Сказы деда Савватея. Дьявольская сила

ДЬЯВОЛЬСКАЯ СИЛА


 - Закругляемся, ребята! Ещё раз пройдите, чтобы ничего не осталось. Мелкая картошка тоже пригодиться, на посадку пойдёт.
   Двенадцать старшеклассников с руководителем, Петром Михайловичем, приехали в село помочь убрать овощи, да и для своего детского дома на зиму заготовить. Пётр Михайлович, учитель немецкого языка и воспитатель, бывший фронтовик. Во время одного из боёв оторвало ему левую руку. Война не пощадила Петра Михайловича исковеркав всю его жизнь. Семья погибла, дома не было, сам инвалид. Однако, нашёл он себя на поприще педагогическом, благо знал в совершенстве немецкий язык. Одет всегда по военному: сапоги, галифе, гимнастёрка, вместо ремня - офицерская портупея. Надо ли пояснять, что детдомовцы относились к нему с уважением и душевностью.
 - Виктор, иди-ко сюда!- позвал он одного из мальчишек,- собери ботву в одну кучу, принеси из посадок сухие берёзовые сучья, сейчас разожжём костёр, да испечём картошку нового урожая. Надо же пробу снять, узнаем, что зимой есть будем, верно?
   Виктор утвердительно тряхнул головою и побежал исполнять.
   Встав на одно колено, Пётр Михайлович поднёс трофейную бензиновую зажигалку к сухой ботве и крутнув колёсико, извлёк язычок пламени. Сразу вверх поднялись клубы густого, едкого, серо-зелёного дыма. Он расползался, заволакивая округу, так что пришлось, на время, отступить подальше. Из горящей кучи раздавалось угрожающее шипение и пощёлкивание.
 - Так, хорошо разгорелось,- удовлетворённо произнёс учитель,- немного подождём, пускай прогорит и тогда пойдёт «тяжёлая артиллерия» - сучья, палки, ветки. Нам с тобою, Виктор, угли нужны, да побольше.
 - Так я ещё сбегаю в посадки?- предложил мальчишка.
   Пётр Михайлович кивнул головой в знак согласия.
   Тем временем, ребята разбрелись по картофельному полю, собирая последние, ранее не примеченные клубни. Скоро должен подъехать на телеге Михеич - кладовщик и отвезти оставшиеся несколько мешков картошки в сарай, на просушку.
   Берёзовые сучья горели ярко и жарко. Виктор только успевал подбрасывать. Дух костра распространялся по полю, давая возможность предположить, что из этой затеи выйдет, что-то хорошее и приятное. Вскоре пламя поднялось почти на метр, плясало, извиваясь языками, завораживало танцем своим. Поленья трещали и время от времени постреливали.
 - Скоро нам потребуется картошка. Набери ровненькой, средних размеров, чтобы пропеклась,- поручил учитель Виктору и когда мальчишка побежал к мешкам, сам продолжая следить за костром. Наконец остался только жар, подёрнутый тёмным пеплом, Пётр Михайлович и Виктор закопали в золу, поглубже картофелины. Теперь осталось только ждать.
 - Витёк!- крикнул кто-то из ребят,- ты нам тогда свистни, прибежим враз!
 - Ладно! - чувствуя себя ответственным, протянул мальчишка, - свистну.
   Вскоре приехал Михеич, мужик лет сорока и только загрузили мешки, как раздался громкий, призывный свист. Все, гремя вёдрами, ринулись к костру. Подошёл из любопытства и Михеич, постукивая по сапогу кнутовищем.
   Усевшись на перевёрнутые вёдра вкруг костра, ребята, весело переговариваясь, толкаясь и смеясь, нетерпеливо ёрзая, приготовились ждать.
   Вечерело, от реки тянуло сыростью. Жар костра румянил щёки, уже по - осеннему прохладный воздух, холодил спины. Пришлось накинуть на плечи кофты и куртки, предусмотрительно взятые с собой.
 - Скоро готово - то будет а?- не выдержав, спросила одна их девочек.
 - Сейчас, сейчас, вытащим на пробу,- дал надежду Пётр Михайлович.
   Толстым прутом, пошарив в пепле, выкатил чёрный, как уголёк картофель и не имея другой возможности разломить его, из-за отсутствия руки, проткнул острым концом палки клубень, который тут же развалился на две части. Аккуратно выгребая, достал учитель штук тридцать картофелин.
 - Готово, ребята, налетайте! Съедите - ещё достанем,- обрадовал он.
   Все загонашились, придвинулись ближе к костру. Ждать когда остынет, никто не желал. Дули, катали в ладошках, обжигая пальца, но не отступали.
   Из кармана галифе вынул свёрток Пётр Михайлович, развернул его:
 - Вот соль, сегодня специально в столовке взял, без неё-то не вкусно.
 - Доброго вечера, вам!- неожиданно раздалось из-за спин, все обернулись.
   Старик в бадиком, в серых валенках с дымящейся цигаркою, подошёл к едокам картофеля,- гляжу, кто-то на поле сумерничает, дай, думаю, подойду, поздоровкаюсь,- слукавил он.
 - Здравия желаю,- по-военному приветствовал Пётр Михайлович.
 - Думали свежи, а это всё те же,- присказкой встретил старика Михеич,- садись, Савватей, вот ведро свободное. Отведай картошки нового урожая, рассыпчатая вроде. Как, вкусная она ребята или так себе?
   Все, перебивая друг друга, принялись хвалить  картошку.
 - Не стесняйтесь, ребята, ешьте от души. Мы с Виктором много заложили, с ведро, наверное,- подбодрил аппетит детдомовцев учитель.
 - Картофель, по-немецки - крафт тойфель, а переводится, как - дьявольская сила!- пояснил жующим ребятам Пётр Михайлович, - царь Пётр Алексеевич, привёз его из Голландии. Народ принял новую культуру в «штыки». Первое-то время даже травились, потому, что ели не клубни, а кругленькие коробочки с семенами, действительно ядовитые. Вот тогда и придумали хитрость. На поля стражу поставили с оружием, якобы стеречь от народа, чтоб не воровали. Ночью караул снимали и солдаты шли в казармы спать. Ну как устоять против соблазна, как не украсть, что запретно? На карачках, на пузе ползком, тайком, подбирались люди к картофельному полю и подкапывали клубни. Дома распробовали, гляди-ка, вкусно, однако!
   Ребята даже есть прекратили, разинув рты слушали учителя.
 - Дамы картофельные цветы использовали для украшения одежды и шляп, кавалеры вставляли в петлицы мундиров и в бутоньерки,- продолжил учитель, пользуясь возможностью провести урок на свежем воздухе,- кушайте, на здоровье!
 - А вот я , ещё до революции, служил денщиком у одного генерала,- начал вдруг рассказ дед Савватей,- иногда мы приезжали к нему в имение, на побывку. Вот вызывал он к себе в кабинет повара. Тот приходил по форме одетый, как хозяин любил, в колпаке и длинном белом фартуке, только для него и наряжался так. Подходил строевым шагом и гаркал, докладывал, мол такой-сякой явился. Хозяин ему и приказывал:
 - А подай-ка ты мне друг Степан, картофельного пюре!
 - Слушаюсь Ваше Высокоблагородие! - кричал на это, пуча глаза свои Степан и, развернувшись маршировал на кухню прямиком, а я за ним. Скучно было, делать нечего, в имении своих слуг полно, а мне раздолье. Вот чистил он пяток картофелин и ставил варить. В конце варки подсаливал, потом сливал и подсушивал. Теперь-то все этот процесс знают, а раньше диво было. Потом толкушкой мнёт, приличный кусок коровьего масла кладёт, горячее молоко наливает. А уж потом берёт три вилки, складывает их веером, вместе, и ну колотить, взбивать пюре в пышную пену. Я глядел и думал: Ёк-макарёк! Испортил продукт, размазню какую-то сотворил! Куда как лучше целенькую-то съесть. Да с сольцой! Степан на фарфоровую тарелочку горкой выкладывал и ложкой в масле ещё волны, для красоты рисовал и нёс генералу. Тот ел да постанывал от удовольствия. Я прямо в толк не мог взять, что там вкусного. А теперь постоянно прошу Марию Ермолаевну свою взбить пюре мне, хоть и не генерал. Тоже пристрастился, без зубов-то.
   Ребята дружно засмеялись.
 - А я войну вспомнил,- в раздумье произнёс Михеич,- мы тогда в Белоруссии жили с мамкой. Картошка там бульбою зовётся, да-а-а,- вздохнув, протянул он,- весной посадили, а летом война началась. Немцы бомбили, осенью убрать не всю смогли, не до неё было, живыми хоть бы остаться, так и ушла под снег. Зимой мать ходила, ковыряла её, тёрла на тёрке. Она противная на вид. Серая и сопливая, тягучая. Вот из неё мать и жарила навроде оладьев что-то, ладки назывались. Приторно сладкие, из примороженого картофеля-то. Но какие же они казались вкусные тогда, лучше не бывает, честно! До сих пор, как вспомню, слюнки текут.
   Ребята слушали внимательно, впитывали слова, воспоминания взрослых.
 - А расскажите ещё,- попросил Виктор.
 - Я войну закончил в Чехии, как руки лишился, так всё и кончилось для меня,- откровенно признался Пётр Михайлович.
 - В Богемию, так Чехия раньше именовалась, картофель попал тоже в начале восемнадцатого века. Там он называется - брамборы. Оказывается привезли его из Брандербурга, отсюда и название. Первое время ели как сладкое блюдо, десерт, с сахаром и корицей. Картофельные «драники» там - брамбораки, а пюре - брамборова каша. Это самостоятельное блюдо.
   Немного помолчали, видимо осмысливая услышанное. Никто уже не ел, насытились, наверное.
 - Вот сколько вы сегодня интересного узнали, ребята,- как бы подвёл итог неожиданному общению учитель и, переведя разговор, уже другим тоном сказал,- всё, пора нам в спортзал. Пелагея с ужином заждалась. Ох и получим от неё!
   Присыпав кострище землёй, на всякий случай, распрощавшись с Михеичем и Савватеем, детдомовцы направились в школьный спортзал. Там для них были разложены спортивные маты и выданы постельные принадлежности. Питались ребята в школьной столовой. У дверей их встретила разгневанная повариха Пелагея.
 - Иде вы шарахалися до такой-та поры? Почаму дети все в сапухе вывараканыя. Када исть-та будитя?- засыпала она гневно вопросами.
 - А что сегодня на ужин,- вяло спросил кто-то.
 - Картошка ноне с рыбай жаренай. Чай и пиражок с повидлай, подходить?
 - Если только чай с пирожком?- пропищал чей-то девичий голосок, потом решительно добавил,- нет, пожалуй, не смогу!
 - Так! Прежде чем лечь спать, прополощите рты и умойтесь, как домовята, честное слово,- с улыбкой сказал учитель.
 - А как жа мене с ядой-та быть?- спросила, ни понимая отказа от ужина, Пелагея.
 - Они печёной картошки наелись от души,- объяснил Пётр Михайлович,- завтра разогреете, в завтрак съедят.
 - Тады ладна,- вздохнув, Пелагея переваливаясь на полных ногах, скрылась в кухне.
   Через десять минут Пётр Михайлович заглянул в спортзал. Ребята спали посапывая, почмокивая, похрапывая. Ещё ни разу, даже после работы в поле, так сразу их было не уложить, гомонили обычно до полуночи.
 - Ишь ты, вмиг успокоились!- удивлённо покачал головой, выключая свет Пётр Михайлович,- это всё дьявольская сила, сморила их, не иначе!- усмехнулся он.