Л. и я

Назовем это просто: как минимум, ты свободен.
Теряешь все. Друзья? Нет друзей! Статус? И статуса нет. И девушки любимой… короче, нет вокруг больше людей, которые были именно твоими.
ИМЕННО ТВОИМИ.
Любого порядочного обывателя это, как минимум, выведет из равновесия. Или, может, ввергнет в подвешенное состояние… ага. на крюке от люстры.

- Как ты можешь так жить! Эти друзья твои придурочные!.. Задолбало! – кричит моя красотуля, минутой позже громко хлопая дверью. Нахер тебя, Женичка.
- Баба твоя истеричная вообще с тормозов съехала, - обиженно бормочет друг Веник, друг еще со школьной парты, - ультиматумы ставит… - Эгей, Веня, хорошо ты,умно, разговаривать научился – другие и вовсе реагируют странно:
- Забил на нас, со своей шляешься в ****ях каких-то! ****ец полный! – не менее обиженно выдает Николаша, дружище со двора.

Вот так. Посрался с друзьями из-за Жени, с Женей – из-за друзей. Надо хоть с кем-то помириться что ли… ведь, вообще-то, я человек общественный, сложно обхожусь без другого рядом, а тут вот те на!..
Чертово одиночество долбало пять дней.
На шестой я подумал: как минимум, ты свободен.
На седьмой день выгнали с работы… потому что инертный аморфный тип, в никак не вяжущейся с его обликом желтенькой бодрой футболочке, вряд ли может что-то кому-то продать… Пришел домой, пожрал борщ… и опять подумал: как минимум, ты свободен. М-да… только от кого? И тут в  совсем уж измученном мозгу, видать, взыграло чувство великодушия и всепрощения: надо помириться с Женькой! – как ни крути, она всегда была рядом в трудные моменты.
- Женя! Женя, алло!
- М-да, кто это? – кошачьим тоном спрашивает она.
- Женя, девочка моя, это я же! – ну, конечно, узнает, еще бы!
- Ты? А это кто – ты?
- Женя, это Лаврентьев!
- Аааа… - разочарованно, - привет.
- Солнышко мое, давай снова будем вместе? Давай помиримся!
- Что?
- Прости меня! Таким дураком был… - она неожиданно прерывает:
- Слушай, ты меня, конечно, извини, Лаврентьев, но ждать, пока на тебя снизойдет у меня времени никак не было. И, вообще, я сейчас с молодым человеком!
- С каким?! – ошарашен.
- Со своим, наверное!
Опа…
Ну, и ладно! Тогда, лучше всего, помирюсь с Веником – вот кто настоящий друг! А там уж и с Николашкой…
- Алле, Веник?!
- Да, братуха, я.
- Слушай, Веньк, разговор к тебе есть…
- Братуха, ты, это, не обессудь, но я с бабой сейчас, - шепчет он в трубку. Что-то очччень нехорошее подкалывает с левой стороны сердца…
- С какой бабой?! – почти обезумев, в тон ему шепчу я. – С Женей?!
- Ага, - трусовато соглашается он – и, тут же оправдываться: - она ниче бабешка оказалась, характерная
- Понятно… - трубка вместе с рукой отползает от уха.
Хрестоматийный случай предательства. Просто, как дважды два: любовный треугольник быстро превратился в прямую. после исключения третьей точки из игры… да конечно, они до этого не спали. просто, видать, ненависть их ко мне, что ли, объединила? а че, Венька языкатый – кого хочешь уболтает. и Женька на лесть ой как падка!..
Эээх…
Что делать в такой ситуации? Ежу ясно – пить. Пошел за бутылкой водки…
В магазине сегодня работала милая продавщица Танечка, которая отлично знает нас с ребятами, поскольку мы набрали у них немереное количество спиртного. Она, в принципе, очень даже хорошенькая. я даже куртку кожаную поправил и невидимую пыль с брюк стряхнул.
- Танюшка, дай-ка мне пузырь водки вооон той! – тыкаю в литрашку приличной марки. Танюшка понимающе улыбаеться: небось думает, что мы с пацанами опять бухать собрались. – Ага. и еще пару лимончиков… и колбасы пол палки.
Когда все это лежит в пакете, я спрашиваю на всякий случай:
- А ты до скольки работаешь, Тань?
- До десяти, - как ни в чем не бывало отвечает она, привыкла, видать, что ее все об этом спрашивают. Танька, как никак, самая красивая из продавщиц: волосы длинные, черные, глаза всегда накрашены и одежда опрятная. Только вот, зачем спросил я ее, так и не понял…

Водка душевные раны лечит на раз-два! Хлопнул рюмку –  Женьки как не было, хлопнул две – Веника не стало, а на третьей и Николашка как-то подзабылся. Хорошо одному посидеть вот так, оказываеться!.. Пил, пил – напился чуть не до чертей зеленых, а при том, что половина бутылки еще полная. Тут мне в голову пришла отличная мысль: время полдесятого – сейчас успею еще заглянуть в толчок, вздрочнуть, чтоб не стояло – и к Таньке, женский пол, так сказать, себе обеспечу! А что, она, может, и согласиться.
Вышел нетвердым шагом из подъезда… Ночи белые, не видно, что вечер уже, но народу, как ни странно, мало. Ветер свежими листочками шуршит, небо голубое… и Танюха из магазина как раз выходит.
- Ээй, - кричу ей, - Танюха, постой! – она остановилась у крыльца, посмотрела на меня. подошел:
- Ты, - говорю, - куда идешь сейчас?
- Домой.
- А в гости не хочешь?
- Нет, спасибо, - эх, бабы, жестокий народ. но я настойчив: - А может, заглянешь, - говорю, - водочка, нынче купленная еще осталась. Да у тебя ж покупал!
- Нет, спасибо.
- Танюха!
- Слушай, - строго сказала она, - это на работе я всем Танюха, а тебе, именно здесь и именно сейчас, я – Татьяна Алексеевна, - и уже собралась, развернувшись, уйти. Но я вовремя схватил ее за локоть:
- Татьяна, ну, почему не хочешь?
- Потому, что быдло ты, Лаврентьев! – сказала она. Сказала, как камнем кинула – больно.

А на утро я проснулся и, честное слово, охуел…

М-да… Неделя, явно, не задалась с первого дня. Мало того, что эта никчемная тварь, именуемая Алексеем Лаврентьевым, лишилась постоянной дырки, так он еще и дружбанов своих, корефанов растерял! До чего нелепое, непластичное быдло! У него даже мозга, как-то оправдаться не хватило. я пытался до него достучаться, сказать, что уж, раз он потерял одно, то другое вполне разумно сохранить, но, нет, эта тупорылая свинья ни в какую не желала соглашаться. Вообще, Лаврентьев был тем самым существом, которое я уважал меньше всего и, ничтоже сумняшеся, стер бы с лица Земли… Он был самым настоящим быдлом: начиная с одежды-униформы и заканчивая примитивными мыслительными способностями. Из книг этот червь прочитал, разве что, пару мягких томиков о войне, да и то, потому, что сам в армию по состоянию своего хилого здоровья не попал. Мерзкий все-таки тип! Поэтому, когда его за вечно кислый, как позавчерашние щи, вид выставили с работы, я даже не удивился… «Ну, Лаврентьев, затяни поясок!» - сказал я ему. Но – куда там! – вдруг взыграла доселе невиданная у данного примитива вещь – совесть: кинулся мириться со всеми сразу. Конечно, о том, что Женька поебываеться с Веником, я знал уже давно. Посмотреть хотя бы на моменты, когда они оказывались вместе в компании:
- А где это твой мерзкий дружок? – наигранно громко говорит Женичка Лаврентьеву.
- Какой? – тупо недоумевает он.
- Да это, как его… - типа вспоминает, ага, - Совок! Ахаха!
- Веник что ли? – обиженно бурчит второй участник диалога.
- Ну!
- Да он скоро, скоро… - и, услышав это, успокоенная девица покидает кавалера, чтобы смешаться с толпой на тусовке.
А это пидар так и не догадался! Довел он меня до белого каления. И вот, когда он начал квасить из-за всех, якобы, проблем – решил задать ему охуенного жару.

Как уже было сказано, проснувшись, я охуел. От похмелья – во-первых, а во-вторых – от открывшейся мне картины. Вся кухня была устряпана кровью! Да не кровищей, что по ящику показывают, а самой натуральной – красной и засохшей уже. Сначала я подошел к плите – и тут же блеванул, едва взглянув на содержимое стаявшей там сковородки: в масле, старательно зажаренный до румяной корочки, поблескивал человеческий палец. Как не блевануть! Я думал, что сплю – таким ужастиком казалось происходящее… я охуевал все больше и больше. Решил пойти в ванную – умыться.
Но тут уж обосраться было в пору: ванна, вся загаженная кровью и, кажется, говном (воняло, как говно!), явила мне еще один сюрприз: прикрывшись шторкой там, в мутноватой жижице, плескался, весь грязный, изцарапанный, труп продавщицы Танечки. на одной ее руке, чудом удержавшаяся на бортике, я недощитался трех пальцев… и тут мозг кааак заработал – в сковородке-то был всего один! и я двух-, трехкратно сблевал прямо на останки продавщицы.
- Не бойся, Лаврентьев, я те помогу разобраться! – услышал я чей-то голос. через какую-то секунду меня охватил панический страх: кто-то проник, в жилище, кто-то видел, что я сделал! в том, что это – я, сомнений не возникало.
- Да уж нихера! – со злобой ответил голос. – Я все это!
Лаврентьев закрутился, завертелся в ванной, выскочил в коридор, облетел кухню и две комнаты – никого не было. Тут он, конечно, пересрался еще больше.
- Кто ты? – едва проблеял он.
-  Я? Сережа. Сергей. Сергей Анатольевич.
- …и я Анатольевич, - со слабой надеждой начал Лаврентьев. – Ты, что же, - мой брат?
- Нихера! – ответил Сережа. – Я – это ты! – и тут же прописал Лаврентьеву лаврентьевской же рукой охуенную оплеуху.
Ой, что началось! Тот, сначала, упал в обморок, потом очухался, опять блеванул, побежал в ванную – выпить воды и опять блеванул… короче, вчерашнее содержимое Лехиного желудка распространилось уже по всей квартире, пока он не понял, что Серега – действительно в нем.
Потом они долго беседовали. пытались выявить причины Сережиного рождения… потом отмыли квартиру и перекрутили продавщицу Танечку на вкуснейший  человеческий фарш. выварили и раздробили кости. потом всю ночь смывали в унитаз помаленьку тщательно перекрученный ливер…

Где-то через месяц красавица Женечка, гордо задрав голову, покинула болтливого Вениамина. Причина была проста: кроме, как болтать, он ничего не умел.
- Ты – полный нуль! – заявила она и, как в лаврентьевском случае, грохнула дверью. Веник, счастливый, прежде, от обладания такой красавицей, тут же впал во фрустрацию, лекарство от которой было одно: дружеская попойка. К слову сказать, язык сослужил ему хорошую службу среди женщин, но, отнюдь, не среди мужчин. так что, друзей у Веника было всего двое: недавно покинутый Лаврентьев да упоминавшийся уже Николаша, который находился сейчас в командировке на Дальнем Востоке. Что поделать – пришлось вчерашнему герою-любовнику звонить побежденному сопернику:
- Привет, Леха! Это Веник! – приторно бодро крикнул он в трубку.
- Привет, - спокойно ответил Лаврентьев. Странно, подумал друг: никогда у размазни и лоха Лехи не было такого спокойного мужественного голоса.
- Ты меня прости… - начал он.
- Да ладно, - не менее спокойно перебил Лаврентьев, - в прошлом. Хочешь-то чего?
- Да, сукой Женька оказалась! Мне напиться бы…
- Ммм, - безразлично протянул друг.
- Так я приду или как?
Лаврентьев сам себе ответил кивком и прибавил:
- Только я не один. Я с Серегой. Приходи, познакомлю.