Рrologue

Тепло костра согревало кончики замерзших пальцев. Под веками, приятно согреваемыми чем-то золотисто-желтым, проплывали воспоминания – такие старые и в то же время, такие свежие, будто все было только вчера…



***
…По всей земле все еще звучали отголоски войны – в стонах раненных и нищих, в скрежете стали – из страшных снов. Вопли наемников, оставшихся без нанимателей и превратившихся в простых воров, бандитов и дорожных мошенников, знаменовали чье-то несчастье…
Но я этого всего не знала. Я была маленькой, я не понимала и не видела этой боли. Мне было каких-то четыре года, когда война закончилась, каким-то чудом обойдя нашу деревню – крошечную, стоит сказать, затерявшуюся в Среброветвистых Лесах Восточного Хребта – глубоко в горах, в непролазной глуши ютилось с десяток простеньких домишек недалеко от небольшого, но чистого притока какой-то большой, стоит думать, реки.
Местные прозвали его Златовлаской, потому, что каждое утро и каждый вечер рябь, волнующая его холодные и чистые воды, блистала золотом, как гладкие волнистые пряди волос дивной принцессы из какой-то странной старой сказки…


…В тот вечер мне исполнялось пять. Все Дни Рождения у нас справляли всей деревней, и я ждала праздника – такого, как никогда! Мама обещала испечь мой любимый лимонно-манный пирог и украсить его сливочным кремом и свежей малиной. Все должны были собраться в нашем доме, и весь вечер пить мед и есть всякие вкусности, которые готовила не только моя мама, но и каждый житель деревушки. Я ждала этого вечера как сказку, как чуда…


…Мы с моим старшим братом ловили рыбу, сидя на мостке у Златовласки. Брат радовался богатому улову и грозился запечь для меня целый пуд рыбы. Я смеялась, уверенная, что пуд рыбы ему запечь для меня уж точно не удастся. Мы дурачились, он толкнул меня в реку. Когда я вынырнула, отфыркиваясь, он с разбегу с громким воплем, прыгнул следом в реку – я едва успела нырнуть поглубже, чтобы он не упал мне прямо на голову. Плавать я умела – хорошо, с самого детства. Мы, плескаясь, визжа и смеясь, вылезли, отряхиваясь от воды. Он стянул с себя рубаху, выжал ее, как следует встряхнул, и надел назад. Я, следуя его мужественному примеру, поступила так же. Вообще-то, было невообразимо холодно – видимо, на дне реки били вечные источники, вода в Златовласке была холодной даже в самый жаркий летний день, а сейчас уже начинало смеркаться и, ветер снова расчесывал золотые пряди речной ряби.

Внезапно со стороны деревни послышались крики. Сначала я, было, подумала, что это – шутки и игрища в предпраздничной суете, но крики превратились в вопли ужаса и предсмертные стоны. Мы со всех ног бросились к родному порогу, но… конные и пешие чужаки в каких-то черных кожаных кольчугах бегали, размахивая ятаганами наголо, некоторые дома горели, сильно дымя, а вокруг была полная неразбериха. Кто-то кричал, выли и скулили собаки. Я бежала за братом, пытаясь уследить за мельтешением его ног среди множества других, мелькающих вокруг меня. Я быстро потерялась.

Слезы, безутешные попытки найти кого-то из родных, добраться домой. Пару раз со взмахом ятагана прям перед моим лицом проносилось лезвие. Я чудом спасалась, не теряя надежды найти хоть кого-то из своих. Потом внезапно вспыхнула сильная боль в голове. Помню только, как пришла в себя, вылезла из-под чьей-то тяжелой, уже прохладной руки и… не нашла никого. Ни брата, ни родителей, ни живых жителей деревушки. Только мертвецы и пару сгоревших дотла домишек. Остальные – обшарены и ограблены. Разбросанная утварь валялась кругом.

Я нашла свой дом. Собрав немного еды в узелок, я вышла и, не оглядываясь, глотая злые слезы боли и отчаяния, пошла в ту сторону, куда отец ездил на ярмарку. Шла вдоль тропы, спала, залезая на деревья – очень боялась волков…

Через четыре с половиной дня я – грязная, голодная с рваными на коленях штанишками вошла в высокие ворота деревушки, всего в несколько раз больше моей. То есть, вместо в лучшем случае десятка домиков, в этой было около тридцати-сорока. Но для меня это было… как чудо! Люди на улицах – новые, странные. Кто здоровается друг с другом, кто молча проходит мимо. Это было очень непривычно. И почти все друг к другу обращались на "Вы". Дома – они были больше, встречались даже двухэтажные! Это было так, как будто я попала в столицу. Я не могла представить себе Город – большой город, о котором говорили.

Я бродила по улицам, все больше сбивая ноги о вытоптанные в камень песчаные дорожки деревни. Только ближе к вечеру какой-то странный мужчина, сидевший на возах посреди главной площади – вытоптанной кругом песчаной же полянки посреди кучки домиков – окликнул меня.

– Эй! Малыш! Ты чего тут шатаешься? Я отродясь не видел в этих местах беспризорников – уж слишком маленькие поселки, да и места очень тихие… а, слышь чего, ходи сюда – хочешь яблоко?

Видя, как я вгрызлась в сухонькое и небольшое яблочко с зеленцой, исподлобья зыркая по сторонам и так же поглядывая на него, он со смехом сказал, что я похожа на одичавшего маленького голодного котенка. Потом я попросила воды.

Этот мужчина сказал, что он торговец, и едет в Главный Город – что-то вроде столицы наших мест. Он предложил мне ехать с ним, мол – в большом городе, авось, отыщу свое место. Путь наш длился без малого четыре недели – груженые телеги ехали не сказать, чтобы совсем медленно, но слишком спешить не было смысла, да и – вдруг перевернутся? Всю дорогу меня худо-бедно кормил добрый торговец.

Как известно, нас, собственно, нигде особо не ждут. Я потеряла торговца из виду в первый же день в городе. Он был огромным – его размеры, а также крепостная стена и выстроенные из камня дома в несколько этажей, а главные башни и дворец градоправителя в центре! Это потрясло мое воображение. Я ходила и разглядывала всё, что меня окружало – людей, дома, ажурные окна и столбы с крючками для фонарей и масляных ламп… только, когда стемнело, выяснилось, что жить мне тут негде, есть хочется, на улице быстро холодает, а я не представляю даже, в которой стороне то место, где остановился мой добродетель.

На третий (или четвертый?) день, голодную и грязную, меня среди мусора заметил какой-то довольно пожилой человек. Это был мелкий ремесленник – Марак Темноглазый, так он мне представился. Он занимался ковкой и гончарством. И я ему приглянулась – человеком он был крайне одиноким, даже друзей, по сути, не было – одни клиенты. Бездетный, он жалел о том, что не завел себе на радость ребятишек. Я заменяла ему сына.

Это были счастливые два с половиной года моей жизни. Я помогала по ремеслу – в мастерской, а по утрам вместе с Мастером носила горшки и подковы в другой конец города – в лавку, иногда и в самой лавке подменяла его. Он учил меня ремеслу, немного – грамоте, стрельбе из лука и владению мечем. Мне же – малявке – выдал самый легкий и не очень длинный хорошо сбалансированный меч с удобной ручкой…

Однако однажды – спустя что-то около двух с половиной лет – он в очередной раз очень засиделся в лавке с поздними клиентами. Ужин, что я разогревала, стыл, а мне отчего-то было очень не спокойно. Внутри что-то екнуло, и страх превратился в панику. Я бросилась бежать по ночным улицам к нашей лавке, но на полпути нашла его. Мертвым. На обочине. Его обворовали… но зачем же было убивать?

Еще когда я впервые попала сюда, я узнала от других бездомных, что в городе есть своя "банда", и воровать, грабить и злодействовать, здесь могут только они. Мол, если кто другой осмелиться – главарь банды не будет церемонится с этим проходимцем. Как бандиты решали между собой эти несогласия я тогда не знала, но тон говорящего мужчины – одноглазого с грязной повязкой через худощавое смуглое лице – мне не понравился. Я знала одно – тут есть "свои" законоотступники, так расплодившиеся после недавних войн.

Я неплохо владела мечом и луком, так же – была крошечной и верткой. И знала, где обычно собирается банда… я пришла к ним. И вступила в их "беззаконное сообщество".

Около четырех лет ушло на обучение всем их хитростям. Я пробиралась в самые труднодоступные места, и, благодаря моей хитрости, мне удалось группками перебить всю банду. С тех пор я стала наемницей…

И вот уже где-то четыре с лишним года я практикую свое мастерство. Селяне не дураки – им яснее ясного, что куда выгоднее один раз хорошо заплатить наемнику, чем каждый раз терпеть убытки от преступных шаек и их набегов. Работы у меня хватало…



***
Двенадцать лет. Ровным счетом двенадцать лет назад… да, сегодня был точно такой же ясный летний вечер, скоро будет холодать и неожиданно нагрянут дожди. А за ними снега – такие белые и холодные, будто буря, которая тогда – давно, десять лет назад – разразилась в моей душе, ежегодно вырывается из моего сердца в этот мир и превращает все в пустую, белую и бесчувственную пустыню, где вместо песка – снег. На многие километры в округе.

Кончики пальцев начинало пощипывать и припекать. Я перебрала пальцами, охлаждая их. Бредни и меланхолия. Фу… куда важнее думать о заказе. Кстати, о нем. В лесу тихо. Я бы сказала, даже слишком…

Я спохватилась слишком поздно – слишком глубоко ушла в себя, в свои глупые и не особо важные мысли и воспоминания, и не заметила, как и когда замолчали вечерние и ночные птицы.

Я вскочила на ноги, одновременно выхватывая старый верный клинок, доставшийся мне от старика-кузнеца, из заплечных ножен и нанося удар с разворотом, пытаясь зацепить того, что, как мне казалось по ощущениям, стоял за моей спиной. Я не ошиблась, он охнул и присел на землю – я вспорола ему живот. Однако, я опоздала. Преступная группа была большой, меня окружали. В этот раз я, по глупости, недооценила противника.

Хорошо организованных банд было немного – в большинстве своем воры, убийцы и прочие путники неверной дорожки – это бывшие одинокие наемники, оставшиеся без денежных нанимателей в послевоенной бедноте. Они сбивались в группы от десяти, до (особо крупные) – сотни человек. При этом одиночные представители свободно входили, выходили из их состава, а то и переходили к конкурирующим группам, спорящим за "дойные" территории.

Эта группа была организована… даже слишком хорошо. Я не услышала ни единого скрипа веточки под сапогом – иначе я среагировала бы мгновенно. В черном, обтянутом черной же кожей, доспехе, они были не видимы в ночном мраке, пока не появились бы в свете костра. Они были отлично натренированы бесшумно передвигаться по лесу и, похоже, любой местности – иначе я бы засекла их, хотя обычно любого грабителя или, тем более, их группу слышно было за версту – они топали, гадко посмеивались и зачастую бряцали оружием.

Впрочем, очень похожи были на стражей Главного Города – те тоже издавали при ходьбе похожие звуки, только бряцало у них не только оружие, но и кольчуга, а подчас еще и сбруя коня. И их я бы тоже была крайне не рада увидеть – они, по сути, позволяют себе всё то же, что и бандиты. Только, если ты напал, а – пуще того – навредил, или – БОЖЕ УПАСИ – убил представителя стражи – тебе светили очень серьезные неприятности, денежные уплаты в казну Града и лет десять тюремных заключений и каторжных работ (или преследования – если ты успел убежать).

А еще обычно грабители не знали, что я за ними охочусь.

Однако эти явно были в курсе. Знали так же, где стоило меня искать, будто это они меня выслеживали. И они были очень хороши в своем нечистом деле. А еще они много лучше управлялись с мечами, дубинами и булавами, которыми был снабжен каждый из них, нежели обычные грабители… да что тaм! Лучше, чем сами Стражи Главного Града. По сути, они были прекрасными воинами.

Их числа хватало, чтобы обступить меня и полянку, взяв нас в три-четыре кольца. Я, выведя из строя стоящего за моей спиной, но на его место шагнул следующий. Я бросилась вправо, чуточку пригнувшись – еще одному под ноги. И нанесла почти такой же рубящий удар. Он припал на колени.

Я вскочила на его плечо.

… взгляд упал на серые едва заметные нашивки на рукавах у нижнего края… я их уже где-то видела.

Я запрыгнула на его голову, потом на плечо стоящего в полный рост мужчины за ним. Не успела увернуться от удара булавой справа от еще одного разбойника – сам удар пришелся в ногу. Адская боль, и я свалилась с мужика, на которого только что запрыгнула. Поднялась я быстро, но у противника хватило времени нанести еще один удар дубиной по голове. В глазах потемнело, однако я слепо рубанула перед собой и интуитивно пригнулась. Светлеть в глазах и не собиралось, поэтому, сориентировавшись по звуку, я, припав к земле, перекатилась по земле куда-то, где шума было меньше всего. Встала, и махнула мечом на пробу. Вой отчаяния и боли возвестил меня, что я не зря старалась, но я снова схлопотала по голове, похоже, какой-то железной, что ли, дубиной? Или это был чей-то кулак? По форме было похоже. Шипов я не почувствовала, хотя может оттого, что получила уже не первый раз… тогда это вполне могла быть и булава. Голова раскалывалась, я запуталась – где верх, где низ, куда падать, куда прыгать. Я просто согнула колени, чтобы присесть, и выставила над собой клинок. Видимо, когда я им взмахнула, чтобы защититься от возможного удара, я еще кого-то задела, потому что снова послышался сдавленный всхлип.


И тут я услышала крики. Откуда-то со стороны оставленной всеми нами полянки.

Я попробовала встать, и меня полоснули мечом по боку. Я ответила тем же – махнув клинком в направлении нахального обидчика. Вскрик и звук упавшего тела. Я тряхнула головой, немного развиднелось, но боль в голове во много раз возросла.

Все было в каких-то странных белесо-голубых вспышках, и сперва я решила, что это потому, что меня ударили по голове. Но… нет. Со вспышками вскрики возрастали, и на их появление реагировала не только я. Значит, не чудится. Но… что это, черт подери? Молнии?

В окружении сверкающих молний выделялся на общем фоне какой-то силуэт в похоже черном и длинном плаще – почти до пят и со сверкающим синевой и белыми вспышками клинком. Я была рада незнакомцу: по крайней мере, на него отвлеклось большинство разбойников.

Но… что за чертовщина? Как он так делает?!

Я снова привстала, из любопытства разглядывая… это странное явление. Меня заметили и окружили. Еще где-то троих мне удалось задеть, получив при этом метательный ножик в левое плечо, перед тем как меня снова ударили по голове. Да с такой силой, что я… кажется…