Другие и Спартак. Главы 1 и 2

   
                Глава первая
                Испания, мыс Дианы.
                Весна 74 г. до Р. X.

– Мы заплатим ему триста шестьдесят тысяч сестерциев, – говорил Марк Марий Гратидиан.
– Десять годовых зарплат центуриона, – констатировал Серторий. – Там и работы будет не более, чем у сотника.
– Именно так, претор. А в следующем году мы окружим Рим со всех сторон.
– Как бы этот круг не оказался заколдованным, – усомнился мятежный полководец.
– Я бы оставил сомнения на потом, – возразил его собеседник.

Эти двое шли впереди и немного в отдалении от других, что вызывало у последних зависть. И не только потому, что Квинт Серторий считался сильнейшим полководцем от Атлантического моря до хребтов Кавказа после смерти Суллы, случившейся четыре года назад. Но и потому, что рядом с ним шагал настоящий сенатор, а не вымышленный – из эмигрантов-изгнанников. Они здесь создавали все, что могли. По подобию своей родины, но это было жалкое подобие.

Азиний Скабр со злобной ухмылкой шепнул Вентону Перперне:
– Очень любопытно наблюдать, как беседуют два трупа.
– Ты торопишь события, друг, – ответил заместитель Сертория.
– Нисколько не сомневаюсь, что они произойдут.

Было праздничное солнечное утро. Они спускались к морю, и их ласкали потоки горьковато-соленого бриза. За ними до самых пастбищ простирались ярко-зеленые холмы, поросшие орешником, соснами и оливами. Воздух был пропитан сладковатым ароматом жимолости, сквозь который пробивался чуть слышный непередаваемо свежий запах мяты. Над травой, усеянной златоцветом, рисовали свои невидимые кружева лимонницы. Огоньки росинок то тут, то там вспыхивали, словно топазы.
«Вот оно – блаженство!» – подумал Марк Марий, и предыдущие мысли казались ему скверными. Серторий брал его время от времени под руку и давал последние наставления.
Перперна, Азиний, другие люди свиты – в разноцветных плащах, в золоченых касках с гребнями из конских волос – держались, как уже было сказано, на почтительном расстоянии.
Далее следовали инсургенты-добровольцы, входившие в отряд Мария. Позади колонны из местной знати четыре воина (а не раба) несли наглухо задрапированные плотным бархатом носилки. Кто там находился или что там находилось, оставалось для большинства присутствовавших неведомым.
Замыкала шествие иберийская охрана «беспощадных лучников», которыми, к возмущению римлян, недавно окружил себя сорокавосьмилетний одноглазый полководец.

Перперна – второй после мятежного претора человек в «испанской эмиграции» – казался внешне безучастным к происходящему. Азиний – тайный поверенный в делах Сертория – вновь нашептывал что-то Перперне на ухо и тот важно кивал. Азинию, никогда не расстававшемуся с кольчужным жилетом и дурным настроением, предстояло отправиться с миссией Мария.

Впереди на рейде стояла обшитая медными пластинами огромная галера. Матросы распускали пурпуровый парус. Окованные серебром весла застыли над водой.

Накануне в покоях Сертория в Оске прошли переговоры. Знаменитый военачальник сказал тогда младшему из рода Мариев, что готов сложить оружие и явиться частным гражданином в Рим, чтобы ухаживать за своей больной старой матерью Реей. Гратидиан раздосадовано заметил, что даже приверженцы Сертория на Капитолии не поймут такого пораженческого поступка.
– Даже на покое в доме матери ты всегда будешь источником напряженности и для популяров, и для оптиматов. Многие хотят другого – чтобы ты подошел, как и Сулла, со своими войсками к Городу.
– И учинил бойню за его священными стенами? – лицо у Сертория снова обрело волевое выражение властелина. Он чувствовал собственную силу.
– Но ведь и старик Марий утопил столицу в крови.
– По-моему, к тому времени он уже сошел с ума, – со спокойной откровенностью произнес Серторий.
Марк Марий не ответил на это и, помедлив, продолжал:
– Вот ларец с письмами, адресованными тебе, с просьбой идти со своими легионами в Италию через Альпы.
– По стопам Ганнибала. Да ведь мы с ним и похожи, – усмехнулся хозяин Испании.
– И видные сенаторы, и государственные деятели, причем из обеих партий, все устали от хаоса междоусобицы. Нужен порядок, который без сильной руки невозможен. Настроения в Италии изменились и не в пользу сулланских олигархов. Следует только немного подтолкнуть события и машина заработает на полных оборотах.
– На что ты сам-то претендуешь? – по-простецки спросил Серторий.
– Я надеюсь получить должность твоего легата, – беззастенчиво сказал Марий, – набрать войск на островах и в провинциях и ударить с юга еще раньше тебя, чтобы спутать карты противника.
– Положим, – сказал мятежный претор, – но я еще не расправился с Помпеем.
– Это займет немного времени, – выразил уверенность Марий-младший.
– Кто знает? Пока перевес на нашей стороне.
– В конце концов, его можно устранить, – осторожно заметил гость.
– Я такими делами не занимаюсь.
– Люди всегда найдутся, – постарался уклониться от темы Марк Марий Гратидиан.
– Можно ли эти письма считать официальным призывом? – Серторий забрал ларец, обшитый серебром и украшенный жемчугом.
– Нет, но поддержка там имеется и надо продолжить работу
– Я против того, чтобы повторять прежние ошибки.
– Согласен. По нашему плану, мы проведем отвлекающий маневр, чтобы напугать Город, а действовать станем в другом месте.
– Когда? – поинтересовался Серторий.
– Скорее всего, летом следующего года.
– Как я узнаю?
– Тебе передадут всего два слова: новый учитель фехтования… Возможно, ты и сам о нем раньше услышишь. Если слухи дойдут прежде слов агента, то это все равно сигнал…
Серторий  задумался:
– Учитель фехтования. Но как потом остановить толпу?
– Это уже наша забота, – похвастался Марий. – Мы или создадим видимость толпы, или вовремя ее охладим. Там будет видно.
– Я получил сигнал – что дальше?
– Переходишь Альпы. К концу следующей весны, к началу лета ты уже должен подойти к склонам, а я высажусь чуть раньше в Метапонте или Брундизии и буду атаковать с юга.
– Вместе с пиратами и войсками Митридата?
– И с теми, и с другими, – подтвердил сенатор.
– Но это же предательство?
– А Сулла разве брезговал таким «оружием»?
Серторий промолчал.
– У меня будет достаточно наших добровольцев, – убеждал его Марий, – чтобы заставить уйти варваров восвояси. К тому же им хорошо заплатят.
– Любой план сработает, – проворчал полководец, рассуждая, видимо, сам с собой, – если умы людей будут на нашей стороне.
– Я тебе уже говорил: настроения в Риме и провинциях сильно изменились после смерти диктатора. Олигархия завела нас в тупик, и большинство это понимают.
– Раньше говорили – демократия, – хмыкнул мятежный претор.
– Мы сейчас обсуждаем не то, что будет, а то, что происходит ныне, – убеждал его сенатор. – Мы не пустомели-философы, мы деятельные люди, которые к тому же обладают властью.
– А как на все это посмотрят тысячи корнелиев?- Серторий говорил о рабах, которым Сулла даровал свободу.
– Они превратились в настоящих ленивых господ, и не представляют серьезной опасности, – заверил Марк Марий.

После еще многих вопросов и ответов, после долгих раздумий Квинт Серторий, наконец, дал согласие на свое участие при условии точного выполнения плана обеими сторонами. Опытный полководец, конечно, знал, что так не бывает. Он также понимал, что любые уловки и хитрости хороши в конкретной баталии, но не в конкретной жизни. Однако чувство справедливости, человеческой правды брали верх над здравыми рассуждениями. Упоительная сладкая жажда мести подкатывала к горлу. Серторий хотел видеть поверженными своих врагов. В глубине души он не исключал горечи поражения. Однако и при таком исходе он не сомневался в том, что успеет отомстить кое-кому из тех, кто изгнал его из Рима и замучил близких ему людей. Вместе с тем стремление к тяжелой борьбе делало его в иные мгновения бесшабашным и даже веселым.

Удача, казалось, сейчас склонялась на его сторону. Только что в очередной раз был разгромлен Помпей, который едва успел унести ноги, потеряв великолепного коня с дорогой экипировкой. Именно эта-то экипировка и спасла ему жизнь, ибо солдаты принялись делить золотые украшения вместо того, чтобы преследовать противника.

Серторий допускал, что станет жертвой обмана. Однако был уверен, что обманщиков рано или поздно покарают боги. Примером тому являлся великий Ясон, взявший золотое руно хитростью, но много лет спустя заживо погребенный никому не нужным стариком под руинами своего знаменитого корабля «Арго». Ведал он и о том, что может пролиться много крови и что она не всегда по вкусу постояльцам Олимпа. Пресыщенные ею, и непобедимого Геракла на потеху толпы нарядили они в женские одежды и заставили сидеть, подобно жалкой рабыне, за прялкой.
Но неотвратимо влекла полководца слава земная и недальновидная уверенность в том, что на опасном и неведомом пути его ждет успех.

Наместник и сенатор поклялись в верности друг другу на крови. Обряд совершила горбатая кумская сивилла…

И путешественники, и провожающие спустились к морю. Шествие прибыло сюда из Оски, расположенной неподалеку от мыса Дианы. Вода меняла цвет и пахла креветками. Кричали чайки.

Пирганио – правая рука пиратского адмирала Гераклиона, – одетый в темно-синее, поджидал их на песчаной полосе. У капитана была короткая остроконечная бородка, тем более примечательная, что римляне, в том числе испанские, тогда еще аккуратно и начисто брились каждый день.

Офицеры и солдаты, отправлявшиеся с Марием, выстроились на берегу. Серторий окинул каждого колючим взглядом единственного глаза. Приверженцы называли его между собой «нашим Ганнибалом» и не только потому, что и тот, и другой были одноглазы. Здесь заключался иной намек: знаменитый карфагенский полководец вторгся в свое время в Испанию, а затем перешел Альпы и атаковал Римскую Республику.

В ходе смотра Серторий шепнул своему теперешнему легату:
– Когда новый учитель фехтования даст нам сигнал, мы возьмемся дружно за дело. Не правда ли?
– Так, претор, – кивнул Марий.
На лице его застыло всегдашнее удивление, ибо оно имело примечательный дефект – правая бровь располагалась выше левой.

Затем мятежный претор подвел Гратидиана к капитану Пирганио и сказал:
– Триерарх, передаю в твои руки судьбу моего посла... Разумеется, на время вашего путешествия.
– Клянусь Геркулесом, претор, – отвечал Пирганио, – я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы он добрался невредимым до Лилибея. И да помогут нам боги морские!

Триерарх улыбнулся Марку Марию Гратидиану невесело. Впрочем, лицо Пирганио не знало иной улыбки.
За пожеланиями удачи, за недолгим прощанием наступил черед садиться в шлюпки.
Отплыли.

Серторию – одинокому среди своего окружения – грезились Острова Блаженных, где ждал отдых, где был покой и не было убийств, зависти и глупости.
Мятежный претор оставался еще какое-то время на берегу. К нему подбежала ручная белоснежная лань, ласковая и беззаботная.

                Глава вторая
                Крит, Вилла Приведений.
                Три недели спустя

Давным-давно боги (а я-то думаю: сам сатана со своей свитой) предложили критянам на выбор два подарка – оливки или свободу. На общем сходе единогласно решили принять в дар эти чудесные деревья.
Оливковые рощи росли на Крите в изобилии. Урожай собирали дважды в году. Оливки не требовали ухода, их никогда не поливали, поскольку это вредило вкусу, они редко болели, в отличие от других растений. При созревании плодов требовалось только подстелить под деревья или кустарники сетки и ждать, когда, золотистые и овальные, они сами упадут на землю. Сетки связывались в узлы и относились на давильню. Там за вычетом налога выдавали хозяину плантации или масло, или деньги.
Те, кто владел обширными оливковыми угодьями, из века в век, из рода в род оставались богатыми и влиятельными людьми. Так продолжается и до сих пор. Большинству же других, кому не досталось «зеленого золота», просто не повезло, а возможно, такая безоливковая участь определялась свыше, – все зависит от взглядов на мироустройство.
Оливковое масло всегда было в цене. Оно использовалось почти во всех яствах, им заправляли светильники, из него изготовляли мыло, парфюмерные изделия и лекарственные препараты. Таким образом, этот продукт составлял основу благополучной и комфортной жизни во все времена на пространстве Средиземноморья.
Крит – удивительный остров. Он на протяжении веков находился в центре обитания самых разумных существ, хотя никогда не имел серьезного ни политического, ни стратегического значения. И по мере того, как жизненное, «цивилизованное» пространство на Земле расширялось, его центральное положение не претерпевало серьезных изменений. Взгляните на нынешнюю карту и сами убедитесь в правоте моих слов.
Южная часть Крита представляет собой в основном отвесные скалы, которые уберегали остров от неожиданных набегов со стороны Африки, от знойных сахарских ветров. В ту эпоху могучий соперник Рима Карфаген (нынешний Тунис) уже был разрушен, а Ливия и Египет находились на пути к колонизации. В итоге Римская Республика, хотя и раздираемая гражданской войной, превратилась в единственную сверхдержаву. Но остров тогда еще не испытывал на себе ее мощного воздействия.
На скалах юга селилась замечательная птица-зимородок. С января по март (подчас дольше) Ливийское море, входившее в состав Средиземного, становилось несудоходным из-за постоянных штормов и ураганов. Однако в те две недели, когда зимородок высиживал своих птенцов, и в две недели, когда он их вскармливал, стихия безмолвствовала. Уверяют, что и сегодня происходит то же самое.
Крит окончательно подпадет под власть Рима через несколько лет после описываемых мною событий. А тогда, когда Симеон-Богоприимец только пришел служить в Иерусалимский храм, а пророчица Анна была еще девочкой и не помышляла посвятить свою жизнь Богу, вдоль преимущественно пологого северного побережья острова шла извилистая узкая дорога. Римляне же строили в основном прямолинейно, и любое препятствие преодолевалось либо срезанием грунта, либо сооружением тоннеля. Над реками и пропастями воздвигались мосты.
Крит формально являлся греческим островом, но, по сути, он был ничей – здесь правили местные царьки, предводители эллинских общин и, прежде всего, хозяйничали пираты. Континентальная Греция вошла в состав римского государства в 146 году до Рождества Христова (на 72 года раньше наших событий) – одновременно с падением Карфагена. Только на Крите и, может быть, еще на нескольких других островах, принадлежащих некогда Элладе, простые греки чувствовали себя более или менее независимо. Впрочем, и на Пелопоннесе были сохранены не имевшие действительной силы все прежние органы власти, учебные заведения, обычаи и обряды. Такую политику проводил Сенат на всех захваченных территориях. Впрочем, только римское гражданство давало существенные привилегии, и греческая знать (как и истеблишмент других колоний) без проблем получала его.

Повторим, Крит служил опорным пунктом морских разбойников, которые орудовали по всему средиземноморскому бассейну и мнили себя некой державой, о чем мы уже писали. Поэтому человек, высадившийся на шлюпке в Ретимне с проходящего мимо судна, был, видимо, не из робкого десятка.
Портовый городок располагался на северном побережье ближе к западной оконечности острова. Расстояние отсюда до Афин морем (а иного пути не существовало) составляло примерно 150 миль, до побережья Африки – около 200, а до Южной Италии – приблизительно 300. Вот куда незнакомца занесло.
Он сошел с проходящего мимо корабля, и зеваки, конечно, его приметили, и  наблюдали за ним, что являлось не последним занятием в этом небольшом городке, где все обо всем знали и скука присутствовала в каждом закоулке.

В правой руке у путешественника был стимул – остроконечная пастушья палка, в левой он держал дорожный кожаный мешок, который потом передал носильщику. Предварительно он продал за два денария шлюпку, желающих было много.
Загадочный странник был одет в короткий выгоревший добела плащ, в оранжевую тунику, перепоясанную широким ремнем, который являлся одновременно и кошельком, и был туго набит монетами. Обут он был в высокие армейские сандалии. На том же ремне под правой рукой у него висел в дорогих ножнах короткий меч.
В портовой шумной гостинице хозяин, получивший изрядное вознаграждение, отвел ему спокойную комнату на втором этаже с крепкой дверью. Гостиница представляла собой по форме подкову с внутренним и сравнительно прохладным двором. Жара набирала силу в те весенние дни. Концы «подковы» (флигели) выходили к морю, овальный изгиб смотрел на близлежащие горы. В целом такое устройство создавало определенный вентиляционный эффект.
Мужчине было на вид лет тридцать пять, но рыжевато-каштановые локоны его покрыла седина. Он был тщательно выбрит по римскому обычаю.
В этом человеке чувствовалась необычайная внутренняя сила, хотя он и не выглядел атлетом. Его темно-синие глаза внимательно и уверенно наблюдали за происходящим. Было понятно, что к такому мужчине не всякий решится пристать без особой на то необходимости.
Оглядев быстрым взглядом предложенную комнату, он проверил крепость запора и неприступность высокого и крохотного окна. Стекол в нашем понимании еще не существовало. Производилось только непрозрачное стекло разного цвета, и использовалось оно как украшение, реже – в качестве посуды. Окна закрывались специальными щитами, а иногда снаружи – ставнями.
Обосновавшись в номере, незнакомец спустился вниз и посетил баню. Посвежевший и надевший чистую тунику – темно-коричневую с золотой вязью, – он нашел хозяина во внутреннем саду. Тот сидел на диване под тентом у небольшого столика и играл сам с собой в кости, почесывая брюхо. Видно было, что к этому человеку приближаются старость и нездоровье. Рядом с ним стоял любимый внук – мальчик лет четырнадцати, который внимательно наблюдал за кубиками.
– Мне нужно рано утром отправиться на озеро Курнас, – обратился приезжий к хозяину.
– О, глухие места, – сказал со знанием дела старик.
– Сколько стадиев отсюда?
– Стадиев 250, не меньше. Ступай на запад. Придерживайся моря и передвигайся лучше по песку у воды. Дороги здесь несносные.
Расстояние, о котором шла речь, составляло приблизительно пять километров.
– Мне нужен будет резвый конь напрокат.
– Ты собираешься поехать верхом на мне? – приподнял брови хозяин, показывая лукавые глаза-маслины.
– С чего ты взял?
– А меня зовут Спевсипп.
Они расхохотались. Имя это означало по-гречески "Быстрый конь".
– Договоримся так. Коня я тебе продам за два денария. Вернешься живым и с лошадью – получишь назад один денарий и три сестерция. Подходи завтра на рассвете к конюшне, она на заднем дворе у предгорий. Там и мои овцы пасутся. Я тебе передам коня, а ты – деньги.
В момент разговора кого-то выкинули с балкона внутреннего двора. Несчастный встал и поковылял в сторону моря. Они сделали вид, что ничего не произошло, и продолжили беседу.
– Сыграем партию в кости? – предложил Спевсипп.
– Учти, что мой дед – лучший игрок, – с готовностью вмешался мальчик.
– Но кто же такие тайны раскрывает, парнишка! – пожурил его дед и добавил: – Здесь я, возможно, и лучший. Но есть один важный человек, он нигде не задерживается подолгу, так вот мне ни разу не удалось у него выиграть. Точнее, один раз, когда он был мертвецки пьян.
– Как зовут твоего внука? – Спросил незнакомец.
– Пусть скажет сам, говорливый.
– Никандр, – ответил подросток.
Это означало "Победитель".
– Многообещающее имя, – сказал странник.
– Я тоже надеюсь, что из него выйдет толк. А что – сыграем партию-другую? – предложил владелец гостиницы.
– Я не игрок. Я люблю действовать наверняка, а не полагаться на Фортуну.
– Тогда, может быть, прислать тебе девочку или мальчика для укрепления сил?
– Нет, немного еды…

Ранним утром, когда дул прохладный ветерок со стороны моря, они встретились на условленном месте. Спевсипп вывел черного поджарого с белыми подпалинами коня.
– Ты действительно знаешь в этом толк, – заметил незнакомец. Он был одет по-дорожному и уложил свои пожитки в вещевой мешок, который повесил на шнуре за спиной. Стимул он вертел в правой руке, как заправский копейщик.
– А то! – ухмыльнулся хозяин, довольный собой. – Почему не услужить благородному человеку. Как звать-то тебя?
– Родители меня никак не успели назвать или я запамятовал. Легионер и маркитантка, они, кажется, погибли в один день. А как меня называют, тебе знать не полезно. Могут быть неприятности.
– Понятно, – согласился Спевсипп. – Такие случаи бывают.
– Скажи-ка, а где там находится Вилла Привидений?
– Ничего не слыхал об этом. Я тебе говорил – глухомань. Незначительное поселение возле бухты, рынок (мы иногда туда заезжаем за дешевым товаром, таверна под названием «У Пенелопы»). Перед горным озером – домишко рыбака. Что там выше в горах, не ведаю. Но помни: Крит – остров призраков. Едешь по дороге, каждое деревце, каждый домик, каждый поворот и каждый холм запоминаешь, а потом, сколько ни ищи эту дорогу, не отыщешь, будто и исчезла вовсе. Был как-то  случаем в храме Зевса в нескольких стадиях от Ретимны, который стоит в оливковой рощице. Повез второй раз жену (красивое было место) – ни храма, ни рощицы, словно ветром унесло. Бывает же такое! На улице Вакха вчера бегали черные псы. Сегодня вряд ли их увижу. И самый наглядный пример. Вокруг нашей самой высокой горы Иды нашли залежи  железа. И где они? Никто тебе не объяснит…
– Заболтались мы с тобой, старик. Прощай, Спевсипп. Благодарю тебя за полезные сведения, – прервал путешественник хозяина гостиницы и вскочил на коня.

Все окружающее пространство благоухало заполнялось цветами – синими, красными, фиолетовыми, желтыми и белыми. Особенно выделялись высокие жгуче розовые кусты олеандра. На горах еще лежал кое-где снег. Платаны и кипарисы встречались на каждом шагу. Удивительные ароматы вселяли уверенность в бесконечность и бодрость происходящего.
Загадочный путешественник, как ему и советовал Спевсипп, поскакал вдоль Критского моря. Пляжи были совершенно пустынны. Купание в морской воде в те времена никого не волновало, кроме самых последних бедняков. Понятие «загорать» вообще отсутствовало. Загар, особенно для женщин, был признаком низкого происхождения.
Вскоре на пути встала скала, уходящая в море. Пришлось подниматься наверх по спиралеобразной тропе. Водное пространство то исчезало, то возникало вновь. Потом он опять спускался к берегу, проезжал несколько стадиев и снова вынужден был подниматься на кручу. Однажды он поднялся на такое высокое плато, что дух захватывало: не столько от близости к небу, сколько от развернувшейся панорамы необыкновенной красоты. В тот миг казалось, что свобода находится совсем где-то рядом, что она чуть ли не дотрагивается до тебя рукою.

Через пару часов, а может, и более того (незнакомец был погружен в собственные мысли и не следил за движением солнца), он очутился возле довольно просторной бухты, рядом с которой в некотором отдалении от берега на незначительном возвышении находилась греческое поселение. Он вспомнил, что перед ним нужно свернуть направо в горы и по еле заметной дороге добраться до реки, перейти ее вброд и искать рядом вековой скалистый дуб.
Путешественник так и поступил и вскоре достиг реки шириною шагов в пятнадцать. Прозрачная вода кишела рыбой и темно-коричневыми, почти черными черепашками без узоров на панцирях. Преодолев реку верхом, незнакомец через небольшой промежуток времени увидел тот самый дуб. Он слез с коня и спрятался от палящего солнца под могучей кроной. Сюда кто-то прикатил небольшой валун, на котором было удобно расположиться для отдыха. (Жажду он утолил вместе с лошадью во время переправы). Вокруг летали бабочки, стрекозы и даже пчелы. Видимо, пасека была где-то рядом. В воздухе кружили большие серые птицы с изумрудным оперением. Гортанные их крики щемили сердце.
Отсюда в двух-трех стадиях должен был находиться нужный ему дом пастуха.
Прохладный камень, приятная тень – миг блаженства, вот так бы и сидеть как можно дольше, ни о чем не раздумывая. Но надо было действовать.
Он сел на коня и стал подниматься вверх и вскоре обнаружил странное сооружение – хижину, висящую в воздухе.
При ближайшем рассмотрении – домик стоял на четырех деревянных столбах высотой в два человеческих роста.

Вдали сквозь оливковые рощи проглядывались горные луга, где блуждали сотни три-четыре овец. «Пастух, видимо, должен быть там», – подумалось путешественнику. Но он на всякий случай слез с лошади и, привязав ее к столбу, крикнул негромко:
– Эй!
Из-за незакрытой двери высунулась седая борода:
– Я не «Эй». Меня зовут Тритос или Терций.
– Ты и есть пастух?
– Да, а что?
– Вот тебе прекрасный стимул.
Здоровяк лет пятидесяти – кровь с молоком – высунулся до обнаженного пояса.
– Чудесная палочка, просто замечательная, – согласился Терций, и глаза его цвета морской волны подобрели. – Прекрасный стимул, правда, вряд ли он мне пригодится. Поставлю эту красивую трость в почетный угол.
– Почему – вряд ли?
– У меня овцы разумнее некоторых человеков. Я им назначил трех вожаков, повесил на них колокольчики, и они гуляют сами по себе, где хотят. Тем более что здесь везде владения моего старшего брата. На закате мои овцы без посторонней помощи направляются в загоны. Приходят женщины из селения, чтобы их доить, а когда нужно – мужчины, чтобы стричь или забрать каких-либо на продажу или съедение, – здоровяк вздохнул.
– Нетрудная у тебя работа.
– Не стану жаловаться. Бедняку зачастую бывает легче.
– Ты – мудрец.
– А чем мне еще заниматься, если не мудрствовать. Времени много.
– А зачем тебе такой дом на высоких подпорках? Боишься кого?
– Некого мне бояться. Кому я нужен? Дверь всегда открыта, да и нету ее, лишь в зимнюю стужу прикрываю отверстие щитом, а лестницу вообще не поднимаю. Освободи коня, здесь все животные свободны, и залезай ко мне. Подожди, что-нибудь накину на себя, чтобы припрятать срамоту.
– Не стесняйся, можешь и так.
– Э, нет. Мужчинам и женщинам свойственно обнажаться друг перед другом, но не человекам одного пола. Такого мнения придерживаюсь, хотя оно ныне и не в чести.
– Я с тобой вполне согласен.
Путешественник отвязал лошадь, снял седло, узду и вынул удила из пасти животного. Вожжами на всякий случай все-таки стреножил коня. И забрался наверх. Помещение было просторным и не изобиловало предметами и хламом. Лежанка, скамья, полки с глиняными горшками, металлический ящик для провизии, печка с очагом. Какая-то одежда, висевшая на крюках на противоположной от полок стене.
Гость расположился на скамейке, а хозяин в изрядно покрытой дырками ветхой тунике присел на лежанку.
– Про подпорки ты мне так и не объяснил, – продолжил разговор незнакомец.
– У нас внизу принято оставлять место для новой семьи, она там должна строить свое жилище. Но детей у меня нет, может, пригодится среднему брату, он – рыбак.
– Здесь, на озере рыбачит?
– Нет, в море. Мы пресную рыбу не едим.
– А что старший брат?
– Его зовут Протоген, и этим все сказано.
По-гречески слово означало "перворожденный".
– И много ему досталось?
– Оливковые рощи в наших местах, а значит, и все остальное, включая овец и таверну «У Пенелопы». Нашу бухту и селение так и обозвали «У Пенелопы». Хотя честно говоря, самое большое сокровище – его дочь. Надо сказать, женщина красоты неописуемой и умница.
– Любопытно было бы взглянуть.
– Да, – скороговоркой отвечал Терций, увлеченный своею мыслью, – он выдал ее замуж за одного олуха, о чем я сожалею. Очень способная девочка, то бишь моя племянница, и в танцах, и в шитье, и в гадании...
Пастух задумался, а затем стал рассказывать историю, которую повторяли всем приезжим:
– Понимаешь ли, в древние времена боги решили сделать критянам подарок, поскольку мы укрывали у себя младенца Зевса. Предложили на выбор – оливки или свободу. Мы выбрали эти плодоносные деревца, но не всем они достались, как видишь. Правда, и в свободе есть свои минусы, если поразмыслить.
– Но ты же вроде бы свободен и сам говорил об этом? – удивился незнакомец.
– Это как посмотреть. Не будем обманывать друг друга. Ведь твой стимул есть тайный знак мне, уже человеку немолодому, оказывать тебе услуги. Может, ты захочешь  кого-то убить, а меня возьмешь в помощники.
– Не захочу, успокойся. Я не люблю убивать. Но у меня есть дело на круглую сумму и где-то тут рядом через два дня я должен встретить одного патриция.
– Тут много пиратских стоянок. Как бы римлянину несдобровать?
– Он с пиратами в большой дружбе.
– Тогда – другое дело, – сообразил пастух. – В чем же моя задача?
– Подсказать место.
– Какое?
– Его называют Вилла Привидений.
– Я слышал про такую, но ее никто из обычных людей не может разыскать. Во всяком случае, я не отношусь к тем, кому это возможно.
– Так зачем же мне посоветовали обратиться к тебе?
– Надо подумать, – старик изобразил задумчивость на своем загорелом лице.
Три верхних небольших окна были открыты вместе с незагороженным входом и продували помещение, выветривая все неприятное, что исходит от одинокой жизни. На зиму их обычно затягивали шкурами волов.
– Завтра сходи на рынок, – продолжал после паузы Терций, – поговори с  людишками. Там торговля идет рано утром, я тебя разбужу. Потом загляни к моему братцу Протогену. Он бывал в Иерусалиме и на Мертвом море. Мудрый человек. Но с ним не связывайся – попросит своей доли. Просто посиди в его таверне часок-другой.
– А дальше?
– Если ничего не получится, возвращайся ко мне, а я присмотрю за конем.
– Ты предлагаешь мне добираться пешком? – удивился незнакомец.
– Так будет удобнее и быстрее. Я сам тебя провожу. А потом, мне понравилась твоя лошадка, и если ты не вернешься, то она достанется мне.
– Хорошо, – неожиданно согласился незнакомец. – Во всяком случае, в жадности меня не упрекнешь.

Они поели сыра с хлебом, овощной похлебки, выпили разбавленного водою вина. Лавка служила им столом. Затем путешественник отправился на озеро – не слишком большое, но холодное – с плавающей стайкой лебедей. Он тщательно вымылся и постирал кое-что из одежды.
Спать ему пришлось на той же лавке в доме, висящем в воздухе.
На рассвете пастух разбудил его, и они неприметными тропками добрались сравнительно быстро до рынка, находившегося за поселением неподалеку от моря. Место здесь было равнинное.

Попрощавшись с Терцием, путешественник принялся бродить меж четырех торговых рядов. За двадцать один век провинциальный рынок претерпел мало изменений. Он представлял собой длинные сколоченные из досок столы. Основной товар был почти тем же, что и сейчас, – овощи, зелень, горный мед, хлеб, молоко, яйца, творог, сыр, мясо, соль, какие-то целебные травы; продавались «живые продукты» – главным образом овцы, куры и гуси. Торговцы побогаче имели тенты над головой от солнца и дождя. Место это, как узнал загадочный странник, называлось еще и Лягушачьей бухтой. Бухта сама по себе была хороша, но из-за нередких дождей, что для острова в целом являлось аномалией, получила такое прозвание. Однако в то время, что он пребывал на Крите, ни одной капли не упало с неба.
Незнакомец расспрашивал о товаре, приценивался, но ничего не покупал. Болтая непринужденно с продавцами и наблюдая за посетителями, он коротал время. Ему и в голову не приходило поинтересоваться у кого-либо о Вилле Приведений.

Потом он почувствовал перемену вокруг – любопытные взоры устремились на появившуюся на рынке надменную молодую госпожу. Женщину сопровождали четыре раба. Двое рослых держали над ее головой парусиновый плат, двое же других пониже ростом несли корзины. Молодая особа оказалась при ближайшем рассмотрении необычайно привлекательной и стройной. Всем своим высокомерным видом она давала понять, что ее красота не может принадлежать никому из здешних людей. Надменная госпожа делала уверенные покупки. Она тут считала себя главной, вне всякого сомнения.

Взгляды их на мгновение встретились, и у незнакомца будто сердце обожгло. Ему открылись невиданные до сих пор глубины жизни и смерти, но только на миг.

Женщина была одета в черное длинное платье, как и большинство островитянок, однако на шее она носила крупное золотое ожерелье, а голубые полусапожки были не из грубой, но хорошо выделанной кожи. Голову покрывал фиолетовый платок, завязанный сзади узелком. Походка ее завораживала, будто ноги не чувствовали земли.
Молодая женщина сделала необходимые покупки и в сопровождении своих слуг покинула рынок. Переждав немного, незнакомец решительно последовал за ними, стараясь быть неприметным.
В конце пути покупательница исчезла на заднем хозяйственном дворе, а загадочный путешественник, обогнув служебные постройки и богатый особняк, вышел к открытой веранде того самого заведения под названием «У Пенелопы».
Прямоугольной оградой служили ему близко посаженные высокие пирамидальные кипарисы, меж которых еще росла и туя. Таким образом создавалось впечатление плотного ограждения. Сверху веранду прикрывал навес из дранки.
Незнакомец сел за крайний длинный стол у входа в таверну. Посетителей было немного – в основном рыбаки, завершившие работу утром. Сидело здесь и несколько подозрительных личностей, успевших напиться спозаранку. Однако никто и виду не подавал, что приметил пришельца. Все занимались своим делом – выпивкой, разговорами и закуской.
К нему подошла юная служанка (в греческих тавернах всегда прислуживали женщины, а надзирали за ними мужчины или сами владельцы, которые размещались за отдельным столиком рядом с  внутренним помещением). Он заказал лишь кувшин вина. В общественных местах вино всегда подавали разбавленным водою. Только заядлые пьяницы употребляли его в чистом виде и то, не привлекая внимания, по особой договоренности со знакомым хозяином. 
Он просидел почти час, отпивая иногда по маленькому глотку из глиняной чаши. Наконец к нему подошел смотритель – крепкий деревенский малый с золотой серьгой в ухе и такими же браслетами на обеих руках, чрезвычайно серьезный и с полуоткрытым ртом, что придавало его лицу, прямо скажем, вид явно глуповатый. Было ему от роду около двадцати пяти.
– Не хочешь ли чего-нибудь съесть – мяса, рыбы?
– Я не голоден, – ответил загадочный посетитель.
– У нас так не принято: если все только будут пить, то мы останемся в убытке.
– Я, друг, живу по своим законам.
– А нам – какое дело?
– А мне – тем более, – пожал плечами незнакомец.
– Но мы можем тебя и выставить отсюда, приятель, – пригрозил глуповатый детина.
– Не люблю грубостей. Скажу тебе откровенно: человек пять для меня будет маловато, а больше ты вряд ли соберешь.
– Я тебя лично выкину отсюда!
Малый замахнулся, но незнакомец ловко перехватил его руку, да так сильно сжал, что тот стал пунцовым и взмолился:
– Отпусти.
– Так будет лучше для нас обоих, – спокойно заметил странный пришелец.
– Может, у тебя есть дело? – спросил смотритель, потирая руку и оглядываясь по сторонам.
– Вот именно, есть одно дело.
– Какое?
– Я хотел бы поговорить с дочерью хозяина.
– С Марией?
– Да.
– Но это моя жена. Меня зовут Филагрий, – запетушился вновь малый, но увидев спокойный и твердый взгляд посетителя, понял, что избрал неправильную линию поведения.
Незнакомец достал серебряные монеты:
– Вот тебе, Филагрий, пару денариев за услугу и приведи ее сюда.
Малый оробел, почувствовав неладное, но взял монеты, жадность пересилила осторожность.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы она тебе погадала? – попытался он нащупать какую-то практически объяснимую почву.
– Возможно.
– Но сейчас нельзя, к полудню ее отец поедет в верхние владения и тогда...
– Я подожду.
Смотритель удалился во внутреннее помещение, чтобы придти в себя и осмыслить на свой лад происходящее.
Открытая веранда таверны «У Пенелопы» наполнялась людьми.  Наступало «мертвое время», когда все, кто имел возможность, старались спрятаться от солнцепека и не заниматься никакой деятельностью. Кто-то из входивших решил задеть чужака и получил такой резкий и неожиданный удар кулаком по лбу, что вылетел за пределы живой ограды, прихватив с собой фрагмент туи. Это вызвало нескрываемое одобрение публики.
Но еще большее одобрение и восхищение вызвало появление Марии. В сиреневой тунике со сплетенными в толстую косу светлыми волосами, она, не замечая никого, подошла к удивительному страннику с опущенной головой, словно рабыня. На протяжении разговора она так и стояла над ним, а все, что творилось вокруг, будто исчезло.

Она разжала нежную, почти детскую ладошку и протянула ему две серебряные монеты. Он принял их как подарок и сжал их в своей руке.
– Откуда ты узнала, что я дал ему денег?
– Я заметила по его взгляду, что он получил от тебя мзду.
– Я знал многих женщин, – незнакомец вдруг сменил тему, – одни вызывали похоть, другие отвращение, третьи – безразличие. Но увидев тебя, я подумал, что такую, как ты, я мог бы полюбить.
– Мне тоже так показалось, – ответила она совершенно откровенно, огромные зеленоватые глаза ее тревожно и покорно глядели на него.
– У меня есть дело на триста шестьдесят тысяч сестерциев. Я с ним легко справлюсь. А потом подумаю, чем заняться. Я хочу взять тебя с собой сегодня ночью.
– А ты и не сможешь без меня обойтись, – вдруг заявила она.
– Почему?
– Виллу Приведений мало кто найдет и в полдень, а не то, что ночью, когда луна на ущербе.
– Я слышал об этом. Но главный наш путь будет очень не близок, – задумчиво произнес он.
– Я знаю.
– Ты умеешь читать мысли?
– Не все, но простые мне доступны... Я еду с тобой, а получив деньги, мы отыщем спокойный уголок, где нам никто не помешает. Даже проиграв, мы все равно будем неразлучны. Правда? – во взгляде ее была надежда.
– Я не из тех, кто проигрывает.
– Всякое бывает, – сказала она, устремившись мыслями в будущее.
– Как же ты бросишь семью? – немного лукаво поинтересовался он.
– У меня нет и не будет детей. Знай об этом, – сказала она очень серьезно. – Ты слышал легенду про оливки и свободу?
– Да, твой дядя-пастух мне рассказал ее вчера.
– Выбор был сделан, но я с ним не согласна. Я свободна, чего бы там ни обещали боги.
– Я правильно подумал, что такую женщину мог бы полюбить.
– И я подумала то же самое, – на ее глазах навернулись слезы.
– Странное у тебя имя – Мария.
– Мой отец Протоген и покойная матушка Калиса раньше частенько посещали Иерусалим. Там недалеко находится Мертвое море. Оно настолько соленое, что ничего живое в той воде существовать не может. У западного берега располагается община ессеев. Они верят только в одного единого Бога. И моя мать почитали их веру. Ессеи искусны в деле врачевания и помогали ей, насколько могли. В этой общине почти каждую вторую девочку называют Марией... А кто ты сам и откуда?
– Трудно сказать, – для незнакомца подобная тема была болезненной, но от поразившей его молодой женщины он не желал ничего скрывать. – Я сын римского солдата и блудницы, они уже покинули сей скорбный мир. Я воевал в легионах Фимбрии в Малой Азии и дослужился до центуриона. После убийства Гая Фимбрии его бывшие подчиненные стали переходить к Луцию Сулле. Но я не захотел, и почему – объяснять долго. Некоторые считают меня дезертиром. Но это неправильно. Я не нарушил присяги своему командиру. К тому же срок моей службы подходил к концу. Я перебрался на Родос и преподавал там искусство фехтования. У меня было много частных уроков. Мне никогда не нравилась война, мне не нравилось убивать. И профессия учителя фехтования вполне подходила. А несколько недель назад я получил выгодное предложение. У нас еще будет время друг другу рассказать о прошлом, но лучше этого не делать. Где тебя ждать?
– Выше по реке, которую ты переезжал, есть миртовая роща. Белые цветы видны и в сумерках. Я там тебя сама отыщу.
– До встречи, – сказал он и, подняв вещевой мешок, который оказался при нем, направился к выходу.
– До встречи, – сказала она, улыбаясь и волнуясь, но он уже не слышал...

Незнакомец довольно быстро отыскал место их предстоящего первого свидания. Это была поляна в горах, густо поросшая кустарником мирта. Бывший легионер расстелил плащ, и лег, намереваясь поскорее заснуть. Ему хотелось как мальчишке, чтобы часы пролетели незаметно до сладкого мига. И он вскоре окунулся в сон.

Ему приснилась неприятная ситуация. Он садился на корабль в Афины, но кормчий говорил, что они плывут в Египет, а в греческую столицу судно давно уже ушло. Затем он очутился в какой-то крытой колымаге, набитой сомнительными личностями. Ему сказали, что повозка отправляется в Рим. Он сошел и обнаружил, что его вещевой мешок пуст. Он стоял один на дороге, ведущей неизвестно куда. И чувство щемящей тоски охватило его. С этим чувством он проснулся, но, вспомнив о том, что его ждет, вновь заснул, забыв совсем о прошлом сновидении.

Вечером его разбудил Терций, принесший еды.
– Ну, что, лошадка, видно, остается за мной? – спросил пастух.
– Да, тебе повезло, – ответил незнакомец, расправляясь быстро с ужином.
– Может, когда-нибудь свидимся, – предположил дядя Марии.
– Все возможно.
– Как тебя зовут?
– Я уже тебе говорил, что не помню и тебе знать не полезно.
– Тогда прощай, господин без имени.
– Прощай, друг. Мир тебе.
– И тебе, друг.

В сумерках появилась Мария в плаще с капюшоном, опущенным на глаза. Она не взяла с собой ничего, кроме светильника. Даже золотое ожерелье, в котором она красовалась на рынке, отсутствовало.
– Почему ты ничего не взяла с собою?
– Мне ничего прежнее не пригодится. Ты же не любишь вспоминать о прошлом. А на вилле мы найдем все необходимое.
– Зачем лампа?
– Как же мы найдем без лампы Виллу Приведений?
– Но она не зажжена.
– Всему свое время.
Они подошли к реке.
– Перенеси меня.
Он закинул кожаный мешок за спину и взял ее на руки. Это были мгновения блаженства.
– Как твое имя? – спросила она на другом берегу.
– Честное слово – не помню. Родители слишком рано покинули меня. Но от легионеров я получил прозвище – Спартак.
– У нас здесь есть спартанские поселения...
– Совсем не то. Так звали каких-то царей.
– Значит, ты царь? – рассмеялась она.
– Нет, просто я всегда стремился быть первым. Такова моя натура. И солдаты дали мне царскую кличку.
Они подошли к вековому дубу, уже знакомому нам. Даже при свете звезд, которые уже появились на небе и полумесяца, его нельзя было спутать ни с каким другим деревом.
– Говорят, что под этим дубом прятался малютка Зевс, – сообщила она.
– А зачем он прятался?
– Как ты мало сведущ в том, что известно каждому греку.
– Я же не говорил тебе, что я грек.
– Но ты превосходно владеешь нашим языком.
– Так ты не ответила.
– Верховный бог Кронос пожирал всех своих детей от жены Реи, боясь будущего соперничества. Только младшенького удалось спасти и спрятать на Крите, а потом он уже сверг своего отца.
– Значит, правильно делал этот Кронос.
– Правильно-неправильно, но ты кровожаден.
– Вот и неправда. Мы же говорим о сказках.
– Я забыла огниво, – спохватилась она.
– Пора зажигать твой светильник?
– Да.
Он достал огниво из вещевого мешка. Лампа давала немного света, но на воде образовался небольшой круг. Мария бросила в него камешек и стала внимательно вглядываться в рябь. Затем уверенно сказала:
– Вилла находится за озером на холме, которого не видно из-за соснового леса.

Они долго плутали, пока наконец-то не добрались до места. Участок был окружен высоким частоколом. Они нашли открытую калитку возле запертых ворот.
– Там никого нет? – шепотом произнес он.
– Там никого не может быть, – также тихо ответила она. – Насколько я слышала, виллу построил Митридат как убежище на крайний случай. А он все еще продолжает воевать. Его маги и астрологи заколдовали поместье накрепко. И постороннему даже невозможно увидеть тут ничего...  Мы его союзники? – строго и по-детски спросила она.
– Митридата?
– Ну, да.
– Видимо, так.
– Тогда смело идем.
Большой двухэтажный особняк стоял посредине участка, где не было никаких беседок, бассейнов – ничего, кроме цветочных клумб и нескольких скульптур. Парадный вход украшала греческая колоннада.
Они вошли в дом и сразу же направились на мужскую половину второго этажа, где было не менее шести спален. В одной  из них Мария погасила лампу и поставила ее на пол. Спартак снял вещевой мешок и положил рядом с погашенной лампой. Они бросились друг другу в объятья...

Потом, утомленные, они спустились вниз в просторную  прихожую. Зажгли настенные светильники и увидели работающий фонтан, за ним находился триклиний (столовая) с тремя ложами, расположенными в форме буквы П, и невысоким столом посредине, заполненным яствами. За триклинием в левом от входа крыле особняка  шли друг за другом хозяйственные помещения, а дальше лестница вела в полуподвал.
Мария и Спартак, не сговариваясь, взявшись за руки, спустились по лестнице и зажгли свет. В полуподвале в просторном помещении находилось три бассейна из мрамора. Мужчина открыл заслонку, и первый стал наполняться теплой водой. На крыше, видимо, имелись баки, вода за день прогревалась солнцем почти до кипятка, а с приходом темноты постепенно остывала. Была и другая заслонка, закрывавшая медную трубу, ведущую вниз, видимо, для подачи холодной воды. Но, поскольку верхняя струя пришлась в самый раз, Спартак не стал испытывать вторую заслонку. Впоследствии он разобрался в этой технологии, но сейчас ему было не до этого. Он нашел женщину, которую много лет искал и, кажется, полюбил.
В бассейне они занимались тем же, затем – снова в спальне. И только к утру заглянули в столовую перекусить…

Наступил тот день, когда нужно было встречать гостей и вести переговоры о деле, которое стоило триста шестьдесят тысяч сестерциев.
На женской половине, куда вел отдельный вход с первого этажа, Мария обнаружила в больших сундуках великолепные одежды, расшитые золотой нитью и жемчугом. Они были переложены горной лавандой, чтобы их не попортила моль. Спартак же нашел на мужской половине дорогое оружие, висевшее по стенам, и одеяния на все вкусы.
Ближе к вечеру на дороге, проходившей, скорее всего, параллельно морю, которое шумело где-то рядом, послышался стук копыт, свидетельствовавший о приближающемся немалом отряде. Потом все стихло.

Через какое-то время в просторный холл откуда-то снизу поднялись две фигуры. Одна – мужская, крупная и высокая, другая – женская, небольшого роста и согбенная. В доме все ставни были закрыты и пришлось зажечь дополнительные светильники. Мужчина был одет в форму римского легата - в пурпурный плащ, панцирь, украшенный золотыми орлами, и посеребренный шлем с гребнем из выбеленных конских волос. Лицо его казалось перекошенным и удивленным от какого-то врожденного недостатка.
Мужчины, выступив вперед, поздоровались за руку.
– Меня зовут Марк Марий Гратидиан, – сказал тот, на ком была форма старшего офицера. – А ты – новый учитель фехтования?
– Видимо, так.
– А кто с тобой? – поинтересовался приезжий.
– Это моя жена.
– Не помешает ли она нашему плану?
– Не думаю, – ответил Спартак. – Это она помогла мне очутиться здесь.
– Неплохо, – согласился легат Сертория.
– А кто с тобой?
– Кумская сивилла. Без нее я вряд ли бы обнаружил подземный коридор, ведущий сюда.
Молодая женщина была горбуньей, но это, как ни странно, не делало ее отвратительной, а скорее, наоборот.
– Сивилла не должна прокидать пещеру в Кумах, – удивился Спартак.
– Ничего не могу тебе сказать. Это ее заботы.
– Никто не знает о моем отсутствии, – вмешалась горбунья. – Никто не знает, как я выгляжу, – добавила она кокетливо. – Я завораживаю, и все посетители, покидая меня, уже не могут вспомнить моего лица. Кроме того, в первом ярусе пещеры в клетке сидит мумия предыдущей сивиллы. Я была ее служанкой и обучалась искусству оракула, а теперь и моя служанка заменяет меня. Так было из века в век...
– Ты много говоришь, женщина, – оборвал ее Гратидиан. – Здесь есть, конечно, термы? Надеюсь, они работают?
– Да, – подтвердил Спартак.
– Я займусь своим телом, а потом наши подруги будут прислуживать нам за ужином, и мы обо всем переговорим.
– Мне показалось, что с тобой много людей, – сказал Спартак, пропустив мимо ушей слова «женщина» и «подруги», ибо сивилла должна была быть девственницей.
– Пятьдесят солдат, и все они – отличные бойцы. Они расставляют палатки у холма и не ведают, где мы находимся. Я взял для тебя запасного коня. Он достаточно крепок и не будет трудностей скакать вдвоем, если ты решил взять свою жену.
– Да, решил.

Уже стемнело, когда они в триклинии возлегли на ложа их слоновой кости, покрытые персидскими коврами.
– Ты действительно – учитель фехтования? – начал разговор Марк Гратидиан за ужином.
– Я давал частные уроки знатным особам, прежде всего, из оппозиции.
– Это понятно. Важно, какова степень твоего мастерства. Надо будет сместить нынешнего ланисту в школе Батиата. Возможно, он вызовет тебя на поединок. Но ты ведь знаешь, что они больше актеры, нежели воины. Во всяком случае, попав в Капую, ты должен добиться должности и получить клятву от гладиаторов на верность. Тогда останется совсем немного до осуществления плана.
– Как я доберусь туда и какие у меня будут рекомендации?
– Сначала тебя переправят на Сицилию, а затем надежные люди доставят в Рим. Там тебя примет очень влиятельный человек, с которым есть письменная договоренность Сертория.
– Серторий приговорен Сенатом заочно к смертной казни.
– Теперь это не имеет никакого значения, – младший Марий сделал недовольный жест, будто отмахнулся от назойливой мухи. – Лентул Батиат – владелец капуанской школы – в курсе событий и будет тайно тебе помогать. Собственно, без его депеши на Капитолий наша уловка не сработает.
– Сколько мы должны продержаться, когда поднимем мятеж? – поинтересовался Спартак.
– Это будет вымышленный мятеж. Вам придется бороться не с людьми, а со стихией.
– В каком смысле?
– Видишь ли, астрологи и жрецы предсказывают скорое извержения Везувия. И он уже бурлит вовсю. Вы будете находиться в приличном пекле. Опасайтесь особенно подземных толчков. Это основной риск. Как бы то ни было, легионеры туда не сунутся, а будут поджидать на равнине. А вокруг, если ты помнишь, усадьбы знати. Главное среди этих патрицианских обжор создать панические настроения. Больше ничего не требуется. Как только в Сенате узнают, что вы на вулкане, то пришлют пару легионов, что нам и нужно.
– Ну, и как мы уберемся оттуда?
– Там всего лишь одна тропа ведущая наверх и вниз. С трех сторон Везувий неприступен. Это большой плюс. Тебе понадобится всего человек пятнадцать. Батиат отпишет, что взбунтовалось более семидесяти гладиаторов. В той суматохе никто разбираться не станет. Нам же легче будет наградить не только тебя, но и всех героев по заслугам.
– Ну, и как же герои все-таки выберутся из этой ловушки?
– Надо думать. У тебя будет достаточно времени изучить местность. Дело мы начнем весной или ранним летом следующего года. Я вас буду ждать в Метапонте с квинтилия по сентябрь.
– А где мы возьмем коней?
Марк немного задумался, но продолжал уверенно:
– Их надо будет или отбить, или заранее спрятать в надежном месте. Слушай, Капуя совсем рядом и вариантов много. Каждый должен заниматься своим делом.
– Что дальше?
– Дальше вы неприметно двинетесь нам навстречу. Ты получишь обещанную сумму и все необходимое, чтобы без лишнего шума сойти со сцены. Тебе можно только позавидовать, – ухмыльнулся Гратидиан, отчего лицо его стало ужасным.
– А мои люди?
– Я уже говорил, что они получат награду. А тебе важно, как ты с ними поладишь. Скорее всего, они примкнут к отрядам Квинта Сертория, который уже появится в центре Италии, и об их будущем не стоит беспокоиться. Он – человек щедрый. К тому же они могут и сразу после Везувия разбежаться, если ты им поставишь такую задачу.
– Не получив ни сестерция?
– Их никто не будет знать в лицо, они сразу же смогут вернуться к Батиату, он не настолько беден, чтобы не заплатить за их молчание по поводу его услуг.
– А можно ли верить в благонадежность тех, кто пойдет со мной?
– Во-первых, как я уже сказал, они дадут клятву верности. Во-вторых, Капуя всегда считалась оплотом популяров. И настроения там, похоже, не изменились.
– Но мы же, как ты уверял, будем иметь дело с актерами.
– Гладиаторы – тоже люди, и у них должны быть свои убеждения. Школа Батиата – сейчас не в почете и в ней, безусловно, есть недовольные. Конечно, всего не предусмотришь. Но и дело тогда того бы не стоило, если бы речь шла о простой прогулке. Ты ведь из тех, кто любит риск?
– Нет, я не из тех. Я привык рассчитывать на свои силы, и полагаю, что справлюсь.
– Тогда и разговор окончен и ужин съеден.

Утром поскакали в Ретимну. Спартака больше всего беспокоила Мария. Каково будет ей? Зачем он увлек ее за собой? Но она, оборачиваясь, улыбалась ему безмятежно. Горбунью под охраной везли в крытой занавешенной повозке. Видимо, так никто толком и не узнал, каково содержание ценного груза.


© Copyright: Михаил Кедровский, 2014
Свидетельство о публикации №214040701454