Стас

- Ах ты, ****ная шлюха! Открывай дверь, шалава! – бью кулаками по белой безжизненной двери ванной. – Сука, открывай дверь! – луплю со всей дури. либо выбью дверь, либо костяшки.
Дверь открывается. Из ванной выходит удивленный Стас.
- Ты че?
Молчу.
- Ты в порядке? – глаза круглые, по пять рублей, пятнадцать таких Стасов – и есть баллон «Жигуля».
- Да.
- А дверь? – тыкает пальцем.
Отмахиваюсь – не лезь.
- Пошли на кухню.

Там, за белой со стеклом дверью совсем другая жизнь, ее праздник для избранных отбросов. Опускаются водники с дешевой шмалью, прокуривается и пропивается месячная зарплата, низы населения празднуют, празднуют, ПРАЗДНУЮТ жизнь, убивая себя. На столе пустая банка из-под «Ягуара», недопитый «Ред-Булл», и гора стеклотары, зеленой мечты бомжа. Или ее не сдают уже?
Из стаканов и пепельниц торчат окурки, раскисшие от воды. Воняет. особый дешево-сигаретный кислый дух. Люди смеются.  ЛЮДЯМ ВЕСЕЛО! ВЕСЕЛО, ты слышишь? оскаленные рожи.  ВЕСЕЛО ЛЮДЯМ, ВЕСЕЛО. Карлос Кастанеда рядом с районными разборками, проблемы смысла жизни рядом с проблемами нехватки бухла, смысл жизни запивается пивом – и люди празднуют, празднуют это.
Стас, такой обпитый, сидит рядом на диване, берет в руку маленькую трубочку (бонги что ли они называются?), смачно затягивается – держит – ровно семь секунд, дрянь в крови, дрянь в мозгах Стаса. И он улыбается такой широкой, такой родной и теплой улыбкой. «…а он увидел Солнце».
- Как ты? – спрашиваю без особого участия. Он только смотрит и ржет. подсовывает миниатюрную трубку под нос. – Нет, спасибо, не участвую.
Я-то лучше напьюсь. Вобще-то, накуренный пьяному не друг, пьяный не друг торчку под аптечными колесами, а уж дальше – извиняйте – не знаю.
Рядом два веселых парня засыпаются насваем: хоп – за губу, хоп – за губу; еще по хапочке: хоп – изученным движением… известь разъест кожу, что надо – попадет в мозг. О Господи!.. холодная банка «Ягера» была бы очень кстати, очень, очень кстати…
О Господи! Фотографы. Музыканты… моя проблема здесь, в этом обществе лишь в слишком красивых и длинных речах. ЗАЧЕМ? Тебе нужно всего 5 слов + бесконечные их производные.
Джелли. Jelly. Девочка-фотограф. Красота, эстетика и утонченность на фотографиях. Джелли сидит в уголке, пьет зеленый чай. Остальные бухают, накуриваются… Воздух пахнет вкусной синтетикой. Слащавостью. ВСЕ, спать.
 
Давным-давно, а в реале пару дней назад меня томила непонятная тоска, глухая сосущая тоска. «Как же заебала меня моя жизнь…» - слушал я, идя по холодной сырой зимней улице. В хлам, в говно… в мясо – ужратый. В голове странный шум, мысли лезут из ушей, нежность острая, как новенькое лезвие «Спутник» может распороть тебя надвое… Господи, даже сейчас, даже в этом угаре, когда в каждом выдохе – смесь всевозможных запахов бухла, сигарет и накурки, даже сейчас я думаю о тебе, дорогая. Любимая. Только о тебе.
Какой-то мужик в основательной дубленке пнул меня крепким плечом, шапка на глаза, рожа трагладита… даже сейчас, когда мне ненавистно все это смердячее человечество, дорогая, я думаю о тебе с любовью, со странной любовью пиявки. Господи, даже в заблеванных сортирах случайных хат и плацкартных вагонов, дорогая, я думаю о тебе, представляя, как буду целовать твои руки…

Кофе. Господи, кофе, как хорошо! Густой бежевый, с молоком. Ногти с ободранным черным лаком. Кухня прокурена до стен под обоями, почти все уже разошлись спать. Остались только мы со Стасом. Ему, очевидно, еще хорошо от последней хапки через водник; Стасик смеется, наблюдая бессмысленные утренние мультики по Jetix’у.
- Слушай, - говорит он мне сквозь свою прозрачную улыбку, - что за приступ долбоебизма с тобой был сегодня?
- Когда?
- Когда ты лупила в дверь и орала что-то про шалаву. А-ха-ха! – там что-то смешное по телеку. Я тоже втыкаю в мультик, но постоянная бессонница не позволяет сосредоточиться на содержании.
- А, забей. Не первый день знаем друг друга.
- Если бы! – опять ржет.
Эх, Стасик, Стасик… думаешь, что знаешь меня как свои пять пальцев… думай дальше. Он широко зевает:
- Не знаешь, где Джелли упала?
- Вроде в комнате напротив сортира.
- Пойду к ней упаду.
Теперь я совсем один. Прокуренная кухня… Господи, даже в таких условиях представляется только одно: твои руки… Happy End никогда не наступит. Если бы это был рассказ, я бы написал счастливый конец и вечную любовь для нас двоих, но увы, это всего лишь жизнь. Банальная и логичная.
Я люблю тебя.

- Понимаешь, твоя проблема в чрезмерном анализировании. Казалось бы, простенькая ситуация – действуй! Нет же, ты своим анализом доведешь ее до абсурда, испугаешься его и откажешься от каких-либо действий. – Вот такую умную речь выдает наша Умница.

Такая девочка. Люблю ее. Знает ответы на ВСЕ.

- И как же, мисс Умница, мне сообщить этой шлюшке, что я горячо и преданно в нее влюблен? – о да, да, ирония! Ирония сквозит в моих словах. Ах, как обидно, что не цинизм.
- Фу, кончай курить! Я уже вся прованялась.
- Пардон, дорогая, - тушу сигарету и тут же появляется новая. Лиза недоумевает, - это же зал для курящих, любимка, приходится оправдывать его название.
- Ты просто отвратительная! – машет наманикюренной ручкой перед собой. – Ничего не скажу, поступай, как знаешь.
- Лизунь, ты же умница. А я просто старый дурак, влюбленный в ****ину: самому никак не разобраться.
Тут, наверное, очень вовремя появляется официант – высокий мальчик с узкими бедрами. Это так по мужски! Тоже не отказался бы от столь привлекательной задницы.
- Пиццу «Маргарита», пожалуйста, Глинтвейн, салат «Цезарь» и… - вопросительный взгляд.
- … и двести грамм водки.
Мальчик усердно записывает заказ, интересуется, есть ли нам по 18. Конечно! Паспорт голубой экзотической бабочкой садится на стол. Официант долго сверяет фоту и реальный фейс, потом удовлетворенно кивает.
- Ну, не знаю… - тянет Лиза прерванный разговор. – Видимо, намеки дело пустое. Значит, нужно сказать правду.
- Так – в лоб?
- Ага! – смеется. Ах она, заливистая ****инка. Смеется, как вишенка, перед тем, как ее сорвут. Впрочем, Лиза этого еще совсем не знает: через 2 года она выйдет замуж за интеллигентного, но вечно затюканного усталого дядьку, родит от него двойню. Еще через год сделает неудачный аборт. Обозлится на весь мир и вырастит из детей моральных уродов. Прости, Лизок. Такая твоя судьба. Пока смейся.

В темноте:
- Шлюшка, я тебя люблю.
- Чееее?
- Люблю тебя, говорю.
- Джелли. Джелли! – настойчивым шопотом. – Спишь?
- У-у.
- Иди сюда, моя девочка.
И на диване, возле меня теснее обнимается еще одна счастливая парочка. Так, что я ухожу нервно курить на кухню. Дым выходит именно сегодня такими красивыми завитками; кручу сигарету по разному – меняются узоры. Вот выплывают причудливые очертания, похожие на пальцы. Твои пальцы.
С утра, во все еще продолжающемся похмелье иду по улице. Рядом подруга несет какой-то бред о том, что, похоже, по ее мнению, и еще через миллион таких похоже, один из, похоже, самых симпатичных парней в компании симпатизирует ей.
- Нее, я знаю, конечно, что ему другие девушки нравятся. Совсем другой тип. Но я, как минимум, уверена в себе. Обидно будет его упустить.
Механическое кивание в качестве реплик ее вполне устраивает. Я думаю только о том, что было ночью. Теперь все открылось. Что делать дальше?
- …и, представляешь, он мне говорит: «А давай на спор?» - знает ведь, что Игорь, мой бывший, все еще меня любит. И тут такое! Ну, мы засосались. Игорь вообще… его так это напрягло!
А меня, блять, напрягает, что признаешься в любви, а это звучит как сонный бред и от тебя отгораживаются другим человеком. Вечная война за любовь с живыми оградами…
- Не, ну вряд ли мы будем встречаться… А если будем, я его первая кину, пусть мучается. Ха! – теперь она курит, глубоко затягиваясь. Какой стресс – парень подкатывает! А меня еще спрашивают: за что я не люблю людей?
- Слушай, - мой голос хриплый от перекуривания и алкоголизма, - ты не знаешь, как такое чувство называется…
- Не, меня вообще напрягает эта ситуация!
- Ты меня слушаешь?
- Говори громче.
Я разворачиваюсь. И ухожу.

Три месяца без них. И этот день я тоже отпраздную, как и прошедший: бутылка водки в одного, пьяный бред на Wordовских листах – завтра все на лице.
Иду по улице за той самой бутылкой.
По идее, ничего и не произошло. Звонки; реденькие-реденькие. Разговор: типа, мы соскучились, приходи. Не-а, я-то нихера не соскучилась. Потом обвинения в эгоизме. Соглашаюсь. Честно говоря, ждал звонка только одного человека… Но так было бы в каком-нибудь рассказе. И, слава Богу, забыли…
На улице март. Грязный снег с ископаемыми-какашками, пытаются щебетать примороженные птички… Весна, блять! Пора, блять, любви. О, я **** ее. Просто ненависть, безвыходная ненаправлянная ненависть глубоко в нутрии. Бесит, когда хочется дать по роже, а кому и за что не знаешь.
Ноги мокрые в говно. Жизнь идентична.
- Эээй! – кричит кто-то сзади. – Эй!
Наверно, не мне. Пох. Оборачиваюсь. Стасик.
- Ты куда пиляешь?
- За водярой.
- Ого! Я тебя до талого не видел.
- Я тебя тоже.
- А водяра на двоих пойдет?
- Нет, Стас, еще максимум два человека. Присутствие Джелли обязательно.
Он морщится.
- Честно говоря, ее вообще не охота видеть.
- Да ну нахер?
- Хы, нахер! Мы с ней по****ились и расстались.
- Да ну? Ничего не поделаешь, придется звать.
По блеску в его глазах вижу, что он… короче, что-то там светится.

Три часа ночи. Выхожу курить на лестницу, в пустой серый подъезд. Странное место – подъезды, чем-то потусторонним от них тянет… и эта потустороннесть давит на солнечное сплетение и прямую кишку.
Блять, неужели кто-то думает, что жестокое водочное похмелье – это не измененное состояние сознания? Зря.
Язычок пламени. Затяжка. Дым в легкие - дым в пространство… Сидя на верхней ступеньке, отражаюсь в окне. Стекла и зеркала, увы, бесстрастны: вижу просто лохматую девку. Мы с тобой просто женщина и мужчина. Именно так: я – женщина, а ты мужчина…