Прощание

я должен был это записать, чтоб не забыть.
кто-то из мудрых заметил давно, что покойники не всегда правильно так называются. вот еще есть и беспокойники. это хармс кажется был.
ко мне в гости приехала мама, бабушка и братец младший. все нянчатся с моей дочкой, всем хорошо и весело. у меня дома нету телефона городского. ну снял новую квартиру, там не предусмотрено еще ни хера. не провели еще. и поэтому от большой бедности мне приходится обходиться мобильным. удовольствие разорительное, но поделать ничего нельзя совершенно. звонит трубка. на ней стоит мелодия из аукцыона про дорогу. а про влесуродиласьелочка, с диким враньем по вине того муда4а, что закодировал пиесу, я недавно поставил. в общем, все хорошо. все довольны. но вот настойчиво так звонит трубка эта. ну ладно, беру. и смотрю, на экране написано, что "vosstaniya". это не когда пролетариат на улицы морды жандармерии идет бить, это когда высотка на площади восстания, ныне-раньше кудринская. то есть , у меня определяется, что оттуда звонят. и неудивительно, что определяется, я ж номер этот в памяти трубки держу. потому что на восстания моя бабушка живет, и мама моя тоже сейчас с моим братцем там обретается. но вот непонятка какая. все ж оттуда вот они, у меня. и мама, и бабушка, и братец.
так.
кто ж звонит-то?!
и тут я все понял.

это звонит мой дедушка, деда Лёша, который помер уже два года как. как помер? а вот так. сердце и астма. ленинградская блокада и военная цинга. гармоны внутривенно струйно и хрупкие сосуды. одышка и тяжелый характер. обидчивый. но отходчивый.
я включаю трубку - так и есть, он это. как ни в чем не бывало.
"здравствуй, - говорит, - женечка". "привет деда", - отвечаю. а у самого волосы на голове шевелятся. я из кухни в комнату прошмыгнул, чтоб не слышно остальным-то было, что у нас происходит. бабушка у меня старенькая. у нее тоже слабое сердце.
"а где же все-то?" - спрашивает он. "что-то дома и нету никого, куда все подевались-то?" он за нину - я свою бабушку по имени зову - всегда волнуется. не дай бог задержится где - так просто с ума сходил. сходит. всегда звонит и спрашивает.
"почему меня бросили-то? куда все делись? мне тут плохо одному и тоскливо", говорит. я мычу что-то вполнесреднеприемлимовежливое. типа:
"да ты не волнуйся, деда, все хорошо, они все у меня тут в гостях".
"ну а когда вы к нам приедете", спрашивает.
"ну как тебе сказать-то, дед, ну не знаю, работы сейчас много".
и тут он говорит:
"я тут упал, а никого нету рядом помочь встать, ну я бок себе ободрал, руку оцарапал, почему же нету никого?" - это он опять про то. что один дома остался.
и я понимаю, что как-то надо человеку, не чужому, в общем-то. объяснить, что он не совсем как бы это сказать, живой. что он умер уже. но и травмировать как-то не хочется - все-таки я же его любил, дедушку-то. и люблю, собственно.
"дед",- говорю,-"ты только не волнуйся. дело в том, что ты, как бы тебе это сказать. ну в общем, понимаешь, мы с тобой уже простились, ты уже ушел"
"куда я ушел? дома я, а тут нету никого!" сказал он. деду Лёше показалось, очевидно, что это я над ним подшучивою как-то непонятно. он обиделся.
"ну, дед, умер ты"
"как я умер? ты что, издеваешься?"
"ну, уже два года назад умер. с лишним. ты извини, но тебя уже и похоронили. даже не знаю, как тебе это сказать-то еще по-другому"
"как похоронили?" - ничего-то он не понимает еще. "я вот весь бок себе ободрал, упал дома, тут же нету никого, кто бы помог подняться."
"умер. деда, ты умер. только не волнуйся пожалуйста, очень тебя прошу. мы тебя похоронили так как ты хотел всегда, все было очень хорошо. много людей было."
и тут он заплакал. кто-нибудь из вас, сукины дети, слушал хоть раз, как жалобно может плакать мертвый человек, мертвый дедушка, которого вы любите и которому очень одиноко там, незнамо где? господи боже, как же мне его жалко было, но ничего поделать было нельзя. я знал, что я должен объяснить ему Все. и тогда он успокоится.
"где я?" - сквозь плач проговорил он. "почему тут какой-то пар? и душно так? сколько пара!"
почему пар? какой пар? я не понял и до сих пор.
а деда Лёша все плакал. и говорил: "как же вы могли. за что. почему умер?" и тут он бросил трубку. и надпись "vosstaniya" на моем телефоне погасла. мне кажется, что я все-таки его очень обидел. а может быть, просто я объяснил-таки ему это Все.
больше он не звонил.