «Нет, этого не может быть!» - Изумлялся внутренний голос, в то время, как сердце, взлетевшее к самому горлу, едва не спровоцировало остановку дыхания. «Лейла? Спустя столько лет! И почти не изменилась…  Чёрт! Так же хороша! Неужели она? Показалось? Да нет же! Нет, точно, она. Ну, конечно, она! И смотрит на меня. Узнала. Точно, узнала!» - Веретенникова охватил давно позабытый восторг, ещё мгновение, и он бы кинулся ей навстречу, но женщина предвосхитила его реакцию. Она едва заметно качнула головой в знак отрицания и остановила его взглядом, полным мольбы. И только теперь Веретенников заметил рядом с ней двух смуглых очаровательных девушек и спешащего к ним навстречу импозантного вида и явно восточного происхождения мужчину. Дальше последовали объятия, поцелуи и прочая, полагающаяся в таких случаях бестолковая и восторженная суета. «Должно быть – муж», - Решил про себя Веретенников, - «А девчата, несомненно, её дочери. Ну да, вон, как похожи. Сколько им сейчас? Лет по двадцать? Или чуть больше? Если и больше, то самую малость. И папашу, видать, что любят. Прям повисли обе на нём. Лейла, Лейла, господи боже, неужели это ты? Ну, посмотри же на меня!» Словно услышав его призывы, женщина, наконец, как-то рассеянно, как бы невзначай, обернулась и скользнула по нему недолгим взглядом. Столько невысказанности, столько тепла и любви было в её глазах! Или это ему только показалось? И Веретенников, как когда-то, очень и очень давно, в другой и уже почти позабытой им  прошлой жизни, радостно утонул и весь без остатка растворился в этом восхитительном взгляде. Взгляде,  который спустя столько лет, как оказалось, так и не утратил своей колдовской силы…
Счастливое семейство, подхватив сумки и чемоданы, двинулось в сторону стоящего неподалёку роскошного «Мерседеса». Веретенников машинально потянулся за сигаретами и, ни на секунду не упуская их из виду, нервно закурил. Пока папаша закидывал поклажу в багажник, о чём-то громко рассказывающие и то и дело звонко смеющиеся девушки забрались на заднее сиденье, а Лейла открыла переднюю дверь автомобиля. Но, прежде чем сесть в машину, оглянулась в последний раз. Веретенникову, чувствующему своё полное бессилие, так хотелось хотя бы незаметно помахать ей рукой, но, как назло, закрывающий багажник муженёк, словно что-то почувствовав, оглянулся тоже.  Веретенников поперхнулся дымом, развернулся на месте и сделал несколько быстрых шагов в противоположном направлении. Дверь за спиной, словно приговор судьбы, хлопнула, и он это не столько услышал, сколько почувствовал. «Неужели это всё? Всё? Чёрт! Чёрт!! Чёрт!!! Да что же это я вытворяю!» Запоздалое осознание невосполнимой и неотвратимой утраты больно пронзило всё тело. Веретенников повернул обратно, но было уже поздно. «Мерседес» с Лейлой, (его Лейлой!) комфортным ходом удалялся  в плотном потоке машин.
Проклиная себя за малодушие, Веретенников снова уселся на скамье, где совсем недавно предавался вошедшим в привычку, но совершенно бесполезным и пустым философским размышлениям. «Что это было?» - В который уже раз спрашивал он самого себя. Его вдруг охватило тупое и тягучее ощущение нереальности происходящего. «Это что, это какой-то знак свыше? Ухмылка судьбы? Но как такое вообще возможно? Ведь она жила за тысячи километров отсюда! С другой стороны, ведь  прошло уже больше двадцати лет. И всё могло поменяться». – Чувствуя разбитость во всём теле, он тяжело  поднялся и побрёл в здание аэропорта. Сейчас людей здесь было напичкано, как на первомайской демонстрации, и это послужило очередным поводом к новому всплеску его не затихающего недоумения.  «Ну как, в самом деле, такое могло произойти? В этом море, в этом океане людей вдруг встретиться со своим прошлым?» - Отстранённо размышлял Веретенников, одновременно ловко лавируя среди массы суетящегося народа. Уступая дорогу какой-то шумной и многочисленной группе туристов, он вынуждено прижался к блестящему радиусу оказавшейся на его пути стойке информации. И невольно подсмотрел, как восседающая за стойкой  симпатичная девушка  исподтишка, то и дело воровато оглядываясь, ела крупную, в сахаре, клубнику, выуживая её из глубокой тарелки,  спрятанной за монитором. Веретенников растерялся окончательно. Нет, сказал он себе, таких совпадений не бывает! Он смотрел на девушку  широко раскрытыми глазами,  и  бедняжка, перехватив его взгляд, едва не поперхнулась.
- Слушаю вас! – Сказала она, задвигая тарелку поглубже и  одновременно быстро и ловко слизывая с пальцев остатки прилепившегося к ним сахара. Выглядело это трогательно и забавно.
- Вы что-то спросить хотели? – Щёки девушки зарделись румянцем, выдавая смущение. Она достала носовой платок и принялась вытирать руки. Веретенников попытался отшутиться,
- Простите, ради бога! Я не хотел вам мешать. Но меня сюда течением принесло. То есть, потоком. В смысле, людским. – Теперь он сам растерялся и, похоже, нёс какую-то околесицу.
- Бывает! – Теперь лицо девушки озарилось располагающей улыбкой, и секундное обоюдное замешательство, благодаря этой улыбке, испарилось легко и окончательно.
- Я случайно увидел, с каким аппетитом вы уплетаете клубнику, и вспомнил одну историю… -  Веретенников, внутренне недоумевая над собой, почувствовал буквально нахлынувшее на него непреодолимое желание выговориться.
- Понимаете, только что я повстречался с женщиной, которую не видел очень давно. Больше двадцати лет. Вот. И, кажется, это была единственная женщина в моей жизни, которую я любил по-настоящему. Любил и люблю, наверное, до сих пор. И понял я это только что. Вот так…
В широко распахнутых глазах миловидной хозяйки стойки информации отразилась целая гамма чувств, начиная от  любопытства, удивления и смущения, до плохо скрываемого беспокойства и мимолётной тревоги.
- О, не волнуйтесь, - Правильно расшифровывая её взгляд, усмехнулся Веретенников,
- Никакой опасности для общества я не представляю. Просто, захотелось пооткровенничать. А такое, как вы, наверное, знаете, очень даже возможно с людьми незнакомыми. Или вот так: только с незнакомыми людьми и возможно.
- Согласна. – Девушка выглядела заинтересованной.
- Ну, а клубника? Она-то здесь при чём? – Голос у неё был чистый и звонкий, и Веретенников почему-то вспомнил, как в пору его детства по утрам из радиоприёмника звучало жизнерадостное:  «В эфире пионерская зорька!»
- О-о! – Сказал он, отчего-то воодушевляясь всё больше,
- С клубникой тут связано как раз самое интересное! – Но в это время к стойке подбежал запыхавшийся гражданин индокитайского происхождения и на ломаном английском начал что-то торопливо объяснять случайной собеседнице Веретенникова. Эта внезапная пауза вернула его к действительности и он, словно очнувшись от наваждения, явным диссонансом к прежде сказанному, деловито подытожил:
- Но об этом, как-нибудь, в следующий раз. – И попытался выдавить из себя хоть что-то похожее на улыбку.
Девушка, как показалось Веретенникову, с некоторым сожалением кивнула в его сторону и словно с неохотой переключила своё внимание на иностранца. Веретенников вздохнул, провёл рукой по коротко стриженым волосам и, мысленно обозвав себя патентованным болваном и седеющим дебилом, направился в центр зала. Затем, поискав глазами табло и обнаружив, что посадка на его рейс уже началась, обречённо поплёлся в сторону зелёного коридора.

Самолёт набирал высоту…
Веретенникову досталось место у иллюминатора. Пейзажи удаляющейся с каждой секундой земли всё более начинали напоминать атласы географических карт, а с давлением в ушах по старой привычке кое-как удавалось справляться перекатываемой во рту барбариской.  Рядом сидела тихая и совершенно бесцветная пожилая дама, дальше – тощий парнишка в наушниках, намертво уткнувшийся в свой планшет. Словом, Веретенникову с соседями повезло, и дорога обещала покой и комфорт. Обернувшись вполоборота к иллюминатору, он откинулся в кресле и, расслабившись настолько, насколько это было возможно, закрыл глаза и погрузился в воспоминания…

Итак… В начале 90-х кое-кто из коллег ещё обращался к Веретенникову, несмотря на его молодость, по имени отчеству, но потом всё рухнуло. Страна, словно карточный домик, развалилась, на заводах и фабриках срочно стали избавляться  не только от рабочих, но и от всего штатного расписания в целом, и когда-то  подававший большие надежды и заметно преуспевающий в карьерном росте Сергей Павлович Веретенников, неожиданно для себя, однажды вдруг на собственной шкуре ощутил все прелести такого экзотического для советского лексикона понятия, как  безработица. Природа, к слову сказать, не обделила Сергея Веретенникова не только интеллектом, но и физической статью. И поскольку на том отрезке времени всем вокруг было решительно наплевать и на его интеллект, и на него самого, а выживать было просто необходимо, Сергею, имеющему на руках два диплома об образовании и уже обременённому к этому периоду своей жизни женой и маленьким ребёнком, приходилось не просто трудиться, а вкалывать,  и вкалывать где придётся и как придётся. То есть, задвинув, куда подальше, болезненно протестующий и негодующий интеллект,  использовать на всю катушку свои физические данные. За смехотворную плату, в компании таких же, ищущих заработка, случайных и незнакомых, а порой и небезопасных людей, он нанимался разгружать  вагоны, забивать товаром, или опорожнять фуры, разбирать сараи и делать мелкий ремонт в квартирах и собственных домах. Он и в прежние, советские времена, знал, где и в каком месте в его родном городе находился чёрный рынок дешёвой рабочей силы, величаемый в народе биржей труда, искренне возмущался самим фактом его существования, но он никогда не предполагал, он никогда даже и помыслить не мог о том, что сам может однажды оказаться товаром на этом рынке. Но случилось именно так. И всё же, благодаря природе, щедро одарившей его светлыми особенностями характера, благодаря своей молодости и силе, Сергей на этом прискорбном факте особенно не заморачивался. Внутри у него сидела твёрдая уверенность, что все эти трудности – временные, что они обязательно когда-то непременно пройдут, что всё, само собой, когда-нибудь устаканится и придёт в норму. Словом, Веретенников, как и миллионы его соотечественников, как мог, и насколько это позволяли обстоятельства, боролся за существование и выживание себя и своей семьи.

В тот день, ранним утром, Сергей зашёл навестить приятеля. Жил приятель неподалёку от злополучной биржи труда.  Познакомились они, когда случайно оказались в одной команде, нанятой для разгрузки очередного вагона. После работы Жорик (так звали приятеля), предложил Сергею выпить за снятие усталости и, заодно, за знакомство. Сергей, без особого энтузиазма, согласился. В итоге ему пришлось тащить Жорика на себе, потому что употреблял тот, как оказалось,  не стаканами, а бутылками, а бросить человека в невменяемом состоянии на улице Сергей просто не мог. Жорик, несмотря на выпитое, дорогу к своему жилищу помнил отчётливо, поэтому добрались они до его дома без особых проблем. Открывшая им дверь молодая женщина, очевидно жена, к состоянию Жорика отнеслась равнодушно, и почти сразу, ничуть не смутившись присутствием постороннего человека, начала деловито выворачивать  Жорикины карманы. Жорик не возражал и только громко клялся Сергею в братской любви до гроба и в собственном бескрайнем к нему уважении, и сольная Жорикина импровизация громким эхом разносилась по затаившемуся от страха подъезду. Наконец, супруги исчезли в сумрачном коридоре, и дверь в их квартиру захлопнулась. «Могла бы и поблагодарить!» - Подумал Сергей и направился было к выходу. Но в этот самый момент открылась дверь соседней квартиры. Сергей машинально обернулся на звук отпираемой двери и то, что он увидел перед собой, заставило его буквально замереть каменным изваянием. Это была ОНА! В дверном проёме стояла молодая, смуглая женщина изумительной красоты. Без малейшего смущения, она с нескрываемым любопытством и даже с некоторым вызовом рассматривала Сергея. Её густые и чёрные волосы, выгодно открывая красивую шею,  собраны были на затылке тяжёлым узлом, бархатный взгляд таких же чёрных, как и волосы, глаз, завораживал, искрился озорством и лукавством и, в то же время, в нём читалась какая-то трогательная незащищённость и почти детская доверчивость. 
- Вы кого-то ищете? – Голос оказался таким же густым и бархатным, под стать роскошным волосам и гипнотическому взгляду.
- Да вот, соседа вашего провожал, - кивнул в сторону Жорикиной квартиры Сергей. Во рту у него разом пересохло, сердце заметалось в груди баскетбольным мячом, но язык, как ни странно, служить пока не отказывался. Неожиданно для себя, он протянул ей руку.
- Здравствуйте! Я Сергей.
- Здравствуйте! – Просто ответила она, и удивительно нежная и мягкая (бархатная?) ладошка уверенно и уютно расположилась в натруженной и мозолистой Серёгиной пятерне.
- А я – Лейла.
- Лейла, – зачарованным эхом повторил окончательно теряющий рассудок Сергей. В вихре нахлынувших на него чувств он не заметил, что чересчур увлёкся божественной ладошкой своей новой знакомой. 
- Ай!
- Что такое?
- Вы мне руку раздавите!
- Ах! Чёрт! Простите! – Мозолистые пальцы разжались и выпустили трепещущую жертву на свободу. Сергей, растерявшись окончательно, от греха подальше, спрятал за спину обе руки. Сгорая от собственной неловкости, он уже готов был провалиться сквозь землю, но положение спас её звонкий и заливистый смех.
- Вашими ручищами, Серёжа, камни двигать!
- Я случайно, извините…
- А вот  извиняться, как-раз-таки, не надо! Может, мне даже понравилось. – Взгляд бархатных глаз испепелял, и Сергей, буквально на "автопилоте", к собственному изумлению, обнаружил способность шутить:
-   Кажется, пора вызывать пожарных.
- ?
- Сейчас дымиться начну.
Новый взрыв смеха.
- Ладно. Явлю милость. Тем более, сгорать просто так – преступно!
- Ага. Сгорать, так по делу!
- Вот именно! Ты всегда такой серьёзный? Давай на ты? – Она нажала кнопку вызова лифта.
- Давай!
- Мне, Серёженька, кое-что в квартире переставить надо.
- Переставим!
- Ещё розетки…
- Сделаем!
- Ух, ты! Есть, товарищ командир! Прям по-военному. Только не сегодня, к сожалению. – Она глянула на крохотные часики на руке,
- Ой, всё, Серёжа, опаздываю, опаздываю, я всё время опаздываю! Приходи в любое время, я почти всегда дома. Хорошо? Ну! Что ты?
- Что?
- Ты вниз, или остаёшься?
- Остаюсь. То есть, нет! Я с тобой. – С трудом переставляя вдруг ставшие ватными ноги, он шагнул в поджидавший их лифт. Головокружение, дивный запах волшебных духов и волшебное состояние невесомости. Ещё  мгновение – и они уже выходят из подъезда. На улице её поджидала машина. Она открыла заднюю дверцу и приветливо махнула на прощанье рукой. Кажется, он ей махнул тоже. И всё. Девушка с удивительным именем Лейла исчезла. А Сергей ещё очень и очень долго стоял и смотрел ей вслед.

Итак, в тот день, ранним утром, Сергей зашёл навестить приятеля. Во всяком случае, так он объяснял это самому себе. Тем более, что Жорик вот  уже на протяжении целой недели не появлялся на «работе». Но, на самом деле, Сергей  думал о Лейле. Собственно, он думал о ней, не переставая, начиная с момента их случайного знакомства. Он чувствовал её бархатную ладошку в своей руке, и тогда мечтательная улыбка озаряла его лицо. Он вспоминал её бархатный голос и фантазировал на тему несостоявшихся, но вполне допустимых  диалогов. Он замирал на месте, когда угодливая память, совершенно неожиданно, подсовывала ему образ  весело смеющейся Лейлы. И он, незаметно для себя, улыбался в ответ. Словом, она почти всё время стояла у него перед глазами, но он даже не пытался стряхнуть с себя накрывшее его целиком колдовское оцепенение и со стороны  выглядел несколько странно. Супруга Сергея, наблюдая за произошедшей с ним переменой, сказала только:
- Тебе бы отдохнуть. Но…
- Вот именно, но! Но отдыхать не на что. Сама понимаешь.
На этом разговор и закончился.

В знакомом подъезде было тихо. Сергей, нерешительно потоптавшись  у Жорикиной квартиры, несколько раз, украдкой и воровато, как-будто кто-то мог его видеть, оборачивался на дверь Лейлы. Потом, словно повинуясь чужой воле,  он с усилием развернулся, сделал шаг в сторону и, оказавшись в итоге у заветной двери, нажал кнопку звонка. В душе царила тихая паника. Он был уверен, что разрывающие грудную клетку удары его собственного сердца, подобно набату,  громовым эхом разносятся по всему замершему в тревожном ожидании подъезду и что напуганные этим гулким и душераздирающим набатом соседи вот-вот повыскакивают  из своих уютных и благополучных квартир. Но было тихо. С трудом управившись с собственным малодушием и желанием бежать, куда глаза глядят, он стал прислушиваться, в надежде обнаружить за дверью хоть какое-то движение. Ни малейшего шороха. И тем неожиданней ворвался в подъездную тишину громкий металлический звук отпираемого замка. Сергей невольно отпрянул. Лейла стояла перед ним в наспех накинутом, ярком и очень коротком шёлковом халате, и на её  заспанном лице застыло трогательное детское недоумение. Густые неубранные волосы сейчас напоминали львиную гриву, но это ей удивительно шло. Приложив палец к губам и сказав тсс, она пригласила Сергея войти. Дважды приглашать не понадобилось.
Пахло домашним уютом. После мягкого полумрака длинного коридора, солнечный свет, струившийся в окна просторного зала, показался особенно ярким.  Минимум мебели. Телевизор на изящной тумбе, стол, четыре стула, диван и два кресла. А на полу – толстого ворса светлый персидский ковёр, с ярким цветочным узором посередине. На диване и креслах, в тему ковра, специально пошитые, светлые, с таким же ярким цветочным узором, накидки. И первое, что бросилось Сергею в глаза -  это оставленная прямо  на диване, оставленная, по-видимому, только что, в связи с его неожиданным приходом, большая тарелка с крупной, густо посыпанной сахаром, клубникой. Сергей посмотрел на Лейлу. Теперь, находясь в щедро освещённой утренним солнцем комнате, он заметил у неё вокруг рта неровные алые пятна и несколько прилипших к губам крупинок сахара.
- Вот, Серёжа, садись на диван. – Бархатный голос сочился густой карамелью,  обволакивал нежным теплом, и сопротивляться этому ощущению почему-то не хотелось ни в коем случае.
- Хочешь клубники? – Она стояла прямо перед ним, от неё шло удивительное тепло и ещё какой-то особенный, не поддающийся расшифровке, умопомрачительный запах! 
- Или же, вот, можешь садиться за стол. – Она обернулась в сторону стола, показывая рукой, куда именно следует садиться. Повинуясь этому движению, короткий и яркий халат случайно разошёлся на её груди больше положенного. У Сергея перед глазами вспыхнули и побежали затейливые круги, и он совершенно забыл, что когда-то, в прежние времена, умел разговаривать. Лейла опять повернулась к нему, и очередная, накрывшая его тёплая волна, теперь  лишила  разума окончательно.   Дальнейшее происходило, как во сне. Не в состоянии более сдерживать собственные, невесть откуда появившиеся звериные инстинкты, Сергей притянул к себе слабо сопротивляющуюся Лейлу. Почти сразу же вслед за этим слабое сопротивление обернулось встречной, не менее дикой страстью. Потом два намертво сцепившихся тела рухнули на диван. Далее последовали страстные поцелуи и лихорадочное избавление от одежды. Ураганное блаженство! И вдруг, в какой-то момент неуправляемого экстаза, голова Лейлы опрокинулась прямёхонько в  забытую тарелку с клубникой. Кровавый сок и спелая красная мякоть брызнули в разные стороны. Ещё одно неосторожное движение, и тарелка с остатками клубники полетела на пол и опрокинулась на ковёр. Оба тяжело дышащих тела отправились следом. И это безумство продолжалось бы ещё неизвестно, сколько, если бы не отрезвляюще громко прозвеневший телефон.
- Всё, Серёжа, беги! – Она, глубоко и часто вздыхая, сидела на ковре, а с густых и спутанных чёрных волос крупными каплями стекал на пол и на плечи красный кисель из раздавленной в сахаре клубники.
- Беги, Серёженька, вот-вот муж вернётся! Не говори ничего! Уходи! Быстро!

После того случая они встречались ещё не раз. Уже на нейтральной территории. Лейла, сначала намёками, а позже в открытую, просила Сергея забрать её куда-нибудь далеко, увезти с собой в какие-нибудь дальние края, чтобы там, в этих дальних краях, они могли начать новую и счастливую жизнь. Но Сергей вдруг начал изводить себя осознанием якобы собственного предательства, причём, это самобичевание относилось не столько к его жене, сколько к ребёнку, которого он, действительно, любил без памяти. Последняя их встреча и вовсе была прохладной, но угрюмость Сергея как рукой сняло, когда вдруг она сказала, что уезжает с мужем в другой город. В связи с его новой работой. Насовсем. И она уехала. Какое-то время спустя ему тоже подфартило с работой, и он тоже переехал. За тысячи километров, в противоположном от Лейлы направлении. И тоже – насовсем…

Сергей Павлович Веретенников поймал себя на том, что самым безответственным образом сидит и улыбается спинке впереди стоящего кресла. Он обеспокоенно огляделся, внутренне подобрался, согнал глупую улыбку с лица, откинулся на сиденье и повернулся к иллюминатору. "А ведь я любил эту женщину." – Подумал Веретенников, -  Ну да.  Я её любил. И, любил, похоже, только её. И жизнь моя могла бы сложиться по-другому, совершенно иначе. С другой стороны, я не мог бросить ребёнка. Правда теперь я ему не больно-то нужен, а уж бывшей жене – и подавно. Господи, как же хочется курить!" Веретенников с досадой потёр подбородок. За иллюминатором пошла сплошная облачность, и самолёт неожиданно нырнул в воздушную яму.  "В конце концов", - продолжил он свои рассуждения, - "Не всё ещё в моей жизни закончилось. Нет, не всё. Преступно ставить на себе крест. Преступно и безответственно! Потому, что любовь, как ни крути, та самая любовь, она, всё-таки, где-то, наверное, есть. Но её нужно искать, за неё нужно, за неё стоит бороться! Н-да… Ишь ты, как распетушился! Ох, боже мой, боже мой. Ничего-ничего, сарказм, это – пусть, это неважно, это я уже привык, плевать! Главное – жить! Вот, что главное! И, что может быть ещё главнее, любить. Да-да, любить! По-настоящему! И кто сказал, кто посмел подумать, что моя тарелка с клубникой уже вовсе и не моя? И что она пуста? Нет, брат, шалишь! Мы за свою клубнику ещё повоюем!"
Уши стало ощутимо закладывать, и Веретенников полез в карман за очередной барбариской.
Самолёт заходил на посадку…

Июнь 2013г. – апрель 2014г.