Полёты наяву

Получается, всё в жизни надо делать вовремя. Особенно в первый раз. Тогда привычка -- например, привычка летать самолётами или жить рядом с аэропортом -- образовывается легко и незаметно и так же легко встраивается в систему жизненных стереотипов, образующих непробиваемый костяк вашей личности.
Мой первый перелёт из Казани в Ленинград состоялся, когда мне только исполнилось 12 лет. Через несколько месяцев после того, как родители забрали меня из Ленинграда к себе в Казань на ПМЖ, я летела в последний день декабря в свой родной город на зимние каникулы одна, без сопровождающих. И без встречающих. Ужасно хочется остаться на этой пронзительной звенящей ноте рождественских историй и добавить патетики, например, написать -- и без провожающих. Но во всём нужна мера, особенно, когда она отмеряется Истиной. Нет, провожающие были. Родители помахали мне рукой и побежали отмечать встречу Нового года. По пути они вспомнили, что кажется никто из них не сообщил ленинградцам о времени моего прилёта. Они даже попытались это исправить немногочисленными мерами, доступными в новогодний вечер. Но всё равно опоздали -- меня никто не встретил. Подождав немного, я решила добираться до дома деда и бабушки сама. В этом не было бы ничего необычного для меня -- я рано стала самостоятельной и прекрасно знала старые районы Питера. Но дело в том, что недавно мои деды переехали в новый, вечно спальный, район, в который ещё и транспорт-то не ходил толком. Несколько раз я ошибалась -- проезжала остановку, где следовало пересесть на другой автобус, или садилась не на тот номер. Но всё же, за три часа до полуночи я обнимала заплаканную бабушку и, не спящего по случаю домашнего ЧП, младшего брата. Остальные члены семейной спасательной команды -- дед и тётушка -- явились ещё через час, бодрые и возбуждённые после пробежки до аэропорта Пулково, где они хоть и с опозданием, но надеялись меня встретить.
Первое, что вспоминается мне в связи с этим эпизодом -- терпкий запах ёлок, которые почему-то в несметных количествах везли в переполненном автобусе весело и празднично спешащие горожане.
Потом я часто летала одна -- по нескольку раз в год. А в промежутках между полётами я могла видеть как взлетают и садятся эти величественные и прекрасные творения человека прямо из окна своей квартиры.

Месяц назад я за один день совершила перелёт (боже, как пафосно!) на трёх самолётах. Ранним тёмным утром вылетев из Пулково, бархатной южной ночью я приземлилась в Варне, немного посидев в аэропортах Франкфурта и Софии.

> В зале для транзитных пассажиров франкфуртского аэропорта было тепло...
Попивая пиво из стакана, он вполуха слушал объявления по радио.
«Рейс четыре тысячи триста восемьдесят семь на Москву. Рейс две тысячи триста восемьдесят один на Египет и Калькутту».
Путешествия по всему земному шару –- как это, должно быть, романтично! Но сама атмосфера зала ожидания любого аэропорта не располагает к романтической идиллии: слишком много народу, слишком много киосков, набитых всевозможными товарами, слишком много одинаковых кресел, слишком много пластика и слишком много плачущих детей. Кто же это сказал, попытался он вспомнить, «жаль, что я не люблю человечество, жаль, что я не люблю его глупое лицо»? Скорее всего, Честертон? И это несомненно, соберите-ка вместе достаточно много людей, и они будут так угнетающе схожи меж собой, что этого почти невозможно вынести. Вот бы увидеть интересное лицо... (с)

Лента транспортёра остановилась в тот момент, когда мои вещи, относящиеся к разряду ручной клади, вот-вот должны были появится со стороны их выдачи после сканирования на предмет "самовозгорания". Через несколько минут лента снова ожила, но мои вещи так и появились. Двум мужчинам, подошедшим после меня, уже выкатили ящики с их вещами, а моего -- всё нет. И тут я наконец замечаю свои вещи рядом со стойкой с навесным монитором чуть сбоку от транспортёра. Неспешный служащий быстро и профессионально ловко сортирует мою ручную кладь по какому-то, известному только ему и ещё более чувствительному датчику, признаку. Не пора ли начать нервничать -- задумываюсь я, но не надолго, потому что немцы работают быстро, аккуратно и незаметно. Совсем не больно. Я вдруг замечаю, что передо мной стоит совершенно очаровательный молодой человек с потрясающей улыбкой (где ж их учат так улыбаться?) и держит в руках чехол с моим фотоаппаратом.
-- Камера? - спрашивает он профессионально утвердительно.
-- Да-да! -- радостно соглашаюсь я и протягиваю руку, чтобы забрать её.
Юноша чуть отступает назад с камерой и продолжает -- Ваша?
-- Конечно, моя! -- фыркаю я. И опять делаю попытку забрать свою вещь.
Блеск улыбки становится нестерпим перед тем, как погаснуть вместе с ней.
-- Пройдёмте со мной -- слышу я его вкрадчивый голос и подчиняюсь просто из любопытства, всё ещё ничего не понимая.
Подходим ко входу в большое светлое помещение с массой сверх новой и чувствительной техники для дополнительной проверки.
Меня вежливо просят подождать снаружи, но так, чтобы все действия работников службы безопасности были мне хорошо видны. .Манипуляций с моей камерой всего-то на пару минут, а сколько приготовлений и чуть ли не ритуальных процедур. Наконец, все расслабились и заулыбались. Мне отдают камеру всё в том же, так и не раскрытом, чехле, ещё раз широко и искренне профессионально улыбаются и извиняются. Ну это ж немцы! Но я тоже неплохо справилась -- ни разу не улыбнулась за всё время, пока они напрягались. Я-то сразу вспомнила, что ещё в Софии положила в футляр продолговатое яблоко, которое больше никуда не помещалось...