Белый лев. Часть 3. Излишняя проницательность

***

К вечеру следующего дня "люди искусства" начали смешиваться с "людьми денег", и обстановка приобрела заметно большую расслабленность, обещая к концу путешествия, когда будут завершены все сделки, стать еще свободнее.
Кое-кто даже подрался, перебрав, предвосхищая всю полноту отдыха.
Леви Розенфельд возился со своими экспозициями, как заботливая мамаша возится с первенцем, а в промежутках делал новые и новые зарисовки, даже умудрившись сделать подарок Джоанне Гилеспи, нарисовав ее карандашный портрет в на удивление реалистичной манере.
Девушку это сразило наповал, так что из просто навязчивой поклонницы она превратилась в хвост Леви, таскаясь за ним практически повсюду и, по-видимому, твердо решив стать кем-то вроде его персонального агента по продажам. Получалось у нее благодаря природному обаянию и хорошо подвешенному языку очень даже неплохо.
Эдгар не появлялся с самого утра.
Когда пришло время ужина и светских разговоров, или, как шутил Леви, "хлеба и зрелищ", искренне сочувствуя первым христианам, затравленным львами на потеху публике, молодой художник ускользнул от Джоанны, решив проведать мрачного знакомого. Захватив два больших бутерброда с ветчиной и сыром, а к ним бутылку минералки, он выведал, куда поселили мистера Бостафа, и около половины девятого постучал в его дверь.
- Мистер Бостаф, это Розенфельд. Я вам перекусить принес...
Из-за двери донеслось приглушенное "Иду", но открылась дверь не скоро. Бостаф был все в той же вчерашней рубашке и брюках, разве что чуть испачканных свежей краской, а запах в каюте был как в художественной лавке, которую не проветривали... ну, месяца три минимум.
- Мистер Розенфельд, - приветствовал Леви Эдгар, устало потирая переносицу. - Уже утро?
- Уже вечер. Вечер понедельника, мистер Бостаф, - тихо произнес Леви. Не то что бы он увидел нечто невероятное и пугающее, но сам вопрос его сильно поразил. Нет, конечно, случались и у него приступы фанатичности, но чтобы вечер с утром перепутать?
Прикусив губу, Розенфельд призадумался. Лезть к этому мрачному и местами зловещему типу как-то не очень хотелось, но оставить его? Еще надышится химией, и хорошо, если просто пойдет дурить, а не выпадет за борт...
Эх...
- Вам стоит проветрить каюту, самому подышать свежим воздухом, да и поесть не помешает. - Каким бы ни был его изначальный тон, он превратился в мягкое и уверенное упрашивание. - Если, конечно, я не помешал вам в токсикоманских экспериментах. Не знаю, загладит ли мою вину бутерброд, поэтому у меня их два.
Бостаф тяжело вздохнул и, оставив дверь открытой, пошел открывать иллюминатор. Теперь, когда он перестал загораживать проем, стал виден холст с не завершенной картиной, изображающей полуобнаженную женщину, стоящую напротив трех зеркал. Прорисованы были пока лишь общие контуры, но впечатление складывалось... зазеркальное, если можно так сказать.
- Давненько я так не засиживался, - устало сказал Эдгар, осторожно закручивая баночки с красками. - Видимо, атмосфера сказывается. Подождите пару минут, я уберу тут все и пойдем наверх. Тут уже дышать нечем.
Неуверенно шагнув вперед, Леви прислонился к косяку, с сомнением вглядываясь в контуры работы. То ли из-за испарений краски и разыгравшегося воображения, то ли из-за качки, но ему упорно виделось, что изящная спина мерно вздрагивает. Или всему виной подпортившиеся очки? Ничего, есть запасные...
- Надеюсь, это вас не обидит, - пробормотал внезапно севшим голосом молодой художник, отводя взгляд, - но ваша работа обещает быть реалистичным сюром. Очень... очень живым.
- Надеюсь, что так, - пожал плечами Бостаф, возясь с кистями. - Если я не угорю раньше от этой вони... Кажется, все. Пойдемте на палубу.
- Признаться, я опасался, что с вами что-то случилось, - хмыкнув, поежился молодой человек, выходя в коридор. Запах краски хорошенько ударил в голову, а качка добавляла головокружения. - Вам все же повезло с моделью?
- О да, - рассмеялся Бостаф, прикрыв за собой дверь. При смене освещения синяки под покрасневшими глазами стали гораздо отчетливее. - Не просто с моделью - с музой.
- Джоанна так впечатлила? - немного недоуменно приподнял брови Леви, протягивая ему бутерброды. - Никогда бы не подумал. Но, мистер Бостаф, сегодня вам лучше бы не продолжать. Вид у вас ужасный, если честно... Ночь нормального сна вам бы только на пользу пошла, а уж на морском воздухе так тем более.
Эдгар вгрызся в бутерброд так, будто не ел уже неделю, так что ответ вышел немного невнятным:
- На фалуфе ляху.
- А после забудете, где находитесь, и выйдете за борт, - съязвил Леви, на ходу демонстрируя и прихваченную минералку. - Странный вы, - вдруг прибавил он. - Почему-то мне кажется, что даже если и был у вас секс с этой женщиной, то после вы сразу взялись за работу.
- Вам точно надо податься в психологи, - хмыкнул Бостаф, проглотив последний кусок и с благодарным кивком сделал пару больших глотков из бутылки. - Хотя на самом деле пришлось сначала притвориться спящим, чтобы она заткнулась и убралась восвояси. Ненавижу рисовать, когда кто-то постоянно заглядывает через плечо.
- А как же просто намекнуть, что было чудесно, но видеть музу так часто будет чрезмерно? Или после этого не даст? - с искренним интересом поинтересовался Леви, облизнув губы. Есть не хотелось, зато поговорить о людях - очень. Он не настолько поднаторел в подобных вещах и теперь упускать возможность не желал.
Отбивать подружку у Бостафа? Нет... А вот посплетничать...
- Ненавижу бабий крик, - усмехнулся Бостаф. - И тем более не хочу, чтобы она знала, что послужила прототипом для картины. Женщины всегда начинают чувствовать себя на особом положении, стоит только сделать хотя бы простенький набросок с них.
- Я... ей портрет нарисовал. П-простенький.
- Дайте угадаю: она таскалась за вами весь день, надоедая пуще любимой бабушки?
- Если бы передо мной стояла задача завербовать ее для российской разведки, то это не доставило бы особых хлопот, - удрученно сообщил Леви, выходя на палубу. В лицо плеснуло ледяным воздухом. - Поразительная впечатлительность для человека, работающего с предметами искусства.
Он осмотрелся, ежась от ветра. Судя по тишине на палубе, все уже убрались в конференц-зал.
Бостаф вздрогнул от очередного порыва и заозирался в поисках стопки пледов как раз для таких прогулок. После душного тепла каюты морской воздух казался прямо-таки ледяным.
- Странно, согласен. Но можно списать это на женскую дурость. А что, слухи насчет разведки не так уж неправдивы?
- А они на самом деле существуют? - улыбнулся Леви, расправляя завернутые рукава серо-голубой клетчатой рубашки. Была б его воля, и она превратилась бы в куртку. - Я был уверен, что это кто-то не очень оригинально пошутил... Или вы хотите себя предложить? Или наоборот, - раздвинулась улыбка шире, хоть и не настолько, чтобы отморозить десны, - вы из конкурирующей "лавочки"?
Из-за поворота, стоило только выйти к группе столиков в центре площадки для выгула знаменитостей, донеслась обрываемая ветром тихая музыка. Леви завистливо вздохнул: ладно скрипка, это почти нарицательная шутка про евреев и даже имела место быть осуществленной в реальности, но контрабас... Он имел слабость именно к контрабасам.
- Упаси боже ввязываться в политику, - поморщился Эдгар. Музыка вызывала у него мало эмоций. - Даже за очень большие деньги.
-Жалко. Я уже надеялся видеть вас моим осведомителем, - важно произнес еврей, приметив желанные пледы на одном из стульев, спрятанных, видимо, от ветра. Схватив второй сверху, он завернулся в него, испустив блаженный вздох. - Вы бы тогда смогли переехать в Россию... К восхитительным холодам, непонятному правительству и пьяным медведям.
- Тогда лучше в Моссад. В Израиле теплее.
- И там толпа евреев, что само по себе страшновато, из которых половина - ортодоксы с вот такими пейсами. К тому же я слышал, что обрезание там обязательно... хотя, возможно, и врут анекдоты...
- Вот и я к тому же - нахрен политику, - хмыкнул Бостаф, опираясь на перила и глядя вниз, на темную воду.
Спрятавший нос в одеяльном "вороте" Леви пристроился рядом, хлопая большими и грустными глазами. Наклонять голову он опасался, пуще смерти боясь потерять очки. Одну пару он уже расколол, спросонья смахнув с тумбы и тут же добавив пяткой, так что в запасе осталась последняя.
- Теории заговоров всякие, - прибавил он тихо, не удержав ухмылку. - Этого определенно нужно сторониться, иначе как свалится власть над миром...
- Конечно. Общественная паранойя выгодна и делает людей более послушными перед лицом некоей глобальной несуществующей угрозы, однако не думаю, что где-то и впрямь есть фабрика по изготовлению сверхлюдей. Или изучению, - на этот раз улыбка Эдгара вышла ожесточенной.
- Думаете, что захватывать мир стали бы именно так? Не просто оружием и техникой, а чем-то из области фантастики? - не поднимая головы, спросил Леви. - Это могло бы подойти для комикса, а не реальной жизни.
- Вы усмотрели в моих словах сарказм? - фыркнул художник. - Напрасно, я и сам отношусь к этому более чем скептически. А вот один мой знакомый до сих пор убежден, что где-то на дне Атлантики находится подлодка с клонами Гитлера.
- Клоны Гитлера живут в квартире моего папаши, - буркнул заметно смущенный Леви, придерживая очки и все же глядя на воду. Он заметно покраснел. - А в качестве подлодки сгодится моя тетя Роза - треть моей родни из нее и вылезло. Так что ваш знакомый немного ошибся с координатами.
- Надеюсь, он об этом никогда не узнает. Так и представляю, как он будет бегать по улицам, хватая всех за пуговицы и крича: "Я же говорил!"
Хмыкнув, Леви пожал плечами. Люди со странностями, бегающие по улицам, его пугали даже в воображении: с психами сложно договориться, и уж точно не поймешь, что у них там творится в башке.
Молчание затягивалось. Надрывный звук скрипки, принесенный ветром, оставил неприятное, щемящее чувство.
- А знаете, - вдруг тихо произнес Леви, съеживаясь сильнее, - может, и правда есть что-то такое. Какая-нибудь корпорация, превращающая людей в подопытных мышей. Эксперименты, трубочки всякие. Пропадают же люди? А так чем не версия?
- И вы туда же? - поморщился Эдгар. - Отголоски холодной войны и все такое?
- Скорее, буйная фантазия. Мой... Моя невеста тоже говорит, чтобы я не лез в такие глупости, иначе прилетят инопланетяне и увезут на Плутон.
- Там, наверное, еще холоднее, чем в России. Про медведей вообще молчу.
- Если бы вы были сюрреалистом, то от вас сходили бы с ума не меньше, чем от Дали. - Отойдя от бортика, еврей сел в одно из кресел, накинув еще один плед на ноги. Из получившегося кокона виднелся только покрасневший нос, копна кудрявых волос и запотевшие очки где-то посередине. - "Медведи на ледяном Плутоне" стала бы хитом. Не хотите попробовать?
- Нет, спасибо, я предпочитаю писать с натуры, а плутонийская водка для меня слишком ядреная.
- Вы никогда не думали о театре? - хмыкнув, поднял на него глаза Леви. - Из вас бы вышел хороший характерный актер. Харизматичный злодей, военный... Что-то в таком духе. Ваша язвительность стала бы украшением роли.
- Считаете меня каноническим злодеем? - не без усмешки посмотрел на него Бостаф.
- Для каноничного вы слишком гибкий. Меня всегда удивляло, - прикрыв глаза, размеренно заговорил потихоньку согревающийся молодой человек, - как вообще могут существовать люди настолько фанатичные, как изображают главных злодеев и главных героев. Как можно не сомневаться и слепо идти к цели? Странно это... - Он тихо вздохнул, зарываясь поглубже в тепло. - Классический негодяй - не ваш образ. А вот сумрачный гений, причем не обязательно такой... злобный, был бы очень неплох, мне кажется.
Бостаф расхохотался.
- Ваша честность поразительна. Идеальный атрибут роли придворного шута.
- Я слишком скучный для шута, - изобразил кислую мину Леви, внутренне вздрагивая от смеха и налета какой-то жути. - И единственное, что это исправит - цветастый костюм, но в обтягивающем трико я стану похож на паука.
- Ну тогда непутевый младший брат, которого все считают чокнутым из-за верности правде, - Эдгар уселся в соседнее кресло и откинул голову на спинку. Видимо, он и впрямь надышался краской, раз так проперло на откровенность. - Из тех, кого не слушают вплоть до последнего акта, когда все пророчества сбываются. Когда становится поздно.
- Если это средневековая пьеса, то даже роль принца со странностями не спасет мои колени от обтягивающего позора, - высокопарно выдал Леви, тут же и рассмеявшись. Странный разговор посреди бескрайних вод отчего-то представлялся в его разуме игрой в ножички с адским демоном, у которого в любой момент может закончиться благодушный настрой.
Сравнение еще более странное, чем разговор: Леви не понимал, что именно его так впечатлило в Бостафе, но настороженность не ослабляла хватки.
- А мои плечи - от тяжести лат в трицать-сорок кило. И то такие легкие потому что бутафорские.
- Вы всегда можете выбрать стезю мага и кутаться в балахон. Взмах посохом - и противники падают, сраженные незримой силой, и никто не знает, что произошло... А где-то далеко могущественный маг смеется, выбирая новую жертву. - Леви больше не смеялся. Светло-карие, ореховые глаза смотрели на Бостафа задумчиво и тяжело. - Это могла бы быть красивая драма с плохим концом.
Ответный взгляд был тяжелым и откровенно недобрым, хотя едкая усмешка не сходила с губ Эдгара ни на минуту.
- Интересные у вас фантазии, мистер Розенфельд.
- Слишком мрачные для меня, - пожал молодой человек плечами, снимая очки и запрокидывая голову, давая глазам отдых. - Я вряд ли смогу это нарисовать... а жаль. Для таких вещей нужна очень тонкое чувство момента и атмосферы.
Бостаф не ответил, разглядывая молодого коллегу так, будто увидел его впервые.
Леви попытался улыбнуться, но от холода заныли зубы, и пришлось снова нырнуть в плед. Голос доносился теперь глуше:
- Я вас обидел? Извините. Иногда я несу редкостную чушь.
Эдгар словно очнулся ото сна и, улыбнувшись, отвел взгляд.
- Нет, ничуть. Скорее удивили.
- Слишком мрачно для человека, который грозу написал бледно-розовой?
- И расплывчатой, как мечты невинной девы. Да, точно.
- Да ладно вам, - пожал плечами Леви, снова улыбаясь смущенно и неуверенно. - Каждому иногда приходит в голову что-то такое, мне кажется. Что-то вроде пробуждения темной стороны человека и всего дурного, пережитого за прошедшие годы. У кого-то это выражено в желании подраться, у других - в глупых поэтических изысканиях.
- Некоторые верят, что в подобных изысках зашифровано некое подобие... озарения.
- Ой, - немного театрально-женственно взмахнул Леви рукой, просунув наружу запястье, - такая все это чушь, что дальше некуда. Разве что вы сами наделяете себя такими демоническими чертами.
- Ну я бы не отказался от каких-нибудь паранормальных способностей, - Бостаф потянулся и широко зевнул, прикрыв рот рукой. - Телепортация, например. Или телепатия.
- Но ничто из этого не дает права на ношение зловещих балахонов, - лукаво заулыбался молодой человек, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках. - И все же было бы здорово и правда уметь что-то эдакое. При условии, конечно, - блеснули его глаза хитрецой, - что нет корпорации, которая надевает на мутантов ошейники и отправляет на остров-тюрьму. Не хочется ни трудиться во благо новой родине, ни делать революцию.
- А если все же пришлось бы выбирать?
Леви призадумался, наклонив голову к плечу, даже шею потер, представив на ней блокиратор способностей мутантов. Несмотря на холодную погоду, на лбу проступил пот.
- Не-ет, - все же выдохнул он, дернув уголками губ. - Нет уж, если не удастся по древней иудейской традиции убежать, прихватив с собой побольше соотечественников, то подставлять шею я не буду. Солдат из меня получится ужасный, но это не самое страшное, что может быть.
- Боялись бы за родню больше, чем за себя?
- Родня? - с пугающей быстротой сменилась гримаска недовольства и опасения на саркастическую ухмылку. - Нет... о, нет, мистер Бостаф, я бы боялся родню больше, чем всех остальных. Если бы мы жили во вселенной Марвел, то они были бы мистером Злыднем, Магнето, Апокалипсисом, Джаггернаутом и Братством мутантов под предводительством немного поехавшего профессора Ксавьера.
Бостаф хмыкнул.
- Тогда что может быть самым страшным?
- Вообще? Для меня? - На него поглядели как-то странно, со смесью усталости, сомнений и иронии. - Ничего, мистер Бостаф. Все страшное, что могло, уже случилось. Через пять-шесть лет станет на одного бумагомараку меньше, и на одного слепого бездельника больше. Лучше бы я умер.
- Я все еще говорю с Леви Розенфельдом, нарисовавшим розовую грозу?
-А что вас смущает? Я тогда просто не отказал грозе в некотором романтизме.
Вздохнув, Леви вернул на нос очки и передвинулся, уложив затылок на спинку стула. Наверное, он мог бы и подремать, если бы не холод, щекочущий уши, и надрывающаяся скрипка, снова играющая соло. От этой музыки по коже пробегали мурашки.
- Почему вы считаете, что перестанете рисовать? Вам не нравится живопись? Или ее не хватает для прокорма?
- Потому что три года назад я смог бы разглядеть вас без очков, а сейчас - разве что в виде нескольких пятен. Врачи говорят, что максимум, сколько протянут мои глаза - восемь-десять лет, но и то при условии, что я не буду их напрягать. Ничем, мистер Бостаф, - улыбнулся Леви звездному небу. - Я не смотрю телевизор, газеты и книги мне читают, и все, что я могу себе позволить - живопись. И отказываться от нее я не хочу, так что из названного срока можно смело вычесть половину.
- И вы не верите в чудеса? Уверен, у некоторых медицинских компаний есть экспериментальные средства, для испытания которых нужны добровольцы.
- Когда будет некуда отступать, я подумаю об этом, - легкомысленно отозвался Леви. - Не хочу терять время - все, что мне предлагали, не дает даже пятидесятипроцентной гарантии.
- И куда же вы ходили? Во Фьючер Тех?
- В том числе, - на удивление равнодушно пожал плечами молодой художник. - Мой врач, доктор Зильбер, иногда подбрасывает те или иные варианты, но лучшее, что он смог предложить - поменять мне глаза на две камеры, подключенные напрямую к мозгу. Если повезет, то меня включат в программу по работе с криогенными заморозками, и лет через восемьдесят-сто у меня будут новые глаза. Я пока что размышляю.
Эдгар презрительо фыркнул.
- Яйцеголовые. Смех один.
- А мне нравится идея, - слабо раздвинулись губы еврея в улыбке. Он украдкой зевнул, заворочавшись. - Лучше быть замороженным гением в глазах общественности, чем слепым и бесполезным - в своих.
- Ну у вас всегда останется возможность стать психотерапевтом.
- А вы бы согласились лишиться почти самого важного ради сомнительных денег? Пусть и наверняка больших... Но разве что-то может заменить возможность заниматься живописью? Если бы мне отрезали руки, я бы рисовал ногами или держал кисть зубами. Вряд ли выходило бы хорошо, но это же модернизм... Никто и не заметит.
- Ну я, как настоящий черный маг, определенно развил бы в себе способности, заменяющие отказавшие глаза, - хмыкнул Бостаф. - А если серьезно - занимался бы сторонним делом хотя бы чисто из скуки.
- В худшем случае я смогу преподавать историю искусств и... вязать, скажем, - уныло протянул Леви. У него на душе заскребли кошки: от заунывного стона скрипки бросало в дрожь. - Или начну шататься по телевизионным шоу и напишу книгу, хотя вот это - и правда последнее дело.
- Написать книгу? Почему?
- Если просто книгу, то еще ничего, хотя сравнивать слова с полновесными образами?.. - Леви тяжело вздохнул. - А если автобиографию... Это уже почти признание своей бестолковости. Ужасная участь.
- Или запоздалое самолюбование.
- Что еще более жалко, - согласился молодой художник, приподнявшись и садясь нормально. Взгляд он обратил на двери конференц-зала. - Не понимаю, сколько можно насиловать инструменты. У меня уши вянуть начинают от этого скрипа.
- А я люблю струнные. Когда я жил в Вене, у меня под окнами был небольшой парк, где играли уличные музыканты. Иногда звуки скрипки доносились оттуда до глубокой ночи.
На него поглядели с нескрываемой завистью. Вполголоса пробормотавший что-то о счастливчиках, живших в цивилизованной Европе, Леви поднялся, отложив один из пледов на стул, а в другой заворачиваясь самым решительным образом.
- Они пилят одно и то же раз шестой, - пояснил он причину своего недовольства. - Или я отморозил себе уши. Но, клянусь, это становится невыносимо!
- Тогда идите. Мне нужно еще немного проветриться, а потом я вернусь к себе и завалюсь спать часов на двенадцать... когда еще можно будет позволить себе такую роскошь, верно?
- Покой нам только снится, - философски согласился молодой человек, покосившись на двери. Из-за них лился теплый свет, обещая уют и вкусную еду.
Обернувшись к Бостафу, Леви кривовато улыбнулся.
- Там теплее, - доверительно сообщил он. - Надеюсь, вы не простудитесь. Здесь зверский холод.
С явной неловкостью кивнув, он пошел к дверям, напоминая паука даже без обтягивающего трико: кокон из пледа - тельце, из которого торчат тонкие изящные конечности. Пару раз ветер даже отталкивал его с намеченного пути и вырывая ругань на невнятном русском. Последний порыв, перед самыми дверями, сдвинул его почти на метр.
В зал Леви запрыгнул не хуже кузнечика.
Бостаф проводил его тяжелым, пристальным взглядом, в котором не было ни намека на улыбку. Паранойя, его единственная постоянная спутница за последние двадцать три года, разыгралась не на шутку, растревоженной змеей шепча на ухо, что встреча с этим юнцом не может быть совпадением. Как и его проницательность. Значит, у парня либо нераскрытые экстрасенсорные способности, потому что знай он о них, ни за что не пошел бы во Фьючер Тех, либо... либо он работает на кого-то из старых знакомых. Союз? Корпорация? Или все же совпадение?
Эдгар Бостаф не собирался этого выяснять. Слишком рискованно подвергать опасности с таким трудом налаженную жизнь, а значит, Леви Розенфельд должен умереть. Несчастный случай из-за разбитых очков вполне подойдет, однако лучше, если это произойдет ближе к концу путешествия. Так он не успеет рассказать никому о новом странном знакомом, и не будет подозрений насчет связи его смерти с Бостафом. А еще будет время все хорошенько продумать.
Художник улыбнулся своим мыслям и, поднявшись, направился в каюту.