Покаяние

Она лежала в палате «люкс», единственной в клинике. Он тоже проходил обследование здесь, но в его  палате  не было  туалета и душа.
 Большую часть времени он проводил у  жены. Во-первых, им хорошо было вдвоём, во-вторых, её палата была одноместная и здесь они чувствовали себя свободно. Он разгадывал кроссворды, она читала.
И вот теперь, когда муж ушёл, она не могла уснуть. Они повздорили из-за ерунды, но  её не покидало чувство досады. С раздражением думала:
- Как он кокетничает со всеми – с врачом, медсёстрами, даже с санитаркой. Шутит постоянно, иногда повторяя одни и те же шутки.  Старается «быть «приятным во всех отношениях».
 И так было всегда, а теперь особенно обострилось.
Он хочет, чтобы все заметили, какой он хороший человек.   К старости накопилось много обиды, особенно на близких.
На жену, которая редко бывала с ним нежной и находила   недостатки, что уж совсем было слишком.
На сына, который вырос не таким, каким он мечтал его вырастить. Он стыдился и мучительно переживал его срывы.
На дочь, которая принимала в нём участие – лечила, содержала, но посещала его не так часто, как ему бы хотелось.
На внучек, которые не только не ловят каждое его слово, но не слушают его наставлений.
Он всегда был сдержанным, но в последнее время ему хочется донести до всех, насколько он незаурядный, какое у него глубокое понимание тех или иных природных явлений.  Ему кажется, что никто так хорошо  и тонко в них не разбирается, а, главное,  его не хотят слушать. Не хотят – и всё!
Особенно жена, которая воспринимает, например, радугу чисто внешне, может воспеть её в стихах, но не вникает в физику явления, не хочет слушать его разъяснений о преломлении света в каплях дождя.
Сна не было, раздражение прошло, и она уже спокойно думала:
Да, он, не будучи эгоистом, любил себя всегда. За восхищение собой, за похвалу способен был трудиться не покладая рук на работе. И этим пользовались все, кому не лень. Пользовались, награждая медалями и даже орденом «Трудовой Славы». Он и в самом деле был «мастером золотые руки», рационализатором. Отличался большой наблюдательностью, умел применять  то, что подмечал в живой природе. Например, изучая строение насекомых или птиц, придумывал приспособления, позволяющие легко и просто выполнять трудоёмкую работу.
Любой сейфовский замок легко мог открыть, мог разобраться с устройством любого аппарата и починить его. И этим тоже все пользовались, потому что он был безотказным и никогда не брал плату за работу.
 Никогда не использовал своей уникальности, чтобы больше зарабатывать. Считал  нескромным требовать увеличения зарплаты. Не раз  придумывал способы экономить  средства для производства работ  (речь шла о миллионах), оформлял рацпредложения. И ему,  выплачивали  обычную  премию в размере ста рублей.
- Знаешь, Юра, по-другому нельзя. Иначе нас взгреют за то, что до сих пор не додумались до такого решения, - так ему объясняли.
Потом распространяли этот опыт в других энергосистемах, даже с Владивостока приезжали для получения опыта.
 - Эх, не удалось мне образование получить, всего техникум закончил, пришлось  помогать матери вырастить брата Вовку! –  говорил он.
 Денег всегда не хватало. Иногда на самое необходимое. Она никогда не умела распределить их, рассчитать  И часто перед зарплатой он, а не она,  занимал их у сотрудников.
 Вспоминала, как досадовала, ожидая прихода его с работы, когда дети были маленькие, и она сидела с ними дома одна. А он в это время кому-то что-то починял, ремонтировал машины.
 Приходил усталым, но не отдыхал, брал на руки ребёнка, умел его занять, а она в это время  переделывала всё, что не успевала сделать за день.
Короче говоря, он привык тянуть лямку на работе и дома.  И ему было чрезвычайно нужно, чтобы окружающие замечали его старания, уважали и любили его.
Это началось ещё в детстве, когда родился младший брат Вова. Он тогда ощутил потерю материнского внимания к себе.
Очень старался быть послушным, умненьким, не капризным. А мама перестала с ним тетешкаться, как прежде, больше лаская и целуя брата.  И он очень старался вернуть мамино внимание, заслужить её похвалу и любовь.
А потом, когда Вова попал под трамвай и потерял ногу,  стал воспринимать то, что брат является зеницей её ока, как само собой разумеющееся.  Старался облегчить жизнь, был добытчиком в семье. Оттого и женился так поздно, в двадцать девять лет.
И любил жену истово, первую в своей жизни женщину, моложе себя на целых десять лет. Бескорыстную и романтичную. Круглую сироту, заброшенную сюда в Сибирь с Украины по распределению на работу.  Прожили они вместе  пятьдесят лет. И не было в их жизни ни предательства, ни обмана.
Сколько же им пришлось пережить!  Болезнь первого ребёнка, постоянное безденежье, отсутствие собственного  жилья поначалу. А потом тяжелейшие переживания за сына, постоянное напряжение и страх, неизбывная, изматывающая тревога.
 Кроме общих проблем у каждого из них были свои трудности.
 У него сильнейший дефицит любви. Он не мог мириться с тем, что обожаемая жена часто раздражается, и всю силу своей заботы отдаёт детям.
Она, томилась этой обыденной жизнью, заполненной только семьёй. Ей казалось, что она проскочила мимо возможности жить активно, развиваться, общаться с интересными людьми.
Она не старалась быть в форме, располнела. А зачем, он любил её и такую!
Ничего значительного не происходило в  жизни. Работа, дом, работа, дом.
Но были книги. Поначалу его раздражали её ночные чтения, а потом и сам пристрастился.
Как он старался скрасить их быт! Работал сверхурочно, не брал отпуск, уезжая на заработки. И – ничего для себя. Никогда не контролировал, куда ушли деньги. Если она теряла их или делала совершенно непродуманные траты, а потом расстраивалась, он всегда успокаивал её.
Для него самым важным было, чтобы она замечала его, хвалила, а она часто забывала это делать, воспринимая буднично, без восторга. А он хотел такой реакции, как тогда, когда  пятьдесят лет назад поздравил её с днём рождения.
Это было в первый год их совместной жизни.  Они снимали квартиру, у него, как всегда, не было денег, чтобы купить подарок. Ночью, едва начало светать, он сел на велосипед и поехал на известные ему поляны за городом. Сорвал там огромный букет огоньков, в стеблях которых были льдинки, наломал цветущие ветки черёмухи и расставил всё в банках, ведре, кастрюле. Весь продрогший потихоньку лёг рядом, и она проснулась. Ахнула и бросилась ему не шею.
Многое вспоминалось. Однажды она увидела его фотографию, на которой он был снят с пеной на щеках, видимо  брился.
-  До чего же ты хорош здесь, - воскликнула она.
 Потом он часто выходил как бы невзначай, с намыленными щеками, чтобы она увидела, и он бы произвёл на неё впечатление.
А ведь он выглядел всегда подтянутым, аккуратным, был очень чистоплотным. Даже сейчас в свои почти семьдесят девять лет, он  кажется моложавым. Походка у него лёгкая, он подвижный и ловкий.
Как он обрадовался стихотворению, которое она ему написала:

Над собой подтрунивать любят при других,
И не любят горестей выдавать своих,
 А когда останутся вечерком вдвоём,
Погрустят, подумают каждый о своём.

Ведь у них, у каждого трудности свои,
У него по-прежнему дефицит любви,
А она всё думает: «Как же я жила!
Как я в жизни многое не осознала!»

Погрустят, как водится, вспомнят о былом,
Он ей скажет ласково: «Хорошо вдвоём»!
И она растроганно говорит в ответ:
Никого добрей тебя в целом мире нет»!

Как бы в подтверждение сказанным словам
Проведёт ладошкою по седым кудрям,
Нет на свете более близких и родных,
Горести и радости общие у них.

Иногда он открыто выражает свою обиду, как сегодня, когда она заявила:
- Юра, ты мне рассказывал об этом уже сто раз, сколько можно!
Он обиделся:
- Ну, могла бы  послушать ещё раз, хотя бы вид сделала заинтересованный!
Расстроился и ушёл.
И действительно, зачем оборвала его, ведь и сама повторяюсь не раз.
  Вспомнила, как он до больницы бегал по городу в поисках лекарства для неё, страшно замёрз, не догадавшись возвратиться  домой и узнать по телефону о наличии лекарства в других аптеках. А она ещё и выговор ему устроила. Потом они сидели и смотрели кино по телевизору. По временам он терял нить, отвлекшись  или не успевая осмыслить то, что происходило на экране. И она раздраженно поясняла ему происходящее. А потом, когда он сидел, свесив понуро голову, она стала допытываться, почему это он в такой печали.
И он попробовал объяснить, как ему худо оттого, что он плохо слышит и реакция уже не такая острая, и как ему обидно.
Она с сожалением подумала:
- Боже мой, ему нужна нежность, ласка и сострадание, а я не всегда даю ему это.
И ей стало бесконечно жаль его, всю свою жизнь старающегося высечь в ней искру любви, уважения и понимания.
Её охватило чувство глубокой вины.
- Как я могу быть такой, куда испарилась моя доброта!?
Память воскрешала многие моменты их жизни, когда он проявлял великодушие, терпимость и неизбывную о ней заботу. Угрызения совести не дали ей уснуть до утра
Она думала:
- Скорей бы утро,  я всё исправлю. Я поддержу его. Завтра ему предстоит неприятная процедура, я постараюсь его успокоить.
И она вспомнила, что сегодня как раз  «Прошённое воскресение».
-  Видимо, Бог дал мне ещё один шанс искупить мою  перед мужем вину, перед этим пожилым человеком, внутри навсегда оставшимся маленьким  мальчиком, остро ощущающим недостаток любви.
И она пожалела о том, что времени осталось так мало, что она может не успеть восполнить то, чего недодавала так долго.
 Чувство вины перед мамой, которое раздирало её в детстве, когда мама ушла из жизни, а до этого сердилась на неё за какие-то провинности, – несравнима будет с той  виной, которая захлестнёт её, если  муж уйдёт из жизни первым.
- Господи, помоги мне успеть!  И не забыть моего раскаяния!
 И она заплакала покаянными слезами.
А потом его отправили на стендирование. Она его провожала в клинику Мешалкина.
Водила  по кабинетам, он не всегда за ней поспевал.
Потом медсестра пригласила его в палату, и она не успела  обнять его на прощанье. Помахал рукой.
 А утром им сообщили, что он умер на операционном столе.
И теперь она пишет ему стихи, надеясь, что, а вдруг, он может их услышать каким-то образом.

Ещё лето в разгаре,  ослепительный свет,
Вся природа в угаре, а тебя уже нет. 
Осень жёлтою прядкой свой прислала привет,   
Подкатилась  украдкой,  а тебя уже нет.

А потом в золотистый всё окрасила цвет,
Воздух свежий душистый, а тебя уже нет.
Я последний на даче собираю букет,
И от горечи плачу, что тебя уже нет.

Здесь везде остаётся твой заботливый след,
Всё весной разовьётся, но тебя уже нет.