Советская армия и эстонский мужчина-12

ВЧЕРАШНИМ ТЕКСТОМ Я ЗАКАНЧИВАЮ ПЕРЕВОД ПЕРВОЙ, "МИРНОЙ" ЧАСТИ ВОСПОМИНАНИЙ. НАЧИНАЕТСЯ БОЕВАЯ ЧАСТь, КОТОАЯ, ПО МОЕМУ МНЕНИЮ, ИНТЕРЕСНЕЙ ВОСПОМИНАНИЙ О ТОЙ, "МИРНОЙ" СЛУЖБЕ. ИТАК.

ЧАСТь ВТОРАЯ.


НА ЧУЖОЙ ВОЙНЕ.


Октябрь 1955: на тонущем крейсере.

Писарь Херманн Вахтер пережил взрыв крейсера.

Сто шестьдесят метром длиной, спущенный на воду 15 октября 1911 года в Венеции бронированный крейсер, носил имя римского полководца "Юлий Цезарь". После второй мировой войны русские забрали крейсер себе как компенсацию за военные потери. 15 декабря 1948 года крейсер получил новое имя - "Новороссийск". Другого такого большого военного корабля тогда в Советском Союзе не было, на его мачте развевался флаг командующего Черноморским флотом. "Только поваров, сапожников и писарей было сотня человек" вспоминает Херманн Вахтер, который проходил срочную службу в Советской Армии на этом крейсере.
В сравнении с теми посудинами, которые плескались дома в прибрежных водах, где он и брат Харри плакали от страха на дне лодки, когда отец отважно выходил в море при ветренной погоде, "Новороссийск" казался как один крепкий город посреди Чёрного моря.
В учебной школе Поти, что в Грузии, только что закончивший бухгалтерские курсы Херманн Вахтер, не должен был таскать тяжёлые снаряды и торпеды, наоборот, вместо этого он сидел за письменным столом и красивым почерком заполнял необходимые бумажные формуляры. Он старательно заполнял бланкеты на русском языке, что матрос Белый по отправке домой получил со склада новую бескозырку, а старшина Чёрный при переводе на другой корабль взял с собой абсолютно новую полосатую тельняшку. "Писарь", стояла отметка в военном билете у Вахтера.

Ночью прозвучал взрыв: "Боевая тревога!"

Бухгалтерский кубрик, где иногда можно приятно прикорнуть, не освобождал писарей на Флоте Советского Союза от обязательной обязанности дежурства дневальным по интендантской службе в наряде на 24 часа.
Именно в такой наряд заступил Вахтер 28 октября 1955 года в шесть часов вечера. Скоро захрапели матросы в подвещеный под потолок сетчатых койках, избавлялась во сне от усаталости, накопившейся за неделю учебных тренировок. Горела под потолком синяя лампа. Вахтер сидел на табуретке и читал книгу на русском языке. "Вот названия книги я уже не помню". Через иллюминатор были видны огни Севастополя в полутора километрах. Удаляющися от крейсера мотобот увозил очередную партию офицеров, мечтающих о женщинах и выпивке на берегу. Херманн смотрел им вслед без зависти. Его первое увольнение в Севастополь закончилось плачевно. Русские матросы по дружески налили в тени сиреневых кустов Херманну 200 грамовый стакан водки и заставили выпить до дна. "Я не хочу" - отбрыкивался от стакана Херманн. "Ты нас не уважаешь. Получишь в морду" прозвучала в ответ угроза и буль-буль-буль сааремасский парень выпил полный стакан водки. "Принесли ли они меня обратно, или я дошёл сам - не помню" - такое заключение делает Херманн о своём первом увольнении.
Книга резко захлопнулась, когда после полуночи, в 1час 31 минуту, раздался взрыв в носовой части "Новороссийска". "Корабль аж подпрыгнул" вспоминает Вахтер непонятную для него встряску. Начали орать сигнальные звонки и через радио раздался голос командира: "Боевая тревога!"

Взрыв не был учебным.

До сих пор неизвестно, взорвалась ли плавающая в бухте Севастополя старая немецкая мина или это была месть итальянских боевых пловцов Юлия Боргеза под девизом:"Мы остались без Юлия Цезаря и вы останетесь без Новороссийска". Вахтер называет третью версию взрыв боеприпасов самого крейсера. И снова возвращается к теме терроризма:"Итальянцы поставили мину нам под днище с помощью мини подводной лодки".
Гдето, через огромную пробоину в борту, уже десятками тонн вливалась вода, как через сломанный визир парома "Эстония". Между вскочившими матросами бродили разговоры, что это учебная тревога - надо только добежать до орудий и потом можно спокойно перекурить. Но осознание пришло, когда увидели взлетевшие на воздух каюты экипажа, разбросанные по палубе духовые инструменты корабельного оркестра, в спасательных лодках раненные и убитые. Это были не учения, наконец то дошло до всех после увиденной кровавой картины.
Дневальный Вахтер остался один в большой спальной каюте, вслушиваясь в скрипящие, как на железнодорожном вокзале, команды из репродуктора. Вахтер услышал в этом скрипе свою фамилию и рванул по лабиринтам коридоров в поисках офицера-интенданта, чтобы взять у него одеяла для раненных и простыни для убитых.
Следующие два с половиной часа прошли как в трагикомическом фильме: осталось впечатление, что спасательные лодки, переправившие на берег раненных, привезли с берега на корабль такое же количество офицеров в золотых погонах, которые в возбуждённо бегали по палубе туда-сюда. В довершении прибыл семеро адмиралов флота. Естественно никто из них не удосужился разьяснить матросам, что происходит и насколько велика опасность. Паника уже обуяла экипаж словно утренний туман. "Если бы кто то принял решение и корабль бы оттащили к берегу, то корабль бы не перевернулся" - с островной мудросью сейчас говорит Херманн, попавший служить на "Новороссийск" в то время.

Провал в памяти, снова провал в памяти,потеря сознания на десять дней.

29 октября 1955 года, рано утром в 04.05, книги с полок шкафа Вахтера стали соскальзывать и падать на пол. Корабль стал крениться на бок. Вахтер решил спасаться, что у него оставалось - только своя жизнь. Он не знал, что до опрокидывания корабля на бок оставалось всего десять минут. Наверх, только наверх, думал Херманн о спасении и услышал неожиданный приказ:"Покинуть корабль!". Он начал забираться по пожарной летнице. Как сотни человек 40 лет спустя на пароме "Эстония".
"Молить бога о спасении времени не было, но страх был велик".
Уже из открытого люка показался кусочек неба и радиомачта, которая на глазах упала, как подкошенная. В Вахтера, практически добравшегося до спасательной лодки, хлынула солёная вода Чёрного моря.
Провал в памяти.
Офицер в погонах затащил его за воротник в спасательную лодку.
Снова провал в памяти.
Берег. Кто то крикнул:"Делайте быстрее!"
Снова потерял сознание. На десять дней.
Пробуждение в военно-морском госпитале, в белой палате, под капельниццей.
Палатные разговоры про "Новороссийск". 139 раненых. Как на следующее утро было видно "Новороссийск", перевернувшийся дном вверх в бухте Севастополя. Как водолазы спасли 31 октября 1955 года девятерых моряков, оставшихся в перевёрнутом крейсере в воздушной подушке. Они стучали изнутри гаечными ключами по корпусу корабля и пели песню моряков "Варяг".

Мама уже хотела читать молитвы за упокой.

Наконец Вахтер смог написать домой. Мама Вильхелмине, которая свежеиспечённым хлебом и запечённым мясом проводила Херманна в путь осенью 1953 года, хотела уже читать милитвы за упокой его души в церкви деревни Ансекюла. Но письмо с хорошим известием пришло раньше. Эту историю рассказывает жена Херманна, Нурме, поскольку сам он от воспоминаний о пережитом, не может произнести ни слова. Но потом Херманн говорит, как один эстонец с полуострова Сырве, служивший в строительом батальоне, экскаватором выкопал братскую могилу для 603 моряков, погибших на "Новороссийске".
В нескольких километрах от братской могилы вход в Севастополь охраняет памятный монумент скульптора Амандуса Адамсона всем погибшим на этом корабле.
"И я до сих пор не знаю, как я смог выбраться из корабельного люка. Зубы были выбиты, голова сильно разбита и с ноги пропал один ботинок."
Какой, этого Херманн Вахтер не помнит....


1956-1957. ПОДАВЛЕНИЕ ВОССТАНИЯ В ВЕНГРИИ.

Лейтенант Рейн Раудсепп подорвался в Венгрии на мине.

Телеграмма на русском языке приказывала лейтенанту Советской Армии Рейну Раудсеппу, закочившему суворовскую офицерскую школу, прервать месячный отпуск в Тарту и следовать к месту службы в Киевский военный округ.
Были первые дни ноября 1956 года. Срочность вызова в телеграмме не обьяснялась.
Только в пограничном городе Станиславе понял Раудсепп, что на венгерской земле, куда направлялся его 203 мотострелковый полк, идёт настоящая война.
Что желающий реформ венгерский премьер-министр Имре Надь 1 ноября 1956 года обьявил о выходе Венгрии из Варшавского договора и попросил помощи у ООН на что СССР тремя днями позже ответил вооружённым вторжением, этого молодй лейтенант Раудсепп не знал.
С другой стороны Тисы в Советский Союз шёл поток раненных, в обратную сторону шли новые боевые части, чтобы сломить сопротивление венгров. Офицерские жёны говорили возле эшелона:"Такие молодые и уже на войну..".
Советские солдаты в прямом смысле наводники всю венгерскую землю. "В каждый городок, размером с Муствее, вошёл полк" - вспоминает Раудсепп.
(Муствее -городок в Эстонии на берегу Чудского озерас населением 1600 человек. Прим.переводчика).
Политика оттепели Никиты Хрущёва, который правил СССР после Сталина, получила трагический удар, но может быть события в Венгрии 1956 года и стали теми первыми ударами кирки, разловашей в будущем берлинскую стену между двумя мировыми порядками.

Танки спасли от самого худшего.

Что ждало лейтенанта Советской Армии в братской стране? Цветов, разумеется, там никто не дарил и деревенским молоком не угощал.
Венгерские крестьяне уже ушли с баррикад, но заводы ещё бастовали, гимназисты и студенты уже считали безнадёжным вооружённое сопротивление Советской Армии и местным силам госбезопасности.
"Ночью начинался обстрел наших автомобилей из за угла или из окон домов", вспоминает Раудсепп, чьё подразделение поначалу патрулировало улицы Дебрицена и прочёсывало окрестные леса.
"Никого мы не поймали, а своего солдата потеряли - один пошёл в самоволку и его нашли в колодце убитым".
Раудсепп заменил свой тяжёлый 20 -и зарядный "Стечкин" в деревянной кобуре на лёгкий ТТ, найденный в куче конфискованного у венгров оружия. Днём позже обявили боевую тревогу. По данным разведки со сторны Будапешта должен придти в Дебрицен поезд, полный мятежников. "Запихал гранаты в карман. Пару часов провалялись возле железной дороги, но поезд не пришёл. Поезд свернул раньше".
В следующий раз так спокойно не обошлось. Когда венгры в одну из ночей, в три часа ночи, напали на склад боеприпасов советской армии, то в ответ на пулемётную очередь полетели гранаты. На помощь начальнику караула Раудсеппу прибыли три танка. "У меня был красивый лейтенантский мундир, но я в нём ползал на брюхе по грязи, что все карманы оказались забиты грязью и за мной оставалась борозда". Танки начали стрелять в лес и в лесу стало тихо. Также тихо, как вокруг хутора Савимяэ в Валгамаа, где хозяин Рейн Раудсепп рассказывает свою историю.

До того, как войти в чужой дом, гремела очередь по фасаду.

Почему в 1956 году началось восстание в Венгрии?
"Для венгров была чужой коммунистическая, советская насаждающаяся идеология, их недовольство сжалось в тугую пружину", обьясняет Раудсепп причину, которая подвигла мадьяров набросить верёвку на шею советского постамента и сдёрнуть его с основания с грохотом. Ожидаемая помощь и признание Запада так и не пришли. Осуждение ООН вторжения вооружённых сил СССР в Венгрию было слабым утешением для венгров. Это не защитило тысячи погибших и десятки тысяч арестованных борцов за свободу. Безразличность больших государсв толкнула мадьяр на отчаянные действия.
Работники венгерской госбезопасности в жёлтых сапогах висели повешенными на трамвайных столбах в городе Мисклоше, куда лейтенант Раудсепп прибыл в конце ноября 1956 года. Восстания в рабочих кварталах Будапешта советские танки распатали гусеницами ещё три недели назад, но всё равно очаги сопротивления постоянно возникали то тут то там.
В Мисклоше военнослужащие советской армии принимали строгие меры безопасности. До того, как войти в чужой дом, давали очередь по всему фасаду. Сперва наперво в дверь заглядывал ствол танка или автомата, а уж потом появлялся солдат. Советский офицер, который перед тем, как войти в местную пивную кинул туда гранату, всё таки пошёл под трибунал.

"Мы всегда знали, что они нас ненавидят."

Офицером Советской Армии Раудсепп попал в Будапешт, который дымился и горел как Эстония осенью 1944 года, когда фронт пошёл дальше. На площади перед железнодорожным вокзалом он насчитал 50-60 сожжённых советских танков.
Конечно случалось, что некоторые венгры со злостью плевали ему вслед. "Мы всегда знали, что они нас ненавидят".
Враг не спит и не выбирает методов, это понял Раудсепп, когда сидел в туалете офицерского общежития, когда он протянул руку за нумагой. Это было не патриотические стихи венгерского поэта Сандора Петофа, которые политрук бросил в туалет, а антисоветская газета русских эмигрантов "Посев", свежий номер.
"Я сидел и читал. Не смел сказать об этом другим" говорит он о случившемся в Венгрии и прочитавшим всю правду о событиях в этой стране Раудсепп. "Я подумал, что наверное уборщица принесла это специально для нас". Это прочитанное Раудсепп потом никогда не рассказывал своим коллегам. "Это был бы им плевок в лицо".
Но когда "мадьярфильм" для документального фильма искал свиделтелей событий в Венгрии, Раудсепп дал о себе знать и был в этом фильме одном из свидетелей.
Остался живым после подрыва на мине.

Со своей первой получки в форинтах в ноябре 1956 года Раудсепп со своим сослуживцем Юло Хальяком купили себе в одёжном магазине самые обычные костюмы. Костюмы защищали советских офицеров на улицах Мисклоша лучше, чем бронежилеты.
В костюмах можно было пойти и на танцы. Раудсепп не помнит, чтобы кто то заподозрил. Постолет ТТ, лежащий во внутреннем кармане, венгерки не замечали. "Kiz-l;nd" это одно из венгерских слов, которое приходит Раудсеппу на память на хуторе Савимяэ. Это означало "девушка".
Может быть в то же самое время, когда молодой лейтенант кружился в вальсе, борцы за свободы закопали мину на дороге Дебрицен - Мисклош, на которую открытый БТР-152, в котором сидел Раудсепп, и наехал недалеко от реки Сайо.
Взрыв выбросил на дорогу как пустые патронные ящики всех, кто сидел в БТРе. Правая нога получила сильные повреждения и последствия чувствуются до сих пор. Когда Раудсепп поправлялся в военном госпитале города Сольнока, побратима Таллина, то он увидел как привезли солдата, который получил очередь в грудь, который хрипел безнадёжно "мама,мама!" и потом затих, то понял, что он сам ещё легко отделался.

Венгерские работники госбезопасности пытали своих земляков.

Неужели офицеры Советской Армии Раудсепп и Хальяк, сидя по вечерам в комнате офицерского общежития не думали о бегстве от коммунистического режима,раздавившего Венгрию?
Сомбатхей - последнее место службы Раудсеппа - был от границы с Австрией на расстоянии полёта пули автомата Калашникова. Жители маленького приграничного городка массово бежали на Запад до того, как между городком и границей протянули сеть минных полей. Всего на Забад бежали более 200 000 венгров.
"Нас предупреждали, даже не думайте,у вас в Эстонии остались семьи" коротко говорит о возможности бегства несколько десятков лет наза Раудсепп. По иронии судьбы его младший брат Тынис, член группы сопротивления "молодого Тарту" сидел в тюремном лагере вместе со своим другом Энно Тарто. Удивительно, но обмен письмами между братьями по маршруту Сибирь-Венгрия проходил свободно.
Последние выстрелы офицер Советской Армии Рейн Раудсепп слышал 15 марта 1957 года во время венгерского народного праздника, когда партизаны, прячущиеся в горах, открыли стрельбу из тяжёлого пулемёта.
Попытка снова поднять восстание под лозунгом "Мадьяры, вставайте!" захлебнулась очень быстро. Полиция и госбезопасность организовывала облавы на улицах и женщины потом подолгу стояли возле входа в тюрьму, чтобы передать передачи с едой и вещами.
"Венгерские службы безопасности пытали своих земляков, было слышно, как мужчины кричали в подвале. Ужасный звук, когда взрослый мужик орёт страшным голосом".

Сны о Венгрии будоражили.

Раудсепп в некотором роде благодарен венграм, которые подсунули мину под его БТР, поскольку из за раненной ноги ему удалось уволиться из Советской Армии в 1958 году. КОгда через пять лет бывший лейтенант выходил принимать диплом химика по окончании Тартусского Университета, на нём был надет шикарный тёмносиний костюм. Венгерская одежда была высокого качества и хорошо сохранилась.
Хозяйка хутора Савимяэ Тальви Раудсепп вспоминает, что в 1960-х года у её мужа часто был беспокойный сон, крутился и вздрагивал. Венгерские сны не отпускали..
Тридцать лет спустя сын Тальви и Рейна Антти проходил службу солдатом в Германии, когда рухнула Берлинская стена.
Только без выстрелов.

1958: НА ПОДВОДНОЙ ЛОДКЕ ВО ВРАЖЕСКИХ ВОДАХ.

Корабельный врач Артур Талихярм в разведовательном походе на учения НАТО.

Одним махом лейтенант Артур Талихярм стелит простынь и представитель генерального штаба с матами и причитаниями ложится на обеденный стол в отдельной каюте. Морфин уже подействовал, экстренная операция по удалению аппендицита на советской дизельной подводной лодке на глубине 40 метров под водой началась.
Скальпель не дрожит в руках Талихярма, аппендицит он не раз вырезал во время учёбы в Военной Медицинской Академии в Ленинграде. Нервы были напряжены совсем по другой причине. Талихярм даже не мог предположить с каким заданием и в какой части мирового океана находится в августе 1958 года подводная лодка 600-13 на которой он выполнял обязанности корабельного врача. Этого и не мог сказать ему представитель генерального штаба, капитан третьего ранга,которому корабельный врач вырезал гнойный аппендицит на обеденном столе в отдельной каюте.

Идём во вражеские воды.

В любом случае дело не было связано с далёким путешествием на отдых. Это дали понять ещё на берегу до выхода в море, когда командир корабля высоким голосом зачитал боевой приказ командования флота в бухте Оленья Губа в Северном море. "Там, куда мы идём, нам не могут помочь Советский Союз и коммунистическая партия " сказал командир перед экипажем в семьдесят пять человек и добавил, что в любом случае родина не забудет о семьях подводников. "Я не хочу вас пугать, но всё может случится. Ещё есть возможность выйти из строя и остаться не берегу", сказал командир. Эти слова можно сравнить с тайной угрозой кулаком.
В порту Оленьей Губы никого не было на берегу, кто помахал бы белым платком подводной лодке пробирающейся на выход из бухты среди льдин. Только две женщины видели выход, заведующая магазина военторга с ребёнком и беззубая уборщица стоявших в порту бараков, это все.
А в Таллине, там жили годовалый сын Айн и жена Айно, фотографию которых Артур Талихярм хранил между личных документов в большом, непромокаемом цилиндре. Эту фотографию он никогда не показывал своим сослуживцал и не смотрел сам. Поскольку у молодого мужчины и так всё было прекрасно в памяти.
"Идём во вражеские воды". Эти единственные слова командира корабля отцу семейства было невозможно написать домой, поскольку эти слова в письме будут приравнены к разглашению военной тайны.
Место нахождения Артура Талихярма домашние не знали долгие месяцы.

В этом холодном гробу мы можем и остаться.

По вибрации корпуса Талихярм понял, что корабль находится минимум на 40 метрах глубины. Кожа покрывалась потом и каждое движения вызывало одышку. Это было не от страха, что четыре торпеды в первой секции лодки и четыре торпеды в седьмой секции лодки и дополнительные запасные торпеды могут самопроизвольно взорваться. А от того, что высокое содержание в воздухе углекислого газа давало о себе знать. В Петербурге, где в старой церкви на Васильевском острове был построен бассейн для подводников глубиной 18 метров, во время учебных погружений и постепенных поднятий на поверхность Талихярм не чувствовал такой тревоги, которая была у него сейчас в этой подводной темноте.
"В этом холодном гробу можно и остаться и никогда уже не увидеть дом" думал он одинаково со своими сослуживцами. Но внешне свой страх никто не показывал.
Артур Талихярм шёл, боком вперёд, держа голову наклонённой из одного отсека подводной лодки в другой, проверяя данные измерительных приборов - концентрация углекислого газа была в несколько десятков раз выше разрешённой - и докладывал командиру. Капитан, тяжело охая, дал команду включить апаараты регенерации, очищающие воздух.
В обязанности корабельного врача Талихярма входило, кроме измерения концентрации углекислого газа, и раздача по 180 грамм вина-бормотухи "Кагора" всем матросам. Дешёвое пойло должно было стимулировать аппетит, но даже вино на морском дне никто не хотел пить.
Советские офицеры каждый день получали по стопке спирта. А самым серьёзным был замполит, про кого Талихярм помнит только имя, Иосиф - который получал за раз целый стакан 96-и градусного спирта. Сам Талихярм не пил вообще, был по жизни трезвенником. Он украдкой прокрадывался к своему другу в радиорубку, где одевал наушники и слушал, как Элвис Пресли лирически поёт: "Love mе tender, love mе true....." Если бы находящийся на лодке офицер из особого отдела, точнее офицер контрразведки КГБ, мужик с белой головой, огромным нсом и плоскостопием застал бы советского корабельного врача в радиорубке, то последствия могли быть очень плохими.
Талихярму с прослушиванием песен в радиорубке повезло.

Непойманный разведчик на военно-морских манёврах НАТО.

И в один день, а за этот рейс этих дней набралось уже на два месяца, не разу не раздался сигнал тревоги, который был почти каждый день как только над ними проходил каой нибудь надводный корабль НАТО. "Эти чёртовы сегналы уже надоели".
Когда эти "чёртовы сигналы" раздавались, то корабельный врач Талихярм со своим помощником с двумя лычками на погонах, Бирюковым, должны были бежать в общую каюту,где часами сидели и ожидали возможных раненных. Раненных не было. Война не началась.
В конце концов даже в мегафонах более не звучал голос командира, обьявляющего боевую тревогу. Что происходит на командирском мостике корабельному врачу никто не говорил. Талихярм не разу не почувствовал тяжёлое, проходящее по всему кораблю вздрагивание, которое было при выстреле торпеды и не слышал дребезжащий звук, который сопровождал металлического посыльного в сторону вражеского обьекта. Все торпеды были на месте, тревога закончилась и подводная лодка уже всплывала недалеко от родного залива. Когда сослуживцы повылазили на палубу, в зубах сигареты, на свежий воздух (на лодке курить запрещалось), корабельный врач Талихярм тампонировал одному матросу кровотечение из носа, начавшееся по непонятной причине. Но первые шаги по твёрдой земле он помнит до сих пор.
Уже в порту началось празднование возвращения из похода с большим количеством алкоголя, притом что в порту Оленьей Губы был сухой закон. И только теперь услышал Артур Талихярм то своих друзей офицеров слова, произнесённые полушопотом: "морские учения НАТО", "разведовательный поход", "Исландия".
Из отдельно услышанных слов сложилась картина прошедшего: их подводная лодка незамеченным разведчиком пробралась в самое гнездо НАТО во время военно-морских манёвров недалеко от берегов Исландии.

Быстрое подавление признаков триппера.

На башне подводной лодки красиво нарисовали орден Ленина. Талихярм получил 1900 рублей премии за проведённую на лодке операцию аппендицита, личный состав корабля расслаблялся в коротком отпуске в местном доме отдыха рыболовецкого комбината. После окончания отдыха десять матросов и два офицера обратились к доктору Талихярму с жалобами на проблемы в области паха. С постановкой диагноза трудностей не оказалось..
По правилам надо было госпитализировать моряков, подхвативших местный триппер, но командир советской подводной лодки не хотел такого позора и скандала и драматически замахал кулаками:" Что ты, Артур Артурович,шесть лет учил в академии, если сам справиться не можешь?!"
Талихярм нашёл необходимые антибиотики, набрал их в один большой лошадиный шприц,выстроил в ряд всех несчастных и приказал всем снять штаны. "Иголки менял, шприц нет" - вспоминает доктор Талихярм о быстро подавлени признаков триппера в Оленьей губе.
Командир высоко оценил работу своего врача и наградил его десятидневным отпуском, который Артур Талихярм провёл дома, в Таллине.

Из под воды на сушу для работы врачом.

Дальнейшая подводная жизнь после посещения вражеских вод около Исландии казалась невыносимой. Матросы приходили и говорили, что они больше не могут жить в этом железном гробу. Доктор Талихярм не был злым. Он подписывал бумаги, в которых значилось, что матрос Иванов морально устойчив, политически образован, но не годится для моря. Помогала ли эта бумага матросу Иванову перед более вышестоящей врачебной комиссией - это совсем другое дело. Военно-морской флот это не офицерской ресторан в городе Полярном, куда входят и выходят все, кто хочет. Сам Артур Талихярм смог вырваться из подводной жизни на берег для работы врачом в конце 1958 года. Основанием для этого в его истории записано "воспаление сердечной мышцы". Врачом, не подводником, парень родившийся на хуторе Вяльяотса, что в деревне Виссувере, недалеко от Пайде, хотел быть всегда.


1959 - 1962. ВЫРУ - ТАЛЛИН - ТАПА - БРЕСТ, БЕЛОРУССКАЯ ССР - ФРАНКФУРТ НА ОДЕРЕ,ГДР - БАД ФРЕЙНВАЛьД, ГДР - ВОСТОЧНЫЙ БЕРЛИН, ГДР - БАД ФРЕЙНВАЛьД, ГДР - БРЕСТ, БЕЛОРУССКАЯ ССР - МИНСК, БЕЛОРУССКАЯ ССР - ТАРТУ.

Обеспечивали строительство Берлинской стены.

Уно (1939 г.р)

Моя служба в Советской Армии началась 18 сентября 1959 года на железнодорожной станции Выру. Утром прибыли в Таллин. После обеда дизельный поезд привёз нас в Тапа. Попали словно в тюремный лагерь. Баня, обработка хлоркой всех волосатых мест, гражданскую одежду долой,старую солдатскую форму получили и спать. Наутро почувствовали сильный голод, поскольку все сумки с домашней провизией вечером забрали. На завтрак дали варёную на воде гречку, хлеб и чай.
Нам сообщили, что мы едем в Германию, поэтому и не давали новую одежду. Основание: новую форму могут украсть. Нас вместе было около 150 человек. В основном эстонцы, также эстонские русские, один литовец и один парень из Псковской области. Этот парень из Псковской области знал эстонский язык, но никогда об этом нам не говорил. Только в Германии он говорил на эстонском языке во сне. Этот парень из Псковской области был стукачом, как позже выяснилось. Мы ходили по военному городку Тапа словно оборванцы. Зачем то выдалбливали окопы в местном плитняке. Всё это называлось карантином.

КГБ работало.

После 17 ноября 1959 года начался путь в Германию. Теперь дали новую одежду: кожанные сапоги, кожанные ремни, форменную одежду из шерстяного материала. Вагоны, предназначенные для перевозки животных, приспособили для перевзки солдат. Были двухэтажные нары и посреди вагона печка. Шинель была как снизу так и сверху, вместо подушки был рукав шинели. На этом поезде мы ехали до Бреста. В Бресте нас пересадили в рейсовые вагоны. Прибыли в Франкфурт на Одере. Железнодорожный вокзал Франкфурта был грязный и ужасный.
Началась служба в военном городке, расположенном во Франкфурте. Казармы были военного времени, построены хорошо, паркетные полы и центральное отопление. Здесь нас начали обучать на сержантов. Хорошо, что эстонцев в школе было достаточно много. Парень из Псковской области начал выполнять свою стукаческую работу. Он слушал, что мы говорим и докладывал это перед нужными людьми. Наших ребят начали вызывать на беседы. КГБ работало.
Было выяснено, что у некоторых эстонцев были родственники в Западной Германии. Этих ребят вызывали на допросы особо часто и в конце концов их отправили назад куда то далеко в Россию.

Элитные войска на границе с капитализмом.

В дополнении к обучению военным премудростям и физической закалке очень часто проводили политзанятия. Подчёркивали, что мы являемся элитными войсками на границе с капитализмом. Мы должны быть особо дисциплинированными и хорошо выглядеть. Очень боялись иностранных шпионов. Письма, полученные из дома, мы должны сжигать, чтобы они не попали в руки шпионам.
Отпуск получали немногие. Отпуск давали только тогда, если умирал кто то из родственников и ещё тем, кто стоя на посту ловил шпионов. По моему не было поймано ни одного шпиона, только пьяные немцы. До января 1962 года никому не давали увольнительные в город. После войны давали увольнительные, но солдаты использовали увильнительные со злоупотреблением. С едой проблем не было поскольку продукты поставляли немцы. Из столовых приборов были ложка и кружка. Ножей и вилок не предполагалось.
Осенью 1960 года мы закончили сержантскую школу во Франкфурте и нам присвоили звание младших сержантов. началась служба в 16-ом мотострелковом пехотном полку, который находился в Бад Фрейнвальде. Меня назначили командиром руководящей группы батареи ПВО. Служить было хорошо, поскольку подчинённые были хорошими ребятами.
Жили в казармах, построенных по советскому типу. В 1961 году за два дня сгорели две казармы. Причиной первого пожара стала сломанная печка, причину второго пожара так и не удалось установить. Каждое лето проходили учения на берегу Балтийского моря. Туда стягивали все противовоздушные батареи дивизии.
Немецкий народ по разному относился к Советской Армии. Более старшие немцы смотрели на нас уничтожающим взглядом как на оккупантов. Но молодые махали нам, когда мы ехали на учения на машинах.

На Берлин с боевыми патронами.

В первых днях августа 1961 года дали приказ быть готовыми к срочной командировки и подготовить всё оборудование. Поставили боевую задачу:" В городе Х национальные волнения. Необходимость взять под охрану важные обьекты". У начальства появились признаки нервного волнения. Даже у тех, кто воевал во время Второй Мировой войны. Раздали боевые патроны. Наш Батя (командир подразделения) сказал: "Использовать только в крайнем случае!" Что это значило, он не обьяснил. Все признаки говорили о чём то срочном и важном.
В 21.00 прозвучала команда для посадки в автомобили. С собой автоматы, за машинами прицеплены зенитки. Грузовики ехали медленно и только с габаритными огнями. Было такое чувство, что нас действительно везут в бой. Утром, около 4-х часов, прибыли в Берлин. Мы приехали в срочную командировку для того, чтобы закрыть границу между Западным и Восточным Берлином. началось строительство Берлинской стены.
Нас поселили в школьном здании на окраине города. летом школа была пустая и мы думали, что до начала учебного года наше боевое задание будет закончено. Порядок был очень строгий. Даже когда мы шли на обед, то на голове должан была быть надета каска и автомат всегда с собой. Так что никаких самовольных отлучек из расположения военной части. Отношения со свем остальным миром серьёзно ограничили: письма от домашних и друзей не выдавали, из радиоприёмника слышался только разговор, отфильтрованный и одобренный в Москве, о увольнениях в город даже не мечтали. Никакой учёбы также не проходило, только политзанятия. Говорили, что в первую же ночь построенную стену немцы разломали. Теперь надеются на смелость советского солдата. В район постройки стены стянули до 2000 орудий и танков. С другой стороны стены стояли американские войска.
Часть благодарности надо отдать советским танкистам, которые возле Брандербургских ворот стояли напротив американских танков на небольшом расстоянии. Никакой перестрелки не было. Танкисты стояли друг против друга в течении двух суток. В конце концов у американцев сдали нервы и они отвели свои танки назад. Больше нам ничего не говорили.
Мы жили в постоянной повышенной боевой готовности и то же время в полной неизвестности. Нервному ожиданию давали немного разрядки постоянные наряды и караулы. Командировка в Берлин длилась месяц. После чего снова в машины и обратно в свою часть. Самого Берлина видели ровно столько, сколько можно было увидеть из кузова машины накрытого брезентом.

Потерянные года.

После окончания службы в Советской Армии я хотел поступить в институт и чудесным образом эту возможность предоставили. В конце срока службы в Германии, в городе Бернау проходили подготовительные курсы для желающих поступать в высшие учебные заведения. Курсы проходили в ускоренном порядке в мае-июне 1962 года. По окончании курсов сдавали экзамены по физике, химии, немецкому языку. Письменного экзамена от эстонцев не требовали, поскольку никто из учителей не знал эстонского языка. Тоже самое было и с другими представителями национальностей, желающих поступать в институты.
В конце июля 1962 года меня отпустили домой. Я смог уволиться немного раньше, поскольку учли моё желание поступать в Эстонскую Сельскохозяйственную Академию. Иначе, в обычном порядке, я уволился бы где то осенью. А осенью я уже учился на первом курсе ЭСА.
В заключении: эти три года в Советской Армии были, всё таки, пропавшие года для молодого человека. Эту мудрость, которой меня учили три года, можно было постичь за три месяца. Но Советскому Союзу надо было держать под ружьём возможно большее количество солдат, поскольку был страх перед империализмом. И хотели сами наводить страх на империализм.


1962-1964. ПРОСЛУШКА АМЕРИКАНЦЕВ С КУБЫ.

Радиоразведчик Энн Рейнсалу уехал в Карибский кризис.

Только начал изучать физику в Таллинском Педагогическом институте Энн Рейнсалу, парень из лесной деревни что в Пярнумаа, как из деканата ему передали конверт с повесткой.
В портовом городе Вентспилс весной 1961 года Рейнсалу вючили на специалиста азбуки Морзе для Советской Армии, который через три года принимал, как настоящий мастер, 140 знаков в минуту. "Слышишь не тире и точки, а мелодию" - вспоминает он,слушавший в наушниках концерт - морзе НАТО.
Энн Рейнсалу - ефрейтор Советской военной радиоразведки.
Поздним летом 1962 года пришёл приказ на выезд.
Куда надо ехать, не знали ни Рейнсалу ни его сослуживцы по части. Даже не знали тогда, когда они шагали по палубе торгового корабля "Алметьевск" в порту Лиепая. Кто то шёпотом сказал - Индонезия.

"Солдат он как баран, тебе ничего не говорят" - сокрушались ребята. Ясность не внесли и слова старшего офицера, которыми он проводил бойцов в путь:" Вы едете выполнять задание правительства. Если вернётесь обратно - вы все герои".
Только тогда, когда корабль проходил Датскими проливами, батальонный комиссар майор Избаш сдёрнул занавес секретности с задания. Выяснилось, что героизм придётся проявлять в стране рома, сигар и бородатого Фиделя Кастро.

Тревога! Радиоразведчики в костюмах полезли в трюм.

Металлический командирский голос на русском языке в мегафон требовал: "Тревога! все в трюм!" Триста пятьдесят человек в одинаковых , плохо сидящих, тёмносерых костюмах, беспокойно вздрогнули.
И после - грохот ботинок по железной палубе. Коротко остриженный мужской коллектив рванул к люкам трюмов. По восмиметровым железным лестницам людская масса с огромной скоростью всосалась в темноту трюмов корабля. Делающий круги патрульный самолёт НАТО не должен был видеть советских радиоразведчиков, одетых в гражданские костюмы, находящихся на борту торгового корабля "Алметьевск", направляющегося к берегам Кубы.
Было начало сентября 1962 года, самый угрожающий период холодной войны, Карибский кризис уже приобрёл свои очертания. Американский самолёт-разведчик У-2 уже сфотографировал достроенные до конца стартовые площадки для атомных ракет на острове Свободы. Бегство солдат в гражданских костюмах в трюмы корабля был не иначе, как самообман. Американские генералы уже знали, или догадывались точно, с каким грузом выходили из портов Севастополя на Чёрном море или Лиепаи в Латвии советские корабли, начиная с 26 июля 1962 года, в стороны Гаваны. Ясно, что грузами были не трактора и комбайны и не специалисты по сельскому хозяйству, как приказывало начальство представить себя на Кубе.
Путь через Атлантический океан занял две недели. Литовец-сержант, сам из моряков рыболовного траулера, развёл огонь и замешал кашу для 350 человек. настоящие повара лежали в лёжку от морской болезни. Бойцы накормлены, делать нечего, время помогал скоротать кинофильм Чапаев".

Генералы требовали войны.

Большой военный лагерь, ограждённый колючей проволкой. Туда поселили радиоразведчиков, прибывших на Кубу. Лагерь выглядел как дом отдыха для партизан. Мужчины ходили туда-сюда от скуки в насквозь пропотевших рубашках и коротких трусах. Выдернутого из института в армию переводчика английского языка можно было узнать по пивному животу. Старших офицеров по седым волосам.
Но когда ефрейтор Рейнсалу испытывал неудобства от последствий пота под мышками и между пальцами ног, торговый корабль "Индигирка" 4 октября 1962 года доставил на Куву свой смертельный груз.
Если бы таможенный чиновник попросил декларацию, то он бы узнал, что на остров прибыли первые 36 боеголовок для ракет СС-4, шесть атомных бомб для самолёта ИЛ-28 и другое атомное вооружение. Всего 134 единицы. Но естественно, что таможенного чиновника на "Индигирке" не было.
В один из октябрьских дней 1962 года офицеры , ничего не говоря, раздали всем солдатам автоматы Калашникова и по два магазина патронов. "Мы были как банда батьки Махно. В трусах и с автоматами. На ночь оружие ложили под подушку".
Рейнсалу не знал, рано утром 14 октября 1962 года вражеский самолёт-разведчик У-2 уже сделал снимки с советских стартовых позиций с ракетами СС-4. Пять дней спустя президент Джон Кеннеди обьявил боевую тревогу, в воздух поднялись 65 стратегических бомбардировщиков Б-52, готовые ответить на залп вражеских ракет.
Генералы требовали войны.

Москва эвакуировала атомные ракеты с Кубы.

Рейнсалу спал в казарме под противомоскитной сеткой недалеко от Гаваны и сны о атомном облаке не посещали его. Скорее ему снилась Кока-кола, которую они привезли с местного завода прохладительных напитков, целый грузовик в военную часть. То, что мир ходит по острию ножа, Рейнсалу услышал только 22 октября 1962 года, когда тайком слушал "Голос Америки" на эстонском языке. "Голос Америки" передал тревожные слова Кеннеди: русские могут ядерным ударом уничтожить всю западную часть земного шара. Именно это советовал Кастро в телеграмме на имя Хрущёва рано утром 27 октября - нанести удар по Америке.
Только через десятилетия Рейнсалу, как и большинство людей на планете, узнал, что карибский кризис мог в минуты превратить в атомную пустыню человечество на тысячи лет.
28 октября 1962 года до Рейнсалу дошло послание "Голоса Америки" с лёгким акцентом на эстонском языке, что Москва начинает вывод своих ядерных ракет с территории Кубы. Хрущов не хотел воевать с Америкой. В ответ Кеннеди пообещал не атаковать Кубу и убрать с территории Турции баллистические ракеты "юпитер". Для партизанского лагеря батьки Махно окончание кризиса означало то, что Рейсалу сдал свой автомат и за следующие два года, проведённые на Кубе, ни разу не брал его более в руки.

Дни подслушивания.

Карибский кризис миновал,но тайная радиовойна для Рейнсалу только начиналась. Наушники на голове, слушал и записывал он в маленькой вилле в городке Эль Кано переговоры мешду 6-м флотом США и береговой охраной. Естественно владелец виллы во время революции был выселен из своего жилища. Вскоре для Рейнсалу стали знакомыми все радисты вражеских подводных лодок и самолётов. Закомые значило то, что он знал их почерк в эфире. Если русские шифровали все свои тексты аначала до конца, то янки, к удивлению советских радостов, использовали полуоткрытые, немного сокращённые тексты.
Один раз коллеге Рейнсалу удалось принять годовой план учений американского 6-го флота. "Он записывал это три часа подряд, я подносил ему постоянно новую бумагу, парень был выжат, как лимон".
Обычно же дни на Кубе в прослушке проходили намного легче. В одном наушнике играл ансамбль Синко Латинос, в другом периодически слышали Морзе. Нога отбивала такт, рука записывала. Была чистая, кабинетная работа. И радист был неприкосновенным лицом, кого за самоволки в наряд не назначали. Так что риск был небольшой, когда Рейнсалу вместе с литовским компаньеро ушли из части, чтобы посетить всемирно известный ночной клуб "Тропикана". На сцене вихляли бёдрами тридцать срутобёдрых танцовщиц. "Мы символически потягивали выпивку, ром с кока-колой" вспоминает Рейнсалу. Осторожные "сельскохозяйственные специалисты" в костюмах поали в самоволке в мир богатых людей. Галстук, купленный на сэкономленные солдатские деньги, был единственным элементом шика в одежде.
Выстрелы Ли Осьвалда в Далласе прихесли кубинцам хлопки в ладоши и крики "ура!" 22 ноября 1963 года. Их враг номер один, Джон Кеннеди, был убит. Советские же офицеры колебались между двумя огнями, они не знали - радоваться ли им с местными или грустить.

Дорога домой на борту "Марии Ульяновой".

В мае 1964 года Рейнсалу понял, что его обязанности перед Кубинской революцией - шесть часов на смене и двенадцать свободных - выполнены. Начальство дало приказ подняться на борт корабля "мария Ульянова", который следовал в Ленинград. Огни Ивановой ночи Рейнсалу увидел, когда проходили Датский пролив. Потом мигнул маяк Кыпу и сон больше не приходил. Сон пришёл только через три дня в Тори-Ыесуу, в своей родной кровати.
Большая, бежевая, шумащая Карибским морем ракушка, счастливо завершила рейс в солдатском чемодане от Кубы до эстонского хутора.

1965: РАКЕТНЫЙ КОМПЛЕКС ВО ВьЕТНАМСКИХ ДЖУНГЛЯХ.

Старший сержант Мати Тинтс сбивал бомбардировщики США.

На экране радара неотразимо приближались друг к другу две точки. Из джунглей Северного Вьетнама для молодого парня из Пярну встреча двух точек выглядела как яркая вспышка в светлосинем вьетнамском небе. Небольшим серо-белым облачком, означавшим уничтожение над небольшим городком Вин-Лин. Вылетевшими из советских противовоздушных ракет С-75 фрагменты в форме ромбов в первом же бою старший сержант Мати Тинтс поразил все три американских бомбардировщика. Первые два были сбиты и упали на землю, третий произвёл экстренную посадку в Лаосе. Было лето 1965 года.
Подготовив к старту новые десятиметровые смертельные стрелы, ракетчик Мати Тинтс снял свою защитную панаму и на краю нарисовал свои первые пятиконечные звёзды. Так, как снайпера делают зарубки на прикладе своего оружия.
Если бы американский лётчик вовремя заметил бы ракету, мчащуюся в его сторону со скоростью километр в секунду, то возможно успел бы нажать на кнопку катапульты что означало бы спасением от смерти но точно не спасением от плена. Пилот на парашюте часто приземлялся на рисовое поле на котором работали вьетнамские женщины в треугольных шляпах на голове и с карабином СКС за спиной. Солдат США они считали за кого угодно, но только не за друзей.
Вьетнамская война.

С абсолютно седой головой обычный шестилетний мальчик.

Когда Мати Тинтс, пенсионер из Килинги-Нымме, начинает рассказывать как они наматывали тысячи километров по джунглям с ракетным комплексом, как прятались от американских бомб, глаза мужчины неожиданно наполняются слезами. Слова застревают в горле. "Всё это было как...."
После больной паузы выкладывает Тинтс на кухонный стол чёрно-белые фотографии с армейской службы. Городские виды Ханоя, советские солдаты под пальмами в белых рубашках с короткими рукавами, малеький вьетнамский ребёнок большими глазами смотрит в обьектив фотоаппарата.
"Её отец был сержантом, с которым мы вместе ходили в бой".
На обратной стороне фотографии надпись на вьетнамском языке: "Моему другу Мати на память о моей дочери Тхан-Хьен, которой на фото четыре года". В то время четырёхлетняя девочка, сейчас сороколетняя женщина. Очень надеюсь, что Тхан-Хьен осталась жива.
Когда противовоздушные дивизион Мати Тинтса переезжал из деревни в деревню, меняя боевые позиции, открывались новые и новые ужасные лица самого большого конфликта после Второй Мировой войны. Шестилетний мальчик, стоящий на краю дороги, обычный мальчик. "Только полностью седая голова. Психотравма после бомбардировок".
Один южный народ. Два государства. Рисовые поля разделила 17 параллель. Это началось во Вьетнаме в 1955 году, когда оттуда ушел домой французский экспедиционный корпус. Режим Хо Ши МИна на севере Вьетнама поддерживали оружием и советниками Советский Союз и Китай. В Южном Вьетнаме противостояли продвижению коммунизма в Азии США. Поначалу тоже советниками и оружием, после одиночными бомбовыми ударами и начиная с марта 1965 года уже сотнями тысяч солдат. Народ Вьетнама оказался зажат между холодной войной двух громадных государств, потеряв за десять лет на севере и юге более миллиона человек убитыми и 2,6 миллиона раненными. В апреле 1965 года Америка обьявила Северный Вьетнам зоной боевых действий и теперь каждый день в мангровые джунгли падали авиационные бомбы.

Что умели молодые советские специалисты? Пускать ракеты.

В Кремле эти взрывы заставляли гневно сходиться к переносице густые брови лидера Советского Союза Леонида Брежнева. Вступивший в коммунистическую партию аж в 1920 году Хо Ши Мин с трудом держался под ударами империализма. Секретные решения легли на столы маршалов Советского Союза.
Дальше уже военная часть ПВО в Туле, где недалеко от места Бородинской битвы 1812 года в куче шинелей замерзал старший сержант Советской Армии Мати Тинтс. С одного бока вместе с ним грелся русский, а с другого бока, прячущий под подушкой кинжал, азербайджанец.
Все трое на следующий день зашли на борт транспортного самолёта "Антонов" в аэропорту Шереметьево, чтобы с промежуточными посадками в Омске, Томске и Новосибирске прибыть в столицу Китая. "Краткосрочная командировка" -слетело с губ командира. Больше ничего солдаты не должны были знать. Недалеко от Бородино в палатках спали ракетчики с пятиконечными звёздами и шевронами ракетных войск, в Пекине с борта самолёта сошли в южный воздух советские молодые специалисты в лавсановых чёрных костюмах. Что умели молодые советские специалисты? Пускать ракеты. Больше от них ничего не требовалось.
Когда моторы "Антонова" замолчали, на аэродроме зазвучала пионерская песня. Черноголовая девочка надела на шею Тинтса венок из национальных цветов, из жёлтых хризнатем. Политики СССР и Китая друг другу цветов больше не дарили. Из культа Мао Дзедуна добрались до нужного пункта. Во время промежуточной посадке в городке на Вьетнамо-Китайской границе Тинтс видел, как пожилые женщины подняли большой портрет Мао Дзедуна, вышитый на большом куске ткани.

В тень джунглей от американских бомб.

Именно китайские гаубицы прикрывали отступление противовоздушного дивизиона Тинтса под Винь-Лином летом 1965 года.
Шесть стартовых ракетных площадок увязли своими металлическими лапами в раскисшей после тропических дождей земле недалеко от границы Южного и Северного Вьетнама. Наутро гусеничные тягачи с трудом смогли вывернуть из ис тропической грязи. И пришли американцы, 60 самолётов. Радары янки засекли позиции советских ракетчиков и пилоты знали точно, куда надо лететь. "Китайцы поставили вокруг нас завесу из заградительного огня. Девять самолётов сбили".
Искавший укрытие в чавкающих джунглях от американских бомб Тинтс не говоит в адрес американских лётчиков ни одного плохого слова. "У меня к янки не было никаких чувств. Я старался по возможности вернуться домой живым".
Тайком слушая у радистов "Голос Америки" на русском языке они услышали, что советские используют в Северном Вьетнаме новое оружие, ракеты с большим радиусом полёта.
В действительности нового оружия не было. Были те же самые десяти с половиной метровые ракеты С-75, которые по распоряжению командующего генерала Баженова за одну ночь перебазировали через джунгли на расстояние двухсот километров. Когда неожиданно стали сбивать американские самолёты, то военное руководство США и решило, что русские используют какое то новое оружие. Но уже 1 мая 1960 года такой же самой ракетой С-75 над гораи Урала был сбот разведовательный самолёт США У-2. С такими же самыми ракетами дивизион Тинтса охотился пять лет спустя недалеко от границы Вьетнама с Китаем, только в этот раз У-2 висел над ихними головами слишком высоко. С борта авианосца под звёздно-полосатым флагом, в Южно-Китайском море , адмирал приказ на взлёт самолётам, получившим достоверные данные с самолёта-разведчика. "Самолёты прилетели нас бомбить тремя волнами на разных высотах. Мы выпустили семь ракет. Все попали в цель. Советские ракеты - хорошие ракеты и останутся хорошими ракетами".
На все самолёты советских ракет не хватило. Друг литовец спас жизнь Тинтсу дёрнув его за ноги и сваливших в канаву буквально за мгновение до взрыва американской бомбы. Осколки пролетели над самыми головами.

За медаль - мопед.

Через десять минут джунгли жили своей обычной жизнью. Снова отовсюду раздавалось пение цикад.
Погиб ли кто из русских на этой войне?
"Я не слышал... Один майор точно сломал себе шею когда по пьяни упал с балкона".
Праздничный приём в Ханое, которым коммунистический Вьетнам провожал домой ракетного аса Баженова и его солдат в первых днях декабря 1965 года. Красивые официантки-вьетнамки предлагали различные блюда, в том числе и собачье мясо. "Вполне нормально было, там приходилось и червяков есть".
Какой то маленького роста генерал прикрепил на пиджак Мати Тинтсу, к тому времени повышенному в звании до младшего лейтенанта, яркую вьетнамскую медаль. Деревенским жителям эту медаль было показывать нельзя, поэтому Мати обменял эту медаль в Килинги-Нымме на мопед. "Мне надо было средство передвижения".
Ракетчики Северного Вьетнама, кого Мати Тинтс учил охотиться на самолёты США, ещё долго вспоминали этого светлоголового, с крепкими мускулами советского специалиста, который в одиночку поворачивал стартовую стрелу С-75, стоящую на домкрате.
Они это могли сделать только вчетвером.


1967: ЗАЩИТНЫЙ РУБЕЖ НА КИТАЙСКОЙ ГРАНИЦЕ.

Старший сержант Райво Соонсен готовился к войне с Китаем.


Два эстонца сидели в Швеции, в ресторане гостиницы в Мальмо. "Почему ты всё время оглядываешься?" спросил Рудольф Вооде у собеседника. "Это появилось у меня 30 лет назад, до сих пор контролирую вокруг" - снова посмотрел в глаза друга Райво Соонсен. "Там, где я служил солдатом в Советской Армии, где советские пограничники становились седыми в двадцать лет, научишься видеть всё за спиной".
Финскому парню Вооде в Карелии в 1944 году не нужно было иметь глаза на затылке, поскольку где проходит шаткая линия фронта было всем известно.
Ротный старшина Советской Армии Соонсен должен был в 1967 году на границе с Китаем постоянно оглядываться - потому что смертельная опасность могла появится именно из за спины. Раз и прозвучал выстрел. Из земли иероглифов прилетела пуля от карабина и прошла через икроножную мышцу чуть повыше голеностопа. На ноге Соонсена от этого воспоминанием остался шрам. Это хорошо закончившаяся плохая история берёт своё начало в Тондисских казармах Таллина.

На границу с Китаем пошли танки,БТРы, боеприпасы и солдаты.

В январе 1967 года на утреннем построении маршировал полк Советской Армии имени Фрунзе дивизии имени Панфилова. В числе других отбивал шаг кирзовыми сапогами по асфальту призванный с факультета физкультуры Тартусского Университета пятиборец Райво Соонсен. В это морозное январьское утро солдаты фрузненского полка услышали тяжёлые слова командира:международное положение критически изменилось, на Дальнем Востоке враг угрожает снести пограничные столбы Советской родины.
Старший сержант Соонсен, который надеялся спокойно заниматься и далее пятиборьем в спортивной роте, должен был в следующие три месяца сосредоточиться на шестой дисциплине, на поднятии тяжестей. Поскольку его полк грузил по ночам - чтобы лишние глаза не видели - на станциях Лиива и Аэгвиду, военное снаряжение и технику, всего 2500 вагонов. На границу с Китаем пошли танки, БТРы, боеприпасы со складов в Мяннику, мебель, даже настенные плакаты.
Уже в 17 веке начавшиеся разногласия на границе России с Китаем перерастали в самую тяжёлую фазу, обе стороны даже взвешивали возможность нажатия красной атомной кнопки.
В 1948 - 1958 году Россия и Китай даже дружили. В послевоенных деревенских школах крестьянские дети, обутые в калоши и одетые в перешитые военные шинели, дружно пели:"Китайцы наши друзья и братья. Крепим единство наших народов. Сталин и Мао защищают нас, защищают нас".
Когда Райво Соосен в конце апреля 1967 года с последним эшелоном дивизии трясся по дороге на Дальний Восток, о дружбе народов уже и не говорили. Мао Дзедун вещал с трибуны в Пекине: "Советский ревизионизм и американский империализм в преступним сотрудничестве поставили под угрозы иделаы коммунизма. Весь революционный мир против них!" Осенью 1967 года в 50-и летний юбилей Великой Октябрьской Революции, китайский вождь Мао пообещал из за стены выпустить жёлтое человеческое море, которого многие боялись. Эти угрозы привели на Советско-Китайскую границу в течении года около 20 советских боевых дивизий. "Для нашего эшелона всегда горел зелёный свет. В Казахстане нас спрашивали женщины на остановках идёт ли уже война".
Когда Соонсен 17 мая 1967 года прибыл в горы Алатау в Киргизской ССР в двадцати пяти километрах от столицы Фрунзе, то вместо шампура с шашлыком за 17 копеек, который предлагали в деревнях, взять в руки большую лопату. Прогнозы Мао стали сбываться. Советские солдаты строили оборонительную линию, сапёры ставили минные поля.
Из вертолёта вышел командующий Туркестанским военным округом генерал Лящченко. Двухметровый генерал вытянул руку и сказал, как Пётр Первый при постройке Петербурга: здесь будут 450 палаток, у подножия сопки столовая.

Они постоянно провоцировали, ища повод для начала войны.

Так Соонсен и 1400 сослуживцев его полка и жили: днём в 40-50 градусную жару строили линию обороны и по ночам прятались от холода под матрасами.
"Поначалу мы должны были разбивать сухую, глинянную землю лопатами и кирками. За полдня справлялись всего не парой-тройкой десятков сантиметров. Позже к нам подошла сапёрная техника".
Напротив фрунзенского полка стояла китайская дивизия в количестве 54 000 человек. "По тревоге время выезда у нас составляло три минуты. Иногда спали с Калашниковыми в обнимку и технарям не разрешали покидать танки и машины даже во время еды".
Был ещё один приказ: в случае атаки китайцев фрунзенцы должны были продержаться неделю. Некоторые солдаты боялись китайцев из за атомного гриба: китайцы испытали свою первую водородную бомбу и полигон находился всего в 250 километрах от городка, где был Соонсен. Атомный гриб не был виден и с наблюдательных постов, которые находились в горах на высоте 4500 метров. Солдаты видели на другой стороне только крестьян, мирно пашущих на лошадях свои поля. Только у каждого крестьянина за спиной был карабин.
"У нас был приказ ни в коем случае не поддаваться на провокации. А они только и провоцировали: из за скал тут и там стреляли по нашим патрулям. Провоцировали, чтобы мы ответили и у них появился повод развязать настоящую войну".

Осёл помешал строевым занятиям.

Время от времени солдаты проводили строевые занятия под звуки протяжного гимна Киргизской ССР. Готовились к юбилейному параду октября 1967 года. Если бы на китайской границе не были запрещены фотоаппараты и радиоприёмники, можно было бы сделать весёлый снимок со строя шириной в 14 человек и длинной в том же количестве. На этом снимке мог бы быть и один осёл, поскольку парадный строй был такой же бездумный, как и неизвестный осел из соседнего кишлака, который начинал орать утром точно в 8.00. Точно в то же время, когда полк имени Фрунзе становился в строевой порядок. Пару раз по утрам командир полка Фролов нервно расхаживал тюда-сюда перед не менее нервным строем, ожидая, что осёл наконец то замолчит. Осёл не молчал и командир полка Фролов перенёс строевые занятия на девять утра. У осла же не было возможности перевоспитать себя.

Трёх солдат отправили домой в цинковых гробах.

Осенью 1967 года ротный старшина Соонсен летел на вертолёте в горы, чтобы отвезти солдатам питание и чистое бельё. Пришлось пройти и по тропе недалеко от границы когда неожиданно недалеко услышал треск. Такой своеобразный, означающий выстрел из винтовки. Солдаты бросились на землю, ища укрытия за камнями. После следующего треска Соонсена как биллиардным шаром ударило в икру правой ноги. "Нога осталась вне камня. Плохо укрылся. Позже уже делал это намного лучше."
Он не хочет много рассказывать о ранении. Примерно так, что эта царапина ничего не значит. Трёх солдат из его полка отправили домой в накрепко запаянных цинковых гробах. "Задним числом вспоминается всё хорошее, в памяти остаются радостные картинки". Как эта, когда солдаты поймали безобидного ужа и подбросили его на прилавок полкового магазина. "Народ оттуда вылетал через окна-двери, а мы после этого спокойно смогли купить сигарет и лимонад. Иначе офицерские жёны постоянно стояли впереди нас".

В наказание в Сибирь на спасательные работы.

Райво Соонсен уволился из Советской Армии 6 ноября 1967 года. Вытащив из за голенища сапога алюминевую ложку и передав её одному молодому солдату как талисман, он взошёл на борт самолёта, направляющегося в Москву. На следующий день - на параде в честь октябрьской революции - маршировал полк имени Фрунзе по центральной площади столицы Киргизии уже без него.
До марта 1969 года, когда Китай начал провокацию на реке Уссури, острове Даманский, где с обеих сторон погибли сотни солдат, оставалось полтора года. Летящий в Москву самолётом "Аэрофлота" Соонсен ещё не знал, что в мае 1968 года ему придёт следующая повестка.
"Получите лейтенанта и поедете в Чехословакию!" - дал приказ военный комиссар генерал Карл Ару. "Не поеду!" - ответил Соонсен. В Чехословакии началась революция, Советские танки заводили моторы, чтобы раскатать гусеницами Пражскую весну.
В наказание Соонсена отправили в Сибирь во внутренние войска. В бывшем декабристском городе Тобольске он две недели руководил спасательными работами, когда Обь и Иртыш за одну ночь поднялись на четыре с половиной метра и в ближайшем детском доме сорок маленьких детей погибли так и не проснувшись.....

1968: В МЯТЕЖНОЙ ЧЕХОСЛОВАКИИ.

Санитар Йоханнес Хассь рад, что остался живым.

Пражские студентки танцевали вокруг монумента народного героя, сожжённого в 1415 году, Яна Гуса.
Генеральный секретарь коммунистической партии Александр Дубчек - это Горбачёв 1968 года в Чехословакии. Была упразднена цензура. Радио, телевидение, газеты и люди на улицах говорили свободно о будущем своей страны, о социализме с человеческим лицом, о либеральных экономических реформах.
Пражская весна.
По вечерам молодёжь собиралась в джазовых клубах, о чём уже через года в Праге даже никто не мог подумать. Из рук в руки передавался манифест писателя Людвига Вакулика - о чудо! - появившийся в газетах, "2000 слов" , в котором коммунистическая партия представлялась эгоистической организацией безо всякого чувства совести.
В то же самое время министр обороны Советского Союза Гречко в центре Москвы положил на стол своим генералам не манифест Вакулика а совсем другую бумагу. Это был секретный приказ номер ГОУ/1/87654 о проведении операции "Дунай".

"Надо вмешаться, вводим войска!"

Примерно в то же самое время посреди России в Тартусской дивизии шла жестокая драка между солдатами после распития алкоголя. Практически проигравшая мордва отступала, отбиваясь кулаками и призванный из Вырумаа на срочную службу Йоханнес Хассь уже высматривал, как бы незаметно проскочить вдоль казарменной стены.
"Что за ****ство!?" орал дежурный офицер. Или если перевести на вежливый язык, то офицер спрашивал, что за нарушения дисциплины тут происходит? Вскоре все скандалисты уже ехали в Польшу, в запасной полк номер 61412.
После того, как 3 мая 1968 года когда собрание народа на старой площади Праги переросло в антикоммунистическую манифестацию, первые дивизии Советской Армии уже стали подтягиваться к границе с Чехословакией. патрон операции "Дунай" был загнан в ствол. Также и санитар Йоханнес Хассь трясся в фельдшерской машине по разбитым дорогам мимо приграничного городка Свидница, где они остановились лагерем. В Дрездене же за столами, заставленными бутылками с минеральной водой, заседали руководители социалистический государств.
"В Чехословакии зреет контрреволюция" - рубил главный коммунист Восточной Германии Ульбрихт. "И унас может появиться свой Дубчек, студенты уже требуют перемен" - вторил ему поляк Гомулка. "Надо вешаться, надо вводить войска!" Руководящий заседанием советский лидер Леонид Брежнев жадно отпил из стакана "Боржоми".
У Дубчека никто ничего не спрашивал. Его и не было на важном заседании в Дрездене. Вместо него в Дрездене была просьба старых коммунистов Чехии, в которой они просили, чтобы пришла Красная Армия и навела в стране порядок.

Марш через Пражскую весну.

Вечером 20 августа 1968 года Хассю дали автомат,четыре полных магазина и две гранаты. "Лимонка, это как лимон, и другая как круглая жестянка. Первую используют при атаке, вторую при отражении нападения" - вспоминает Хассь о обязательных доплнениях, висящих на ремне совестского солдата, едущего в Прагу. Ещё ему принадлежало место в "виллисе" с красным крестом на борту, который пересёк границу в середине колонны танков и бронетранспортёров полка. "естественно, дороги в Чехии стали намного лучше!"
Началась операция "Дунай" что означало марш полумиллиона солдат из Советского Союза, Восточной Германии, Венгрии, Польши и Болгарии через Пражскую весну. "Шли на большой скорости, за один день должны были прибыть к границе с Австрией. Офицеры пугали, что иначе оттуда войдут вооружённые силы Западной Германии".
Водители нажимали на педаль газа и Йоханнес Хассь видел соскользнувшие с асфальта, лежащие колёсами к небу, бронированные машины и танки, лежащие в оврагах вместе с начинающими водителями. Если у какой нибудь машины в на высоте одного километра в Судетских горах мотор от перенапряжения начинал дымиться, то никто не вызывал ремонтную бригаду, машину просто сталкивал с дороги идущий сзади танк.
Хассь хотел знать, что же происходит. "Послушаем Голос Америки на русском языке" - сделал он предложение офицеру, сидящему на переднем сидении санитарной машины и удивляющемуся природе Чехословакии. "Прекратить разговоры!" - запретил офицер трогать кнопки радиоприёмника. В следующее мгновение о лобовое стекло, забрызгивая всё вокруг, разбилось куриное яйцо. Хассь был удивлён как и 18 лет спустя,когда он 8 мая 1986 года с сиденья крановщика на мебельной фабрики Сару получил приказ сесть в автобус, чтобы потом 62 дня собирать мусор выброшенный при взрыве атомной электростанции в Чернобыле.
В августе 1968 года чешский народ так выражал своё презрение колонне запасного полка новер 61412. Идущие впереди бронированные машины закидывались булыжниками, в воздухе летали камни и палки.

Женщины и дети стояли на дороге перед танками.

Попросив у офицера, сидящего в санитарной машине, поискать пражское радио, он получил разрешение. Из радио слышался прерывистый голос диктора: "Друзья, я думаю, что это последние слова, что вы сейчас слышите. Друзья, мы все верим...Я вас очень прошу, здравый смысл должен взять верх... Вы слышите выстрелы." Русские танки и десантники из Волгограда разогнали народ в Праге возле Дома радио. Ценой двадцати жизней погибших жителей Пради десантники захватили Дом радио, но радио не замолчало. Подпольные радиостудии, построенные для возможной новой мировой войны, выпускали в эфир независимые репортажи до 27 августа 1968 года. Они просили воздержаться людей от насилия и призывали к мирному сопротивлению.
"Самое страшное было в Колине. Дети и женщины стояли живым щитом на пути у танков. Это я никогда не забуду."
Идущий первым танк не стал вьезжать в толпу людей, держащих плакат "Уходите обратно в Москву!" . Танк повернул в сторону, на пешеходную дорожку, с грохотом проехал через двухэтажный дом и проложил для колонны новую дорогу. Были ли люди в этом доме? Этого Хассь не знает.

Советский Союз вылечил от болезни.

Вечером 21 августа 1968 года полк прибыл в место, недалеко от Чешских Будейевиц где советские танки провели очередную очистительную акцию, освободив от чешских самолётов местный аэропорт. И туда стали приземляться другие, с красными звёздами на крыльях, самолёты. Командир отправил Хасся с автоматом в лес за аэропортом, чтобы обезопасить от возможных диверсантов.
В то же время другие вооружённые солдаты Советской Армии выполняли другую задачу - сопровождали Александра Дубчека на самолёт , вылетающий в Москву. Старший брат Советский Союз за пару дней выпечил младшего брата, хотевшего увидеть социализм с человеческим лицом.
Дубчек подписал меморандум, в котором давал свою согласие на Советскую инвазию. Он не хотел разделять судьбу венгерского лидера Надя, уничтоженного в 1956 году.

"Идите домой к своим матерям!"

В лесу послышались шорохи. "Они идут!" прошло через Хасся дрожью. Он буравил кусты глазами. Там кто то двигался.
Хассь передёрнул затвор и дослал патрон в ствол. Увидел две появившиеся головы с длинными белыми ушами, он открыл огонь. Очередь, другая и храбрый чешский заяц окропил кровью лес. "Ты стрелял?" - грозно спросил командир. "Нет" - ответил Хассь. "Покажи магазины!". Хассь показал. - все тридцать патронов были на месте. Колдовство? Нет, дополнительный запас патронов санитар Хассь выменял у своих сослуживцев за спирт. Повар же приготовил из подстреленного зайца вкусное жаркое.
"Десять дней местные жители бросали нам вслед: Идите домой к своим матерям! - После уже никто ничего не говорил".
Маленького роста Хассь и его друг из пехоты баскетбольного роста Рейн Роолахт ушли в самоволку. Друзей замучила понятная жажда и как по заказу в захваченном советскими войсками городке маленькая лампочка светила над входом в чешскую пивную. НО хозяин пивной покачал головой: "Нет денег, нет пива". Чешских крон у них действительно не было. Хассь уже почти ушёл, но Роолахт не сдался."Стук-стук" - на пивной прилавок полетели автоматные патроны.
"Так мы получили пару пива. Светлое, очень хорошее пиво было".

Радость от возвращения живым.

В Чехию вернулась обратно цензура и плановое хозяйство, 150 000 человек бежали на Запад, коммунистическая партия убрала из своих рядов полмиллиона человек, первым совершил самосожжение в протест против красной оккупации студент-философ Ян Палач в январе 1969 года.
Дубчека сместили с места лидера партии и убрали сначала послом в Стамбул а потом на исправительные работы в лес с бензопилой. 20-и летний советский солдат Йоханнес Хассь радовался, что что из этой чудесной Чехословакии вернулся живым.
Когда в ноябре 1968 года колонна ихнего полка начала вытягиваться в марше обратно через польскую границу, почувствовали сея солдаты, словно вернулись домой. "Нас хорошо принимали, польские женщины и дети бросали на танки и машины цветы".
Было такое чувство облегчения, что Йоханнес Хассь перекрестился.


1967-1969: ТАЛЛИН - РИГА, ЛАТВИЙСКАЯ ССР - ЧЕРНЯХОВСК, КАЛИНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТь - НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА ПОЛьША - ГДР, ТЕПЛИЦЕ - ЧЕХОСЛОВАКИЯ - ТАЛЛИН.

Чехословакия: страх по коже и палец на спусковом крючке.

Яак Кангро (1948 г.р)
Среднюю школу я закончил в 1966 году. Во время школы у меня был большой интерес к противопожарной службе и я пошёл на работу в пожарную команду. Планировал пойти учится в пожарное училище. Министерство внутренних дел ЭССР выдало мне командировку и билет до Львова в нужное училище. Почему туда, не знаю. В Ленинграде тоже было такое же училище. Скорее всего тут повлиял какой то план с национальными кадрами. Во Львове я понял, что курсантская жизнь абсолютно мне не подходит и постарался завалить первые же экзамены - запутал как только можно решение дифференциального уравнения.
Я вернулся на своё рабочее место. 1-е военнизированное подразделение противопожарной службы министерства внутренних дел Эстонской ССР. Я знал, что в следующем году меня призовут на действительную службу в знаменитую и легендарную Советскую Армию. Выхода не было.
Почему то меня призвали на действительную службу только осенью 1967 года и направили в Ригу. Мне повезло со временем, поскольку я был призван на основании уже нового закона, который сократил срок действительной службы на один год - в наземных частях до свух лет, в морских частях до трёх лет. Ещё весной 1967 года молодых людей призывали на действительную службу по старому закону.
На распределительном пункте в Риге меня с другими ребятами направили в учебную школу Прибалтийского Военного Округа, где нас распределили по разным сержантским школам. Поскольку я носил очки, то был годен для мотострелков, что означало пехоту.

Товарищ полковник знал застольные эстонские песни.

В учебном полку в Риге (военная чась 34469) было нас, эстонцев, достаточно много. В нашей роте их было большинство.
По вечерам у нас была обязательная вечерняя прогулка по плацу, строевым шагом и с песнями. Поскольку мы не знали правильные маршевые песни Советской Армии, то пели песни на эстонском языке, также застольные песни в темпе марша. Ни офицеры ни сержанты не проявили никакого интереса к нашим песням. Им важнее было, чтобы во время марша песня звучала громко и в такт шагам. Эстонский язык они и раньше слышали. Так мы по вечерам ходили и пели свои эстонские песни которые, естественно, содержали в тексте непечатные слова и выражения. Один раз увидели, как командир полка наблюдает за нами на плацу. Мы же продолжали маршировать и петь далее. Когда мы дошли до командира полка, прозвучала команда: "Смирно! Равнение направо!", чтобы отдать честь товарищу полковнику.
Товарищ полковник приказал сержанту остановить нашу колонну и повернуть всех к нему лицом. И тогда... Товарищ полковник сказал всем, что хочет поговорить с одной частью нашей роты. После чего он с лёгким русским акцентом поблагодарил нас на эстонском языке за наши песни, но посоветовал убрать из текста песен эти "сладкие" места или выбирать для пения другие песни без нецензурных слов. После чего командир полка разрешил продолжить марш. У нас, конечно, лица вытянулись - русская армия и эстонский полковник?! Позже мы слышали, что этот полковник недавно вернулся из Сирии, где служил военным советником, и теперь его ждала командировка в Эфиопию. Учебный полк в Риге был для него маленьким отпуском.

В дорогу! В Чехословакии власть взяли в свои руки "плохие парни".

15 мая 1968 года я закончил учебную школу с благодарностью и на моих погонах появили по две лычки, что означало звание младшего сержанта. Меня и ещё нескольких эстонцев направили в Калининградскую область в мотострелковую дивизию в Черняховске (в/ч 56235). Особо ничего плохого. Меня сразу назначили для обучения молодых солдат. Так что я мог делать то же самое, что сержанты делали со мной в Риге во время курса молодого бойца.
В основном мне пришлось заниматься обучением молодых солдат из Средней Азии и с русским языком, конечно, были большие проблемы. Так что шло обучение, стояло лето, жаловаться было не на что.
Мы не знали, что происходит в мире, поскольку на обязательных политзанятиях говорили исключительно о ведущей роли коммунистический партии, о том, что наша жизнь будет ещё лучше и пересказывали речи партийных лидеров. Газет, кроме дивизионной газеты , не было и в письмах от домашних ничего о политике не писалось.
В июле 1968 года мы выехали на дивизионные военные учения. На учениях мы были регулировщиками движения и в конце месяца появилось чувство, что такого города, как Черняховск, мы больше не увидим. И так и случилось - 28 июля 1968 года мы были уже в Польской Народной Республике. До этого личный состав пополнили офицерами-резервистами и водителями, призванными на переподготовку, которые прибыли на место уже на автомобилях. Мы думали, что нас отправят в Германскую Демократическую Республику. НО мы катались по Польше, помогали польским крестьянам заготавливать сено и другой работой, спали на земле прямо возле машин. Жизнь была вполне нормальной - по крайней мере для солдат Советской Армии.
Хорошая жизнь в Польше длилась до 20 августа. Вскоре мы приехали в ГДР.
В ночь на 25-е августа офицеров и сержантов вызвали к командиру батальона и довели до сведения, что солдатам приказано выдать боевой комплект - 90 патронов на автомат и необходимое количество патронов для пулемёта. В каждую грузовую машину и БТР положили по ящику гранат.
Почему? Что случилось? В Чехословацкой Социалистической Республике власть взяли в свои руки "плохие парни", обьяснили нам. Что 18-20-и летние солдаты и младшие офицеры, призванные из резерва, могли на это предположить?

Палец на крючке, готовы к стрельбе.

25 августа 1968 года мы пересекли государственную границу ГДР и Чехословакии. Со стороны ГДР шлагбаум был закрыт и начальник колонны что то долго обьяснял ГДРовским пограничникам. Наконец перешли границу ГДР. На стороне Чехословакии шлагбаум был открыт и ни одного пограничника. Дорога изгибалась, мы вьехали в деревню. Мы видели озлоблённых людей, руки со сжатыми кулаками подняты над головой. Страх пробежал по коже и палец лёг на спусковой крючок автомата. Я использовал так называемые сержантские преимущества и вместо обычного магазина на 30 патронов у меня был магазин от лёгкого пулемёта на 75 патронов.
На политзанятиях политруки и комиссары говорили, что предатели чешские лётчики хотели уже за несколько километров от границы бомбить нашу колонну. Но нам повезло,потому что бравые десантники Советской Армии успели нейтрализовать чешских предателей.
Наконец мы прибыли на наше будущее место службы в маленькое местечко недалеко от города Теплице что в Северной Чехословакии. Наша роте вместе с усилением - группа из трёх танков - жила в лесу. Для офицеров поставили палатки, для солдат сделали длинные навесы из танкового брезента. Простое строение: лёгкая рама и сверху брезент.Автомат всегда под рукой, одежда постоянно одета. Только сапоги можно было снять.
Но еда для солдата Советской Армии была королевская. А именно нормы сахара и масла подняли втрое и поскольку пока затрат энергии не было больше, чем на постройку лагеря, то даже оставалось. Ржаного хлеба в этих краяхбыло не достать и солдатский хлебозавод выпекал только булку. А из булки, сахара и масла вместо крема мы делали вкусные "торты". И были другие кулинарные чудеса. Вес тела у некоторых солдат рос с космической скоростью.
Время от времени мы ходили в город на патрулирование и после того, как в Москве подписали договор между СССР и Чехословакией, мы переселились в город в казармы. До нас в этих казармах был батальон. Советская Армия разместила там целый полк. Это означало нары в три этажа. Естественно на третьем этаже спали молодые солдаты, старики спали на первом этаже.

Построили для чехов стрелковый тир.

Для пушечного мяса на место привезли молодых солдат. И чтобы, так называемые, старые оккупанты сразу не испортили молодые невинные души, нас отправили в лес на постройку стрелкового тира. Стрелковый тир был необходим, поскольку чешская армия ходила на стрельбы на обычную поляну на которой с одной стороны ставили фанерные мишени, с другой стороны поляны стреляли. После стрельб все мишени собирали и увозили. В Советской Армии использовали механизированные мишени, братский опыт следовало распространять. На строительстве мы жили в палатках. Внутри мастерили кровати. В ноги и в голову ложили по толстому бревну, на них настилали палки потоньше, всё это накрывалось военным матрасом. В каждой палатке была железная печка и дежурный, который топил печь, поддерживал огонь и следил за пожарной безопасностью. Так иногда случалось, что дежурный ночью засыпал и, в лучшем случае, огонь просто тух. В худшем случае могла загореться палатка и тогда уже беда.
Нормы питания были по прежнему королевскими и теперь, находять в лагере, стали искать пустые и чистые бензиновые канистры, чтобы из сахара сделать бражку. Тяжело было найти дрожжи. Это можно было достать или на солдатском хлебозаводе или в местном деревенском магазине. Достать дрожжи на полковой хлебопекарне было практически невозможной задачей да и Советская Армия для местных была арией оккупантов, поэтому не каждому продавали в местном магазине. Достаточно интересно было то, что в тех краях знали Эстонию, Латвию, Литву и для наших ребят особых проблем для получения нужного товара не возникло.
15 ноября 1968 года на землю лёг первый снег. Наше строительство из за этих обстоятельств затянулось. Всё строительство длилось с 28 октября до 27 декабря 1968 года.

Видели советскую действительность.

Нас возвратили обратно в казармы и мы снова занялись молодыми солдатами. Молодые солдаты были в основном родом с Кавказа. Как то раз эстонские "оккупанты" сидеки в курилке, курили и просто болтали. Вдруг мы услышали сзади вопрос, заданный на эстонском языке с сильным акцентом: "Ребята, вы из Эстонии?". Видим, на нас смотрит наголо обритый молодой солдат. Выяснилось,что он пришёл в Советскую Армию из эстонского села на Кавказе и достаточно хорошо знал эстонский язык. Разумеется мы сделали всё, чтобы у этого парня была более менее лёгкая жизнь.
В мае-июне нас вновь направили в лес для строительства танкового полигона. Летняя жизнь вне полка была действительно приятна.
Также мы видели, что означает советская действительность. Когда строили новый полигон то на место прислали новую технику - грузовики, экскаваторы, бульдозеры и так далее. Но не прислали спецов, которые на этой технике умеют работать. Кто хоть немного умел крутить руль, того посадили за баранки грузовиков и возили бетонные панели. Бетонные панели привозили из пункта Х в Советском Союзе поездами на одну станцию в Чехии, откуда в срочном порядке найденные на места водителей советские солдаты развозили панели далее по строительным обьектам.
Водительские права не спрашивали, аварии были обычным делом. Если машина ломалась то сразу списывали и давали новую.
Бульдозерами расчищали трассы на дне оврагов. На дне оврагов были также мягкие пески. Если тракторист лодырничал и ленился машину вечером вывезти с оврага на твёрдую землю, то можно быть уверенным, что наутро махина была в песке минимум на все гусеницы. Тогда на помощь приходил танк, которым старались вытащить засевшую в песке машину на твёрдую поверхность. Иногда это получалось, иногда нет. Например один бульдозер сел так сильно, что танк вырвал у него крюк с частью корпуса. Тогда обмотали тросом вокруг кабины. Естественно всю кабину сорвали. Как эту кучу железа потом доставали, я уже не помню.
30 ноября 1969 года мы ушли с чехословацкой земли и в первых числах декабря благополучно прибыли домой после длинного путешествия на поезде.