Фрагменты из жизни... Война. Эвакуация

22 июня 1941 г. мы с Валей поехали в Сестрорецк навестить Жору Пильщикова, который лечился в санатории от страшной болезни – туберкулез легких.

На Невском проспекте, в полдень, мы услышали из репродуктора голос В.Молотова, извещающий о том, что фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз.
Ещё не понимая всей трагедии случившегося, мы доехали до Сестрорецка. Были у Жоры, он чувствовал себя неважно, но после этой страшной вести совсем побледнел. Приехав из Сестрорецка мы сразу же зашли на 3й этаж. Там был один Миша Тележко. К слову сказать, по его лицу мы сразу поняли весь трагизм случившегося.

Мы успокаивали друг друга, твердо верили в непобедимость Красной армии. Миша в 1940 г. тоже перешел из Водного института на 4 курс Авиационного. Не помню, когда объявили первую воздушную тревогу, но она поразила нас своей необычайностью.

В авиационном институте был создан добровольческий отряд - Московский дивизион народного ополчения и Миша подал туда заявление о зачислении его в ряды бойцов ополчения. Во время июльской жары ополченцев в полном военном облачении со скаткой шинели за плечами обучали военному делу. Ребята – бойцы ходили, как вареные. Я встречалась с Мишей в июле только один раз. Он уговаривал меня уехать на каникулы домой в Куйбышев, но я была на перепутье.

Невероятная июльская жара пробудила у Миши дремавшие в нем бациллы малярии и он, с температурой 40,3оС 13 июля был отправлен в госпиталь, а 14 июля Московская дивизия была брошена в бой и от неё мало кто уцелел.

Родители моей лучшей подруги ещё по ЛИИЖТУ Людмилы Сириной приняли во мне самое горячее участие и отправили меня домой, 16 июля, хотя уезжать из Ленинграда было уже трудно.

Как я узнала из первого письма Миши в Куйбышев, что он пролежал в госпитале до августа 1941 г. и в начале месяца был откомандирован в автобат армии народного ополчения и назначен зав.складом боеприпасов. Автобатальон выполнял весьма ответственное задание, это снабжение фронтовых частей боеприпасами. В сентябре город уже стал фронтом, кольцо блокады сомкнулось.

8 сентября немцы бомбили Ленинград 11ю самолетами. Разбомбили Бадаевские продовольственные склады и начались голодные месяцы. Из блокадного города я получила только одно письмо Миши, в котором он писал, что в октябре его демобилизовали и направили в институт для завершения обучения. Он закончил в 1941 г. 4-ый курс. Из-за голода занятия быстро прекратились. Он не умер от голода только потому, что все время заставлял себя ходить на работу. Сначала месяц работал в строительной организации, потом совсем ослаб, на эту работу больше не ходил. Спасло его то, что он устроился кочегаром в госпиталь, где он лежал, а там начали немного подкармливать рабочих, так-как многие из них умирали от голода.

С большой любовью я вспоминаю годы, прожитые в Ленинграде до войны. Семью своей подруги Людмилы Сириной, её маму Клавдию Сергеевну и папу Владимира Александровича, которые относились ко мне, как к своей родной дочери.
Вспоминаю свою тетю Шуру Торговкину, её мужа Александра Павловича и живших с ними тетю Катю Петрову и её дочь Верочку. Они тоже помогали мне чем могли и даже сберегли чемодан с моей одеждой, который я у них оставила, когда уехала домой. Во время войны им пришлось переехать с 6 этажа своего дома у Смольного, на первый этаж в одну маленькую, длинную комнатку в коммунальной квартире, в Демидовом переулке. После войны их 3х комнатную квартиру заняли работники Смольного, а их оставили доживать свой век в комуналке. 
Их - это тетю Шуру и её племянницу Верочку. Тетя Катя и дядя Саша умерли от голода во время блокады. Тети Шуры и Веры уже нет в живых, но светлая память о них живет постоянно в моем сердце.

Итак, 16 июля я уехала из Ленинграда на поезде, идущем на Тихвин по северной ветке с Московского вокзала. Доехав до Тихвина, я не знала, куда же ехать дальше. Там я встретилась с девушкой (имени не помню) родом из г. Чимкента. С ней мы выработали маршрут и поехали на подножке поезда, идущего на Лихославль. Лихославль - узловая станция, внизу в котловане стояло множество товарных составов. Пассажирский вокзал бомбили накануне. Люди метались, не зная куда садиться и куда ехать. Нас предупредили, чтобы мы не садились в «пульмановские» закрытые вагоны, так как там едут всякие уголовники и бандиты бежавшие с границы из разбитых лагерей. Якобы они насилуют и убивают женщин. Наконец, к вечеру мы устроились на открытой платформе и каково же было наше удивление, когда мы услышали рассказ одной бывшей заключенной, которая тоже сбежала из лагеря.

Рядом с нами возились четверо оборванных молодых людей, как позднее выяснилось - комсомольцев, сбежавших от немцев из Каунаса. По слухам наш эшелон должен был ехать то-ли в Мичуринск, то-ли в Тамбов. У меня с собой был только маленький чемоданчик с полотенцем, 2е буханки черного круглого хлеба, 2а батона и немного сахарного песка. У моей попутчицы и того меньше. Всем этим мы поделились с ребятами из Каунаса.

Надо отдать должное местному населению и нашу запоздалую благодарность за то, что они делились с нами последними продуктами; кашей, картошкой и др. овощами. На протяжении всего пути по средней полосе России ребята из Каунаса приносили нам пропитание, завернутое в газету.

По дороге у нас был очень интересный случай. Нам повстречался в пути 6 летний мальчик (не помню уже как его звали), но он потерял свою мать в то время, когда немцы бомбили их эшелон.
На каждой остановке мы (6 человек) рассыпались по стоявшим на путях эшелонам и искали его мать. Представляете наш восторг и радость, а также счастье матери, которую мы нашли в одном из товарных составов. Все таки, Бог на этой земле есть подумала я тогда, хотя сама была воспитана атеисткой.

Раньше во время каникул я добиралась до Куйбышева в течение 2-х суток, а теперь, проехав 10 дней, я была еще очень далеко от Куйбышева. Доехав до Ртищева Саратовской области, мы пересели в товарняк, идущий на Пензу, а это уже на пути к цели моего путешествия. На рисунке изображен путь моего путешествия. Добравшись наконец до Пензы, мы перебрались в пассажирский поезд по слухам, идущий в Сибирь. Мы, это 4 ребят из Каунаса и моя попутчица из Чимкента. Забравшись на жесткие полки  пассажирского поезда, мы решили отдохнуть, но не тут то было. – пришли 2а милиционера проверять документы.
У меня и моей спутницы были паспорта и студенческие билеты, а у парней из Каунаса только зашитые где-то в рубашках комсомольские билеты. Их забрали в милицию для выяснения личностей.
Как мы перепугались, нам сразу пришло в голову, что мы ехали с немецкими шпионами, но наши страх развеялись, когда через час ребят отпустили из милиции.

На 16 сутки пути я наконец доехала до Куйбышева, но представляете мой ужас и панику, когда поезд не остановился в Куйбышеве, так как город был переполнен эвакуированными. Нас повезли дальше. Наконец на узловой станции Кинель (в 40 км от Куйбышева) поезд остановился. Я выскочила из вагона, но стоявший на путях милиционер заявил, что выходить нельзя, я его стала умолять, показывала паспорт с Куйбышевской пропиской, говорила, что еду из Ленинграда к своим родителям. Он внял моим мольбам и сказал, чтобы я быстро удалилась от состава. Я побежала, даже не попрощавшись со своими друзьями по несчастью. Одного из моих спутников я случайно встретила на вокзале в Куйбышеве в 1943 г. Он работал в Сибири трактористом, а в 1943г., когда мы встретились, ехал на фронт.