Кровавый ледоход. рассказы

                ЖЕРНОВА.      

   Василий Петрович любил первым встречать ледоход. Он становился свидетелем Божьего чуда, когда просыпается природа, и после тяжкой петербургской зимы с её вьюгами, ветрами и завываниями холодное солнце начинает улыбаться, воды Невы радостно и залихватски перекидывают серые ненужные льдины, очищая свою гладь от сонной оторопи.
 - Дедушка Вася, - услышал Василий Петрович тихий стук в стенку и голосок соседского мальчика Ванечки.
  -Заходи, Ванечка, - позвал он малыша.
   Худенький, почти прозрачный от недоедания ребёнок вошёл в его комнату и скромно встал у двери.
 - Заходи, заходи, не стесняйся, - снова предложил Василий Петрович.
 - Дедушка, дай нам чуть-чуть на растопку. Мама лежит и подняться не может. У нас очень холодно, - прошептал мальчик, глядя огромными глазами на весёлую буржуйку.
 - Я и сам хотел спросить, как там у вас там наверху дела и почему Ниночки на слышно, - ответил старичок. – Да мне подняться тяжело, уж больно лестница крутая. А я вот вам приготовил покушать да погреться.
   На столе стояла тарелочка с несколькими картошками в мундире, а в стороне от буржуйки лежала хорошая стопка толстых книг, аккуратно перевязанная бечёвкой.
   Василий Петрович протянул мальчику тарелку со скромным угощением, а сам взял книги.
 - Ниночка, здравствуй, - обратился он к молодой женщине, которая, укутавшись, лежала на старинном диване в углу холодной комнаты. Соседка молчала и, казалось, спала.
 - Ниночка! –снова позвал дедушка.
   Он подошёл поближе и взял женщину за руку. Рука была ледяная. Соседка  отошла ко Господу.
   Василий Петрович спиной почувствовал взгляд ребёнка.
 - Эх, ты, болезная…- прошептал он усопшей  и сказал мальчику:               
 - Ванечка, поживи-ка ты у меня.
   Подняв взгляд, дедушка увидел расширенные, исполненные невыплаканных слёз, исстрадавшиеся глаза ребёнка. Ванечка молча протянул дедушке ручку и покорно пошёл вон из комнаты, где он когда-то рисовал вместе с мамой, пел с нею вместе весёлые песенки про ёлочку, мастерил из бумаги поделки и всякие интересные штучки. Теперь это был маленький старичок, у которого не осталось никого на свете. Папа его погиб в гражданскую, а мамы вот теперь не стало…
   …Лёд на Неве шуршал и погромыхивал. Внизу подо льдом колыхалась свинцовая масса воды и пыталась выбраться наружу, словно рождаясь заново.
  - Э-эх, - прокряхтел дедушка Вася, поправляя на спящем ребёнке одеяльце. – Ванечка, Ванечка…
   Горькие мысли не оставляли его ни на минуту. Вот, похоронили Ниночку. Недавно ещё одного соседа, старенького Гюнтера Ивановича, застрелили солдаты прямо в его же комнате. Зачем им было убивать? Ведь честнее старичка-немца и найти-то было невозможно. Его сын воевал за царя, за державу Русскую. Тогда, в первую мировую, немецкие погромы князь Юсупов организовал, чтобы обезглавить всех честных, оставшихся преданными царю офицеров,- якобы немецкие шпионы. И всех родственников немецких офицеров, воевавших, тем не менее, за Россию, одномоментно поубивали. Юсупов стал градоначальником и возглавил погромы, он нагло  саботировал приказы Государя Николая Александровича. Коварный изменник и предатель! Солдаты не захотели воевать за другую власть, кроме царской, и ушли, плюнув на Временное правительство.  Тогда юсуповцы убили жену Гюнтера Ивановича , двух его дочерей и пятерых внуков. Теперь вот, уже при большевиках, достали и старичка…
   Что же происходит?
   Василий Петрович посмотрел в окошко. Что, Государь Пётр, каково тебе видеть сейчас твой город?
   Где весёлые извозчики «эх, прокачу!», серьёзные дворники с ключами от парадного, толстощёкие городовые? Где кареты и столичный шум балов, пышных маскарадов, жизнерадостные  фонтаны и отбивающие полдень пушки Петропавловки?
   Вчера по дороге в храм Василий Петрович видел окоченевшие трупы на обочинах, прижавшиеся к холодным стенам домов. Мимо скорчившихся в последней надежде согреться и так и умерших людей скользили равнодушные тени с ружьями.
   Да и в храме Спаса-на- Крови, куда он отроком ходил с родителями, было тоже холодно и неприютно. Даже дивные росписи уже так не грели душу. Христос смотрел со внутренней стороны купола скорбными глазами, фрески поблёкли, краски словно вошли в глубину камня и растворились в нём.
  …Глядя на сворачивающиеся от жара буржуйки страницы прошлого, Василий Петрович осознавал, что вернуться к тому берегу жизни теперь уже невозможно. Но и глядя вперёд, он не видел света. Старый ларец с царскими наградами теперь надо было прятать.Эх, Государь, Государь… Прости, родимый батюшка… Вдруг, как стальные волны Невы, нахлынуло отчаяние…
 - Васюшка, сыночек, - раздался мамин милый голосок.
   Почудилось?
 - Мамочка, маменька, с небеси ты зриши на нас, бедных, на сыночка твоего. Ведь, кроме тебя, Васюшкой никто не называл меня, - подумалось старичку.
 - Васюшка, не скорби, Господь с тобою, - повторил голос.
   Обернувшись, Василий Петрович увидел в уголке комнаты женщину, похожую на  маму его Василису, сидящую в кресле-качалке и по-петербургски зябко кутавшуюся в ажурную белую шаль. Та смотрела ласково на Василия и мягко улыбалась. Потом тихо встала и подошла к буржуйке, протянула нежные руки к огню.
 - Васюшка, не скорби, - повторила она и погладила его, как в детстве, по голове. На пальцах её сверкнули дорогие прекрасные перстни, на седые волосы его упала тёплая слезинка. Женщина подошла к спящему Ванечке и перекрестила его.
 - Спасибо тебе за моего Ванюшку, - обратилась она к Василию Петровичу. - Береги его.
   Потом женщина задумчиво взяла в руки толстую книгу в кожаном переплёте.
 - Библия, - успел прочитать заглавие Василий Петрович.
 - Странная книга, - сказала женщина и перелистнула страницы.
 - Раньше ты так не говорила. Ведь ты учила меня верить в Бога, - заметил Василий Петрович.
 - Верить в Бога, - отозвалась женщина, - но …
 - Что - «но»? Разве что-то изменилось? Это ты, мама? Ты тревожишься? Ты пришла, чтобы сказать мне что-то?
  - Это – и многое другое, сынок. Пойдём.
  … Они шли по улицам Питера. Мёртвые фонари раскачивались под порывами весеннего ветра, силясь свалиться на головы немногочисленных прохожих. Выйдя за Питерскую заставу, по тракту они двинулись вперёд, скользя по застывшему ледяными корками снегу. Где-то уже вовсю трещала и с ещё сдержанной яростью грохотала Нева, набирая обороты, словно истеричная невеста.
   Шли долго. Внезапно  перед ними выросло огромное сооружение, обнесённое каменными стенами. Вокруг стен по земле были наложены деревянные помосты.
 - Новый Иерусалим, - прошептала одними губами женщина.
   У огромных ворот стояла избушка, возле которой переминался с ноги на ногу крепыш со странным оружием за спиною, похожим на тяжёлое ружьё.
 - А это оружие у солдата в руках – автомат Калашникова. Он будет изобретён позднее, - добавила женщина.
   В Новом Иерусалиме Василий когда-то бывал с родителями. Он узнал помпезное здание никоновского собора, строение сатанинской гордыни, и мрачное место Христовых страданий.
 - Голгофа, - снова кратко сказала женщина.
   Они не вошли внутрь, а направились в сторону - по направлению к Истре. Спустившись к реке, они перешли по мосточкам на другой берег. Вдали, сзади от монастыря, Василий увидел красноватое зарево. В отблесках огня стало заметно очертание большой мельницы. Но у неё было не четыре лопасти, как принято, а шесть.
 - Что это? – спросил Василий.
 - Голгофа, - повторила женщина. – Смотри.
   К мельнице подъезжали огромные машины-фуры, автозаки, набитые людьми. Лопасти мельницы непрестанно двигались, крутились. Люди молча заходили внутрь, но оттуда не возвращались.
 - Где люди? – снова спросил Василий.
   Незнакомка молча отвернулась, в глазах её блеснули слёзы…
   Сделав шаг вперёд, чтобы лучше увидеть происходящее, Василий вдруг поскользнулся и упал. Поднявшись, он с удивлением увидел на руках красный липкий снег.
 - Кровь?! Что это? Что это, - кровь? – с ужасом он рассматривал руки.
   Женщина молчала, опустив голову. Пальцем она указала на Истру…Взглянув на обычно чистую и прозрачную речушку, Василий Петрович ужаснулся: кровавое месиво вместо чистой воды наполняло её русло… Из жёлоба огромной мельницы толчками выбрасывалось что-то красное. Не было слышно криков и стонов, лишь зловеще со скрипом проворачивались огромные шестиконечные лопасти дьявольской мельницы. В страхе Василий Петрович закричал от невыносимой душевной боли и с этим криком проснулся в своей комнате. Сердце бешено стучало. Леденящий душу ужас наполнял всё его существо. Как продолжение кошмара, перед его глазами продолжали вращаться огромные лопасти…
   Взглянув на свои руки, он вспомнил страшное сновидение, как будто снова ладони были красными, а пальцы липкими...
   Так вот оно что! Людей заживо мололи на мельнице!А он не верил слухам. В Питере поговаривали, что в НКВД есть особая секретная комната, где две двери на выбор для арестованных: одна якобы на выход, а другая – в провал подпола, где адская  машина своими огромными жерновами  перемалывает людей в муку, а кровь стекает в Неву. Вот оно что!..
   За это время он столько потерял знакомых, друзей. Люди странным образом пропадали и их невозможно было нигде найти. Ни у родственников, ни на службе…
   И вот, весна подошла, а нету ни старосты храмового дяди Григория, ни регента Михал Иваныча, батюшка старенький пропал, певчие: бас – слепой Коленька, тенор – Виктор Палыч.
  Исчезали друзья и знакомые, а их жилплощадь заселялась новой, только уже нерусской «элитой»…

                ВАНЕЧКА.

   Обычно дедушка своим чутким, глубоко верующим сердцем, принимал Божественное дарование весны с каким-то особым чувством благодарности. Так продолжалось из года в год. Это было его «Символом веры», его исповеданием преданной  Богу души,- чистой, христианской, детской души, - эта его благодарность и восхищение Величием Творца.
   Но эти последние зимы и вёсны… Они были исполнены тревоги и страдания, неуюта и потерь. После революции весь Питер стал чужим, похожим на огромного ледяного жука, ворочающегося в жестяной банке, и не могущего из неё выбраться. Красные флаги, с которыми туда-сюда бегали взъерошенные обросшие люди, казались кровью на больном теле града Петрова. Эта кровь перетекала с одной улицы на другую, снова возвращалась, кружилась водоворотом и громко кричала. Душа революции была со слепыми глазницами и липкими красными руками.
  Василий Петрович по старости лет и по болезням был не нужен ни красным, ни белым.  Богатств не стяжал, жилплощадь так себе. Мол, и так скоро сдохнет, старый хрыч… Поэтому и не трогали.
  Тем временем, он своим мудрым оком мог просто видеть, а ухом  слышать то, что не было подвластно суетливому и мечущемуся по Питеру этому сброду.
  Раскрыв наугад Библию, оставленную женщиной на столе, Василий Петрович прочёл ужасные слова о казнях египетских.   
  Он и не заметил, что читает вслух.
- Дедушка, а зачем же они убили первенцев? – внезапно услышал он Ванечкин голосок.
  Мальчик внимательно смотрел на него, подперев головёнку ручкой.
- Проснулся? – ласково спросил дедушка.
- Я давно проснулся. Ты уже читаешь долго, а я не всё понимаю. Кто убил первенцев-то?
- Говорят, что египтяне.
- А чьих первенцев?
- Иудейских.
- А кто это такое – иудейские первенцы?
- Это такая народность – иудеи. Они были в плену египетском очень долго, делали кирпичи – плинфу для строительства. Их дети, которые рождались первыми, назывались первенцами.
- Дедушка, чего же их убивать-то было? Они ж, чай, маленькие ишо. Безвредные.
- Вот и был у них такой малыш Моисей. Его мама спрятала в корзинке на берегу Нила, речки египетской. В камышах. А дочка фараона нашла его и забрала во дворец к себе.
- Значит, она очень добрая была, как наша царица и как царевны?
- Конечно. Помнишь, как я рассказывал, как они в госпитале за нашими солдатами ухаживали, да раны им промывали.
- А они что, ведь тоже нашими первенцами были? И царевич Алексей, значит, был первенцем. Ведь он же первый мальчик родился у царя с царицей! – серьёзно заметил Ванечка.
- Да, получается, что так. Только царь-то наш и всё семейство его не были иудеями, - размышляя, ответил дедушка.
- Но мама мне говорила, что их всех убили и очень сильно мучили. Как же так? Ведь это только иудеев мучили египтяне, а кто же наших-то царя с царицей замучил? И за что?
   Василий Петрович растерялся. Действительно, как же так получается?
   «Странная книга» - снова прозвучали в ушах таинственные слова. - О чём она хотела всё же рассказать?
  - Слушай, Ванечка, тогда убивали иудейских первенцев, а сейчас убивают наших.
  - А кто, дедушка?
  - Я тебе скажу, только ты, смотри, никому не говори. А то и нас убьют.
  - Если убьют, значит, они злодеи.
  - Злодеи и есть. Это и есть главные убийцы.
  - Кто?
  - Иудеи, Ванечка. Они все сейчас во власти у нас, они и вытворяют…
  - Как же так, деда, они же там, в Египте, такие были хорошие, их злые египтяне обижали…, за них Боженька заступался…, а теперь у нас-то они что творят? – Удивлялся Ваня. – А может врут они всё в книжке-то, а, деда? Может, никакие они не хорошие, а самые что ни на есть плохие дяденьки? И всегда такими были? А, деда?
  Василий Петрович внимательно посмотрел на внука, и заметил:
- Ты мне такие вопросы задаёшь, над которыми я ещё не задумывался… Но кое о чём и мне непонятно. Вот, смотри. Иосифа, братья продали в рабство. Того увезли в Египет и он стал большим начальником. А они потом, его братья-то, приехали во время голода в Египет и увидали его в начальниках. Он дал им зерна, а они, возвращаясь домой, прихватили с собою еще и чаши драгоценные.
- Утащили?
- Да, своровали, а на Иосифа свалили, что это он им подложил, - отомстил. А ему-то зачем мстить, когда он уже и так всё имел, что душе захочется, и мог этих самых братьев и без всякого повода, как царь Египта, хоть в острог посадить, хоть голову вон. Да и на подлости, в отличии от братьев, был не горазд… А потом, он и в истории называется прекрасным, значит, благородный был, очень честный, потому что мама у него была другая, из пленённых народов, и прислуживала богатому иудею.
- Но ведь это же нечестно! – вскричал Ванечка.
- Я тоже так думаю. А раньше я их сильно жалел. Думал, вот, бедные, им и кушать-то нечего, да и Иосиф их оклеветал... Но, ты знаешь, когда они потом вышли из Египта, так уже не только чаши царские прихватили, а вообще, всё египетское золото забрали, ограбив весь народ египетский… Да ещё и на Бога свалили, - дескать, это Он им велел народ египетский обобрать…
  Некоторое время дед с внуком помолчали, переваривая  мысль. Но приходили новые, ещё более странные, с позиций классического богословия мысли, и они требовали своего осмысления.
- Вот и скажи мне, внучек, если человек благородный, разве может он врать или делать непотребное, да ещё и сваливать на других?
- Нет, конечно, дедушка. У нас сколько было хороших благородных людей, только все они погибли. И дядя Серёжа на фронте, и папа мой, и князь Олег. Но они же все русские люди. А теперь, когда они все погибли, как фараон со своим войском, евреи взяли и обобрали наш народ.
- Вот уж, воистину, устами младенца глаголет Истина, - подумал дед Василий, но промолчал.
- Получается, если они с нами так поступили, а ведь мы, деда, их первенцев-то не убивали, то и про нас они потом небылицы сочинять будут. А если так, то может и не убивали у них младенцев никаких, а наоборот, они сами их зачем-то убивали, а на фараона и свалили. – Заключил внук свою мысль, и они оба задумались.
  Однако тяжелые мысли продолжали крутиться в их головах, не давали покоя, требовали своего выражения и подтверждения.
- Дедушка, но, если они могли продать своего брата в рабство, разве это благородно? Ведь это- грех. И Христа они не признали и даже распяли Его. Разве же это хорошие люди?  У хороших людей всё честно и благородно. Вот, если дал, например, честное благородное слово, значит, должен и держать его, правда ведь?
- Конечно, внучек.
  А Ванечка продолжал:
- Ведь не мог же Боженька ошибаться, когда сказал про них, что они семя сатанино и отец у них диавол?
- Боженька никогда не ошибается, - ответил дедушка.
- А как же тогда у нас во всех службах да молитвах понаписано, что Господь славно прославился когда потопил преоруженную силу фараонитскую?
- Ну всё, отдыхай, а мне ещё помолиться нужно, - сказал дедушка, не зная что ответить на такой вопрос внука и, помолчав, добавил: вот вырастешь, я у тебя спрашивать буду.
  В ответ внук промолчал, но ещё долго Василий Петрович слышал, как внук ворочается на своем диванчике и вздыхает…

                ЛЕДОХОД.

- Дедушка, пойдём посмотрим на ледоход, - поднял головушку от подушки Ванечка, проснувшись.
- Проснулся, милой? Пойдём, Ванечка, пойдём, мой хороший, - сказал Василий Петрович и протянул руку мальчику.
  Тот живенько вскочил с диванчика, быстро оделся и оба: старый и малый, вышли из дома.
  Обычно в это время года берега Невы были уже заполнены петербуржцами. Раньше это было зрелище радостное, увлекательное. Народ толпился тогда, наблюдая за льдинами, смеялся, загадывал, какая куда поплывёт, рукоплескал и вовсю веселился. Теперь же народу было мало, все стояли порознь, подальше друг от дружки: тихо, молча, лишь изредка переговариваясь между собою.
  Дедушка с Ванечкой подошли к парапету. Трещины на льду прямо на глазах расходились в стороны, из-под них толчками, разрывая их на части, выходила вода.
  Вдруг толпа отпрянула от парапетов, зашумела, кто-то зарыдал. Из-подо рваных ледяных ран, пульсируя, подобно живой крови, стала сначала проступать, потом выхлюпывать сгустками и выплёскиваться чёрная мёртвая кровь. Подо льдом, вместо весенней талой воды весело журчала, похожая на сукровицу и окрашенная в яркий красный цвет, холодная вода. На льду расплывались кровавые пятна, снег мгновенно впитывал кровь и становился кровавым.
  Ванечка схватил дедушку за руку и задрожал. – И вот, вода стала кровью…, - тихо прошептал он слова из Библии.
  Тем временем какой-то странный смуглый человек в пенсне и с бородкой клинышком, долго, и с явным неодобрением наблюдавший за всем происходящим, вдруг дал знак находившимся невдалеке военным.
  Быстро подбежавшие тени с ружьями стали расталкивать народ, оттесняя его от Невы. Людей били прикладами, не разбирая, кто перед ними. Началась беспорядочная пальба, упало несколько человек… Поднялась паника. Заплакали дети, закричали женщины.
  Вдоль набережной устанавливали караул. 
  Василий Петрович поспешил увести Ванечку домой, благо дом был близко.
  - Господи, Господи, - только и твердил он по дороге и дома.
  Стянув с Ванечки пальтецо, и усадив его возле ещё тёплой печки, дедушка сел на стул под образами и закрыл глаза…               
  Словно заново перечитывал он теперь строки о водах, ставших кровью после смерти чад-первенцев египетских. Сквозь строки эти он увидел гнев Божий на египетских повитух, принимавших рождаемых детей и тайно умерщвляющих их.
  - А, может, и не египетские это повитухи были? Ведь как-то всё похоже и у нас сейчас тоже? – думал дед Василий.
  Сколько всего непонятного. Может, и там они такое же творили, а потом всё переврали? Чьей кровью они помазывали притолоки домов на свою Пасху? Не кровью ли первенцев египетских? Тогда понятно становится, почему фараон рассвирепел на них.
  Так и в Питере стали почему-то исчезать дети. Именно первенцы. А эти нашествия мошкары и саранчи, дожди из жаб и оводы-вампиры? Ведь в жаркой стране только такие последствия могли быть от кровавых рек, где гнило всё живое...
  – А у нас вот холодно, - почему-то подумал Василий Петрович. – И воду уносит в Финский залив…
  - Деда, но мы ведь не убивали их младенцев, за что же они так поступили с нами? – неожиданно спросил Ванечка, и горько расплакался. 
  - Наверное, за то что мы их обогрели да накормили, да дали им приют, - отвечал дед, заботливо кутая внука в старенький плед.
  - Ну, ну, не плачь…,- это всё от ненависти людской, - приговаривал дед, поглаживая внука по горько опущенной голове.
  - Зачем же было первенцев-то убивать? – не унимался Ванечка.- Я вот тоже первый ребёнок, - и, помолчав немного, добавил:
  - И последний.
  - Господь их накажет, - добавил дед, перекрестившись на образа, и подбросил в печку новую порцию рифмоплётных сборников Блока. За ними полетели Маяковский, и  ещё какие-то нерусские кликуши.
  Поэтические сборники радостно затрещали в печурке, стало теплее, но на сердце не теплело.
  - Почему же Боженька их не наказывает? - прошептал Ванечка, - деда, давай помолимся, чтобы их Боженька наказал.
  И они тихо опустились на колени перед образами.
  - Деда, я понял, - вдруг взволнованно проговорил мальчик.- Помнишь, ты мне говорил, что было древнее пророчество о том, что из Египта Господь призовёт Первенца Своего? Так вот, они же ведь знали об этом. Вот и убивали всех первенцев: и своих, и египетских. Им же ведь надо было Бога убить! Вспомни, ведь они потом 14 тысяч младенцев убили в Вифлееме, не пожалели! Лишь бы Бога уничтожить! Какие же они тогда богоизбранные? А у нас они первенцев убивают, - видать, сомневаются до сих пор, удалось ли им убить Бога.
  Василий Петрович в изумлении посмотрел на внука. В вечернем полумраке лицо мальчика было особенно возвышенным, одухотворённым.
  - Кем же ты будешь, Ванечка? – подумал  старик и первый раз за всё время  прослезился.- Что же будет с тобой?
               
                НАКАЗАНИЕ.   

  Над спокойным тихим океаном проплывали безмятежные облака. Сверху океан казался лазурным безкрайним полотном. Над его гладью стоял великий Ангел. Его ноги, обутые в золотые сандалии, попирали мировые воды. Его мощный голос, подобно многим громам, громыхал в пространстве мироздания и отзывался эхом в далёких космических глубинах, пронизывая их насквозь и приводя в трепет демонические силы. Демоны отползали всё дальше и дальше, пытаясь спрятаться от страшного гнева Архангельского.
  А сияющий дивным светом Архистратиг небесных сил в это время говорил своим ангелам:
  - Глядите, здесь, между небом и землёй, спрятаны сатаною те потомки Адома и Евы, которые служили ему своими делами и помыслами. Здесь предки тех, кто ныне на земле вершит дела тьмы и сеет плевелы хаоса. Это место тайное называется лоно Аддамово. Это не ад и не рай. Это область некоей тайной октавы, которой может достичь магическая сила демонов для сохранения своего исчадия. Это коварная ловушка, из которой сатана хочет переместить на небо своих адептов. Для них и развязаны все войны на земле, ради них убиваются другие народы и сплетается сеть клевет и интриг в правительствах империй.
  Ангелы взглянули на огромное плотное полотнище, натянутое подобно парусу над землёю. Сверху свисала верёвочная петля. С земли полотнище казалось частью неба, но оно скрывало чистое небо, как закрывает дверь выход из сарая в цветник.
  - И сейчас, когда чародеи пытаются на земле бороться с детьми Света, пусть знают злодеи, что дни их сочтены. Пусть трепещут, что тайна их раскрыта и исчадие их уничтожено. Пришло время наказания. Пришёл Суд Божий. И сидящие за коварною завесою никогда не поднимутся на небо, потому что Благая Весть достигла всех концов земли, Благая Весть о том, что никакого Завета с Богом у            народа-богоборца не было, в то время как закон совести Его не прерывался никогда, но всегда естественно почивал на истинных чадах Божиих потому что Истина есть Небо. А Небо есть Любовь Божия в сердцах сынов Света!
  Ангелы увидели, как Архистратиг схватил своею десницей верёвку и дёрнул её. Полотнище открылось, стало рваться на части, из-за него хлынуло вниз, прямо в океан, непостижимое количество прятавшегося за тканью народа. Они падали в мировой океан, и воды его начали колебаться, волноваться, а потом вспенились, подобно кипящему супу, и на поверхности его поплыли страшные раскоряченные жабы. Океан вспучился от их невероятного количества и покрылся кровью, словно умирающий в агонии тяжело раненный человек. Океан покраснел, словно с него заживо содрали кожу. Океан заревел и закричал страшными голосами глубин. Открылись бездны, обнажились рифы, каньоны, отхлынула из Мариинской впадины вода и сомкнулись камни этой ужасной расщелины. Жабами океан был наполнен до самого дна. И вот океан разорвался изнутри, и вспыхнули его воды, и поднялись водяные столпы над миром, которые, подобно живым людям, пошли на города и сёла, ступая по суше ногами-водорослями.
  - Есть Заповедь Святой Любви. Это благословение и печать Божии, которые были даны детям. Нет Нового Завета у исчадия с Богом, потому что не было старого, - какое у Бога может быть соглашение с велиаром? - переговаривались ангелы вполголоса между собою, – была лишь попытка сдержать отвратительное семя сатаны, оно должно было всё погибнуть намного раньше. Они обманывали Бога нашего, нарушая всякие свои обещания, выторговывая себе какое-то пространство существования. Они расплодились и размножились, как обещали сатане, они заполонили землю, словно свою вотчину! Они своей злобой и убийством наполнили всё вокруг!
  - Но ведь Господь знал, что это произойдёт рано или поздно!
  - Господь всё знает, и знает, что всему отведено время. Но теперь время закончилось. Старец Время получил другое служение. И всеконечно зло побеждено. Новая земля и новое небо сияют уже в новом мире! Славен Бог наш в Троице! Славен наш Архистратиг Михаил!
  … Ванечка оторвал голову от подушки. В его сердце ещё звучал ангельский гимн славословия Богу.
  - Дедушка, дедушка, иди скорее! Что я видел сейчас! Я видел ангелов!
   Василий Петрович поспешил к внуку, и сияющий от великой радости мальчик поведал любимому деду то удивительное, что удалось увидеть его чистой душе.
  - Дедушка, они спрашивали у меня, кого я вижу богоизбранным, какой народ. Я увидел много наряженных детей, они были с чёрными волосами, и стояли на зелёной поляне. Но ангел мне сказал, что не они – богоизбранные, и тогда земля под ними обвалилась, а они упали в бездну. И ангел мне показал седого мальчика, лежащего под мостом в каком-то странном городе, он назвал город Белая Церковь. Мальчик был весь обезкровлен и мёртв. Ангел сказал, что это – богоизбранный народ, русский, и его убивают такие, которые могли вырасти из тех чёрноволосых детей.
  Василий Петрович с удивлением слушал внука. А тот продолжал:
  - А потом меня схватили какие-то страшные руки и бросили в болото. Они сказали, что нечего с ангелами говорить, и что я не выберусь из болота. Я увидел себя далеко от берега. И доплыть нельзя, кругом какая-то грязь. Но я вдруг поднялся на ноги и пошёл по топи, как посуху. Ты читал мне, как Господь ходил по водам. Я вспомнил и поверил, и пошёл! Представляешь, деда?! И – дошёл! Я дошёл до берега, до земли дошёл!
  - Ты – настоящий русский человек, Ванечка! – взволнованно проговорил Василий Петрович. – Мы, значит, обязательно победим всех врагов, раз силы небесные с нами!
  - Да-да, деда! – прижав руки к груди, уверенно говорил Ваня, - Мы обязательно победим всех врагов!
  Долго ещё говорили в тот день они обо всём, что волновало их сердца. Василий Петрович смотрел на внука и душа его наполнялась тихой радостью и щемящей тревогой…

( Избранные главы романа "Там, где всё в цветах." )