Фрагменты из жизни... Судентка КУАИ

Самыми счастливыми в моей жизни были студенческие годы в Ленинграде, сначала в ЛИИЖТЕ, а затем и в ЛИАПЕ, с 1939 по 1941г.

Дни моей учебы в КУАИ не были такими радостными и безмятежными. Шла война, было голодно. Мне приходилось уезжать рано утром в город на пригородном поезде (трамваев и электричек тогда ещё не было), а училась я с 2х часов дня. Домой приезжала только в 11 часов вечера. Ела всего 1-2 раза в день, да и то не досыта, в результате развилась дистрофия, стали вылезать волосы.

Иногда я оставалась ночевать у подруг в общежитии института. У девчонок в комнате в углу стояло ведро, для мусора и помоев.
Однажды, когда я уже стала засыпать, я проснулась от чувства, что кто-то на меня смотрит в упор. Когда я открыла глаза, я замерла от ужаса, а затем завизжала истошным голосом. У меня на груди сидела огромная крыса и смотрела мне в лицо.
Проснувшиеся девчата стали меня успокаивать: говорили, что крысы у них ручные, ученые, что питаются они отбросами из ведра и никого не трогают.
Это меня мало успокоило и остаток ночи я провела без сна сидя в постели.

У нас была очень хорошая группа в институте. Я быстро подружилась с Тасей Котовой, Зоей Мазелевой, Дорой Гутиной, Борей Щежиным, Володей Матяшиным, Виниамином Кононовым и Аркашей Казариным. Очень хорошей подругой была Дора Гутина, она пережила блокаду в Ленинграде. К сожалению блокада дала быстро о себе знать и в апреле 1944г. Дора умерла от острого диабета. Вечная ей память. С остальными моими друзьями я сталкивалась неоднократно в течение всей моей жизни.

В феврале 1946 года я защитила диплом на тему: «Регулятор давления наддува в авиационном двигателе».
Руководителем моего дипломного проекта был А Сойфер. Милейший человек. О преподавателях в КУАИ у меня осталось самое хорошее и светлое воспоминание.
Я уже писала выше, что при поступлении в КУАИ я сдала экзамен по «Теории авиации» В.Я Крылову, впоследствии профессору Ленинградского авиационного института. С ним я встречалась ещё раз в 1971г, когда отмечалось 25-летие со дня окончания КУАИ. Ещё хочется вспомнить А.Н. Неймарка, который преподавал и в КУАИ, а потом и ЛИАПе. С ним я встречалась в 1973г на 25 летии выпуска из ЛИАПа моего мужа Тележко Михаила Ивановича.

Вообще, мне в жизни везло на хороших людей и хороших начальников. В СКО завода им Фрунзе у меня был начальник М. Идельсон, а его заместителем Р Зеленев. Оба прекрасные люди. Когда я работала конструктором в СКО завода им Фрунзе, я и моя подруга Тася Котова подружились с военпредами Н Маханько и А Головановым. Моей маме моя дружба с Маханько не нравилась, т.к он был значительно старше меня и довольно свободного нрава.
Ей очень нравился Михаил Тележко, которого она знала по его письмам с фронта.
Говорят сердце матери вещун и я убедилась, что это так и есть. Я всегда всеми своими делами и секретами делилась с мамой и прислушивалась к её советам, поэтому в своем выборе не ошиблась.

Я ещё не сказала, что свой дипломный проект в феврале 1946г я защитила на «Отлично».
Распределили меня после окончания на авиационный завод в г Барнаул, Алтайского края. Туда я не поехала, а поехала в Москву в Минавиапром менять направление на Куйбышев. Со мной жили мама –60 лет и бабушка 81 года и уезжать от них я не могла, тем более, что в Куйбышеве было 3 авиационных завода.

Такая же ситуация была у моей подруги Таси Котовой, поэтому я ходатайствовала о себе и о Тасе, помогал мне в этом брат Таси - Борис Котов, учившийся в Москве в институте международных отношений. Впоследствии корреспондент центральных газет. Я добилась, чтобы нас с Тасей оставили на работе в г. Куйбышеве.

Я очень любила свою маму и бабушку Маню, это были ангельской доброты женщины.
Мама обладала колоссальной выдержкой – я не помню, чтобы она срывалась на кого ни будь, даже когда её доводили до предела. Её любили ученики, некоторые из них сохранили с ней дружбу вплоть до её кончины в 1985г – 97 лет отроду.

Итак, я поступила на работу в СКО завода им Фрунзе на должность конструктора 3 категории. Коллектив  в СКО был хороший. Через год в СКО прибыло пополнение из студентов следующего курса. Среди них Борис и Леля Никольские. Дружба с ними сохранилась до настоящего времени, потому что они тоже через год после меня переехали в Ленинград, где мы снова встретились. Мы были молоды и поэтому легче переносили все тяготы и лишения послевоенных лет.

Устраивали празднование всех великих праздников у меня или у Таси, т.к. у нас были большие квартиры, а квартиранты наши к 1944г уже разъехались.

Однажды в Новый 1946 год молодежь собралась у нас дома. Я из последних сил старалась сделать сладкий стол и испечь торт из маргарина на сахарине.
Этот торт был поставлен на стул в маленькой комнате и представьте себе: один из наших гостей, совсем незнакомый мне молодой человек (не помню кто его пригласил) уселся на этот торт. Крем вылез и испачкал его новый коверкотовый костюм. Он вместо того, чтобы извиниться за погубленный торт все время причитал, что испорчен его новый костюм. Злость на него быстро прошла и мы веселились до утра.

Сестра моя Ира была очень независимым, рано повзрослевшим человеком . Она, в отличие от меня, полагалась только на себя и никаких маминых советов не слушала. В результате трижды связывала свою жизнь с людьми, которые ей совсем не подходили.
Первая её любовь и связь была в войну с женатым человеком, который скрыл, что у него есть семья. От него у неё родилась дочь Вера . Второй брак был с горя и досады, когда она узнала, что Сергей (первый муж) её обманывал.

Со вторым мужем Федором она разошлась в первый год своего замужества. Третий её брак был более удачным, хотя В.И и был неплохим человеком, но интеллектуально он ей совсем не подходил.

Сестра была очень талантливым человеком: с отличием закончила  школу, затем политехнический институт и все пророчили ей блестящую карьеру. Она добилась продвижения по службе, но как-то опростилась рядом с не очень далеким, но, в общем, добрым человеком.

В 1942г к нам в дом, в котором мы занимали 3 комнаты в порядке уплотнения вселили 2х молодых людей - Геннадия (фамилию я не помню) и Матвея Аранзона.
У последнего в Минске немцы уничтожили отца и мать в еврейском  Гетто, а его и его сестру Милю спасли соседи.

Немного позднее к нам вселили ещё семью Плешаковых: Ивана Кирилловича, с женой Клавдией Николаевной и сыном Володей – 3х лет. Они были эвакуированы из Москвы в октябре 1942г, когда в Москве была паника. Клава (так мы звали жену Ивана Кирилловича) была значительно моложе мужа. В 1943г у них родился ещё сын Толя, мы его назвали – подзаборником, т.к он родился в ноябре месяце ночью на улице. Клава с Иваном Кирилловичем не успели дойти до роддома и Толик родился на пальто И.К, которое он подложил у какого-то сарая, пока не пришли санитары из больницы. Очень хорошая и дружная семья была у них и мы все помогали им растить детей. Дружба с ними сохранилась и в послевоенные годы, когда они уже жили в Москве; сначала у Белорусского вокзала в 8ми метровой комнате, а затем на площади Восстания. Первый раз в Москве я ночевала у них в 8ми метровой комнате в 1946г, когда у них родился ещё один мальчик Коля и мне пришлось спать с грудным младенцем в его кроватке, а ноги на стуле. Это было, когда я приезжала в Москву с ходатайством о том, чтобы меня оставили на работе в Куйбышеве. Клава умерла очень рано от диабета, который очень у неё развивался и пришлось ей ампутировать одну ногу, а потом другую, после чего она умерла. Милая несчастная женщина. Вечная ей память!

С Матвеем Аранзоном судьба меня сталкивала не один раз. Он был ко мне неравнодушен, но моя милая баба Маня, истинно православная женщина, заклинала меня , чтобы я не влюблялась в еврея. Что делать – очень сильны предрассудки у нас.
Нужно сказать, что меня саму часто принимали за еврейку, даже самые старые евреи. Не смотря на то, что в моем роду ни со стороны отца, ни со стороны мамы евреев не просматривалось.

Необходимо отметить, что всю жизнь я работала с евреями и думаю, что более преданных людей трудно найти среди людей других национальностей.