Больница. Обалдеть! Америка... или почему у них в

Иронический репортаж
Валерий Киселёв
                Ноябрь- декабрь 2012 года.

Больница.
Обалдеть! Америка... или почему у них в огороде картошка вкуснее?


Значение Русского слова «балдёж» – в толковом словаре означает, как состояние коровы после отёла... Вообразите, зоотехник (пусть будет дядя Ва-ся) пробудил к жизни (или помог пробудить) очаровательного беспомощного представителя рода парнокопытных (по-нашему – принял роды). «Прице-пом» принял пол-литра, а то – и четверть, хорошей, тройной выгонки водки.
Какие «заботливые мысли» отягощают бедолагу? Корова? Телёнок? – нет. Скудость и однообразие нехитрой закуски: «Эх, не догадался картошеч-ки с собой из дома захватить... и соли нет для головки лука! Правда и самого лука только полголовки... Недогляд у меня получился... Ну, а эти, как их там: корова с телёнком, уж как угодно: Господь милостив! Сами, сами, сами... глядишь – и оправились, и живы остались».
Вот корова в том самом состоянии «балдежа» и пребывает пока «чело-веки» своими очень важными делами занимаются.
В Америке это состояние отелившейся коровы у меня возникало вся-кий раз, я бы даже сказал: «На каждом шагу!» Во всём, конечно, я виню этих «отмороженных американцев»… Странные они люди! Всё, ну всё делают не по-нашему. И как у них это получается? И выходил я из этого состояния то-же не сам, а после какого-нибудь очередного эпизода, ввергающего тебя в новый ступор и анабиоз. Там важно всё время помнить, что выход из «бал-дежа» – дело рук самого «балдёжника»!
В настоящее время я специально пользуюсь таким обилием непонят-ных слов,  чтобы хоть как-то оградить порядком расстроенную психику. Хо-чется громогласно прошептать: «Видите, я в форме, и ещё что-то сообра-жаю...»
Итак, поведаю Вам историю – «Больница».
Со школьной скамьи в память врезался фрагмент из Гоголевского «Ре-визора», где некий попечитель богоугодных заведений Артемий Филиппо-вич, утверждал: «...может быть, вам покажется даже невероятным, – говорил он, – все, как мухи, выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров, и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком». При этом, моя учительница, философски улыбаясь, просила   нас научиться понимать, что за словом «выздоравливают» скрывается другое слово, потому что глагол, который употребляется со словом «мухи», в русском языке – со-всем другой. А за юмором скрывается самая серьёзная и печальная наша дей-ствительность, которую тоже надо научиться понимать... Чтобы услышать и понять, что происходит в наших больницах и госпиталях я «обалдеваю» от американских...
Как разительно мы отличаемся. Отличаемся, прежде всего, целями. Ве-ликое предназначение медицины по-американски, как мы думаем, – это фи-лософия богатого человека. Любая жизнь уникальна дорога и ценна для нас, даже слабая... Мы за неё будем бороться. Это порождает целую армию пара-зитов, которые считают, что теперь для того, чтобы жить, не надо правильно питаться, закалять себя холодом, регулярно заниматься спортом и прочее. Теперь достаточно обратиться к врачу, получить от него рецепт на приобре-тение всесильного препарата в аптеке, и дело – в шляпе. Тем более, аптеки нужны только хворым, здоровым они не к чему. И, чем больше в стране сла-бых, тем лучше, богаче живут фармацевтические компании. В умах всё чаще возникает мысль: «Современная медицина это – один из трёх самых больших обманов человечества!» И доллар рулит медициной…
Американская организация медицины напоминает мне огородника, об-ходящего чуть не каждую неделю посевы картофеля, собирая колорадских жуков. Правда, есть подозрение, что огородник сам запустил в огород это на-секомое... Теперь картофель без огородника погибнет, как погибнут все сла-бые, это – те, кто надеялся на «таблетку», если убрать американскую аптеку. В природе всё не так. В природе два варианта развития событий:
Первый. Колорадский жук истребил все посевы и вымер от голода.
Второй. В борьбе за жизнь растение породит семена такого картофеля, который не по зубам жуку, как пример: аналог иммунитета в животном мире. И уже от них пойдет распространение более совершенного подвида.
У них, имея в управлении огромные финансовые ресурсы, медицина обладает другими возможности, что бы помочь больному... а для нас это – так странно.
Не было бы этих познаний, если бы не несчастье. Заболела у меня жена и заболела очень серьёзно. Но забегу сразу же вперёд и доложу вам, что всё закончилось хорошо. А тогда, в самом начале болезни, было всё плохо и, ко-нечно, виделось очень печально.
Американский доктор, слава Богу, далеко-далеко от земского города N, там, в далёкой Америке, сказал нам, что такого-то числа, завтра, ровно в семь утра больная должна быть в госпитале, потому что в восемь тридцать уже начинается операция. Я удивился, даже по растерянности своей спросил: «У кого?» Ну, понимаете, состояние «балдежа» началось.
– Ну, естественно, у неё.
– И что мы успеем?... А как же анализы, там... кровь, моча... что там ещё надо…
– Ну зачем ей психологически мучиться несколько дней в палате, гото-вясь к операции, – удивлённо глядя на меня, стал объяснять врач, – дома всё-таки уютнее, а потом, все анализы мы у неё уже взяли... Группа крови у неё вряд ли поменяется? – уже подкалывая меня, спросил хирург, который дол-жен был делать эту очень сложную операцию.
Я, конечно, стерпел его подковырку, хотя хотелось сказать: «У русских так не бывает... У нас за неделю перед операцией кладут в больницу и на-блюдают, как больной себя будет чувствовать... Как, как - ждёт операции и с каждым часом, как с последним - нервничает всё больше и больше...» Но сдержался – всё же скальпель будет завтра в его руках, а в моих... только на-дежда.
Госпиталь случайно нам попался уже с прекрасной двухвековой репу-тацией. Когда-то, двести лет назад около церкви «Святого Джозефа» появи-лась маленькая больничка для помощи нуждающимся. Это как раз во време-на Гоголя, нашего незабвенного Николая Васильевича. Было это на самой удалённой окраине американского города, который назывался Атланта. Сей-час и церковь стала больше, и место находилось уже почти в самом центре огромного города, и госпиталь также, располагаясь рядом с церковью, пре-вратился в современный медицинский центр.
Поэтому нашему доктору мы поверили, хотя удивились такой энергич-ности первого предстоящего дня. Я тогда ещё подумал: «Наверное, деньги за операцию с нас быстрее получить хотят? Да, однако, нравы у них здесь – чисто капиталистические...» На следующий день уже в половине седьмого мы приехали на машине все вместе, дабы поддержать человека перед опера-цией. Нас через проходную, КПП, пропустили без вопросов, как и вторую машину с друзьями нашей семьи, которые захотели быть вместе с нами в та-кой час. В этом, конечно, ничего странного нет. Стоянок для машин везде достаточно. Хотя удивительно другое: мест для всех машин хватает. Это по-том я узнал, что ни один бизнес ты не откроешь, если при этом не обеспе-чишь парковку для автотранспорта. Причём не на общественном месте, за счёт других, а на частном, за свой счёт оплаченном тобою месте, на котором будут стоять машины и твоих сотрудников, и твоих гостей.
Больную нашу забрали, и мы, помахав ей ручкой, столпились, не зная, что делать... И тут появилась бабушка, «божий одуванчик», и пригласила нас в рекреацию ожидания, – место, оказывается, приготовленное специально для таких, как мы. Здесь-то как раз и начались всякие необычности.
В ней имеется зал, в котором посадили таких благообразных старушек, наученных с тобой успокоительные беседы вести. Дело то понятное: там операция сложная идёт, а ты переживаешь... Ей самой, этой бабушке, лет де-вяносто, а она ещё такая живенькая, чистенькая и, обращает внимание, что, как улыбнётся, – зубов у неё полон рот. Зубы причём все ровные такие и бе-лые, не то, что у наших старушек. И волосы седые, хной не подкрашенные, и под платочек или шляпку аккуратно убранные…
Денег, наверное, на этой работе гребут, думаю, «тыщами». Нет! Гово-рят, мы – волонтёры. Работают по зову сердца, чтобы нуждающимся помочь и, причём, абсолютно бесплатно. Как раз от церкви этой – Святого Джозефа.
А нуждающиеся, стало быть это – мы. Мы же приехали и человека на серьёзную операцию привезли, и, конечно, переживаем, и что где происхо-дит, ничего не понимаем… Думали, вокруг дома ходить будем, если за забор больницы пустят, пока, в ожидании результатов операции маяться будем. А бабушка «Божий одуванчик» нам говорит:
– Вы здесь, милые, присядьте – это специально для Вас место приго-товлено, а я вам всё расскажу и помогу. Задача у меня такая сегодня: вам по-могать.
И проводит нас в огромный зал, разделённый на множество уголков в цветах и пальмах с диванами и столиками. Посередине фонтан журчит – ус-покаивает, значит. Телевизоры везде стоят, CNN новости показывают – опять же, пропаганда американского образа жизни, – везде поспевают! По всем уголкам такие же группы озабоченных людей, а рядом с ними тоже свои ба-бушки-волонтёры суетятся. Да!.. Видно не одна операция идёт в этом госпи-тале, «болеют, значит...»
А меня опять терзают смутные сомнения, денег нам эта забота, навер-ное, обойдётся? И не рассчитаемся. А тут ещё кофе с чаем принесли и конфе-ты какие-то. Я даже от кофе с конфетами, ради экономии, отказался... Хотя так хотелось, потому что с утра как-то у нас нервно всё начиналось, и поесть, конечно, мы не успели... Нет! Говорят, это тоже всё бесплатно. Это так, что-бы вы отвлеклись от мыслей нехороших всяких…
Тут нам наша бабушка такое выдала, что мой «балдёж» стал постоян-ным, хотя я ещё от кофе и фонтана с диванами не отошёл. Всё время только и думаю: «Вот сволочи! Пропаганду свою как умело ведут...»
А волонтёрша-помощница наша говорит:
– Вашу жену и маму сейчас уже перевезли в операционную. Сделали наркоз и операция началась. Всё идёт нормально – по плану. Операцию дела-ет хирург такой-то и ассистируют ему такие-то и такие-то врачи... Все пока-затели нормальные и даже сказала нам пульс, давление и ещё что-то...
Так и стало тянуться время. Мы сидим… Вокруг – пальмы с цветами, причём, пригляделся: надо же, – живые!.. Фонтан журчит: нервы успокаива-ет. Да и нам как-то спокойнее стало. Всё же знаем, что и как происходит. Смотрим, к соседней компании хирург подходит – их по специальной одежде отличить можно. Думаем: «Что-то случилось», а они поговорили и заулыба-лись все, обрадовались и обнимать друг друга стали.

Наша бабушка тоже не дремлет, не зря, видно, своими белыми ровны-ми зубами волонтёрский хлеб жуёт. Через каждые двадцать-тридцать минут сама нас посещает и говорит:
– Не беспокойтесь! Сделали то-то и то-то, сейчас хирург собирается сделать то-то...
Так прошло, пробежало аж четыре с половиной часа. Вдруг появился сам наш хирург, который операцию делал. Это тот самый знакомый, который со мной насчёт группы крови шутил. Идёт к нам, спешит, на ходу маску мар-левую снимает. Опять же думаю: «Чего спешит? Пошёл бы после такой тя-жёлой работы отдохнул, чайку попил бы, а уж потом бы и нам через пару ча-сов через кого-нибудь передал, что, мол, всё нормально, жить будет... Мы к такому привычные».
А тут всё наоборот, даже неудобно как-то человека отрывать… Позади хирурга ассистент, тоже в халате, с бумагами какими-то спешит. «Ну, – ду-маю, –  сразу подпишем бумаги – сколько мы денег должны за операцию – медицина-то у них платная! Чтоб потом не отвертелись...» Нет! Оказалось, что бумаги – это чтобы подтвердить все показатели организма при операции. А хирург стал обстоятельно, как студентам первого курса медицинского ин-ститута, нам рассказывать, как что происходило и какие возникали по ходу трудности... Я хоть и был «в состоянии отёла», но информации об особенно-стях человеческого организма воспринял и узнал больше, чем за всю преды-дущую свою жизнь. Хирург умел рассказывать, а я, наконец, понял: «Вот, оказывается, как операция делается…»
Мы, конечно, стали благодарить доктора и я даже хотел, как у нас по-ложено, ему бутылку дорогого коньяка подарить, правда, меня вовремя одёр-нул мой старший сын, который сказал: «Здесь это не принято». Поскольку он был ученик американской школы, я ему поверил. А наша бабушка сказала:
– Сейчас вашу жену и маму...
– Их что, теперь у нас две?.. – хотел пошутить я, так как состояние бал-дежа действовало на меня уже непредсказуемо.
– ...перевезут в реанимационную палату, – закончила старушка со свой-ственным американским агитаторским издевательским тоном, при этом мило улыбаясь, и добавила, – куда можете пройти и вы!
Я так и не пойму, что же они всё время улыбаются? Мы все напряже-ны, всё же дело серьёзное, а она лыбится и лыбится... И куда это интересно пройти, в реанимацию что ли?
– Мы? Можем пройти к ней в палату?
Состояние коровы после отёла теперь было у всех у нас. Мне даже по-казалось, что наша бойкая бабушка стала щёлкать пальцами перед моим оду-хотворённым, умным лицом, чтобы как-то вернуть меня к действительности. «Хорошо, что нашатырь не понадобился… Эх, выпить бы сейчас стакан вод-ки…» – думалось мне, в то время как я наблюдал за бабушкиными пальцами.
Спросив пятый раз, что это относится именно к нам, ошибки в фамили-ях нет, и мы можем прямо сейчас, а не через неделю пройти в палату и по-смотреть на неё, находясь рядом, а не через окно на пятом этаже. Мы, даже забыв поблагодарить святую женщину-волонтёра, а я по забывчивости даже бутылку ей не предложил... помчались в указанном направлении.
У меня, правда, остались сомнения: «Наверное, всё это было специаль-но для нас, приезжих из другой страны, подстроенная показуха?..» Правда, фонтан и пальмы были настоящие.
Когда мы поднялись на нужный этаж и попали в нужное для нас место, мне точно показалось, что всё это разыгрывается только для нас. Ну как здесь среди приборов и врачей может ходить целая толпа из восьми человек? И ни-кто нас не выгоняет и все даже как-то улыбаются. Из-за этих постоянных улыбок я и подумал, что именно нас разыгрывают и снимают скрытой каме-рой, типа: «Приключение дикаря в больнице…» Ну ничего, мы и не такое видали... Врёшь, нас не возьмёшь. Побывали бы они в нашей районной ка-кой-нибудь, например, Сахалинской больнице, то-то бы у них лица вытяну-лись. Подлиннее, чем наши, были бы.
Палата, в которую мы попали, была большая, со всякими компьютера-ми, трубочками и лампочками. И душ, и туалет – отдельно, я проверил – всё работает, всё в наличии. Прямо перед дверью, в метре от входа в палату, си-дит целая бригада медиков и все тоже смотрят на компьютеры и мониторы со всякими сигналами кривых пульса, давления и ещё чего-то, которые из этой и других палат поступают.
Вот, думаю, как придумали: посередине круглая стойка во все стороны с персоналом, а напротив – палаты с больными. Тринадцать палат вокруг этой «ромашки» насчитал. То-то думаю, дюжина-то – чёртова, наверное, для них – счастливая.
Привезли на огромной кровати-каталке жену, осторожно поставили в палату и доктор сказал:
– Татьяна! Просыпайтесь... Всё закончилось! Она открыла глаза и, уви-дев нас, причём всех вместе столпившихся над ней… конечно, очень испуга-лась... У нас в больнице, если после операции ты открыл глаза и видишь всех близких, склонившихся над собой, как вы думаете, что это значит? Считай, Всё! Провожают в последний путь… Американский доктор, конечно, этого не знал и не учёл. И, увидев страх в глазах больной, не мог понять: «Кто из присутствующих ей так не мил?..» Вроде вокруг – все свои… Я даже думаю, если бы у больной было бы больше сил, она бы закричала и заплакала. Но пока сил не было, и сознание медленно возвращалось в отходящее от наркоза тело она, наверное, подумала: «А может быть, не всё так плохо?»
Но тут вмешался я и, осторожно взяв её за руку, стал рассказывать ей, как мы её ждали в зале с пальмами и бабушкой «божий одуванчик», и про фонтан. Именно это её и привело быстрей в чувство реальности, потому что она, наверное, подумала: «Он у меня, конечно, хороший человек, но зачем он напился и теперь так врёт?» И улыбнулась.
– Значит, всё в порядке! Жить будем?
Тут опять вмешался доктор, который сказал, что мы должны выбрать кого-нибудь, кто останется здесь с ней, в том числе и на ночь...
– Когда закончится действие наркоза, ей будет особенно тяжело. Сей-час пока присутствует эйфория от перенесённого стресса операции, ей не так больно. Позднее, когда придёт этот момент, кто-то из близких должен будет быть рядом, потому что никто, кроме него, не сможет уловить эти переходы. Наша аппаратура только помогает придти на помощь вовремя. Но, поймите, ни сестра, ни врач не превратятся для неё в родного человека. Нам нужна Ваша помощь!
«Да, это круто! – размышлял я, – попробовал бы я пройти в реанима-цию к своему родственнику в нашей больнице, чтобы хотя бы поправить по-душку...» Конечно, у нас медицинский персонал – гуманисты. Они не позво-ляют видеть, как мучаются в беспамятстве их близкие... А тут я приду в реа-нимацию и скажу: «Вам нужна моя помощь? Пустите меня я, буду вам помо-гать. Я готов спать здесь, даже на прикроватном коврике...» Посмотрел бы, что мне скажет медицинская сестра на входе.
Ну, чтобы не сморозить какую-либо глупость в очередной раз и не оп-ростоволоситься перед американским доктором, мы все вдевятером устави-лись в огромный плазменный телевизор над кроватью и стали рассматривать диктора CNN, как будто бы он должен объявить решение...
А врач, наверное, подумал: «Да, зря говорят, что Русские – такие ум-ные... туговато они как-то соображают…»
А мы, действительно, лихорадочно соображали: «Ну всё в этом госпи-тале было не так...»
Здесь происходила другая, неведомая нам жизнь и не по правилам на-шей Судьбы... Поэтому и скорость нашей реакции на происходящее замедли-лась до анабиоза... Например, внизу, в подвальном помещении, была огром-ная столовая со вкусной и разнообразной едой, которая работала для всех, а не только для врачей и даже зачем-то ночью… Зайти туда поначалу мы не решались, предполагая, что – это не для нас... но оказалось...
Или другой пример: укол с наркотиками при возникновении боли, па-циентка госпиталя – Татьяна, могла и делала себе сама(!), нажимая кнопку, закреплённую под пальцем правой руки, а лекарство поступало через катетер в вене, и не надо было звать медсестру. Главное было... не увлекаться.
Решили оставить на дежурство меня. Представители персонала в белых халатах зачем-то для родственника принесли кровать с чистым бельём и по-ставили её в ногах у больной. Непонятно, потому что я, конечно, мог бы лег-ко перекантоваться и на диванчике у окна...
Для чего-то, я так думаю, наверное, показать, что у них всё есть. При-несли специальные чулки на ноги для больной, одели их и давай: то накачи-вать воздухом, то плавно сдувать. Массаж делают, кровь в ногах гоняют. Ну, я понимаю, через пять-десять суток это нужно, а тут – через три часа после операции… И кровать такая же... И так изогнётся, и этак. И ноги внизу и но-ги вверху. И спину прогнут и поясницу подровняют. Не кровать, а конструк-тор для инженера. А Татьяне, главное это нравится: ей в одном и том же по-ложении уже очень не просто. Вот я и целый оставшийся день, и первую ночь занимался с ней этими американскими игрушками. Она вроде и лежит, и в то же время постоянно двигается, а тело, принимая разные положения, не устаёт...
В середине следующего дня произошёл случай ещё хлестче...
Пришёл врач, посмотрел шов, а он – через весь живот, от груди – до самого пояса, длинный такой, и железными скобками заделанный, и говорит:
– Вставай, Татьяна! Пошли, по коридору погуляем!
Я обалдел... Татьяна обалдела... Гости, которые пришли навестить больную, обалдели все вместе.
Мы переглянулись и дружно решили, что доктор ночью, наверное, с друзьями перебрал, вот и говорит, чего ни попадя. Вставать и ходить после такой операции, когда прошли всего сутки? Да она просто не встанет!
Но, к нашему всеобщему удивлению, оказывается, Татьяна встала и... пошла! В общей сложности она сделала всего-то шагов пять-десять, но – са-ма! Если бы я при этом не присутствовал – не поверил бы.
Да, доктор был парень, что надо. Оказывается, он именно в этом госпи-тале работает тридцать лет. Пришёл сюда ещё студентом медицинского уни-верситета. И всю свою жизнь сначала ассистировал, а потом стал делать са-мостоятельно только одну операцию! Он тридцать лет оперирует больных только с этим диагнозом, и никогда никому не пытался сделать другой опе-рации. Оказывается, для других операций у них есть другие хирурги... Да, и ещё узнали мы, что доктор наш совсем непьющий. Он, наверное, Чемпион Мира по количеству операций на желудке. Ну, в первой десятке, по крайней мере, точно...
Я, его потом, кстати спросил:
– В чём всё же причина возникновения этой болезни? Вы в общей сложности сами лично сделали более восьми тысяч операций. Я это подсчи-тал, перемножив одно на другое. Вы же должны знать, почему и у кого воз-никает именно этот недуг?
И он мне ответил на этот вопрос... Но Вам я ответ сказать не могу, по-тому, что от его слов «обалдел» и не хочу, чтобы вы тоже с недоверием отно-сились к американской медицине…
А через неделю мы с женой выписались! И своими ногами дошли до стоянки, где ждала нас наша машина.
И ещё, один балдёж произошёл от того, что денег, которые нам насчи-тали: за операцию, анестезию, нахождение в палате, химиотерапию и облу-чение после операции и так же многое другое... – нам хватило... Потому что за всё это заплатила американская ассоциация помощи больным раком...
Вот так у них «больные неизвестно, как и почему, выздоравливают, как мухи…» Славу Богу, что у нас всё понятнее... Это у нас наша медицина –  удивительная и необыкновенная, а у них – всё наоборот... Это наша медици-на, я бы сказал – чудесная...
В том смысле, что я спрашиваю: «Больному может помочь только чу-до? Почему это через неделю такую тяжёлую больную домой выписали? Они что, за свою больную не отвечают? А если что случится?» А вот наша меди-цина и наши врачи за тебя отвечают. Раньше, чем через месяц, а то и два, – из палаты ни ногой. Отвечают настойчиво и до тех пор, пока... Короче, до самой смерти отвечают.