Острова гениальности

Мария Огнева
Острова гениальности
пьеса в двух действиях

Действующие лица:

Алла – 35 лет, учитель черчения
Ольга – 37 лет, сестра Аллы, художница-перформер
Катя – 15 лет, дочь Ольги
Анна Алексеевна – мама Аллы и Ольги, пенсионерка
Кирилл – 40 лет, муж Аллы, художник
Вова Андрианов – 15 лет, одноклассник Кати
Николай Иванович – сосед Анны Алексеевны, 65 лет
Инопланетянин - ???  лет


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Трехкомнатная, довольно потрепанная квартира. Здесь живут Анна Алексеевна, ее дочь Алла с мужем Кириллом и  племянница Аллы Катя. У входной двери стоит чемодан Ольги.
Кухня. За празднично накрытым столом сидят Анна Алексеевна, Алла и Ольга, старшая сестра Аллы.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Вчера они опять пытались меня забрать! Который это уже раз? Двадцатый? (Ольге.) Ты получала мои письма, Хельга? В прошлом письме который был раз? Если девятнадцатый, то это двадцатый. Сидела я в комнате. И тут за окном загорелся свет. Будто бы огромный яркий глаз смотрел на меня из мрака. Он тянул меня к себе…
АЛЛА. Может быть, фонарь?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Что?
АЛЛА. Я говорю, может, это фонарь? Огромный яркий фонарь?
ОЛЬГА (подняв рюмку). Ну, за что мы еще не пили?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Два! Два ярких глаза загорелись во тьме. И в окно кто-то постучал. Трижды.
ОЛЬГА. Ладно, за любовь.

Ольга залпом опустошает рюмку. Наливает сразу же еще. Берет мобильный телефон, проверяет сообщения.

А когда Кирилл придет?
АЛЛА. Может, это ветка была?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Где?
АЛЛА. За окном. Постучала.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Где ты увидала ветку за моим окном? Там нет никаких деревьев, Алка! Вот сходи и посмотри!
АЛЛА. Мам, я знаю и так.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Нет, вот сходи и посмотри сама – там ни одной ветки!
АЛЛА. Мама!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Алка!

Алла встает, идет в комнату Анны Алексеевны.
Через пару секунд молча возвращается, садится за стол.

Ну как? Много деревьев насчитала?
ОЛЬГА (подняв рюмку). За то, что в этом доме ничего не меняется! (Пьет.)
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Нет-нет! За мою звезду! За мою гордость! За тебя, Хельга!
АЛЛА. Тебе нельзя, мам.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Это уж я сама решу.
ОЛЬГА. Мам, а что дальше?
АЛЛА. Боже мой, Оля, ну хотя бы ты!
ОЛЬГА. Мне правда интересно.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. В этом доме меня никто не слушает, Хельга. Кирилл пьет и молчит, Алке я сама не хочу ничего говорить... Только Катарина, да и то ей сейчас не до бабкиных сумасшедших россказней.
ОЛЬГА. Пьет, говоришь?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Да-да, говорю, загорелись три ярких глаза. Они смотрели на меня, а я на них. Ну все, думаю, хана бабке.
АЛЛА. Да, а где Катя?
АННА АЛЕКСЕЕВНА (Ольге). Катарина и в музыкалку, в театральный, и на английский, и в художку. Вся в тебя. Талант.
АЛЛА. Уже почти одиннадцать.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Катарина гуляет.
АЛЛА. В такое время?

Алла берет телефон, набирает номер.

ОЛЬГА. Кошка-Кэт гуляет сама по себе… Всего лишь одиннадцать, пусть погуляет. Мам, рассказывай дальше.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Я встаю, подхожу и смотрю в окно…а там…
АЛЛА (по телефону). Алло, Катюша! Катюш, ты где? Мама, она молчит в трубку! Поговори с ней!
АННА АЛЕКСЕЕВНА (по телефону). Катарина, ты где? (Алле.) Она во дворе.
АЛЛА. В каком еще дворе?
АННА АЛЕКСЕЕВНА (по телефону). В каком дворе? (Алле.) Она с Вовой.
АЛЛА. С Вовой? С Андриановым, что ли? (Забирает телефон.) Катя, ты с Андриановым? Молчишь? Приходи немедленно! Немедленно, я сказала! (Кладет трубку.)
АННА АЛЕКСЕЕВНА (Ольге). Так вот, они уже тянули свои руки ко мне, свои холодные руки. А я – бац! - и надела свой защитный шлем, и им пришлось отступить.
ОЛЬГА. Круто. Покажешь шлем?
АЛЛА. Оля, пожалуйста, не надо.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Покажу, он у меня в комнате. Но они вернутся очень скоро, я чувствую. Слышишь меня, Алка?
АЛЛА. Да-да, слышу-слышу. Андрианов завтра от меня получит по полной, таскает Катю по каким-то дворам.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Думаешь, я чокнулась? Думаешь, у бабули совсем ролики за ролики заехали? Крыша у старухи поехала? Сбрендила бабуля? А то, что бабулю по «Рен-ТВ» дважды показали? А то, что ее показания ученые записывали, это как?
ОЛЬГА. Мама у нас звезда.
АЛЛА. До тебя ей далеко.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Каждому свое. Хельга в искусстве, я в паранормальном.
АЛЛА. Одна я тут не пара, одна я тут просто нормальная.

Открывается входная дверь, заходит КАТЯ. Прядь волос у нее выкрашена в зеленый.

Катюша, почему так поздно?

Катя молча снимает куртку, разувается.

Кать, дыхни, пожалуйста. Ты курила с Андриановым? Он тебя заставил?

Катя делает несколько жестов и уходит в свою комнату.

Это вообще нормально, что ребенок приходит домой почти за полночь?
ОЛЬГА. Сейчас одиннадцать ноль две, не драматизируй... Меня даже не заметила.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Она обрадуется, Хельга. Так по тебе скучала, новости про тебя у себя в компьютере смотрела, мне показывала.
АЛЛА. Если заговорит, конечно.
АННА АЛЕКСЕЕВНА (Ольге). Катарина уже две недели с ней жестами разговаривает.
ОЛЬГА. В смысле - посылает?
АЛЛА. Язык жестовый, как у глухих.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Ее наш сосед учит, а она меня. У нас новый сосед, он глухой. Симпатичный.
ОЛЬГА. Симпатичный?
АЛЛА. Старичок, лет шестьдесят.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Катарина считает, что он в меня влюблен.
ОЛЬГА. Ого, какие у вас тут страсти.
АЛЛА. Отличная парочка.

Алла подходит к двери Кати. Дверь заперта. Алла стучит.

Катюша! Ты считаешь, это нормально – приходить в такое время? Открой дверь! Ты ужинать будешь? Или мне убирать со стола? Если ты сейчас что-то мне отвечаешь, то извини, не вижу, между нами дверь!
ОЛЬГА. Катрин, comment ;a va?

Из комнаты слышен радостный вопль Кати, через мгновение она открывает дверь и бросается к Ольге.

КАТЯ. Мама!
ОЛЬГА. Comment ;a va? Не забыла еще?
КАТЯ. Нет-нет, Катя учит! ;a va bien!
ОЛЬГА. Молодец, Катрин.
АЛЛА. А, да, забыла сказать, Катя теперь говорит о себе в третьем лице.
ОЛЬГА. О, это интересно.
КАТЯ. Катя тоже так считает! Как там у тебя?
ОЛЬГА. У меня все круто, как всегда. А ты такой хорошенькой стала.
КАТЯ. Тетя Алла говорит, что Катя толстая.
АЛЛА. Я не…
ОЛЬГА. А знаешь, что хорошо сгоняет жир? Секс!
АЛЛА. Оля! Ей пятнадцать!
ОЛЬГА. И? Ты хочешь сказать, что современная молодежь ждет до двадцати трех, как ты? (Кате, громким шепотом.) Хотя, по секрету, до девятнадцати.
АЛЛА. Я хочу сказать, что Катя еще ребенок, и я не хочу, чтобы ты при ней такое говорила!
ОЛЬГА. D’accord, d’accord. (Кате, подмигивая.) Мы с тобой еще поговорим об этом после. А то, боюсь, у тебя устаревшая информация по поводу пестиков и тычинок.
АЛЛА. Ни о чем вы разговаривать не будете. Катюш, что происходит? Где ты была? В каком дворе?  Почему ты себе позволяешь приходить в такое время?
КАТЯ (на жестовом языке). Хочу – прихожу! Хочу – не прихожу!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Катарина говорит, что приходит тогда, когда хочет.
АЛЛА. Открой рот и говори нормально. Катя! Тебе сложно открыть рот и говорить нормально? (Анне Алексеевне.) Мам, ну скажи ей.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Не надо меня впутывать, я всего лишь переводчик, третья сторона. Сама разбирайся.
ОЛЬГА. Может, выпьем наконец? Как-никак, я приехала! Катрин, ты пьешь коньяк?
АЛЛА. Нет, она не пьет ничего! (Кате.) Иди в свою комнату. Если ты не собираешься со мной разговаривать, то никакого ужина и никакой мамы.
КАТЯ (на ЖЯ). Отстань и иди на!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Катарина говорит: «Отстаньте от Кати и идите…». Кэт, куда нам идти? Я не разобрала слово. Скажи по буквам.
АЛЛА. Мама! Ну пожалуйста, пусть она нормально говорит! Скажи ей!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Катарина! А ты знаешь, что ко мне сегодня опять приходили они?
КАТЯ. Серьезно? А ты что?
АЛЛА. Катюш!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. А я смотрю в окно и вижу три горящих глаза. И руки длинные-длинные. Тянутся ко мне. А тетя твоя говорит – ветка это! Да там же ни одного дерева рядом, какая это ветка?
КАТЯ. А дальше? Дальше?
АЛЛА. Катюша, прекрати. Мама, пожалуйста!
КАТЯ. Мам, ты слышала? Бабушку уже раз двадцать пытались забрать.
ОЛЬГА. Да, это невероятно круто. (Поднимает рюмку.) За чудесное спасение нашей дорогой мамы и бабушки! (Пьет. Тянется к телефону, передумывает.)
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Они, значит, тянут руки, а я думаю – нет! Не пройдет! Вам меня не достать! И надела свой шлем! Они и исчезли.
КАТЯ. Кате бы такой шлем, чтобы всякие они исчезали.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. А хочешь, я и тебе сделаю?
КАТЯ. Катя хочет!
ОЛЬГА. Я тоже.
АЛЛА. Катюш, мы же говорили об этом. Оля, я тебя прошу, ты же только подливаешь масла в огонь.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Я написала писем еще, отнесешь завтра, Кэт?
КАТЯ. Да, бабуль, Катя отнесет.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Только вот это письмо не надо, это Хельге. А она уже тут.
ОЛЬГА. А ты все равно дай, я почитаю.
АЛЛА. Катюш, отдай мне, я завтра отправлю. Отдай!
КАТЯ (на ЖЯ). Нет! Нет! Нет!
ОЛЬГА. Отдай, детка. Не зли тетю Аллу.

Катя отдает письма.

АЛЛА. Иди в свою комнату. Быстро!
ОЛЬГА. Иди, детка, мы завтра поболтаем.

Катя уходит в комнату, громко хлопнув дверью.

АЛЛА. И тебе, мама, тоже пора спать.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Ох-ох, училка, всех разогнала. Никто тебя не боится тут.
АЛЛА. Давай-давай, Оля никуда не денется.
ОЛЬГА. Спокойной ночи, ма.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Спокойной ночи, Хельга.

Алла помогает Анне Алексеевне встать, провожает ее в спальню.
Возвращается, убирает со стола, Ольга допивает в одиночку коньяк.

ОЛЬГА. Он правда много пьет?
АЛЛА. Пьет.
ОЛЬГА. А пишет что-нибудь?
АЛЛА. Не интересовалась.
ОЛЬГА. Ты видела мою последнюю акцию? У Лувра? В том году?
АЛЛА. Нет.
ОЛЬГА. Правда? А мне говорили, что показывали даже по российским каналам.
АЛЛА. Не знаю, может и показывали.
ОЛЬГА. Да, кто-то из моих московских писал, что видел меня. Ну, в общем, если кратко, то мы разделись до нижнего белья, облили друг друга красками и читали стихи Аполлинера задом наперед!
АЛЛА. Понятно.
ОЛЬГА. Ты поняла, в чем смысл?
АЛЛА. Показать всему миру свои сиськи?
ОЛЬГА. Фу, Алла, фу. Разве непонятно? Это была акция против засилья чертовой попсы.
АЛЛА. А я думала, что это была акция трех старых теток в лифчиках за пластическую хирургию.
ОЛЬГА. Значит, ты все-таки видела?
АЛЛА. Мне одноклассники Кати на уроке рассказали. Говорят, видели вашу сестру по телеку – сиськи ниче! Так когда ты уезжаешь?
ОЛЬГА. А что, если я надолго?
АЛЛА. Тогда тебе лучше не встречаться с моими учениками. Ну, правда. У тебя тут дела? Виза закончилась, надо продлить?
ОЛЬГА. Нет, с визой все отлично.
АЛЛА. Что-то случилось?
ОЛЬГА. А почему должно было что-то случиться?
АЛЛА. Ну не знаю. Просто ты так редко являешь нам прекрасную себя, что сразу начинаешь подозревать худшее.
ОЛЬГА. Я просто приехала. Решила посмотреть, как вы тут без меня справляетесь.
АЛЛА. Справляемся. Как видишь.
ОЛЬГА. Ты чего такая, систер?
АЛЛА. Какая?
ОЛЬГА. Ну не знаю… злобная. Кидаешься на всех. На бедную девочку-подростка и на тяжелобольную мать, например. И на любимую старшую сестру.
АЛЛА. Я ни на кого не кидаюсь. Катя просто отбилась от рук, ее надо воспитывать. Я же не суперкрутая мамаша, которая приезжает раз в три года и у которой все круто и весело… с ее политикой вседозволенности…

Анна Алексеевна выходит из спальни, несет сделанную из медной проволоки пирамидку.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Секретничаете?
ОЛЬГА. Типа того.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Ну, не буду вам мешать. Только вот, Хельга, возьми, это тебе. Мало ли, вдруг они на гостей нападают.
ОЛЬГА. Спасибо, ма. Размер универсальный?
АЛЛА. Мама, иди спать.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Иду-иду. Если за окном загорится глаз, кричите.
ОЛЬГА. Будем кричать: «Пожар!», мамуль.

Анна Алексеевна уходит.
Ольга надевает пирамидку на голову.

ОЛЬГА. Мне идет? Слушай, кажется, это работает. Я чувствую что-то необычное.
АЛЛА. И маме тоже не надо потакать, она должна видеть границу между реальностью и ее видениями. И эту границу должны обозначать мы! А не потакать ей и не делать вид, что все нормально!
ОЛЬГА. Что ты говоришь? Я не слышу! Кажется, этот шлем волшебный! Он отсекает ворчание и скучные разговоры! Я вижу только, как ты рот разеваешь.
АЛЛА. Очень смешно! Ты хоть знаешь, что у мамы был инсульт?
ОЛЬГА. Да, это было в мой прошлый приезд. Два или три года назад.
АЛЛА. Это был первый приступ, а я про второй говорю.
ОЛЬГА. Тогда не знаю. Но она выглядит хорошо. И ухажера себе завела, как я понимаю. А почему я не получала ни одного маминого письма?
АЛЛА. Зачем тебе читать этот бред?
ОЛЬГА (перебирает письма). Президенту, в полицию, президенту, на Первый канал, президенту. Много их?
АЛЛА. Каждый день штуки по три-четыре.
ОЛЬГА. Вы, наверное, уже разорились на конверты. И что, вам отвечают? Что президент пишет? Типа «спасибо, что предупредили, примем меры по устранению инопланетного захватчика»?
АЛЛА. Я их не отправляю. Они все лежат в комоде. И в этом нет ничего смешного. Это серьезно. Лучше ей уже не станет, но мы можем держать ее на этом уровне, не дать окончательно уйти в мир фантазий.
ОЛЬГА. А зачем ей реальность? Может, и правда, лучше уйти и бродить по кисельным берегам? Я бы выбрала это, чтобы хотя бы не смотреть на эти обои и на твою унылую физиономию. Когда вы тут ремонт последний раз делали?
АЛЛА. Ну, извините, вам из вашего Парижа виднее.
ОЛЬГА. Я живу в Провансе, а не Париже.
АЛЛА. Что Париж, что Прованс – нам все едино. Из нашей жопы мира они сливаются в одну далекую точку.
ОЛЬГА (открывает одно письмо, читает). «Президенту Франции. Уважаемый президент, это письмо вам должна передать моя дочь Хельга. Надеюсь, вы получили предыдущие девять писем. Простите великодушно, что могу мешать вам, но дело мое срочное и не терпит отлагательств». Ого, какой стиль. «Время мое уходит, я боюсь не успеть сделать то, что должна! Мы все в опасности. Каждый из нас в опасности. Только вы можете спасти нас. Nel mezzo del cammin di nostrа… бла-бла-бла чего-то там». Это итальянский?
АЛЛА. Мама решила заново переводить Данте.
ОЛЬГА. Понятно. «Бла-бла… За нашими спинами стоят они. У них нет ни лица, ни тела. Но они держат в руках песочные часы и…». Как так? У них же нет тел? А руки есть? «Они рядом. Они дышат тебе в спину. Они ждут. Они обнимут тебя, когда в часах закончится песок, и после этого объятия не будет уже ничего». Ну, чума! Это ж надо печатать! Наша мама – Ванга!
АЛЛА. Не вижу причин для веселья. Ты так и не сказала, причина твоего приезда – это?
ОЛЬГА. Я соскучилась. По любимой сестренке.
АЛЛА. Очень смешно.
ОЛЬГА. Если хочешь знать, да, я хочу забрать… кое-что свое. Я поняла, что у тебя слишком много моего. У тебя все, а у меня ничего. Что-то нужно отдать.
АЛЛА. Много твоего? Это что? Больная мать? Или зарплата училки? А знаешь, я поняла… И этот вопрос про ремонт. Все понятно.
ОЛЬГА. У вас обои отклеиваются, вот я и спросила.
АЛЛА. Нет, я поняла. Ты хочешь свою долю? Хочешь разменять квартиру и забрать свою долю?
ОЛЬГА. Алла, я тебя умоляю. На мою долю я там даже унитаз не куплю.
АЛЛА. Так я и думала, так я и знала…
ОЛЬГА. Ты меня вообще слышишь? Не нужна мне доля.
АЛЛА. Постелешь себе сама, ладно? Мне завтра к первому уроку.
ОЛЬГА.D’accord. Спокойной ночи, сестренка.
АЛЛА. И не кури больше на кухне. Выйди на лестницу.
ОЛЬГА. Слушаюсь, хозяин.
АЛЛА. А с Кириллом… Не надо. Поняла? Да?
ОЛЬГА. Спокойной ночи.

Алла уходит в свою комнату.
Ольга достает из сумки таблетки, пьет. Проверяет телефон.
Из-за двери выглядывает Катя.

КАТЯ. Она ушла?
ОЛЬГА (вздрагивает). Что?
КАТЯ. Теть Алла ушла?
ОЛЬГА. Да, только что.
КАТЯ. Можно к тебе?
ОЛЬГА. Конечно, детка, только тихо!
КАТЯ (на цыпочках выходит из комнаты). Катя так рада! Ты надолго?
ОЛЬГА. Пока не знаю, детка. Потусую тут немного.
КАТЯ. Как там твой француз?
ОЛЬГА. Все круто. Все круто. А как дядя Кирилл? Правда пьет?
КАТЯ. Ну так, бывает... В прошлом году у тебя были крутые акции! И с краской, и с перебинтованными лицами! Катя плакала, когда тебя били по лицу дохлыми кроликами.
ОЛЬГА. Они легонько, это же часть акции.
КАТЯ. Да, но это так сильно! Так круто! Катя хотела в театральном сделать подобную акцию, но Татьяна Сергеевна не одобрила. Ничего они не понимают в искусстве, ничего. Поэтому театралку Катя бросила. А почему ты в этом году ничего не делала?
ОЛЬГА. Что? Ой, давай откроем окно и покурим. Ты же куришь?
КАТЯ. Вообще-то нет, но с тобой могу.
ОЛЬГА (открывает окно, закуривает). Не курит, не пьет. Чудо-ребенок просто.
КАТЯ. Это плохо?
ОЛЬГА. Нет, это отлично. Вся в тетю Аллу.
КАТЯ. Не так уж и вся. У Кати даже тройки есть, и еще планируются. Она хочет сейчас больше артом заниматься, а не в школе торчать, понимаешь? Она художку бросила, потому что там скучно. Ты была права, там никакой свободы для настоящего художника.
ОЛЬГА. Я так говорила, да?
КАТЯ. Да, в интервью.
ОЛЬГА. Не помню.
КАТЯ. Это было после акции, где вас подвешивали вверх ногами в музее.
ОЛЬГА. А, да.
КАТЯ. Тетя Алла, конечно, не знает. Она бы сразу прибила. Катя по вторникам и четвергам после школы три часа гуляет с Андриановым, типа в художке в это время. Уже три месяца так. Андрианов, конечно, дурак. Не понимает ничего в искусстве. Катя ему рассказывает, а он у виска крутит. Скоро будет последний звонок для одиннадцатиклассников, Катя готовит мегаперфоманс! Представляешь, ма? Мам? (Наклонив голову, показывает на зеленую прядь волос.) Видишь эту прядь? Катю на той неделе чуть не побили за нее. Она с Андриановым гуляла, их остановили какие-то уроды. Ее Андрианов отбил, он качается, хоть и дурак. Хочешь, познакомлю тебя с ним? Мы завтра прогуливаем художку, приходи к нам во двор. А тетя Алла мне про волосы, знаешь, что сказала? Сказала типа будь самой собой, зачем тебе эта зеленка? А Катя не хочет быть самой собой. Она хочет быть тобой! Или тобой, и еще кем-нибудь. Одновременно, понимаешь? Катя не понимает, почему у человека должна быть только одна личность, а не две или три. Или семь на каждый день недели. Чтобы не было скучно всю жизнь ходить с одной-единственной личностью. Катю вдохновил твой перфоманс, когда ты сдирала с себя слои кожи, помнишь?
ОЛЬГА. Кать…
КАТЯ. Да, мам.
ОЛЬГА. Там дядя Кирилл сидит на лавочке, да?
КАТЯ. Да.
ОЛЬГА. Знаешь, я пойду на улице покурю. А то тут дым идет обратно на кухню. Спокойной ночи, детка.

Ольга хватает со стола бутылку коньяка, выбегает из квартиры.
Из своей комнаты выходит испуганная Анна Алексеевна.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Хельга? Ты здесь?
КАТЯ. Нет, бабуль. Здесь Катя.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Хельга, проверь, пожалуйста, мою комнату. Мне кажется, там кто-то спрятался под кроватью. Я слышала чье-то дыхание. Он под моей кроватью! Ты веришь мне, веришь, Хельга?
КАТЯ. Да, бабуль. Пойдем проверим.

Катя вместе с Анной Алексеевной идут в комнату.


Двор. На скамейке у подъезда сидит Кирилл. Напротив него стоит Ольга. Молчат.

ОЛЬГА. Это я.
КИРИЛЛ. Вижу.
ОЛЬГА. Привет.
КИРИЛЛ. Привет.
ОЛЬГА. Выглядишь ужасно.
КИРИЛЛ. Знаю.
ОЛЬГА. Алла говорит, ты пьешь.
КИРИЛЛ. Пью.
ОЛЬГА. Много?
КИРИЛЛ. Много.
ОЛЬГА. Ну и зря. Я присяду?
КИРИЛЛ. Садись.
ОЛЬГА. Мерси. Зря ты, конечно, пьешь.
КИРИЛЛ. Пришла проповедовать?
ОЛЬГА (протягивает бутылку). Нет, вот, принесла. Выпьем?
КИРИЛЛ. Вообще-то, я вроде как в завязке. Почти два дня…
ОЛЬГА. Как хочешь, буду пить одна. Ну, за встречу?

Молчат.

Может, хоть чуть-чуть? Чего я одна, как алкашка?

Кирилл берет из рук Ольги бутылку. Пьет.

КИРИЛЛ. Французский?
ОЛЬГА. Что?
КИРИЛЛ. Коньяк французский?
ОЛЬГА. Нет, я тут, рядом купила, в «Пятерочке».
КИРИЛЛ. Понятно. Чего приехала?
ОЛЬГА. И у нас есть победитель! Ты угадал самый популярный вопрос дня. Получай приз. А ты чего домой не идешь?
КИРИЛЛ. Не хочется. Видишь, вон там созвездие?
ОЛЬГА. У меня минус три. Я вместо одного месяца вижу сразу шесть и все размыты. Для близоруких на небе всегда полная луна.
КИРИЛЛ. Везет вам.
ОЛЬГА. Пишешь что-нибудь?
КИРИЛЛ. Исключительно шаржи на самого себя. А ты?
ОЛЬГА. Есть пара идей.
КИРИЛЛ. Последние твои работы – дрянь.
ОЛЬГА. И даже у Лувра?
КИРИЛЛ. Особенно у Лувра. И это все уже было.
ОЛЬГА. Знаю. Все уже было. Все, что возможно. Я бы могла взять унитаз и выставить его как экспонат. Но это уже было! Было! Все, что я придумываю, при ближайшем рассмотрении оказывается плагиатом. Как будто в мире закончились идеи. Все использовано. Поэтому год уже ничего не могу сделать.
КИРИЛЛ. А я три.
ОЛЬГА. По той же причине?
КИРИЛЛ. Их много.
ОЛЬГА. И не работаешь?
КИРИЛЛ. Работал в магазине. Неделю. Телефоны продавал. Не смог. Лучше быть безработным, чем это.
ОЛЬГА. И что ты делаешь тогда? Пьешь и все?
КИРИЛЛ. Пью. Гуляю. Телевизор смотрю. Пью. Гуляю.
ОЛЬГА. Мама говорит, ты постоянно молчишь.
КИРИЛЛ. Не о чем говорить.
ОЛЬГА. Как тебе это удается? Сохранять спокойствие? Ловить дзен? Три года не пишешь ничего, живешь за счет жены, пьешь и пялишься в ящик. Неужели ты угас? Ты был не таким.
КИРИЛЛ. Я успокоился.
ОЛЬГА. Как?
КИРИЛЛ. Не знаю. Смотрел как-то по ящику передачу. Я теперь много смотрю ящик, да. Про Эверест. Оказывается, дойти до вершины очень трудно. Многие не доходят. А если альпинист не доходит, то его оставляют там, даже еще живого. Потому что очень холодно и тело невозможно спустить. Так трупы и лежат на склонах Эвереста.
ОЛЬГА. Веселая передача.
КИРИЛЛ. Там есть один особенный труп. Его все называют «Зеленые ботинки». Там показывали фото – салатовые такие ботинки, красная куртка, лежит на боку, запорошенный снегом. Уже лет двадцать лежит. А ботинки по-прежнему яркие. И представь, что он, мертвый, приносит пользу – по нему альпинисты определяют высоту восемь тысяч пятьсот, понимают, что до вершины еще триста сорок восемь метров. И меня, знаешь, как-то отпустило после этой передачи… Я понял, что нам не дано узнать, когда и чем мы будем полезны миру. Так что бессмысленно стараться что-то делать.
ОЛЬГА. А как все начиналось, да? Думали, что художником может стать каждый.
КИРИЛЛ. Из наших никто уже не пишет. Федька пьет. А про Сашу слышала?
ОЛЬГА. Да. Ужасная история.
КИРИЛЛ. Он мне звонил накануне, что-то говорил, но я не думал, что он возьмет веревку и… Как там твой? Не помню? Жерар, вроде?
ОЛЬГА. Анри. Мы расстались. Три дня назад.
КИРИЛЛ. Мм...
ОЛЬГА. Да. Ну, я пойду спать.
КИРИЛЛ. Давай.
ОЛЬГА. Спокойной ночи.
КИРИЛЛ. А ты надолго?
ОЛЬГА. Парам-пам! И вы угадали второй по популярности вопрос! Спокойной ночи.
КИРИЛЛ. Спокойной ночи.
ОЛЬГА. Спокойной.
КИРИЛЛ. Ну иди.
ОЛЬГА. Иду. Спокойной ночи. Бутылку оставить или… от греха?
КИРИЛЛ. Как хочешь.
ОЛЬГА. Ну, пока.
КИРИЛЛ. Пока.
ОЛЬГА. Пока.

Ольга, помедлив, уходит.

Следующий день.
Этот же двор. Катя с Вовой прогуливают художественную школу.

ВОВА. Пойдем, пиццу пожрем?
КАТЯ. Вован, ты достал жрать. Ты замечал в Кате что-то необычное?
ВОВА. Она чокнутая. Это считается?
КАТЯ. Ты замечал у нее внимание к мелочам? Нездоровое? Она же часто говорила, что видит на земле или небе странные узоры?
ВОВА. Не слышал.
КАТЯ. Говорила-говорила, ты просто невнимательный собеседник. И в детстве она любила смотреть на стену. Могла часами сидеть и просто смотреть на то, как складывается узор на обоях. Придумывала истории про то, как какой-нибудь герой пробирается сквозь эти узоры.
ВОВА. Герой типа Бэтмена?
КАТЯ. Еще помню, у бабушки был в спальне красный ковер – в нем узоры были похожи то на розы, то на головы тигров. И представь, Катя сегодня открыла википедию – оказывается, это один из симптомов Аспергера!
ВОВА. Аспер - че?
КАТЯ. Это типа аутизм, но полезный. В смысле, такие люди часто бывают гениями. У них есть какой-то отдел мозга, который называют «остров гениальности». И они становятся крутыми в одной области. В искусстве особенно. А другие области из-за этого страдают.
ВОВА. Компенсация.
КАТЯ. Ого, Андрианов! Ну ты выдал! Ну да, тип того. Короче, Катя поняла, в чем дело. Она аспи.
ВОВА. Кто?
КАТЯ. Аспи. Так мы себя называем. Те, у кого синдром Аспергера.
ВОВА. Ну жесть. Новый загон.
КАТЯ. Мы интроверты. Нам тяжело общаться с остальными. Так что мы будем реже видеться, Андрианов.
ВОВА. Всю жизнь мечтал!
КАТЯ. Заткнись, короче, слушай. Благодаря своей гениальности Катя придумала перфоманс. Как тебе такое? Ты выходишь на сцену, а Катя бьет тебя по лицу дохлыми кроликами. А?
ВОВА. Где ты кроликов возьмешь?
КАТЯ. Катя знала, что ты не одобришь. О, там мама идет.
ВОВА. Ого, прям как из телека.

Подходит Ольга, позвякивая пакетом из продуктового магазина.

ОЛЬГА. Bonjour!
ВОВА. Здрасте.
ОЛЬГА. Катрин, познакомь меня с молодым человеком.
КАТЯ. Это Андрианов.
ОЛЬГА. Имя-то у него есть?
КАТЯ. Вован.
ВОВА. Владимир. А я вас видел по телеку.
ОЛЬГА. Знаю-знаю. Типа классные сиськи?
ВОВА. Типа того…
ОЛЬГА. Чем занимаетесь?
КАТЯ. Катя придумала перфоманс на последний звонок. Но Вован не одобряет.
ОЛЬГА. Рассказывай.
КАТЯ. Это как твоя акция в прошлом году. С кроликами.
ОЛЬГА. Это не моя, я ее сперла кое у кого.
КАТЯ. Это не важно! Только у нас могут быть плюшевые медведи.
ОЛЬГА. Детка, но ведь это уже было! Было! Тебе самой не тошно от того, что ты берешь идею у того, кто ее украл у кого-то третьего? А этот третий тоже не сам это придумал. Идея использованная и липкая от отпечатков пальцев тысяч людей.
КАТЯ. Катя об этом не думала.
ОЛЬГА. Ты же сказала, что хочешь заниматься артом? Так займись. Придумай свое. Найди себя, а не иди той же дорогой. Эта дорога упирается в стену, это я тебе точно говорю.
ВОВА. А если с твоим языком жестов? Прочтешь стишок какой-нибудь.
КАТЯ. Вован! Не вмешивайся. Тут общаются художники.
ОЛЬГА. Отчего же? Вован молодец. Только не стишок, а монолог. Напиши монолог. О себе. И расскажи. Что-то типа твоей жизненной программы. Ну не знаю: «Я Петя, я музыкант. Люблю делать то-то и не люблю делать того-то. Боюсь тараканов и нашествия инопланетян. Хочу мира во всем мире и чтобы никто не ушел обиженным». Давай, Вован. Придумай что-нибудь.
ВОВА. Я Вова. Я учусь в девятом «А». Люблю пиццу с колбасой и сыром. Не люблю пиццу с грибами. Боюсь географичку и отчима. Хочу айфон. Не хочу самсунг.
ОЛЬГА. Прекрасно, Вован. Исповедь целого поколения.

Из подъезда выходит Николай Викторович, сосед.

НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (Кате, на жестовом языке). Добрый день!
КАТЯ (на ЖЯ). Привет! (Ольге.) Мам, это Николай Викторович, тот самый сосед!
ОЛЬГА. Здрасте. Как с ним поздороваться?
КАТЯ. Вот так. (Показывает.)
ОЛЬГА (на ЖЯ). Привет.
КАТЯ (на ЖЯ). Это моя мама. (Ольге.) У нас сейчас урок. Садись, мам.

Ольга присаживается на лавочку.

НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). Новые слова. (Подает Кате бумажку с написанными словами.) Один. Магазин.
КАТЯ. Ага, магазин.

Николай Викторович показывает, Катя повторяет.

НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). Два. Собака.
КАТЯ (на ЖЯ). Собака. (Вове.) Андрианов, давай.
ВОВА. Я не понимаю.
КАТЯ. Ну смотри, дурак. (Показывает.) Вот так и так.
ОЛЬГА. Я тоже дурак, я тоже не понимаю. Покажи, Катрин.
КАТЯ. Вот так.
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). Три. Любовь. Четыре. Я тебя люблю.


Монолог #1
Кирилл
Я Кирилл. Я…Это обязательно?
ОЛЬГА. ДА.
Монолог #1
Я Кирилл. Я безработный.
Люблю пиво. Смотрю ящик.
Не люблю… вот такие глупые монологи не люблю.
Боюсь. Да, наверное, уже ничего не боюсь.
Хочу пива. Спасибо.


Квартира Аллы.
Кирилл сидит на кухне, пьет пиво, смотрит футбол.
Анна Алексеевна в защитном шлеме и со сковородкой наперевес выходит из своей спальни.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Ну, где ты там? Иди сюда! Думаешь, скроешься от меня? Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai per una selva oscura, ch; la diritta via era smarrita! Знаешь, откуда?
КИРИЛЛ. Неа. Даже если и знал, то забыл.
АННА АЛЕКСЕЕВНА (размахивается и давит сковородкой таракана). Если дословно: «В середине земной нашей жизни, я очутился в темном лесу, ибо путь мой отклонился от прямого». Кирюша, не смей опять бросать Алку.
КИРИЛЛ. Что?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». А это в переводе Лозинского. Три года назад так же было. Помню-помню. И пьешь с тех пор, как она уехала без предупреждения. И не рисуешь свои картинки. И Аллу мучаешь. Не надо с ней так. Ей и так не везет.
КИРИЛЛ. Идите к себе, Анна Алексеевна.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Это они на тебя волны пускают. Затуманивают мозги. А ты шлем надевай, будешь как я. Чист разумом.
КИРИЛЛ. Кристально…

В квартиру крадучись заходят Катя и Ольга с пакетом продуктов.

КАТЯ. Привет, бабуль! Привет, дядь. (Ольге.) Все чисто, тети Аллы нет.
ОЛЬГА. Привет, Кирилл. (Кате.) Я за соседом! Держи пакет!

Ольга отдает пакет Кате, уходит.

КАТЯ. Бабуль! Как дела?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. За каким еще соседом пошла Хельга?
КАТЯ. За Николаем Викторовичем. Она с ним сейчас познакомилась и одобрила.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Чего она там одобрила?
КАТЯ. Увидишь. Ты садись, садись.

Ольга возвращается, ведя за собой Николая Викторовича.

ОЛЬГА. Ма, смотри, с кем я случайно столкнулась на площадке!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Вижу-вижу.
ОЛЬГА. С Николаем Викторовичем!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Что вы тут вдвоем устраиваете?
ОЛЬГА. Мы устраиваем твою личную жизнь, мам. Потом примемся за Аллу. Решили начать с тебя, потому что с тобой попроще, у Аллы тяжелый случай даже при наличии мужа.
КАТЯ. Катя будет переводить. Ты еще пока плохо сама разговариваешь.
ОЛЬГА (Николаю Викторовичу). Вы садитесь, садитесь. И ты, мама, садись.
КАТЯ (на жестовом языке). Сидеть.
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ  (на ЖЯ). Спасибо. Здравствуйте, Анна.
КАТЯ. Он говорит: «Привет, великолепная и прекрасная Анна».
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Так и говорит?
КАТЯ. Ну типа да.
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ  (на ЖЯ). У вас на голове – что это? Шляпа?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Чего он на голову показывает? Господи, я же в шлеме сижу, как дура. И никто не скажет. (Снимает шлем.) Хотите померить?
КАТЯ (на ЖЯ). Хочешь?
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). Спасибо.

Николай Викторович надевает шлем.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Ему идет, да? Хельга, налей чаю гостю. Скажи ему, Катарина, что этот шлем защитный, он предохраняет от электромагнитных волн, которые посылают инопланетяне нам в голову.
КАТЯ. Катя таких слов не знает.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Переводчик, называется. (Размахивает руками, пытается объяснить жестами.) НЛО! Сверху! Посылает лучи! Зомбирует! Лучи! Как из телевизора! Проникают в голову! И ты зомби! А он спасает!
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). От солнца?
КАТЯ. Вот этого я тоже не знаю.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Да он понял меня, видишь, кивает. Понял? Лучи проникают и голова – хоп – взорвалась! А шлем – оп – и блокирует!
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). Давление?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Да-да! Видишь, Кэт, никаких переводов нам не надо, все понятно!
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). У меня вечером тоже от давления голова болит и сердце покалывает. Я ромашку завариваю обычно.
КАТЯ. Короче, он влюблен в тебя, бабуль, видишь, к груди руку прижимает.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Не учи ученого, сама вижу. Хельга, хватит тут со своим телефоном маячить. Дальше мы сами.
ОЛЬГА. Мам, может, вы тогда погуляете?
АННА АЛЕКСЕЕВНА (Николаю Викторовичу). Гулять! Туда!

Анна Алексеевна берет Николая Викторовича за руку, выходят.

КАТЯ. Ого! Бабушка давно не выходила из квартиры. Там сильнее радиоволны.
ОЛЬГА. Это чудотворная сила любви. Ты тоже погуляй.
КАТЯ. Катя не хочет гулять. Катя хочет быть с тобой.
ОЛЬГА. Будешь еще, будешь. Я никуда не денусь. Иди. Андрианов, наверное, еще там.
КАТЯ. Катя недолго.

Катя уходит.
Ольга присаживается к Кириллу.

ОЛЬГА. Какой счет?
КИРИЛЛ. Ноль-ноль.
ОЛЬГА. Может, сделаешь чуть тише?

Кирилл берет пульт, убавляет громкость.
Ольга наливает, пьет. Молчат.

Поцелуй меня.
КИРИЛЛ. Оля…
ОЛЬГА. Да-да, это неправильно, так нельзя, все это я знаю. Поэтому я и не говорю: «Давай это обсудим», я говорю: «Поцелуй меня».
КИРИЛЛ. Алла сейчас придет с работы.
ОЛЬГА. Просто поцелуй.

Кирилл целует Ольгу.
Открывается входная дверь, Кирилл и Ольга отскакивают друг от друга, входит Алла.

АЛЛА. О! Привет! Не помешаю?
ОЛЬГА (на жестовом языке). Привет! Как дела?
АЛЛА. Отлично. В этом доме теперь все будут молчать и руками размахивать?
ОЛЬГА (на ЖЯ). Да. Нет.
АЛЛА. Можешь не стараться, я все равно тебя не понимаю.
ОЛЬГА. Я пока знаю только слова «да», «нет», «ты», «я», «люблю», «как дела», «магазин». О, и «собака»!
АЛЛА. Понятно. Чем занимаетесь?
ОЛЬГА. Смотрим футбол. Счет ноль-ноль.
КИРИЛЛ. Уже один – ноль.
АЛЛА. Понятно… (Пауза.) Сегодня Храбров из девятого «бэ» вместо гайки в разрезе начертил что-то непонятное в духе раннего кубизма. Я ему говорю: «Храбров! Это прекрасно! Но где же гайка? Куда дел гайку?». Гениально, но пришлось ставить двойку.
ОЛЬГА. Вот так школа и губит таланты. А я купила продукты.
АЛЛА. Там есть что-нибудь, кроме бутылок?
ОЛЬГА. Пиво в банках.

Ольга достает из сумочки таблетки, запивает водой.

КИРИЛЛ. Что это? Лекарства?
ОЛЬГА. Витамины.
АЛЛА. Мне сегодня позвонили из художественной школы. Катя уже два месяца не ходит на занятия.
ОЛЬГА. Н-да?
АЛЛА. Так ты знаешь? Про художку?
ОЛЬГА. Ну, она как-то вскользь упомянула…
АЛЛА. Отлично. Кирилл, ты тоже знаешь? Прекрасно. Одна я ничего не знаю.
ОЛЬГА (смотрит на обои). Меня так бесит этот отклеившийся угол.
АЛЛА. Почему ты не сказала, Оля? Я должна знать про такие вещи!
ОЛЬГА. Должна? Тебе про них должна говорить Катя, а не я. Я не хочу вмешиваться в ваш конфликт.
АЛЛА. У нас нет конфликта! Просто она… она временно со мной не разговаривает.
ОЛЬГА. Она разговаривает.
АЛЛА. Размахивая руками?
ОЛЬГА. Это жестовый язык. Могла бы выучить несколько слов.
АЛЛА. Год назад она решила ходить вперед спиной – я должна была ходить так же? Полгода назад она разговаривала одними гласными по четным дням, а согласными – по нечетным, что, я должна была разговаривать так же?
ОЛЬГА. Знаешь, Ал, я тут подумала… у нас с Катей такое понимание. Мне кажется, что я ошиблась в выборе занятий. Я прирожденная мать.
АЛЛА. Мать, которая предлагает ребенку коньяк и покурить?
ОЛЬГА. Я толерантная и современная мать, тебе со своими советскими взглядами не понять.
АЛЛА. Ольга, не смеши. Ты кто угодно, но не мать.
ОЛЬГА. А ты мать?
АЛЛА. По крайней мере, я никого не бросала сразу после...
КИРИЛЛ. Алла.
АЛЛА (Ольге). Извини.
ОЛЬГА. Ты знаешь, чего мне это стоило и что за этим стояло. Знаешь, что? Ты так устала, воспитывая Катю. Отдохни. Ты свободна. Я вернулась! Я вернулась!
АЛЛА. На сколько? На неделю?
ОЛЬГА. Меня реально бесит этот угол.

Ольга, встав на стул, отдирает кусок обоев.

Так лучше. Пора делать ремонт. Так сказать, начинать новую жизнь!



ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
Квартира Аллы.
Кухня. Ремонт идет полным ходом.
Ольга стоит на стремянке, рисует на стене Эйфелеву башню.

ОЛЬГА. А потом можно знаешь что сделать? Вы с Андриановым начнете заливать краской сначала сцену, потом зрительный зал, потом можете обежать всю школу, оставляя всюду разноцветные следы. А? Как тебе?
КАТЯ. Круто. Но нас директриса убьет потом.
ОЛЬГА. Акционизм требует жертв, детка. Подай мне голубую краску.
КАТЯ. Катя придумала монолог про себя.
ОЛЬГА. Давай. Только дай мне еще мою рюмку. Она там, на столе. И рядом еще витаминка лежит, ее тоже дай. (Берет рюмку, запивает таблетку.) Поехали.
КАТЯ. «Она Катя. Она не знает, кем она хочет стать и кем она может стать. Она любит клубничное мороженое. Она не любит всех своих одноклассников, потому что они тупые и считают ее чокнутой. Кроме Андрианова, он просто дурак. Все вокруг говорят ей: «Будь собой!». Однажды она попробовала быть собой. Ей не очень понравилось.

У Ольги звонит телефон, она сбрасывает звонок.

ОЛЬГА. Извини, детка, я слушаю.
КАТЯ. «Ей вообще не очень-то хочется быть человеком. Она боится быть человеком. Она хочет быть цветочком или облачком. Чтобы в ней не было ничего человеческого, - ни мяса, ни крови, ни кишок. Только воздух или пустота». Пока все. Ну как?
ОЛЬГА. Отлично.
КАТЯ. Как тебе кажется, у Кати есть… какие-то данные для этого? Она может стать художником? Художником ведь может стать каждый? Ты же так говорила.
ОЛЬГА. Катрин, ты еще такая молодая. Прислушивайся к себе, занимайся разными вещами. Рано или поздно ты сама поймешь, к чему у тебя есть… склонность.
КАТЯ. А если Катя не поймет? Если она всю жизнь проживет и так и не поймет, какой у нее есть талант и есть ли он вообще? Катя соврала. Она бросила художку, потому что над ней посмеялась училка, сказала, что все ужасно. Она брала Катины рисунки и смотрела на них так, будто там каляки-маляки какие-то. Это ужасно. Что делать? Когда откроется мой талант? Что, если у меня его нет совсем? Что мне делать? Где мой остров гениальности? Когда я приплыву к нему? А что, если мне будет двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, а я по-прежнему не буду знать, в чем мой талант, в чем я гениальна?

У Ольги звонит телефон.

 А что если я всю жизнь проживу с ощущением гениальности, а ее у меня нет? Что, если я такая же, как все? У меня даже группа крови самая распространенная первая, а не редкая четвертая. Что, если мне суждено жить скучной жизнью большинства людей? Только они не задумываются об этом, а я задумываюсь. И мне страшно.

Телефон перестает звонить.

ОЛЬГА. Детка, девяносто девять процентов людей так проживают жизнь. Это счастливые люди. Я им завидую. Они не знают, что такое отказываться от всего ради чего-то, на что ничего не купишь, что нельзя съесть и что нельзя трахнуть.
КАТЯ. Вдруг я бездарность?
ОЛЬГА. А вдруг я бездарность?
КАТЯ. Ты нет!
ОЛЬГА. Тогда и ты нет.
КАТЯ. Я не хочу жить, как тетя Алла, - днем работать на нелюбимой работе, вечером доделывать отчеты для работы, утром вставать и идти на работу. Лучше сразу умереть, чем жить так.

У Ольги звонит телефон, она сбрасывает звонок.

ОЛЬГА. Ты несправедлива к тете Алле. В свое время она была очень талантливым графиком. Втайне я ей даже завидовала. Да я ей и сейчас завидую. Она счастливее меня.
КАТЯ. Она?
ОЛЬГА. Она-она. У нее есть то, чего нет у меня. И никогда не будет, наверное.
КАТЯ. Это чего?
ОЛЬГА. Тебя, например.
КАТЯ. Катя твоя, а не ее!
ОЛЬГА. Да? Если я скажу – поехали со мной, ты поедешь?
КАТЯ. Конечно!
ОЛЬГА. А как же Андрианов?
КАТЯ. Он дурак!

Входит Алла.

АЛЛА. Привет!
ОЛЬГА. Bonjour! Ну, как тебе?
АЛЛА. Мне кажется, ты много пьешь.
ОЛЬГА. А стена как тебе? Удается ли мне еще держать кисть? Хотела сначала что-то концептуальное, но Катя попросила Париж.
АЛЛА. Мне вообще кажется, что ты много пьешь. Не пей.
ОЛЬГА. Хорошо.
АЛЛА. У тебя вид нездоровый. Надо бросать.
ОЛЬГА. Брошу.
АЛЛА. Бросай.

Ольга бросает рюмку на пол.

Дура что ли?
ОЛЬГА. Извини. Хотела пошутить.
АЛЛА. Вытирай теперь пол, шутница. Веник и тряпка в ванной.

Ольга идет за тряпкой и веником.

АЛЛА. Слушай, Катя, мне тут твоя мама показала несколько слов на жестовом языке. Не знаю, как они переводятся. Может, подскажешь?

Алла указательным пальцем правой руки показывает на себя, затем на Катю и прикладывает руку ладонью к сердцу.

Вот, вот так примерно. Не знаешь, как это перевести? Катя? Может, я показываю неправильно? Покажи, как.

Ольга возвращается с веником и тряпкой.

КАТЯ (Ольге, на ЖЯ). Можно ей сказать?
ОЛЬГА. Ну только если не на жестовом, а то она не поймет.
КАТЯ. Катя уезжает во Францию! С мамой!
АЛЛА. Что? Это ты придумала? Оля, как ты можешь? Ты же понимаешь, что Катя никуда не уедет!
КАТЯ. Это почему?
АЛЛА. Потому что! Иди погуляй, я поговорю с твоей мамой.
КАТЯ. Катя не уйдет! Катя уезжает! И ее не остановит никто!
ОЛЬГА. Иди, Катрин. Андрианов тебя ждет.
КАТЯ. Скажи ей, что Катя уезжает!
ОЛЬГА. Катрин едет со мной.
КАТЯ. На жестовом это будет так. (Показывает фак.)
АЛЛА. Катя! Как ты смеешь?

Катя уходит.

(Ольге.) Как? Как она поедет? Куда?
ОЛЬГА. Ко мне.
АЛЛА. К тебе – это куда? Ты жила в доме Анри.
ОЛЬГА. Пока не думала. Не поверишь, но во Франции сдаются квартиры.
АЛЛА. А учиться? Где она будет учиться? Она не знает французского.
ОЛЬГА. Почему же? Она знает много слов.
АЛЛА. Каких? Привет-пока? Боже, почему я окружена одними инфантильными подростками? Как ты можешь так? Наобещать всем с три короба и уехать? Каждый раз так! И все тебе верят!
ОЛЬГА. В этот раз все по-другому.
АЛЛА. Да? Неужели?
ОЛЬГА. Я остаюсь. Навсегда.
АЛЛА. Так ты остаешься или увозишь Катю во Францию? Что-то я запуталась!
ОЛЬГА. Остаюсь!
АЛЛА. Понятно.

У Ольги звонит телефон, она сбрасывает звонок.

ОЛЬГА. Я серьезно остаюсь!
АЛЛА. Я поняла тебя. Могу устроить в школу преподавать ИЗО.
ОЛЬГА. Я подумаю.
АЛЛА. Три дня.
ОЛЬГА. Что?
АЛЛА. Спорю, что ты продержишься тут максимум три дня. Потом начнешь говорить, что задыхаешься в атмосфере провинции.
ОЛЬГА. Нет, дорогая. Я могу доказать!

Ольга уходит, приносит свой чемодан. Вываливает из него на пол все вещи.

АЛЛА. Ох, уж эта твоя любовь к эффектным жестам!
ОЛЬГА. Остаюсь!

Ольга берет нож, протыкает ножом чемодан.

Остаюсь! Сниму квартиру в центре, заберу Катю и буду жить с ней! Буду жить с ней!
АЛЛА. Нет! Нет! Нет!
ОЛЬГА. Да! Да! Oui! Oui!

Открывается входная дверь. Входит Кирилл с холстом подмышкой.

КИРИЛЛ. Всем бонжур! А как сказать «добрый вечер»? Оль? А чего это у вас тут? Зачем распотрошили чемодан?
ОЛЬГА. Я остаюсь. Насовсем.
КИРИЛЛ. Правда? Это… это хорошо. Катя будет рада.
ОЛЬГА. Я тоже рада.
КИРИЛЛ. И я.
АЛЛА. Мы все рады. (Кириллу.) Что это?
КИРИЛЛ. Где?
АЛЛА. В руках у тебя.
КИРИЛЛ. Холст. Это холст. Забыла, как он выглядит?
ОЛЬГА. Кирилл обещал написать мой портрет.
АЛЛА. Оля…
ОЛЬГА. Как насчет стиля ню?
КИРИЛЛ. Оля…
АЛЛА. Убирайся из моего дома!
КИРИЛЛ. Алла!
ОЛЬГА. Хо-хо! Это и мой дом тоже.
АЛЛА. Забирай все, что у меня есть, и убирайся!

У Ольги звонит телефон, она сбрасывает звонок.

(Пауза.) Извини. Я понимаю, что тебе пришлось пожертвовать Катей ради… ради искусства. Ну, или того, что ты считаешь искусством. А мне пришлось пожертвовать всем остальным ради Кати, нет, не пожертвовать, я даже рада, что она у меня есть. И она единственное, что у меня есть, понимаешь?
ОЛЬГА. Катю не отдам!
АЛЛА. Тогда беру свои слова назад.
ОЛЬГА. Отлично.
АЛЛА. Ты мерзкая эгоистка и всегда ею была!
КИРИЛЛ. Алла!
АЛЛА. Лучшие платья кому? Хельге! Кто пойдет учиться во французскую школу? Хельга! Кто может бросить ребенка и жить припеваючи? Хельга!
ОЛЬГА. Какие платья, о чем ты? У тебя есть Катя, ты сама сказала. Ты видела, как она растет, ты имела возможность ее воспитывать. А я… мама на час.
АЛЛА. Ты знаешь, что можешь щелкнуть пальцами и забрать ее у меня! Если подумать, у меня вообще ничего нет. Я подбираю за тобой объедки. Твои платья, твою дочь!
ОЛЬГА. Алла, что ты говоришь? Катя – объедки?
АЛЛА. И Кирилл. Он твой!
ОЛЬГА. Алла, он же здесь! Как ты можешь?
АЛЛА. Он твой. Он совсем твой. Всегда был. С первого курса таскался за тобой, как собачонка.
КИРИЛЛ. Алла! Еще слово, и я…
АЛЛА. Если бы ты не уехала, он был бы твоим! Я иногда думаю, что он женился на мне только ради того, чтобы быть рядом с тобой. Или хотел, чтобы ты приревновала, но перестарался и женился!
КИРИЛЛ. Алла! Алла!
АЛЛА. Что? Что? Что, Алла? Скажи мне что-нибудь. Возрази. Согласись. Хоть что-нибудь, кроме: «Алла, Алла, Алла».
КИРИЛЛ. Я забыл купить кисти. Старые высохли.

Кирилл уходит.

ОЛЬГА. Извини. Понимаешь, между нами…
АЛЛА. Я не хочу знать.
ОЛЬГА. Извини. Все не так, все совсем наоборот. Алла, ты не представляешь, насколько ты счастливый человек. У тебя есть и Катя, и Кирилл, и даже крутая сумасшедшая мама.
АЛЛА. Пожалуйста, уезжай. Ты уедешь, и все будет хорошо. Ну, или как обычно.
ОЛЬГА. Мне некуда уезжать.
АЛЛА. Куда-нибудь. Пожалуйста.

У Ольги звонит телефон. Она не сразу, но отвечает на звонок.

ОЛЬГА (по телефону). Bonjour. Oui, c'est moi…


Монолог #2
Алла
Мне тут сказали, что я счастливый человек… ну да… ну да… Я учитель черчения и уже лет пять не брала в руки кисть! У меня есть муж-алкаш, который за всю жизнь написал только сорок ее портретов и уже три года постепенно спивается из-за нее, из-за ее прошлого приезда! Я меня есть дочь! Ах нет, простите, это не моя дочь, это моя племянница, которая меня ненавидит и считает скучной теткой. И еще больная мама, которая даже в своем сумасшествии не забывает напомнить мне, что я неудачница. Действительно, у меня полный набор.
Пауза.
Можно еще раз?
Меня зовут Алла, я бывший художник-график, теперь учитель черчения.
Я люблю своего мужа Кирилла, племянницу Катю, сестру Олю. Сезанна. Пикассо. Хржановского. Да, маму, маму люблю тоже. И сестру свою, я сказала уже?
Я не люблю глупых учеников и не люблю себя, когда начинаю на них злиться.
Я боюсь, что однажды я перестану быть сильной. Мне кажется, что, кроме меня, больше некому быть сильным. Мне кажется, что я одна держу на своих плечах земную твердь.
Я хочу… Я не знаю, чего я хочу. Мне кажется, я давно ничего не хочу.


Двор.
Катя с Вовой сидят на лавочке.

ВОВА. Может, это, в кино? Попкорн пожрем.
КАТЯ (со странной мимикой). Кате не очень хочется.
ВОВА. Что у тебя с лицом?
КАТЯ. Катя изобрела собственную мимику.
ВОВА. Чего?
КАТЯ. Катя восстает против общепринятых способов выражения своих чувств и эмоций.
ВОВА. Чего?
КАТЯ. Объясняю для тупых. Один раз. Почему все должны скалиться, когда им смешно, и трястись, когда страшно? Где, мать вашу, эволюция? Человек должен развиваться. Никто не догадался так сделать, а Катя догадалась. Теперь можно дрожать, когда тебе грустно, улыбаться, когда тебе страшно, и рыдать, когда тебе вообще пофиг! Эволюция, понял?
ВОВА. Совсем чиканулась.
КАТЯ. Иди ты! Катя нормальная!
ВОВА. Ага, Катя, которая говорит о себе в третьем роде.
КАТЯ. В третьем лице, придурок.
ВОВА. Ты сейчас типа злишься или типа радуешься?
КАТЯ. Пошел ты. Тупица, блин.
ВОВА. Пошла ты сама.
КАТЯ. Третий род – это ты, понял?
ВОВА. Не очень.
КАТЯ. Короче, пошел ты. Хотя знаешь, что? Катя, и правда, ненормальная.
ВОВА. Во-во, а я о чем?
КАТЯ. Катя ненормальная, по сравнению со всеми вами, она – сверхненормальная! То есть все остальные по сравнению с ней – супернормальные, прям сдохнуть какие нормальные, понимаешь?
ВОВА. Вова уже минут десять как ни фига не понимает.
КАТЯ. Короче, заткнись и слушай новый сценарий. Это очень крутой перфоманс. Его исполняла арт-группа «ХО», которую возглавляла ее мама пятнадцать лет назад. Мама говорит, что она сперла идею у какого-то другого чувака, американца, что ли. Но Катя не очень ей верит. Кате кажется, что мама скромничает. Короче, встаешь перед зрителями и молчишь. А, Катя вспомнила фамилию чувака. Кейдж его фамилия. Короче, нужно встать перед зрителями и молчать, глядя вперед. Это все. Это очень глубоко. И очень круто. И очень важно. Очень-очень важно. Этим самым ты как бы говоришь – ребята, все уже придумано и сделано до нас. Все слова сказаны, зачем еще что-то говорить? Зачем засорять эфир лишними звуками, ненужными словами, если все, абсолютно все уже сказано? Лучше помолчать, лучше просто послушать тишину. Тишина. Тишина. Еще немного тишины. И еще чуть-чуть.
ВОВА. Долго еще?
КАТЯ. Заткнись. Еще чуть-чуть. Потерпите еще. Капельку. Чуток. Вдох. Выдох. Все. Ну как?
ВОВА. Я не понял.
КАТЯ. Ты дурак, Андрианов. Запиши это. Тебе придется сделать это самому, без Кати. Еще раз – встаешь перед зрителями…
ВОВА. Почему одному?
КАТЯ. Потому что Катя уезжает во Францию.
ВОВА. Когда?
КАТЯ. Скоро. Мама берет Катю с собой!
ВОВА. Правда?
КАТЯ. Правда. Запоминай – встаешь перед зрителями и молчишь…
ВОВА. Ты чего? Не уезжай.
КАТЯ. Прости, Андрианов. Но искусство требует жертв. Катя даже будет скучать по тебе, хоть ты и дурак.
ВОВА. Да сама ты дура! Кому ты там нужна в своей Франции, чокнутая? Кто там тебя будет отбивать от местных уродов? Дура идиотская! (Обнимает Катю.)
КАТЯ. Ты чего?
ВОВА. Извини. Мне твоя мама сказала – действуй!
КАТЯ. Ты дурак, Андрианов!

Убегает домой.

Монолог #3
Анна Алексеевна тоже хотела бы показать что-то вроде… как там, Хельга?
ОЛЬГА. Перфоманса.
Да-да,  перфоманса. Она прочтет первую песнь «Божественной комедии» в оригинале. На итальянском, если кто не в курсе. С подстрочником ей поможет ее сосед и, можно сказать, соратник, Николай Викторович. Итак, «Божественная комедия». Данте, если кто не курсе, Алигьери.
ОЛЬГА. Мам, нет, надо ответить на вопросы, понимаешь? Давай сначала. Что ты любишь?
Монолог #3
Меня зовут Анна. Я переводчица с итальянского на русский. Мать, бабушка.
Николай Викторович говорит: «Меня зовут Николай. Я пенсионер. Вдовец. Раньше был инженером. Детей нет». Еще что-то говорит, я не понимаю. Бедняжка он. Много пережил. Я не все понимаю, что он говорит, но глаза у него всегда грустные. Это еще потому, что он не носит шлем, который я ему подарила. Это все они, они! Посылают радиоволны. Надо носить шлем.
ОЛЬГА. Мам, мам, давай ближе к вопросам. Что ты любишь, что не любишь?
Люблю? Тебя люблю. И Катарину. Вы моя гордость, сокровище. И Алку люблю тоже, хоть она, конечно, и зарыла свой талант в землю. Не люблю их! Их! Позавчера они опять приходили, прятались под моей кроватью, слышала, Хельга?
ОЛЬГА. Чего ты боишься?
Боюсь, что ты скоро уедешь от меня. Не уезжай, Хельга. Не уедешь?
ОЛЬГА. Не уеду, мам. Не уеду.
Николай Викторович говорит, что боится быть один в темноте. У него всегда свет горит в квартире.
ОЛЬГА (достает мобильный). Извините, это из Франции. (По телефону.) Oui! c'est moi! Oui!


Квартира Аллы.
Кухня. Алла заканчивает ремонт кухни -  закрашивает валиком недорисованную Эйфелеву башню.
Кирилл задумчиво стоит перед чистым холстом.

АЛЛА. Я так и знала, что она бросит все на середине… Как всегда. Пропал интерес, все, приходится заканчивать все вместо нее. Ничего не доделывает до конца... Сегодня Храбров – помнишь Храброва? – начертил наконец гайку. Просто гайку. Без кубизма и абстракционизма. И я подумала – а вдруг я правда уничтожила что-то зарождающееся, что-то новое? Какой-нибудь кубоабстрочертежизм? Я сказала: «Храбров, ставлю тебе годовую четверку, дальше рисуй как хочешь». Подай мне тряпку, пожалуйста.
КИРИЛЛ. Я занят.
АЛЛА. Ты просто стоишь. Уже час.
КИРИЛЛ. Я думаю.
АЛЛА. Думай в спальне.
КИРИЛЛ. Там плохое освещение.
АЛЛА. О чем с ней вчера разговаривал?
КИРИЛЛ. Что?
АЛЛА. О чем говорили?
КИРИЛЛ. С кем?
АЛЛА. Понятно.
КИРИЛЛ. Что понятно?
АЛЛА. Все.
КИРИЛЛ. Она просто задавала мне разные вопросы, для какого-то монолога.
АЛЛА. История повторяется. Я все больше начинаю задумываться, что время похоже не на спираль, а на круг. И мы бежим по кругу, натыкаемся на одни и те же грабли, падаем в те же самые ямы и ничему не учимся. Ничему.
КИРИЛЛ. Начерти это.
АЛЛА. Она опять в кризисе? Не может ничего делать? Приехала напитаться нашими идеями, чтобы потом вытанцевать их в лифчике перед Лувром. Она как вампир. Идейный вампир. Правда, у тебя уже года три никаких идей.
КИРИЛЛ. А у тебя лет пятнадцать.
АЛЛА. Потому что она забрала их у меня. Высосала из меня до капли. И у тебя тоже.
КИРИЛЛ. Кого бы ты обвиняла, не будь Ольги?
АЛЛА. Тебя.

Из своей комнаты выходит Анна Алексеевна.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Алка! Где мой шлем? Куда ты его дела?
АЛЛА. Или ее. Он у тебя в комнате, мам.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Его там нет! Дайте нож! Они уже за дверью!
АЛЛА. Господи, мама. Кирилл, уведи ее в комнату, у меня руки липкие.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Я чувствую их, они стоят там. Ты отправила письма, Алла?
АЛЛА. Отправила, отправила.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Где же помощь, почему нас никто не слышит? Где Хельга? Она уже уехала? Не попрощалась? Она уехала?
АЛЛА. Если бы.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Алка! Где Хельга? Где она? Они там. Звоните ноль один.

Анна Алексеевна берет со стола нож.

АЛЛА. Скорее ноль три. Кирилл! Может, что-нибудь сделаешь?
КИРИЛЛ. Зачем? Я ее уводил три раза.
АЛЛА. Уведи в четвертый. И отбери нож. Он острый.
КИРИЛЛ. Анна Алексеевна, вы дописали письмо?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Нет еще, Кирюша.
КИРИЛЛ. А чего же так? Надо его дописать, срочно. Пойдемте.

Кирилл уводит Анну Алексеевну в ее комнату. Возвращается.

АЛЛА. Я помню, как боялась ее в детстве. Она нас воспитывала в строгости, требовала совершенства. Точнее, так, - меня в строгости, а Оле больше сходило с рук. Хельга у нас всегда была маленьким гением. А мне всегда приводили Олю в пример – вот, мол, равняйся на сестру. Она очень много требовала от всех. Наверное, потому что понимала, что ее собственная карьера переводчицы не сложилась, хотела за наш счет отыграться у судьбы. Папа от нас сбежал, не выдержал маминой требовательности. Мне кажется, она тоже не выдержала саму себя и потому решила уйти, не проиграв.

Кирилл обнимает Аллу.

Ты чего?
КИРИЛЛ. Ничего. Ничего.
АЛЛА. Жалеешь меня?
КИРИЛЛ. Алла… Отпусти меня.
АЛЛА. Куда? Во Францию?
КИРИЛЛ. Нет. Мы будем снимать квартиру. Все решено.
АЛЛА. На какие шиши? Может, хотите, чтобы я вам ее оплатила? Будет смешно.
КИРИЛЛ. Мы будем работать.
АЛЛА. В магазине?
КИРИЛЛ. Нет! Мы будем продавать наши картины и устраивать перфомансы! Еще не поздно начать жизнь заново! И ты тоже можешь! Можешь уволиться, вернуться к графике, найти себе достойного мужчину. Ты можешь, Алла. Я верю в тебя. И в себя. Мы сможем начать все заново. Еще не поздно. Я ведь уже купил холст, Алла!
АЛЛА. И?
КИРИЛЛ. Планирую начать завтра!
АЛЛА. Понятно.

Из комнаты выходит нарядно одетая Анна Алексеевна,  идет к входной двери.

Мама, куда это ты собралась?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. У меня свидание!
АЛЛА. Боже, мама. Иди обратно в комнату, пожалуйста. Никто за тобой не придет, не прилетит и не приедет.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Алла, у меня свидание. Самое настоящее.
АЛЛА. Мам, мы это уже проходили. Пожалуйста, иди в спальню. Или мне придется дать тебе успокоительное. Кирилл, сделай что-нибудь.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Алла, меня, и правда, ждут.
АЛЛА. Кто? НЛО? ЦРУ? КГБ? Откуда они появятся – из окна вылезут или в дверь позвонят?

Звонок в дверь.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. На этот раз – в дверь.

Анна Алексеевна открывает, за дверью – Николай Викторович с букетом цветов.

НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на жестовом языке). Здравствуй, Анна. Я не опоздал? Это тебе.
АННА АЛЕКСЕЕВНА. О, Николай Викторович, не стоило, не стоило. (Берет букет, протягивает Алле.) Дорогая, поставь в вазу или куда-нибудь. У нас и вазы-то нет, последний раз тут дарили цветы лет пятьдесят назад. Найди хоть банку какую-нибудь. (Николаю Викторовичу, на ЖЯ.) Идем?
НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ (на ЖЯ). Да!

Анна Алексеевна уходит под ручку с Николаем Викторовичем.
Алла растерянно стоит с букетом в руках.
Звонит домашний телефон, Алла берет трубку.

АЛЛА. Да. Что? Извините. Что? Эээ… Айм сори, я донт спик Франсе. Фрэнч. Ольги нет. Ольга иснт зее. Андерстенд? Алло?
КИРИЛЛ. Кто это?
АЛЛА. Я не поняла. Француз какой-то.
КИРИЛЛ. Мужчина?
АЛЛА. Мужчина. Куда поставить цветы? У тебя есть какая-нибудь пустая бутылка?
КИРИЛЛ. Я не пью. Уже день.
АЛЛА. Не вовремя, как всегда. Завтра начнешь, а бутылка нужна сейчас.
КИРИЛЛ. Не начну.
АЛЛА. Посмотрим. Мы можем повесить на белую стену твой белый холст. Это будет концептуально. И холст хоть как-то пригодится.
КИРИЛЛ. Не веришь? Люди меняются, Алла! Мы учимся на своих ошибках!
АЛЛА. Понятно-понятно.
КИРИЛЛ. Тебе от самой себя не тошно? От своего цинизма?
АЛЛА. Мне нормально! Если все вокруг витают в облаках как воздушные змеи, то кто-то должен стоять на земле и держать их за ниточки. Чтоб не сдуло.

Открывается дверь, в квартиру заходит Ольга с большим пакетом.

ОЛЬГА. Всем привет! (Увидев цветы в руках Аллы). О! Ты опоздала, надо было меня три дня назад так встречать. Но спасибо!
АЛЛА. Это не тебе.
ОЛЬГА. А кому? Завела наконец любовника? Или Кирилл постарался?
АЛЛА. Нет. Это маме от нашего соседа. Это вообще нормально в ее возрасте ходить на свидания?
ОЛЬГА. А что такого?
АЛЛА. Это ты постаралась? Видна твоя рука. Приехала и изменила наши жизни. Спасибо.
ОЛЬГА. Вы же сами говорили, что сосед влюблен. Я лишь подтолкнула наших юных Ромео и Джульетту друг к другу.
АЛЛА. Только не забывай, что Джульетта немножко ку-ку.
ОЛЬГА. А кто у нас тут не ку-ку?
КИРИЛЛ. Тебе только что звонили.
ОЛЬГА. Да? Кто?
АЛЛА. По-французски что-то говорил, я не знаю. И трубку бросил. Наверное, твой француз.
ОЛЬГА. Да. Наверное.
АЛЛА. А чего он у тебя по-английски не говорит? Я ему – ду юс пик, а он по-французски продолжает.
ОЛЬГА. Это у них во Франции такая национальная политика. Считают, что не обязаны знать английский, зато весь остальной мир должен знать французский. Меня лет десять назад в Макдаке не обслужили, я тогда по-французски вообще пару слов связать не могла, а на английском говорила нормально. (Достает из пакета дорожную сумку.) Так кассир сделал вид, что ни слова не понимает, хотя я тыкала пальцем в гамбургер и говорила: «Hamburger! Hamburger!».
КИРИЛЛ. Оля…
ОЛЬГА. Вот, надо собираться... Ночью лечу. Ал, ты не могла бы?
АЛЛА. Я не уйду.
КИРИЛЛ. Куда ты летишь?
ОЛЬГА. Мы с ним помирились. Вчера. Я не успела тебе сказать.
АЛЛА. Вот как? Поздравляю. А тут люди массово чемоданы собирают.
ОЛЬГА (Кириллу). Он мне звонил каждые полчаса, я больше не могла его игнорировать. И как-то… как-то так получилось…

У Ольги звонит телефон.

Извините, это...
КИРИЛЛ. Алла! Выйди! Пожалуйста!
АЛЛА. Я не уйду. Не уйду.

Открывается входная дверь. На пороге стоит Анна Алексеевна с ножом в руке.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Они его подослали! Он один из них!  Я его убила! Убила!

Монолог #4
Ольга
Меня зовут Ольга. Я художник-перформер. Пер-фор-мер. От слова «перформанс» - выступление.
Я люблю сидеть по утрам в небольшом кафе и пить кофе. Конечно, с круассанами. Я об этом мечтала всю жизнь и теперь не могу без этого обойтись. Люблю то, чем я занимаюсь. И одновременно ненавижу.
Я не люблю читать про себя в газетах. Но при этом я не люблю, когда про меня ничего не написано. Вот такое вот противоречие.
Я боюсь, что… Неважно.
Я хочу изменить этот мир. Да, блин! Мне почти сорок, и я все еще надеюсь заставить его крутиться в другую сторону!

Квартира Аллы.
Ночь. На кухне сидят Ольга и Алла. Ольга пьет.
У выхода стоит сумка Ольги.

ОЛЬГА. Я придумала новую акцию. Люди выходят на сцену и откровенно говорят о себе. Разные люди. Какие угодно. Любой зритель может выйти и рассказать про себя: «Меня зовут Вася Пупкин, я алкоголик. Я люблю пить водку и не люблю утреннее похмелье. Я боюсь, что однажды водка исчезнет. Я хочу выпить столько, чтобы наконец забыться навсегда».
АЛЛА. И все? Без кроликов, подвешивания и оголенки?
ОЛЬГА. Я подумала, что возможно так и должно быть – после всех кроликов и лифчиков просто встать и искренне говорить.

Ольга пьет.

АЛЛА. Пьяных в самолет не пускают.
ОЛЬГА. Пустят.
АЛЛА. Я вызвала такси. Жаль, что уезжаешь. У нас наверху есть еще один сосед, его тоже можно порезать.
ОЛЬГА. Да ладно. Царапина. Развели крик. Только маму перепугали. И признай, это не я выпустила ее на улицу с ножом в декольте. Знаешь, я подумала и решила, что это правильно. Пусть уж ты и дальше будешь злобной воспитывающей теткой, я для такой роли не гожусь. Буду мама-праздник. Раз в два года. И в этой атмосфере провинции я уже задыхаюсь…
АЛЛА. Оля, все, что я сказала тогда… Прости. Ты хорошая мать.
ОЛЬГА. Я не мать. Я художник. (Отдает Алле сложенный вчетверо листок.) Передай это Кате. Маму не буду будить. Передай ей привет.

На кухню заходит Кирилл.

Алла…
АЛЛА. Я не уйду.
ОЛЬГА. Пожалуйста, Алла.
АЛЛА. Я не могу.
ОЛЬГА. Пожалуйста. Мы попрощаемся.

Алла уходит в спальню.
Кирилл садится. Молчат.
Ольга запивает таблетку.

Будешь пить?
КИРИЛЛ. Давай.
ОЛЬГА. Я придумала новую акцию. Ты меня вдохновил. Спасибо.
КИРИЛЛ. Не за что.
ОЛЬГА. Ты напишешь мой портрет?
КИРИЛЛ. Вдохновения нет.
ОЛЬГА. У меня тоже был инсульт. Как у мамы.
КИРИЛЛ. Когда?
ОЛЬГА. Месяц назад. Я лежала три недели. (Показывает упаковку с таблетками.) Видишь, это не витамины. Было страшно. Я вспомнила про маму и поняла, что это ждет меня, – постепенно угасать, уходить куда-то, в какой-то неведомый мир. Может, там круто. А может, и нет. Я поняла – черт побери, да я ведь если я умру, то никто этого даже не заметит. Я же не сделала ничего, чтобы хоть как-то зацепиться за этот чертов мир, накарябать на нем гвоздиком: «Здесь была Оля». Дерево не посадила, только, как любит говорить Алла, в лифчике прыгала и думала, что это и есть оно. То, что важно. Важно ли? Я испугалась. Я очень испугалась. Бросила зачем-то Анри, он даже не понял, почему. Да я и не знаю, почему. И я поехала сюда. Домой.
КИРИЛЛ. Ты решила посадить дерево?
ОЛЬГА. И вырастить дочь, и построить дом. В экстренном порядке. Только семян уже нет, дочь выросла, а дом чужой. Я думала, что здесь мне станет легче. Семья же. Но нет. Это вы семья. А я нет. И единственный, с кем я могу говорить, - это муж моей сестры. Но с тобой мне нельзя говорить.
КИРИЛЛ. Оля…
ОЛЬГА. Я знаю. Нельзя. Иди к ней. Алла сидит в темной спальне и ждет тебя. Иди. Извини меня. Я постараюсь в ближайшее время не приезжать. Прощай, Кирилл. И не пей, пожалуйста. Не пей.
КИРИЛЛ. Ты тоже.
ОЛЬГА. Договорились. Иди. Au revoir.

Кирилл уходит.
У Ольги звонит телефон.

ОЛЬГА (по телефону). Да. Да, спасибо, уже выхожу.

Ольга берет чемодан, идет к выходу.
Из своей комнаты выходит Катя.

КАТЯ. Как всегда уходишь ночью. Записка, как обычно, на столе?
ОЛЬГА. У Аллы. Я решила тебя не будить…
КАТЯ. То есть все отменяется?
ОЛЬГА. Нет, просто переносится. Детка, ты же знаешь, что я помирилась с Анри. Он пока не знает про наши с тобой планы. Надо его подготовить, понимаешь? Я приеду в следующий раз, к этому времени ты оформишь визу, и мы уедем.
КАТЯ. Не будет этого. Я знаю. Ты всегда обещаешь и никогда, никогда не выполняешь обещаний. Я знаю! Ты всегда так делаешь. Ты всегда уходишь.
ОЛЬГА. Но я ведь всегда возвращаюсь, Кэт.
КАТЯ. Да. Визу иногда надо обновлять.
ОЛЬГА. Детка, ну что ты. Не будь занудой, не превращайся в тетю Аллу. Вышли мне потом видео вашего перфоманса.
КАТЯ. Не будет никакого перфоманса. Я больше не хочу ничем таким заниматься! Я недавно поняла, что первое воспоминание, вообще первое, - это я в три года, когда упала с качелей. Но первое воспоминание с тобой – это я намного старше, наверное, в четыре или пять. Почему так?
ОЛЬГА. Плохая память, детка. Слушай, у меня такси подъедет минуты через две…
КАТЯ. Я спросила у бабушки. Она чего-то промычала. Потом я посмотрела на фотки – когда я маленькая, я везде с бабушкой или тетей Аллой. Но не с тобой. А с тобой я есть на фотках, где мне уже четыре. Отчего так, не знаешь?
ОЛЬГА. Дети мало что запоминают.
КАТЯ. А сегодня тетя Алла мне все рассказала. Ты меня бросила сразу же после рождения. Уехала через неделю во Францию с этим своим Анри. Через неделю! И появилась только через четыре года. Через четыре! А потом уехала еще на три года, потом приехала на месяц, потом уехала на полтора года, неделя тут, потом два с половиной года, три недели тут, год, три дня тут, три года, и вот четыре дня тут!
ОЛЬГА. Детка, ну вот такая я плохая мать, что поделать…
КАТЯ. Это не смешно, и это не шутка!
ОЛЬГА. Говорить, что я тебя бросила, - это неправильно. Тетя Алла и бабушка о тебе заботились, я высылала деньги. Понимаешь, всем нам приходится чем-то жертвовать. И не думай, что это легко.
КАТЯ. То есть между мной и танцами в лифчике ты выбрала танцы?
ОЛЬГА. Ты поймешь потом, что это было тебе во благо.
КАТЯ. Что? Что было во благо?
ОЛЬГА. Что не моталась по всему миру в эконом-классе, не жила в съемной грязной квартире, что не видела, как я пытаюсь сохранить себя среди всего этого дерьма, как я теряю себя и погрязаю в этом дерьме.
КАТЯ. Может быть, я хотела это увидеть! Теперь я готова это увидеть!
ОЛЬГА. Все, мне пришла смс от такси, меня ждут.
КАТЯ. Не уезжай!
ОЛЬГА. Я помню, как я прощалась с тобой в первый раз. Тебе было четыре. Ты схватила мою ногу и ревела, что не отпустишь меня. Я волочила ногу, а ты все не отпускала. Пришлось тебя силой отдирать от меня. Я тогда смеялась, но потом, знаешь, я поняла, что это было самым страшным в моей жизни. И я пообещала себе, что эта жертва не должна быть напрасной, что раз уж так получилось, что я была вынуждена… Я пообещала, что это будет не зря. Что когда-нибудь это все оправдается. И я… и это воспоминание, оно… я даже не буду просить у тебя прощения, нет. Потому что именно благодаря этому воспоминанию, благодаря этой своей вине, которую нельзя загладить, благодаря этому я что-то делаю… только благодаря этому. Иначе все будет зря. И я обещаю тебе, что когда это оправдается, то… ты поймешь. Мне нужно идти.
КАТЯ. Когда ты приедешь?
ОЛЬГА. Я не знаю, детка. Не знаю.

Ольга обнимает Катю, берет чемодан.

КАТЯ (держит Ольгу). Мама, не уходи, пожалуйста, не уходи!
ОЛЬГА. Я не могу, детка, не могу. Алла! Кирилл!

Алла с Кириллом выходят из спальни.

Помогите мне!

Кирилл держит Катю.

АЛЛА. Катюш, успокойся. Все будет хорошо.
ОЛЬГА. Детка, я приеду. Я обещаю. Я приеду.

Ольга уходит.

АЛЛА. Катюш, все хорошо, хорошо.
КИРИЛЛ. Она вернется.
КАТЯ. Нет, не вернется! Мама!

Катя вырывается и выбегает из квартиры вслед за Ольгой.

КИРИЛЛ. Я догоню!
АЛЛА. Кого? Катю или Олю?

Кирилл останавливается.

КИРИЛЛ. Алла, не надо.
АЛЛА. Она всегда уходит. А мы всегда остаемся.
КИРИЛЛ. Это последний раз.
АЛЛА. Все хорошо. Надень свитер.

Алла и Кирилл вместе выходят.

АННА АЛЕКСЕЕВНА (из комнаты). Хельга! Хельга! Катарина! Алла! Что случилось?

Анна Алексеевна выходит их своей комнаты.
За окном загораются три луча.

Они опять пришли, Алка! Алла, где мой шлем! Куда ты его спрятала, Алла?

Окно распахивается.
В проеме появляется сияющий силуэт Инопланетянина.

Что, по мою душу пришел? Хрен тебе!

Анна Алексеевна хватает стул, пытается им замахнуться.
Инопланетянин спускается с подоконника.

Ну, чего уставился?
ИНОПЛАНЕТЯНИН (настраивает передатчик связи, похожий на небольшое радио). Шшшааашшшшоооошшууууу…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Чего шипишь, ирод?
ИНОПЛАНЕТЯНИН (включает другую волну). Ккккррртттсттссррр…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Не подходи ко мне, уродец! Алла! Видишь, Алла, а мать твоя еще не совсем с катушек-то съехала! Вот он – инопланетянин-то! Стоит, лопочет чего-то!
ИНОПЛАНЕТЯНИН. 00011000110011000100…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Не понимаю я по-вашему, прости, чучело.
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Лоооо…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Откуда ты такой взялся? Марсианин, что ли?
ИНОПЛАНЕТЯНИН. И!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Или с Сатурна?
ИНОПЛАНЕТЯНИН. А!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Не понять тебя.
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Йяя?
АННА АЛЕКСЕЕВНА. О-о! Меня-то ты понимаешь или нет?
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Йет!

Инопланетянин тянет руку к Анне Алексеевне.

АННА АЛЕКСЕЕВНА. Может, не надо?
ИНОПЛАНЕТЯНИН. О-о-э-э-а-а-о-о…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Это обязательно?
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Ноооо!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Мне страшно…
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Ноооо…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. А можно, я хоть записку напишу? Одну строчку черкану, это быстро!
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Рооо…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Нет?
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Эт. Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai per una selva oscura, ch; la diritta via era smarrita!
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Шагнуть не могу… Помоги…
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Ги…
АННА АЛЕКСЕЕВНА. Подожди… Секунду… Я не готова… Так странно.
ИНОПЛАНЕТЯНИН. Анннна.

Инопланетянин протягивает руку Анне Алексеевне,  ведет к окну.
Вдвоем исчезают в сияющем свете.


Последний звонок. Актовый зал школы.

АЛЛА (говорит в микрофон). Давайте похлопаем нашим первоклассникам, подготовившим этот чудесный номер! Следующий номер - от девятого «А». На сцену приглашаются Вова Андрианов и Катя Николаева!
КТО-ТО ИЗ ЗАЛА. Чиканутая!
АЛЛА. Что? Кто сейчас это крикнул? Если я узнаю, кто это крикнул, то я…
КАТЯ (выходя на сцену). Все нормально, теть Ал.
ВОВА. Я видел, кто это сказал. Тебе конец, понял?
КАТЯ. Забей, Андрианов. Всем привет! Мы тут с тетей Аллой и Андриановым приготовили небольшой перфоманс.

Катя достает одно из писем Анны Алексеевны.

(На жестовом языке.) Простите великодушно, что мешаю вам своими письмами, но дело мое не терпит отлагательств.
АЛЛА (на ЖЯ). Время мое уходит, я боюсь не успеть сделать то, что должна сделать.
ВОВА (на ЖЯ). Мы находимся в опасности, и только вы, только вы можете всех спасти!
АЛЛА. Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai per una selva oscura, ch; la diritta via era smarrita!
ВОВА. Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу!
КАТЯ (на ЖЯ). За нашими спинами стоят они. У них нет ни лиц, ни тел. Но они держат в руках песочные часы и ждут.
АЛЛА (на ЖЯ). Они рядом. Они дышат тебе в спину. Они ждут. Они обнимут тебя, когда в часах закончится песок, и после этого объятия не будет уже ничего.
ВОВА (на ЖЯ). Но пока песок есть, надо что-то делать! Пока там хоть одна песчинка, надо что-то делать!
КАТЯ (на ЖЯ). Но пока песок есть, надо что-то делать! Пока там хоть одна песчинка, надо что-то делать! И я подумала - что я могу? Что я могу? Что я могу сделать, пока последняя песчинка не упала?
ВОВА (на ЖЯ). И я подумал - что я могу? Что я могу? Что я могу сделать, пока последняя песчинка не упала?
АЛЛА (на ЖЯ). И я подумала - что я могу? Что я могу? Что я могу сделать, пока последняя песчинка не упала?
КАТЯ. Но пока песок есть, надо что-то делать! Пока там хоть одна песчинка, надо что-то делать! И я подумала - что я могу? Что я могу? Что я могу сделать, пока последняя песчинка не упала?
ВОВА. Но пока песок есть, надо что-то делать! Пока там хоть одна песчинка, надо что-то делать! И я подумал - что я могу? Что я могу? Что я могу сделать, пока последняя песчинка не упала?
АЛЛА. Но пока песок есть, надо что-то делать! Пока там хоть одна песчинка, надо что-то делать! И я подумала - что я могу? Что я могу? Что я могу сделать, пока последняя песчинка не упала?
ВОВА. Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу! Надо что-то делать. Надо что-то делать.
КАТЯ. Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу!
АЛЛА. Надо что-то делать. Время мое уходит, я боюсь не успеть сделать то, что должна сделать.
ВОВА. Надо что-то делать! Время мое уходит, я боюсь не успеть сделать то, что должен сделать!
КАТЯ. Надо что-то делать! Время мое уходит, я боюсь не успеть сделать то, что должна сделать!
АЛЛА. Надо что-то делать!

Алла, Катя и Вова выходят в зал и раздают всем письма Анны Алексеевны.


Конец.

2013-2014 гг. Санкт-Петербург-Ярославль.

maria-ogn@yandex.ru