Как распознать вражеского агента Случай на пограни

Как распознать «вражеского» агента…
(Случай на пограничной заставе)
Иронический рассказ

…Выявление агентуры противника является
наиважнейшей задачей в работе офицеров пограничной службы…
Но вы будете допущены к этому позднее и только в особенных случаях…
(Из лекции преподавателя по оперативному мастерству
в пограничном училище перед курсантами третьего курса)

– Застава, в ружьё!
Голос молодого лейтенанта гремел среди бегущих и мечущихся в разные стороны бойцов пограничной заставы, как труба ещё не опытного военного горниста на поле сражения, а именно: заносчиво громко и иногда – срываясь на фальцет…
– Быстрее, быстрее, я вам сказал! «Растуды, вашу мать!» Война! Хватайте оружие, боеприпасы и – строиться для получения боевой задачи…
Здание заставы стояло на относе от береговой линии океана на расстоянии примерно в километр. Это было красивое место и очень уютное для жилья. Огромного размера, чёрная от времени деревянная постройка напоминала сельский клуб времён коллективизации. Когда-то с любовью выполненные наличники вокруг окон придавали зданию залихватскую удаль и колорит русской глубинки. Хотя сама застава находилась далеко от сердца России, почти на краю страны, где-то тут, на затерявшемся острове Сахалин, вид у неё был, без сомнения, – самый русский. Особую мощь зданию придавала большая железная крыша, остроконечная и свежевыкрашенная в коричнево-красные цвета, подавляющие своей новой яркостью беспризорность и утлость самой постройки, крыша явно выделялась над тайгой. Удалённость этого места от всего, протекающего в мире, как раз и придавала грандиозность и исключительность тем событиям, которые здесь сегодня происходили…
Построив солдат, лейтенант стоял перед строем своих подчинённых и был наполнен важностью момента! Был он подтянут и красив. Голос его был звонким, уверенным и очень молодым.
– Я только что получил шифротелеграмму из погранотряда! Война! – заговорил он торжественно, стараясь голосом походить на диктора радио, Левитана. Но сталь в голосе не получалась, и поэтому столь важное сообщение звучало как медная маленькая кастрюлька…
Но даже несмотря на это, строй, и так затихший и напряжённый, вытянулся, как струна, в единый и очень доверчивый нерв. Слова и тембр юного голоса молодого начальника заставы взвинтили мысли всех до единого на уровень, доселе здесь невиданный. Они все до одного – солдаты пограничной заставы: и салаги , пришедшие на заставу несколько месяцев назад, и старослужащие, которым до дембеля -то оставалось всего несколько недель, такого слова, как «Война», не ожидали услышать и, тем более, опасались испытать значение его на себе. Звучало это, несмотря на молодой, почти мальчишеский голос, – угрожающе, очень серьёзно и опасно…
На правом фланге рядовой Козлов, замерев от осознания прозвучавших слов, держал, прижимая к себе, ящик с патронами. А из-за стремительности команд и событий – даже не сообразив, не успев расслабиться, хотя бы поставить его на пол… Вес этого ящика составлял под тридцать килограммов! А он, услышав слова начальника заставы, перестал ощущать происходящее вокруг. Этот немалый вес для слабых молодых рук оказался непосильным… Но, застыв в обнимку с ящиком патронов и не помня себя от неожиданности происходящего и поднимающегося внутри страха, он так и продолжал его обнимать, застыв в немом ожидании. Мышцы молодого солдата всё же не выдержали: руки, а затем и пальцы разогнулись, и ящик с грохотом упал на деревянный пол…
В тишине молчания застывшего строя и переживания услышанного – этот грохот прозвучал так неожиданно и вдруг… Как барабанный бой! Раздался удар и… Доски ящика разлетелись в разные стороны, а к ногам лейтенанта, закувыркавшись, запрыгали по полу два «цинка» с патронами. Они остановились в нескольких сантиметрах от его сапог и превратились в некий мистический знак, послание сверху… Цинки с патронами, прилетевшие ниоткуда! Эти две противно-зелёные коробки с боеприпасами к автомату!.. Война!
Все уставились на железные «цинки», воспринимая их появление как знак судьбы…
Строй, застывший после слова «Война!», не знал, что делать. Они – солдаты, пограничники, – прекрасно и уже давно натренировались и умели выполнять любые другие команды. Например: «К бою!» При этой команде предполагалось нападение на заставу, и поэтому необходимо было занять каждому своё место, согласно боевого расчёта… Они привыкли и к команде «В ружьё!» Это означало – нарушение границы, и при этом сигнале надо было с оружием, в нужной, согласно погоде, форме построиться около комнаты дежурного в коридоре и, получив боевой приказ, мчаться на указанный «фланг»  границы для задержания нарушителя. А вот слово «Война!» вносило в головы бойцов сумятицу, непонимание и огромную, до размеров Тихого океана, на берегу которого они все сегодня служили, – тревогу… Неужели война? Так же, как тогда, в 41-м? Они все до одного вдруг вспомнили этот день по множеству просмотренных фильмов, а теперь – это то же самое страшное событие, но только уже в их жизни, и происходит с ними.
В другой бы раз такая растяпистость молодого солдата и падение ящика вызвали бы смех и шутки, но только не сейчас. Строй монолитно застыл и не менее монолитно каменно молчал. На лицах не было ни единой улыбки, и даже не было слышно дыхания людей.
Этот молодой лейтенант, появившийся на заставе совсем недавно, был ещё не изучен и не всегда понятен самим солдатам. По приезде он первым делом прошёл пешком весь участок границы, затем пересчитал всё имущество, находившееся на балансе, и, обнаружив огромное количество излишков автоматных патронов, предложил провести стрельбы. Он начал систематически и почти ежедневно проводить занятия… Для предыдущей спокойной и размеренной жизни забытого края это было необычно, но любопытно и интересно…
До этого солдаты на заставе не стреляли никогда. По крайней мере, ни один из старослужащих не помнил такого, чтобы даже кто-либо из предыдущих военнослужащих, «дедушек»  рассказывал им, чтобы кто-то здесь стрелял. На учебном пункте, где они все проходили подготовку – да! А вот на заставе – нет! Никогда. Здесь даже никто и не знал, и не задавался вопросом: «А где у нас находится стрельбище?» Да и застава к тому же считалось «ссыльной». Сюда отправляли служить только провинившихся на службе в других местах. Их называли: «залётные». Это были самые недисциплинированные солдаты и сержанты. «Как попал сюда служить этот молодой лейтенант, – рассуждали бойцы, – непонятно? Он такой юный, наверное, не старше нас, но почему же, будучи офицером, ещё даже провиниться нигде не успел, а уже – в ссылку попал…» Короче, при появлении нового начальника у солдат тогда возникло очень много вопросов. Но стрельбы начали проходить ежедневно. Сначала долго и неинтересно приводили оружие к нормальному бою. Делал это скрупулёзно и дотошно сам лейтенант, а потом приступили к занятиям. Вот тогда началось для всех настоящее удовольствие. Как только не умудрялись стрелять бойцы: и по мишеням, и по всяким там баночкам, и стоя, и от пояса… Это было, как в кино… Но всегда – по инструкции и курсу стрельб… По крайней мере, так говорил начальник. Научились попадать во всё, что только лейтенант ни покажет, мгновенно и уверенно. Благо, что места вокруг заставы – необитаемые, и – делай, что хочешь. К этим занятиям готовились конспекты; как методист он оказался находчивым и грамотным и всегда умел заинтересовать всех, присутствующих на стрельбах. Это были даже не занятия, а, скорее, увлекательная игра с практической стрельбой! А в конце лейтенант сказал: «Ну вот, теперь с вами – хоть в бой, хоть на войну!..»
Раньше на заставе весь день, кроме службы, у солдат уходил на хозяйственные работы и… безделье. Раз в неделю, конечно, была политподготовка, а остальное время уходило на сидение в курилке и перемывание друг другу косточек… Первой темой в таких обсуждениях было начальство. Ничего другого особенного на этой границе не происходило, а в самоволку здесь было ходить некуда, да и не к кому. Посёлок, находившийся рядом, представлял собой «два дома, три калеки»… Самой молодой «девушке» было пятьдесят пять лет. Бойцы к таким «подвигам», конечно, были не готовы. Кругом – лишь тайга, болота и олени… Иногда солдатские умельцы «заряжали» брагу в огнетушители, тогда уже для всех старослужащих наступал праздник.
С приходом лейтенанта жизнь изменилась. Теперь, кроме стрельбы, тактики и изучения техники, лейтенант организовал занятия по рукопашному бою. Из рядом стоявшего заброшенного частного дома сделали спортзал. Оказалось, матрасов, списанных на заставе, было тоже в излишке, ими успешно устелили пол этого помещения. Во вновь открывшемся спортзале было просторно и уютно, и сразу же всем до одного захотелось пойти на занятия… Надоело «валять дурака» и участвовать в бессмысленных разговорах в курилке. На занятия записывались заранее. Чуть все не переругались между собой, чтобы в это время в наряд не попасть. Всем было и безумно интересно, что же такое карате, которое обещал показать начальник заставы, и хотелось научиться: «мужиком себя чувствовать»…
Лейтенант публично стал подбирать партнёра на тренировку. Он всем говорил: «Драться будем в полную силу! Без того, чтобы поддаваться. Разрешаю делать всё…» Так вот это самое: «драться в полную силу», вызывало у солдат заставы самую большую радость и стремление попасть на занятия. Как же так, без всякой опаски, можно было «навалять» лейтенанту на тренировке! Злобы к начальнику, конечно, по службе особенной ни у кого не было, он не был ни придирчивым, ни несправедливым… Но! Доказать в равном бою своё превосходство – захотелось обязательно перед всеми своими боевыми товарищами, и причём – каждому… В курилке, хотя времени в ней сидеть теперь совсем не стало, всё же умудрялись улучить время и помечтать, кого поставить лейтенанту в спаринг-партнёры первым, и как он, выбранный ими богатырь, можно даже сказать: «Илья Муромец!»… съездит этому салаге по его лейтенантской физиономии…
На ту памятную тренировку пришёл даже заставский повар, который клялся, что все обеды и ужины успеет приготовить вовремя и что, оказывается, без занятий спортом вообще и рукопашным боем в частности, он жить больше не может…
Первая тренировка прошла, как Олимпийские игры, при «стопроцентной наполненности трибун». Причём сначала под лозунгом: «О, Спорт, ты – Мир!» И затем: «Побеждает сильнейший!»
Лейтенант оказался очень подготовленным бойцом, и по очереди «навалял» всем желающим. Причём бил сильно, а некоторых – даже очень сильно… Бока болели у всех потом достаточно долго, но синяков на лицах почему-то не было, как-то у него это очень ловко получалось, и особенно: ребром ладони по шее… 
«Вот гад! – жаловались позднее друг другу в курилке, – главное, ничего с ним сделать нельзя… Вёрткий такой и бьёт больно. Неплохо их там, в училище, готовят…»
Лейтенант в дальнейшем этот приём воспитания стал применять регулярно. А до всех остальных только позднее дошло, для чего все эти занятия по рукопашному бою были им придуманы!.. Как что не так, кто-то из солдат лейтенанту возразил, или на службе пролетел, в ответ слышал одно: «Сегодня в паре со мной работаешь!»
– Товарищ лейтенант! Я в наряде в это время…
– Ничего, я в наряд другого пошлю, а Вы, сударь, – на тренировку! Вам физическую подготовку подтягивать надо…
Пререкания с лейтенантом закончились быстро, и на службу уже не смотрели, как на временное обременение, происходящее волею судьбы до дембеля . Да и возможность заехать начальнику «по морде», хоть и теоретически, но, в принципе, оставалась.
Несмотря на все появившиеся трудности и тяготы, служба на заставе для личного состава превратилось в удовольствие. Среди солдат отряда пошёл слух, что на той далёкой заставе жизнь стала по-настоящему интересной и правильной. Из слова «ссыльная» застава превратилась в единственное желанное место на острове, куда теперь хотел попасть любой пограничник отряда. Теперь солдатская молва из уст в уста передавала: «Мечта, а не служба!»
Конечно, рассказчики, наверное, ещё и привирали, рассказывая небылицы о том, как на занятиях стреляют, как овладевают рукопашным боем, какие тактические учения проводит молодой начальник, и о том, что отличившимся и хорошо себя зарекомендовавшим разрешают ходить в тайгу на охоту на оленя или медведя! Это было вообще пределом мечтаний… Кто-то говорил: «Да ну, что вы? Какая охота! Враньё всё это…» А другие, знающие, возражали:
– Вы бы посмотрели, как их кормят! На столе – и свежее мясо, и рыба разная… Там же корюшка и горбуша на столах не переводится… в разных видах – и рыба красная, даже калуга . Даже икра красная и, болтают, чёрная… А мяса – сколько угодно… Сплошную оленину едят! Нет, если куда и хочется попасть служить – это только туда…

А тем временем строй солдат, поднятый по тревоге, стоял, замерев от необычности слов, услышанных от молодого начальника заставы, и ждал: что будет дальше?..
И именно это всё, происходящее с ними в последнее время, пронеслось в головах каждого со скоростью мгновений, отделяющих рождение и смерть… И каждый из них, молодых и любящих жизнь, задумался о Войне. Никто из них не хотел умирать. Теперь любая команда их молодого командира была бы воспринята как нечто единственно правильное, непререкаемое и, самое главное, – необходимое всем им…
– Ты только скажи, товарищ лейтенант, что делать… Подготовка у нас неплохая, – думал каждый из бойцов, – И стреляем, и дерёмся, политическая подготовка опять же…
А лейтенант сначала своим молчанием «держал паузу», а затем и словами продолжал нагнетать ситуацию…
– Обстановка очень серьёзная… – сказал он. – Международная «закулиса» такова, что нашему государству угрожает смертельная опасность… 
Кто такая «мировая закулиса», бойцы точно не представляли, но были уверены, что это – враги нашего государства, и, в любом случае, – очень нехорошие и подлые люди…
– И только надёжные воины, такие, как вы, остаются оплотом и надеждой нашего народа! Как важно, что вы понимаете это и своей службой доказываете ежедневно и ежечасно. Я любого из вас готов взять с собой в бой. И не сомневайтесь, каждый из вас справится со своим страхом и переживанием. Но сейчас вам надо пройти очень важную ступень готовности. Считайте, что это – как последний шаг перед вечностью!
Речь его была настолько зажигательной, пламенной, умной и возбуждающей, что весь строй был готов кинуться и мгновенно выполнять любой приказ командира… Даже голос его теперь звучал по-другому.
– Да, умеют их готовить в военных училищах! – думали солдаты. – Как говорит! Оратор! За таким – прямо сейчас готовы идти в бой и ложиться на пулемёты…
Если бы какой-нибудь начальник, не сейчас, а потом, спросил бы молодого лейтенанта: «Послушай, что ты там такое нёс перед строем солдат, пугая всех войной? Ты, лейтенант, с ума, что ли, сошёл? На дворе – мир и благополучие! Всё в порядке… А ты? Бред какой-то».
– Ничего не бред! – возразил бы молодой лейтенант. Если бы я точно такие же слова сказал на политзанятиях о международной обстановке… Скажите, где бы я соврал?.. А это такие же занятия, только по боевой подготовке.
А потом бы лейтенант, уже саркастически улыбаясь, добавил бы:
– На границе, даже если вы, пардон, ну скажем, в бане, любое слово начальника заставы – это политзанятия… Или я не прав?
Уверен, не нашлось бы ни одного вышестоящего начальника, который бы не согласился бы с этим очень прытким лейтенантом…
Главное – когда, что и как подать. Слово – это тоже блюдо, которое необходимо приправить обстановкой и временем, как еду – солью и приправами.
Ну, лейтенант! И оратор, и политик, и даже, наверное, – кулинар…
Действительно, если вспомнить те слова, произнесённые начальником заставы… то там нет ни одной ошибки. Кстати, это можно говорить при любом строе и в любом государстве перед своими или даже чужими солдатами. Слово умелого человека – это вообще опасное дело. Можно целые армии завести так далеко, что выбраться оттуда уже не удастся никогда…
Итак, первая часть задачи была начальником заставы выполнена. Его солдаты были готовы на подвиги и самопожертвование… Оставалось теперь правильно распорядиться этим положением и…
Надо сказать, что всё предыдущее и речь и объявление тревоги были направлены и настроены лишь на одно, на то, что произошло дальше…
А лейтенант, воодушевившись и уже с металлом в голосе, продолжал:
– Сейчас каждый из вас срочно готовится к выполнению задания. Задание я буду ставить каждому в отдельности. Понятно?
– Так точно! – единым порывом выдохнул строй.
– Радист, вот вам подготовленный мною текст зашифрованного радиосообщения. Срочно передать в отряд… После чего оборудуете запасной пункт связи. Место я вам укажу…
– Шифровальщик, это – ещё одно письмо руководству отряда. Немедленно зашифровать… Кроме всего, я подготовил ещё серию телеграмм. Работать требуется быстро. Шифры менять через каждый час…
– Замполиту – подготовить походную Ленинскую комнату и начать подготовку материалов для писем домой каждому бойцу…
И… Так и пошли команды и распоряжения. Все они, важные, целесообразные, не терпящие отлагательств и не терпящие возражений… А в конце, перед тем, как скомандовать: «Разойтись!», лейтенант, так, как бы между делом, но само собой разумеющееся, добавил:
– Люди, работающие на особый отдел , зайти ко мне в кабинет для получения специального задания!.. Но!.. Только те, которые имеют на это право… – закончил речь лейтенант с многозначительными паузами и остановками для обдумывания желающих это услышать.
А потом, уже не давая больше никому времени опомниться, погнал всех: «Быстрее! Быстрее!..» – выполнять задачи.
Застава закипела предбоевой жизнью. Было такое ощущение, что идёт трудовая вахта, и до конца пятилетки осталось каких-то три дня, и надо было обязательно выполнить задачу, ну, например: «строительства счастливой жизни». Никто уже не сомневался в важности полученных приказов и метался по территории в поисках лучшего решения.
Все перестали обращать внимание друг на друга, каждый занимался своим, очень важным делом.
Лейтенант сидел один в кабинете и своим красивым, выработанным в училище почерком, он его называл «штурманский», заполнял книгу пограничной службы. Это был труд в тысячу страниц, очень кропотливый, требующий особого внимания и знаний. Каждый день в ней, в этой огромной книге, надо было заполнить всего одну страничку. Но именно эта страница включала в себя всю жизнь охраны границы этой заставой на этом конкретном месте, за эти сутки. Здесь надо расписать действия каждого человека в течение дня и его боевую задачу. Это – не просто боевой приказ. Это – искусство сделать всё рационально, не упустив ни одной детали, не ошибаясь в мелочах, учитывая слабые стороны каждого из подчинённых и зная обстановку на границе. Неправильное или небрежное принятие решения по охране приводит к большим печальным последствиям. Это может быть: и нарушение границы, и гибель людей, и любой несчастный случай… Поэтому эта работа была – и творческой, и интеллектуальной, и не терпящей небрежности…
В такое время, когда начальник заставы работает с Книгой Пограничной службы, мешать ему категорически запрещалось… Запрещалось! Но обстановка на заставе сегодня была особенная и, как известно, другая, поэтому осторожный стук в дверь раздался и не прервал его мысль… Он сказал:
– Войдите!
Лейтенант ждал его. Он знал, что этот человек должен был прийти. Это был «человек» особого отдела…
«Ничего себе! Повар!» – пронеслась в голове лейтенанта мысль, как только он определил личность вошедшего… Он хорошо знал, что все между собой звали этого солдата «Граф». Почему к его рязанской, абсолютно рыжей, деревенской физиономии приклеилось это имя, никто уже сказать не мог. Но то, что «Граф» был общим любимчиком, – это было точно. Ну, во-первых, он был повар и всех кормил – это факт. Для каждого у него был свой отдельный кусочек самого желанного продукта и заначка какой-нибудь вкуснятины на всякий случай, и это – второй факт. А это каждый ценит, потому что считает, что это благо – только для него, а поэтому никто и никогда, ни из солдат, ни из офицеров, забыть такое благо не может. А ещё – он добряк и обаятельный парень, никогда и ни с кем не конфликтующий… Да и много чего ещё хорошего можно о нём сказать…
 «Как же я сам не додумался! Конечно, повар… Именно повар всегда и со всеми может видеться в течение дня. Кому-то днём подливает супчику лишний половник, а с кем-то ночью жарит картошечку с грибами… Именно он, и только он, имеет самый короткий и правильный путь к душе каждого голодного человека… А солдат, как известно, на службе голоден всегда! С ним все и всегда делятся самым сокровенным. Именно повар знает про всех и всё. Да! – так думал лейтенант. – Надо иметь ввиду на будущее, чтобы он был бы твоим помощником, а не какого-то там “особиста” . Жаль, что не додумался раньше…»
Правда у офицера была ещё надежда, что «Граф» зашёл не за тем, чтобы получить особое задание, а только сказать, ну например: «Масло закончилось… Дайте ключи от склада…»
Нет, слова рыжего повара разочаровали:
– Я пришёл получить специальное задание…
– Хорошо! Вы в течение суток должны будете разведать и сообщить мне о… – стал пояснять свой приказ начальник.
Когда солдат вышел, лейтенант откинулся в своём, видавшем виды скрипучем полукресле, полустуле и уставился в потолок. Он стал лихорадочно соображать, а что же такое произошло? Он только что установил человека особого отдела. Скорее всего, это доверенное лицо, но всё равно он его выявил. Правда, это было нарушение всех инструкций, приказов и распоряжений. За это не поздоровится. Если об этом узнает особист – схлопотать выговор можно в два счёта…
В дверь опять постучали. Зашёл старший сержант, опора лейтенанта, помощник замполита заставы Павлюк и, как всегда громко и чётко, прокричал:
– Прибыл для получения специального задания…
 «Ого! Ещё и этот сержант работает на особый отдел…» – изумился лейтенант.
Да, этот старший сержант тоже знает всё, что происходит на заставе. С ним тоже надо держать «ухо востро» и не болтать лишнего. Этот точно доложит особисту о нашем разговоре. Надо ему дать тоже невыполнимое задание…
Получив секретное задание, сержант удалился.
Лейтенант опять упёрся взглядом в потолок.
«Да-а-а… Зачем я это затеял? Получу “втык” по полной программе…»
В дверь опять постучали. На входе топтался молодой солдат, имени которого лейтенант пока никак, как ни старался, не мог запомнить. Он был настолько тих и не заметен, что, сливаясь с окружающими в прямом и переносном смысле, стал быстро привычным атрибутом окружающей обстановки. «Как это особисту удаётся подбирать таких незаменимых и нужных личностей? Настолько в точку, что даже поспорить не о чем…»
К ночи, когда поток помощников особого отдела прекратился, унынию молодого лейтенанта не было предела: «О, это я попал! Сколько их работает на особый отдел!.. Плохи мои дела… Что делать?»
На следующее утро, после окончания ночи учений, лейтенант без сил рухнул в кровать и практически сразу же провалился в глубокий, счастливый сон. Быть здоровым, молодым и заниматься важным, да ещё и любимым делом – разве это не счастье?! А сон у счастливого человека всегда крепкий и мгновенный…
Но, как бы крепко ни спал начальник, от телефонного звонка он проснулся сразу же. Примерно через два часа зазвонил местный телефон, расположенный рядом с белоснежной подушкой безмятежно спящего молодого человека. Трубку он схватил уверенно и бодрым голосом, как будто бы и не спал вовсе, сказал:
– Лейтенант Соловьёв, слушаю Вас!
На том конце провода раздались слова дежурного по заставе:
– Товарищ лейтенант! Здравия желаю! На заставе – без происшествий!.. К нам летит вертолёт. Начальник особого отдела и комендант. Посадка через сорок минут… – потом, помолчав несколько секунд, солдат проговорил:
– Говорят снимать, Вас едут!.. Это несправедливо. Знайте, мы – за Вас…
– Всё нормально, солдат! – прервал его лейтенант и мудро, как будто бы ему не было всего двадцать лет, сказал:
 – Жизнь сама расставит правильные акценты…
И положил трубку. А внутри у него самого всё обожгло и опрокинулось: «Во дела! Что будет?..»
Ровно через пять минут лейтенант с сияющим и свежевыбритым лицом, в прекрасно подогнанной полевой военной форме был на заставе и срочно дописывал вчерашнюю страничку Книги Пограничной службы. Хватило десяти минут для того, чтобы всё окончательно привести в порядок. Молодость умеет не отвлекаться на сон и отдых на долгое время. Хватает и двух часов, чтобы выспаться и, продолжая быть молодым, ещё и оставаться счастливым, несмотря на все невзгоды окружающей жизни… Это у старых – время более дорого… А молодым непозволительно что-то не успевать! Позволительно: наслаждаться этой жизнью, видеть восход солнца и так же радоваться пожелтевшей листве, как и шуткам своих солдат. Молодость не имеет права печалиться по поводу приезда начальства… Как прекрасно жить заботами заставы и ощущать силу и энергию молодого тела. По крайней мере, так думал молодой лейтенант… «Только вот, что делать с особистом?»
Вертушка приземлилась на вертолётной площадке, подняв облака пыли и мелкого песка. Из машины никто не выходил, пока двигатель полностью не остановился. Уже в полной тишине этого далёкого забытого места, продолжал беззвучно, по инерции вращаться большой винт вертолета, вхолостую раскручивая лопасти и показывая бессмысленность движения этой огромной машины без самого полёта, а заодно раскручивая, как киноплёнку, жизнь вокруг в виде красоты тайги и сини бесконечного неба… Эта тишина и грозная машина, одиноко стоящая среди белого песка с сиреневой дымкой багульника, кроме того, напоминали ещё об удалённости, а также «забытости» этой заставы. И вот, наконец, о ней вспомнили! Прилетело начальство…
Открылась дверь и техник-вертолётчик приладил лесенку-трап для выхода пассажиров.
Появился комендант пограничного участка. Это был крупный мужчина крепкого телосложения. Он практически всю свою сознательную жизнь прослужил на разных должностях на границе. При получении последней должности коменданта ему сразу же присвоили звание майора, хотя по возрасту он давно должен был бы быть полковником, а может быть – и генералом. Но, как говорится: «у генерала свои внуки…» А этот был простой, нормальный советский офицер. Кроме того – это был очень опытный офицер. Мудрый, спокойный, не очень разговорчивый, знающий службу на границе как хорошо изученную и любимую книгу. Но главное, он разбирался в людях и ценил своих офицеров, многие из которых по возрасту были ещё совсем пацанами… Для него они были практически как сыновья, связавшие, так же, как и он, свою жизнь с границей. В обиду он их не давал, боролся с начальством за каждого, но и наказывал сам за проступки нещадно.
Следом за комендантом появился второй майор – особист. Этот был настолько большой и здоровый человек, что когда он оторвался от ступеньки машины и вступил на землю, всем показалось, что вертолёт облегчённо вздохнул. Его двухметровая фигура и вес борца-тяжеловеса внушал любому, видевшему его, что с ним спорить не рекомендуется. Почему он попал служить в особый отдел, а не куда-нибудь в спортивную роту или в спецназ, никто не знал. Майор был неразговорчив и замкнут. Как он умудрялся при этом активно вербовать своих помощников, было загадкой. Подойдя к лейтенанту, он уставился на него своим бесцветным, немигающим взглядом, как будто спрашивая: «Ну что, доигрался? А я тебе предлагал “дружить” с нами…»
– Здравия желаю, товарищ майор! – нисколько не тушуясь и тоже уставившись на майора немигающим взглядом, поздоровался лейтенант…
Обычно вертолёт, прилетая на заставу, даже не выключал двигателя. Быстро сбрасывали привезённый груз, забирали приготовленные дары для отряда, и сразу же силуэт машины, вместе с грузом, пропадал за горизонтом. Привозили обычно газеты, пару мешков крупы и несколько ящиков каких-нибудь консервов. Прибывали «счастливчики», новое пополнение – «пролётчики», а обратно забирали сувениры с заставы: оленьи рога, несколько бочек солёной горбуши, бочку уникальной рыбы калуги, куски которой были похожи на огромные куски свиного сала и, если повезёт, в вертолёт грузили мясо оленины… Все до одного экипажи уже хорошо знали нового начальника заставы, уважали его, несмотря на совсем юный возраст, и каждый мечтал попасть в полёт в эту точку. Всех устраивал такой бартер, когда увозили отсюда очень ценимые на острове продукты, а привозили то, что положено по службе…
Стояла пронзительная тишина, не нарушаемая даже шелестом ветра. И в этом величественном молчании стояли в сторонке лётчики, чувствуя серьёзность происходящего, и молча наблюдали за особистом. Командир экипажа, как мог, издалека доброжелательными взглядами поддерживал лейтенанта, но подойти не решался.
В затянувшееся единоборство взглядов майора и лейтенанта вмешался комендант. Взяв лейтенанта под руку, комендант отвёл молодого начальника в сторону и, чтобы не слышал особист, проговорил:
– Ты что делаешь? Ты же весь аппарат помощников особого отдела раскрыл. Это скандал… Это же – секретная информация. Даже я эти фамилии не знаю. А ты мне тут войну устроил…
Лейтенант молчал и слушал, не перебивая.
– Короче, как ты ему сможешь объяснить всю эту свою «комбинацию»… я даже не представляю. Особисты требуют тебя уволить…
«Ого! – пронеслось в голове лейтенанта. – Уволить! И опять – из-за особого отдела. Да, как-то у меня с ними совсем не складывается… Не любят они меня…»
А вслух, отвечая коменданту, сказал:
– У меня есть объяснение…
– Ну, ну… плохо, если тебя… – и комендант замолчал, наверное, даже не поняв, что возможно какое-то объяснение.
В кабинете начальника заставы, тёмном и маленьком помещении, рассчитанным на одного человека, шёл судьбоносный для лейтенанта разговор. Комендант внимательно штудировал Книгу Пограничной службы, пока лейтенант докладывал об обстановке на заставе… Начальник заставы обстоятельно рассказал о всех иностранных кораблях, стоящих на рейде в зоне видимости заставы, местных жителях, «бродящих» в тех или других местах, о бригадах охотников, оленеводов и монтеров линии связи, находящихся на участке заставы. Лейтенант, оказывается, знал даже количество остатков бутылок спирта и водки в местном поселковом магазине… «Просто, когда местные закупают больше водки, чем обычно, я в некоторых местах по-иному посты выставляю…» – объяснил молодой начальник.
Особист, заняв своей огромной фигурой весь кабинет, выслушивая лейтенанта, ходил по кабинету. Правда, хождением это назвать было нельзя. Два шага в одну сторону, два – в другую. Это напоминало метание хомячка в маленькой клетке: влево, вправо, – влево, вправо… Потом на секунды три он замирал, и опять: влево, вправо, влево, вправо. Только «хомячок» был слишком большой и непредсказуемый…
– Вот молодец! – вдруг вставил в доклад начальника заставы комендант – О проведении учений он в книге пограничной службы всё досконально расписал. Даже задачи каждого бойца указал… И стал пальцем тыкать в Книгу и пытаться показать запись второму майору.
Комендант, конечно, пытался как-то помочь лейтенанту и поэтому фразу о пограничной книге вставил специально. Его слова были адресованы не своему подчинённому, начальнику заставы, а – особисту, как бы говоря: «…смотри: книга – образец заполнения. Решение на охрану границы – идеальное! Всё расписано, всё учтено… Молодец!»
После таких слов особист, ничего не сказав, лишь зарычал, как медведь… И только минуту спустя смог выдавить из себя:
– Вы мне лучше скажите, товарищ комендант! Что мне с моими людьми делать? Это же – ЧП…
Хоть это было и обращение к коменданту, но своё слово всё же вставил шустрый лейтенант.
– Кроме того, что каждый из Ваших людей добровольно сам пришёл и доложил, что он готов к выполнению особого задания, – никто об этом больше не знает. Я, когда ставил задачу перед строем, для всех сказал: «Ко мне заходят только те, кто имеет на это право…»
Особист осоловело с ненавистью смотрел на «борзого» лейтенанта. Но он лучше всех присутствующих здесь понимал, что первый виноватый во всём случившемся – это он сам. Выговоры по служебной линии, а заодно и по партийной – ему гарантированы. А ещё и на смех поднимут коллеги чекисты, что какой-то мальчишка, «щегол» – «расшлёпал» весь его аппарат помощников. Позор! Прибить бы этого лейтенантишку чем-нибудь тяжёлым прямо здесь, в кабинете…
– Я предлагаю, – продолжал ненавистный лейтенант, – Ваших людей поощрить Вашими правами!
– Что? Что? Поощрить! – забыв обо всех предыдущих мыслях, выдохнул и вытаращил и так круглые глаза майор. – Ты чё?! Опупел?
Правда, слово особистом в этом случае было применено другое, и речь его была минут на тридцать длиннее. В ней он припомнил всё, касающееся родственников лейтенанта, и всё остальное, происходящее в мире, важное и не очень, причём, от времён покорения казаками Ермака Тимофеевича Сибири до запуска первого спутника с человеком на борту… В конце речи он вдруг почему-то сник и спросил:
– Поощрить, говоришь?
– Ну, конечно! – оживился уже совсем скисший лейтенант. – Поощрить Вашими правами. Ну, посудите сами: во-первых, они все до одного пришли по Вашей команде… Я же спросил каждого: «Только тот, кто имеет право…» Во-вторых: каждый из них в условиях сложных, приближённых к боевым условиям, проявил мужество, решительность и готовность к самопожертвованию!.. И в-третьих… – лейтенант понизил голос до шёпота, – ни один человек не знает ни одной фамилии Ваших людей. После команды разойдись и начала основной фазы занятий в мой кабинет зашли все до одного: и солдаты, и офицеры, и прапорщики… Все до одного. Значит, Ваши люди – или все, или – ни одного…
А своим людям, после объявления благодарности, скажите, что мне можно доверять и надо помогать в службе по охране границы…
– А что, дельная мысль… – оживился комендант.
Особист молчал, шевеля бровями и застыв без движения посередине кабинета. Его мыслительный процесс, оказывается, мешал хождению по комнате, и поэтому в сильном напряжении он остановился, глядя куда-то в единственное окно. Он так пристально смотрел куда-то туда вдаль, что комендант, не услышав ответа, тоже развернулся и стал взглядом искать: «Что же там увидел майор?» От нечего делать и лейтенант уставился в окно. Так они и стояли втроём, упёршись взглядами в пейзаж за окном пограничной заставы… А там были тайга, синь неба и бескрайность жизни.
В этот раз вертолёт сверх меры был загружен бочками с рыбой, оленьими рогами и вяленой корюшкой. В крылатую машину еле загрузили пьяного в хлам особиста, который перед посадкой долго целовал лейтенанта и всё повторял: «Я тебе точно говорю, тебе надо работать у нас… из тебя такой опер получится…» И машина, осевшая от тяжести веса и перегруза, еле оторвалась от земли и пошла над тайгой в сторону комендатуры. Через несколько минут она скрылась за горизонтом…
Настали оглушительная тишина и умиротворение.
А шустрого лейтенанта через три месяца забрали к себе служить КГБшники… 

06.11.2013.
Поезд Москва – Сочи
(первая поездка в двухэтажном вагоне )