День рождения

Двадцатого апреля у Григория был день рождения. Он немного стеснялся этого праздника, может, потому что это был день рождения Гитлера, и сослуживцы могли подумать, что он празднует день рождения врага, а если бы узнали в политотделе – тут Григорий даже боялся подумать, что могло быть...

Так или иначе, друзьям удалось "раскрутить" Григория на угощение, главным изыском которого была бутылка трофейного французского коньяка, добытая в погребе немецкого бауэра в пригороде Берлина. Выпили хорошо, Григорий даже захмелел, и когда начался обстрел, отказался спускаться в подвал – убежище, оставшись на втором этаже дома, который они уже три дня как заняли со своим экипажем тридцатьчетверки. Снаряд прилетел неожиданно, Григорий даже не услышал характерного свиста, так знакомого всем, кто попадал под обстрел. Правую ногу обожгло резкой болью, и минуту спустя Григорий ощутил, как сапог наливается липкой кровью. Кое-как перебинтовав ногу, перетянув ее повыше раны жгутом из подвернувшейся бечевки, Григорий попробовал встать, но резкая боль чуть не лишила его сознания.

- Товарищ лейтенант, что с вами? – услышал Григорий голос механика-водителя, улыбчивого грузина с мудреной фамилией Давитианишвили – вы что? Ранены?

- Помоги Гиви, что-то не могу встать на правую ногу.

Кое-как доковыляв до медсанбата, Григорий отдался на милость полевого хирурга, который только присвистнул, разрезав сапог и осмотрев рану.

- Наркоз тут не поможет – доктор уловил явный дух перегара – значит, голубчик, придется потерпеть. А может народным средством? – доктор налил в стакан из фляги – выпейте вот, обезболивающее.

Григорий выпил тепловатого медицинского спирта, отчего его чуть не стошнило, и доктор принялся за свое дело. Он обработал рану, сделал надрез, от чего Григорию показалось, что боль пронзает до самого мозга, и стал противно ковырять внутри.

- Доктор, твою мать, нельзя ли понежнее?!

- А ты, милок, поругайся, покричи, это полезно!

- Доктор, ты садист, ой, твою мать, что же ты делаешь!

- Да, глубоко сидит, зараза, один осколок я вытащил, а с этим, батенька, придется повременить, хорошо, кость не задета, а мясо, оно нарастет.
Доктор бросил кусочек рваного железа в эмалированную мисочку, перебинтовал ногу Григория и отправил его в палату.

Потянулись долгие дни госпитальной жизни. Старшина принес Григорию костыли, что показалось ему поначалу неуместным. Но постепенно молодой организм преодолел недуг, и Григорий приноровился довольно-таки сносно ковылять на своих ходулях.
В госпитале любимым занятием были картежные игры, в чем Григорий был большим знатоком. Еще до войны Григорий слыл неплохим игроком, а тут фортуна прямо-таки повернулась к нему лицом. Играли на разные трофейные вещицы, постепенно к Григорию перекочевали почти все ценности: набор серебряных ложек, два позолоченных портсигара, трое часов, среди которых были одни золотые, невиданная ценность!

О своем экипаже Григорий ничего не знал. Наступление на Берлин, о котором Григорий мечтал, чтобы "задавить фашистскую гадину в ее логове", прошло без его участия. Он гораздо позже узнал, что весь его экипаж, сержант Лехман, рядовой Давитианишвили, младший сержант Егоров и незнакомый ему лейтенант Козлов – погибли в первый день наступления, попав под обстрел "фаустников". Судьба сохранила Григорию жизнь, лишь немного задев осколком правую ногу. Получив печальную весть, Григорий сидел на госпитальной койке и думал о превратностях своей фронтовой судьбы.

Вспомнилось, как во время штурма немецкого городка они попали под обстрел, танк загорелся, и Григорий вместе с экипажем выскочил и спрятался в подворотне. Немного осмотревшись, Григорий вдруг заметил прятавшегося за колонной пожилого немца, видимо из фольксштурма. Немец, увидев танкистов, торопливо отбросил ствол фаустпатрона. Григорий выхватил пистолет:

- Хонде хох!

Немец нервно вскинул руки и как-то жалобно забормотал:

- Гитлер капут! Нихт шиссен! Гитлер капут!

К немцу подскочили Егоров и Лехман:

- А ну, немчура, мать твою, пошел!

Григорий задумался: "Что делать с этим немцем? По уставу положено было его отправить в тыл, в штаб, и танк не бросишь, надо дожидаться особистов, составлять донесение..."

Немец стоял, переминаясь и вытянув руки вверх. Егоров и Лехман лихо обыскали его, не найдя ничего подозрительного.

- Лехман, проводи пленного в штаб! И пусть прихватит свой ствол – там уж будет объясняться и насчет Гитлера и насчет своей роли в этой войне.

- Ну давай, пошел! Шнеле! Люс! – Лехман ткнул немца пистолетом в спину.

Они скрылись в лесочке, и через некоторое время раздался выстрел. Григорий побежал на его звук и увидел Мишу Лехмана, прятавшего пистолет в кобуру. Немец поодаль лежал ничком на траве.

- Сержант Лехман! Что происходит?! Вам дали приказание доставить пленного в штаб!

- Товарищ лейтенант, так он побежал, хотел скрыться. Ну вот я и применил оружие.

 "Да, на войне как на войне" – подумал Григорий – "А может и вправду хотел бежать этот фольксштурм? Ох, не так он прост. Если бы не хотел воевать, мог бы сразу сдаться, а тут – и танк поджег, гад, и притворялся – Гитлер капут!, и сразу – бежать – видно, знал, что все равно за выстрел ему отвечать". О том, что Миша Лехман мог застрелить немца просто в отместку, думать не хотелось. Да и кто мог бы Мишу осудить, когда у него немцы расстреляли всю семью еще в 41-м, под Киевом.

Выписавшись из госпиталя, и все еще прихрамывая, Григорий явился в комендатуру за новым назначением, и моложавый полковник, почти ровесник Григория, направил его в состав роты сопровождения спецпоездов, занимавшейся вывозом промышленного оборудования в счет репараций.

И вот почти через год, в канун своего дня рождения, Григорий отправился в очередную поездку. Рейс был спешным, среди напряженного расписания поездов выдалось "окошко", и состав, в котором было только пять вагонов, решено было отправить, не дожидаясь пополнения. В вагонах помимо прочего везли имущество какого-то большого начальника. Григорий только краем глаза увидел как грузили какую-то старинную мебель и среди прочего огромный концертный рояль. Зачем он большому начальнику – загадка, тогда все старались увезти как можно больше разных ценностей, особенно, кто имел возможность, начиная с самого главнокомандующего, Жукова, но об этом говорили как-то шепотом, вскользь, да и то только те, кто имел к перевозкам какое-то отношение.

Из положенного взвода охраны на этот раз набрали только пять человек, с людьми была напряженка, да и высокий чин торопил с отправкой.

Устроившись с пятью бойцами среди ящиков с добром, Григорий, получив дорожные документы, отправился из поверженной Германии в далекую матушку-Россию. Поезд шел по кое-как восстановленным путям через места, все еще хранившие следы боев. Григорий решил отметить свой день рождения, достав из вещмешка припасенную заранее бутылку коньяка, точь-в-точь такую, как и год назад под Берлином, и стал угощать бойцов.

Проезжали через Польшу. В одном из лесистых районов поезд внезапно замедлил ход и остановился. Оказалось, что путь завален деревьями. Выйдя из поезда, паровозная бригада и бойцы стали разбирать завал, как вдруг из леса вышли человек десять с оружием и окружили состав. Это были бандиты, о которых предупреждали Григория еще на въезде в Польшу. Но чтобы вот так нос – к – носу столкнуться с ними – этого не ожидал никто.

Кто-то из бойцов вскинул винтовку, и тут же был застрелен.


- Так, псья крев, русский холота, цо возете? – размахивая наганом проговорил мужик в кожанке, видимо, предводитель – бросай оружие!

Бойцы покидали винтовки, старший подошел к Григорию и вынул из его кобуры пистолет.

- А ну пошел туда – он показал Григорию на лес.

Сердце отчаянно билось. Столько уже разных было на фронте ситуаций, когда, казалось, смерть ходит прямо по пятам, и Григорий не боялся, а тут так глупо, когда война окончена, погибнуть от рук каких-то недобитых мерзавцев!

- Михальчик, отведи этого на наше место – старший обратился к рыжему конопатому солдатику.

Рыжий ткнул Григория пистолетом.

- Давай, шагай!

Пройдя немного по лесной тропинке, Григорий услышал звуки выстрелов. Он насчитал шесть. "Значит, они всех уложили, даже машинистов". Обычно, как слышал Григорий, машинистов бандиты не трогали, позволяя им довести состав куда-нибудь в тупиковую ветку. Что было потом, никто не знал, скорее всего, машинистов тоже убивали, как ненужных свидетелей.

- Слышь, друг, может закурим? – Григорий вынул из кармана позолоченный портсигар и протянул рыжему.

В глазах солдатика блеснул огонек наживы. Он взял портсигар и сунул его себе в карман.

- А может, вот эта вещица тебе понравится? – Григорий достал золотые часы с цепочкой.

Рыжий ни слова не говоря, взял часы и спрятал во внутренний карман шинели. Потом проговорил:

- Беги!

Григорий подумал, что это его шанс и побежал между деревьями. Когда услышал сзади выстрел, понял, что эта пуля не его. Рыжий и не думал бежать за Григорием, он выстрелил, видимо, в воздух.

Забежав подальше в лес, Григорий затаился, выжидая, пока бандиты уберутся. Они торопливо раскрывали дверцы вагонов и шурудили внутри в поисках разных ценностей. Потом шум стих. Григорий еще подождал с полчаса и пошел к составу.
 "Как глупо все вышло!" – с досадой думал он. Ему искренне было жаль загубленных солдатиков, совсем мальчишек, и машинистов, немолодых уже, призванных, как и все железнодорожники, на службу в свои сорок-пятьдесят лет.
Поднятый по тревоге взвод НКВД прочесал лес, бандитов не обнаружили. Бойцов похоронили в братской могиле, установив фанерную звезду.

Судьба опять подарила Григорию жизнь в его день рождения. И выручили его выигранные в карты ценные вещицы. Хотя ценность – это понятие весьма относительное.