Письмо, выброшенное в окно

"Здравствуй, родная!
Пишу тебе под аккомпанемент Макаревича. Поставил его диск и почувствовал себя не только молодым, но и романтичным, и пофигистом.
А ещё чувствую себя женщиной, написавшей накануне самоубийства любимому молодому человеку кучу писем, которые будут приходить ему всю жизнь. Помнишь Анри Барбюса «Нежность»? Только теперь я понимаю, что это фантастическое отчаяние, потому что этот юнец мог умереть после первого письма.
Но мы-то, дожили! Хотя находимся в очень странной жизни, когда кажется, что политический строй произвёл реинкарнацию душ огромной  страны. Нет, это не точно. Лишил нас наших душ, оптом продав Дьяволу. Это сделка почище Фаустовской!
Конечно, первое твоё письмо, рассказывающее о мытарствах переселения из Средней Азии в Россию (мой друг детства с супругой в начале 90-х в осели в небольшом районном центре и спились на продукции, выдаваемой в качестве  зарплаты. Заводик был сахарный и гнали изготавливали здесь водку) воспринял очень серьезно, не должно пойти в счет наших ненормальных и далеких от идеала отношений. Но ведь мы чувствуем друг друга, не обращая внимания на внешние условия существования? Ведь мы родственные души, близнецы? Не правда ли это?
…А сегодня нас, напуганных буржуазной  жизнью, используют как электорат, как клиент использует проститутку, только платит очень мало.
Я ничего не пытаюсь реанимировать, я просто восстанавливаю ту справедливость, которая существует помимо нас. Я же  романтик, неубитый. И никогда не хочу быть убитым.
Я очень люблю этот мир и пытаюсь об этом сказать. И люблю мир, наполненный нашими именами, самыми, казалось, ненужными в этом мире, но он есть.  И я люблю всех, кто встретился мне на жизненном пути. Всех-всех нас молодых журналюг областной газеты. И  Гришку, и Курбана, что жил с женщиной, этажом выше в моем доме, и Павлова Радика, писателя, спившегося в бригаде буровиков (он тоже жил в моем подъезде, но этажом уже выше Курбана), и  Кольку, полового гиганта, сделавшего себе диплом на любви к старушкам-преподавателям своего университета, и Любку, его любовницу, но жену моего школьного друга, и Дорофееву, которой однажды оборвали юбку во время посадки в автобус.
Сегодня они все мне милы тем, что уникальны и неповторимы.
Мы были молоды и быстро научились пользоваться жизнью взаймы. Нет, не так. Мы научились быстро прятаться в свою скорлупу, что бы, не дай Бог, никто не разоблачил наших истинных чувств. А самые стыдливые из нас  думали, что воруют у кого-то жизнь, не понимая, что  сами давно обворованные и обездоленные. Но кому сейчас выставить эту позицию в качестве защиты?
Скажешь, стареешь, мой друг. Нет, молодею  день ото дня, потому что просыпается такая жажда жизни, которая способна повернуть время вспять. И я это докажу!
Во мне жажда оставить след на Земле необыкновенной и яркой жизнью, потому что-то не доделал в этом и мире, не до любил так, как хотелось, не продемонстрировал своих самых лучших качеств, которые и есть любовь ко всему и всем.
И не воспринимай это как какое-то завещание. Это все глупость. Я хочу одного, чтобы ты заплакала лёгкими слезами, и сказала сама себе, что была счастлива, и что лёд в наших отношениях, который ты придумала по романтичности своей души, растаял. 
Ты прошла по моей жизни скромно улыбаясь, не веря, что и счастье возможно, и что ничего нет придуманного…
А я думаю, что мы шли параллельно, каждый к пониманию своего пути в жизни. И это было достойно нас, свободных, уверенных в себе, но несчастных в одном: мы слишком надеялись на то, что в каждом из нас сила  к  любви неизбывна.
Если я сохраню это письмо, не сотру, то, значит, верю в тебя. В твой прекрасный аналитический склад ума, что подсознательно уверен в том, что знаю тебя и не знаю.
Я не могу говорить большего. Не должен обо всем говорить. Но ведь, чувствую, твоё постоянное  трепетное следование за собой. Может, так и проверяется верность? Может так и проверяется душа, которая открывается в очень  редкие мгновения?
У меня десятки незаконченных сюжетов. И, не представляешь, какое счастье доводить каждую историю до ее логического завершения и читать искренние слова признательности за новую новеллу.
В первом твоём переселенческом письме я снова  почувствовал в тебе запертую в клетке птицу. Не сдавайся. Пиши стихи, пиши самые невероятные истории! Никто в них не поверит, но ведь этого и не надо! Только так прутья твоей клетки исчезнут. Потому что их не было...
Мы, творческие люди, выживаем, если выживаем, в этом мире, благодаря своему чутью, умению видеть последствия более ярко, более выпукло, ошибаясь лишь в деталях. Но мы все-таки знаем, что создаём таким образом Нечто Новое.
Ты знаешь, что это такое Нечто Новое? Наверное, знаешь или догадываешься.
Тот мир, который мы носим, каждый в себе, мир невообразимо прекрасный и желанный - это  нежный цветок за пазухой, скрытый от глаз людских. Нельзя думать, что цветок от такого сокрытия засохнет, завянет, пропадёт! Ничего подобного! Этот цветок благоухает и манит своими яркими красками только  живых людей!
Вот что такое МЫ!
Поймёшь ли ты меня?
Поймёшь, ли ты, отчего всю жизнь моя, да и твоя души страдали?
Поймёшь…
Твой друг, пытавшийся стать твоим любовником".

От автора. Этот скомканный лист бумаги был выброшен из окна, когда я проходил мимо дома, построенного из красного кирпича очень давно. Письмо упало прямо передо мной, и я нагнулся, расправил, совершенно не возбуждая в себе любопытства. На письме были пятна. От них исходил запах дешёвого вина.