Германия как судьба

 Латвия. Небольшой поселок городского типа Дагда. Дети, мои двойняшки выросли, поступили в университет, в котором училась ранее я. С мужем мы давно расстались, и естественно, хотелось устроить свое женское счастье.
Однажды мои друзья, побывавшие в Германии, сказали, что у них есть знакомый немец, который не прочь жениться на русской. Но лучше, высказали пожелание мои знакомые, чтобы женщина была с паспортом гражданки Латвии, ведь тогда немцу не надо высылать приглашение. А женщине -  делать транзитную визу через Польшу. Вобщем, поменьше хлопот. У меня был паспорт не гражданки Латвии (граждане, согласно закону, коренные, и те, кто приехал в Латвию до 1940 года). Пришлось порекомендовать знакомую девушку, сироту, которая жила одна.

Девушке, ее звали Ангелина, было около 40, но выглядела она моложаво. Осенью она страдала депрессивными расстройствами.  Оставшись одна, без родителей, она чувствовала себя одиноко и говорила мне, что хотела бы жить семейной жизнью. Несколько раз она повторила это: хотела бы жить семейной жизнью.

 «Но ведь ты принимаешь лекарства ,- говорила ей я - это может повлиять на ребенка.» «Это ничего, - отвечала Ангелина, - я не пью и не курю, и это важно."

Проконсультировавшись с ее лечащим врачом,  услышала, что Ангелина неукоснительно выполняет указания врачей, принимает таблетки, и когда бывают осложнения, она сама приходит в больницу , да и характер у нее неплохой, и ей было бы лучше выйти замуж, чем жить одной.
И она поехала в Германию. Мужчина предложил ей пожить у него в небольшом немецком городке.
Истекал срок ее пребывания там (три месяца), и я позвонила, чтобы узнать, как идут ее дела.

 В телефонной трубке  зазвучала немецкая речь, в голосе мужчины слышались слезы, всхлипывание, слезы и единственное понятное слово «хоспиталь». Я прикрыла ладонями глаза, душа, как говорится, ушла в пятки. Насколько я поняла: мне позвонят на следующий день, с переводчиком.

С той стороны провода зазвучала русская речь. Переводчик (молодой приятный голос)  рассказал, что Ангелина перестала есть, очень ослабла и ее отправили в больницу, спросил, было ли здоровье Ангелины застраховано, есть ли страховка, иначе за ее пребывание в больнице придется уплатить пять тысяч дойч-марок. Понятно, что такими деньгами ни Ангелина, ни я не располагали, а с такой болезнью, как у нее, в Латвии вообще не страхуют. Я объяснила переводчику все, как есть. И услышала, что врач нашел ее свидетельство о болезни, зашитым в рукав куртки.

Переводчик сказал:»Если бы девушка  рассказала о своей болезни, ее бы поняли, и все могло бы сложиться иначе».
Я поняла, что это тот редкий случай (на это я и рассчитывала в душе, зная, что девушка больна), который не часто бывает в жизни: встреча с людьми душевно тонкими.
"Отправляйте ее домой, - попросила , пообещав   встретить ее в Риге на вокзале. 

 Ангелина вышла из двухэтажного автобуса, подождала, пока выдадут чемоданы. Одета она была зимним утром лишь в шерстяную кофту. И по тому, как она держалась за чемодан (мужчина подарил ей чемодан) и отказывалась одеть что-то потеплее, и можно было понять: обострение болезни. Переночевав в столице, у знакомых, мы приехали домой.

Не сразу, постепенно, в другой раз она рассказала, что жила в отдельной комнате, мужчина был к ней добр, но он ей не понравился: морщины на лице, много курит, редкие волосы. Сережка-крестик на одном ухе. Так почему же ты жила у него три месяца? Почему не возвращалась домой?
Я думала ты погостишь недельку и вернешься. Ответ понять было трудно, очевидно, не так уж и плохо ей там было. Мужчина (его звали Иоганн) купил ей обувь, одежду, но взяла она с собой лишь украшения, недорогие, но со вкусом, и чемодан. По ее рассказам, можно было представить одинокого мужчину, нуждающегося в женском внимании. Терпел ее три месяца! И не тронул. Слава тебе Господи, все обошлось.

Потом мне позвонили из Германии. Я рассказала, что встретила Ангелину, все нормально. Попросила переводчика извиниться за все случившееся и сказать, мол пусть немец приезжает в Латвию  в гости: у нас немало одиноких женщин.
Естественно, я сказала это  для красного словца. Но мои  слова были восприняты буквально. И через некоторое время последовали звонки. Оказалось, понравился мой голос. Переводчик сказал, что в феврале, к Дню св.Валентина  следует ждать гостя.
 
Иоганн звонил по вечерам. Вслушиваясь в немецкую речь, я записывала слова, которые удавалось уловить в потоке незнакомой речи и потом смотрела перевод в словаре ( ранее, в школе и институте я  учила английский).

Теперь же приобрела самоучитель немецкого языка С.А.Носкова. Знакомая учительница немецкого языка рассказала о некоторых основных особенностях немецкого языка, ознакомила с пространственно-временной лексикой,
 а также со словами, означающими родственные связи, приветствия и прощания.

И вот гость уже в Риге. В телефонной трубке звучит его чюсс – пока.

И хотя я отправилась на автовокзал за полчаса до прибытия автобуса и останавливаюсь у журнального киоска, гость уже ждал: «Приехал! Автобус пришел раньше.»

Высокая фигура, одет в серую куртку и черные кожаные брюки.

 Вблизи, в полумраке февральской ночи, едва освещенной тусклым светом фонаря мы посмотрели друг на друга. В действительности он оказался приятнее, чем я представила его по рассказам Ангелины: худощавое лицо: складки от носа к углам рта, причем, подходят ему, а морщины около глаз говорят о доброте характера.

 Я подала руку для приветствия, но Иоганн, улыбнувшись, дружески обнял меня. Наклонившись к чемодану, достал и поднес букет цветов.

Дома он достал маленький электронный словарь-переводчик и положил его на журнальный столик. Понятно, с дороги надо отведать чаю или кофе. «Tee,» - набрал Иоганн в электронном окошечке и объяснил принцип работы словаря, запас слов которого позволял изъясняться на пяти языках ( написать- перевести можно лишь одно слово).

Удивительно, но я сразу поняла, о чем он рассказывает, еще бы не понять:
он рассказывал об Ангелине, как она перестала есть, выбрасывала все им приготовленное на обед, как попала в больницу. Он говорил о себе, о своей жизни, о том, что лежало на душе. Я показала гостю спальню: «Отдых. Erholung.»

Утром Иоганн побрился, его бледное с дороги лицо порозовело, от него приятно пахло туалетной водой.
Выпив кофе, мы отправились знакомиться с городом, взявшись за руки, так  принято в Германии.
Почта по-немецки - Post, дом культуры - Kulturhaus (культурхауз), по-латышски "Kulturas nams" очень похожие слова.

В театре Даугавпилса в день св. Валентина шла пьеса по мотивам русского романса. История бедной  девушки и  богатого барина.  Девушка, некогда оставленная своим возлюбленным, заводит постоялый двор, где и встречает барина. Любовь, расставание, встреча и снова расставание. История любви и шире -  жизни показаны через щемяще-грустную мелодию  русского романса.

В трактир заходит ямщик -  атласная алая рубаха, черные атласные шаровары - и увозит  барина. Героиня остается одна.  Представьте,  все оказалось понятным. И запомнилось не на один год.

Первым делом я нашла прессу на русском языке, особо выделив журнал «Партнер».
В нем я прочитала статью Анатолия Кутника (Вупперталь) о литературном альманахе »Средиземье», о его «Философском кафе», о  возможности встреч и публикаций.
Как раз в это время, осенью 2003 года,   в музее Вуппертале проходила художественная
выставка «Русский Париж.1910-1960».
Картины, графические и скульптурные работы для нее  предоставили крупнейшие музеи мира: Санкт-Петербургский государственный Русский музей (корпус Бенуа),
 Национальный музей современного искусства Центра Жоржа Помпиду,
 парижский Музей  современного искусства, Музей изящных искусств в Бордо, а также коллекционеры-частники из Франции, Швейцарии, Германии, США и России.
Основной темой выставки стал Париж.
Но не просто Париж, а Париж, каким он виделся русскому художнику-эмигранту.

Дух Парижа, его исторический «аромат» источала картина Марии Маревны (Воробьева-Стебельская) «Дань уважения друзьям с Монпарнаса», на которой художница изобразила Амадео Модильяни, Марка Шагала, других художников содружества, а также себя.
Рядом - ее портреты Шагала, Пикассо.

 На Монпарнасе в начале 20-го века был специальный павильон де Руж-Улей –
 содружество художников разных национальностей, особая атмосфера.

В книге «Люди. Годы. Жизнь» Илья Эренбург писал о Марии Моревне: «Савинков часто подсаживался к столику, за которым сидела Маревна – так называли художницу Воробьеву-Стебельскую. Она выросла на Кавказе, попала в «Ротонду» девчонкой; выглядела экзотично, но была наивной, требовала правды, прямоты и честности. Она нравилась Савинкову, но была с ним строга, называла его «старым циником».

Назову несколько имен художников-эмигрантов, чьи работы были представлены, стали открытием для нас: Андрей Ланской, Борис Григорьев, Александр Архипенко, Яков Лившиц, Мария Васиьлева, Владимир Баранов-Росине, Соня Делане.
Работы Архипенко, Лившица, Сутина, которых нет в России; неожиданные картины позднего Коровина (в России известные его ранние работы).

Превосходнейшие портреты Шаляпина, Мейерхольда, Качалова.

Графическая работа Сергея Иванова «Наталья Гончарова в старости»(1960 г.),
 на которой сама Гончарова, потомок Натальи Николаевны, жены Пушкина, собственноручно написала: «Очень похожая старушня». От ее лица исходит свет.

Великий Париж помог сохранить имена и картины художников, эмигрировавших  из России (их Париж напоминает порой Санкт-Петербург), помог сохранить дух времени, то, что было характерно для искусства начала 20-го века.

Посетители выставки, скажем, немцы, имели свое видение «Русского Парижа», они останавливались подольше у картины Марии Васильевой «Карусель», видя в ней национальный образ. И это нормально,  главное – отклик, резонанс.

Благодаря публикациям в альманахе «Средиземье» я познакомилась с авторами, которые приехали в Германию из бывшего Союза. Знаменательной оказалась встреча в Дюссельдорфе, в городе, с которым связаны имена поэта Гейне,  композитора Роберта Шумана и его жены, известной пианистки  Клары Шуман, композитора Иоганна Брамса, с которым пересеклась его судьба именно в этом городе, на берегу Рейна,- с литератором и замечательным человеком Ингой Пидевич на Международном турнире, организованном Рафаэлем Айзенштадтом в мае 2005 года.

Я была рада возможности издать свою первую книгу. И хотя это то, что называется самиздат , можно было говорить о    некой ступеньке вверх, ведь издание книги – это мобилизация духовных сил, а также систематизация написанного ранее, это знакомство с издателем, с художниками-оформителями,- словом, опыт коллективного труда. И выход к читатель, пусть это друзья прежде всего.

Через три года мы с мужем поставили антраг (договор), и мне без всяжких проволочек и экзамена (показала сертификат  из фольксхохшуле) дали немецкое гражданство и соответствующий гражданину Германии паспорт.

Сразу по приезду в Германию я начала учить немецкий язык: и самостоятельно, и в фольксхохшуле, и на интеграционных курсах.


Другие встречи с Берлином. Бундестаг, Трептов парк, Мемориал Тиргартен
http://www.proza.ru/2009/07/01/663

Две встречи с Нефертити
http://www.proza.ru/2005/12/30-123

Крепость Шпандау
http://www.proza.ru/2006/08/14-133

Концерт Роллингов в Берлине - 2006
http://www.proza.ru/2006/08/05-55