крылечки. воспоминания детства
Интересное время наступило: у всех – самая разнообразная компьютерная техника. И не надо реферат строчить от руки и бежать на телеграф, чтобы поговорить с другим городом. Через скайп можно увидеться, и наговориться, и обновками похвастать. А с помощью принтера - фотографии самим напечатать без хлопот с проявителями-закрепителями. Ноутбук и музыку скачает, и фильмы, и книги. Казалось бы, общения больше стало. Ан так, да не так. Взрослые перестали собираться, чтобы попеть, обсудить насущные вопросы, просто поиграть в домино или преферанс. А дети – те вообще не умеют играть друг с другом. Редко кто во дворе гуляет, да и то больше всё с собаками или мобильниками. И с грустью начинаешь понимать, что в прошлом веке без такого обилия техники жилось добрее и интереснее. Не так много знали, зато дела вместе делали, помогали друг другу. И взаимоотношения между детьми и взрослыми были проще и теплее.
Да что далеко ходить: внучка одним глазом кино по буку смотрит, другим на планшетнике кого-то «убивает», в уме держит задание по английскому, а с бабушкой поговорить – времени-то и нет. И теряется ниточка, которая раньше связывала поколения, исчезают уроки нравственности, что давала улица. Только в памяти людей шестидесяти – семидесяти лет то время и осталось. А это тоже часть истории, пусть не военной, не героической, но интересной с точки зрения человеческих отношений.
Попытаюсь вспомнить те события нашей детской жизни, что формировали взгляд на взаимоотношения, на понимание хорошего и плохого, на восприятие жизни.
От того уютного деревянного провинциального городка шестидесятых годов почти ничего не осталось. Дома обложили кирпичом, многие перестроили или совсем снесли, повырубили тополя и берёзы, чтобы не засоряли крыши. Но самое печальное – убрали характерную особенность каждого дома – крылечки - «фонари» и лавочки у ворот. В разнузданные девяностые на крылечках собирались нетрезвые компании: горланили по ночам песни, курили, мусорили. А ведь каждая хозяйка по субботам мыла своё крылечко, а хозяин после дождика подметал возле дома и у ворот. И если где-то оставался неубранным тротуар, значит, в этом доме что-то случилось.
На каждом отрезке прямых длинных улиц были участки от угла до угла, которые объединяли жителей. Это и называлось «нашей улицей». И на такой улице были крылечки, где собирались летом соседи. Здесь обсуждались последние новости, женщины обменивались рецептами солений и варений, мужчины хвастали уловами и охотничьими трофеями, а дети слушали рассказы взрослых и играли рядом в круговую лапту, «Краски», «Козаков-разбойников», устраивали нехитрые представления для соседей.
На нашей улице тоже были свои знаменитые крылечки: у Акиндиновых, Усковых, Тимофеевых и у Титкиных.
Самым любимым было крыльцо Акиндиновых. Высокое, с резной боковиной крыши, с красивыми филёнчатыми дверьми. На каждой створке которых была прикреплена блестящая медная ручка. Зимой ручки искушали многих моих подружек: очень хотелось их лизнуть и проверить, правда ли язык к ручкам прилипнет? Но отважиться попробовать так никто и не решился. Хозяйка Ольга Александровна и её супруг Иван Фёдорович были образованными и интеллигентными людьми, имели хорошую библиотеку, выписывали много газет и журналов. Часто читали вслух, комментировали прочитанное. Мы, девочки, с большим вниманием слушали разговоры старших, иногда их внучка Клава потихоньку давала нам почитать повести из дореволюционного журнала «Нива». Особенно захватывала «Царская невеста». Там было всё: и любовь, и детектив, и старинная жизнь. Ольга Александровна учила нас вышивать, часто угощала яблоками из своего сада, ягодами. На этом же крылечке играли в «Краски». Каждая девочка выбирала себе цвет, потихоньку называла его продавцу, покупатель выбирал нужную краску. А продавец назначал цену: красная – миллион. «Стакан и лимон – вот тебе и миллион», - стучал покупатель продавцу по ладошке, а потом должен догнать эту краску. Голубая – «тыща». - «Сапог, голенище – вот тебе и «Тыща». А «серо - буро-малиновая» стоила сто рублей. – «Шапка и пальто – вот тебе и сто». Так и сочинялись первые рифмовки.
Весной, когда сходила полая вода, и в лугах появлялись блестящие сочные листики щавеля и острые побеги дикого чеснока – скороды, все девочки с нашей улицы на лодке перевозчика дяди Лёни переезжали на другой берег, набирали в бидончики эту зелень и привозили домой. Из щавеля варили зелёные щи, очень вкусные, со сметаной, картошкой и вареным отдельно яйцом, а скороду мыли и приносили на крылечко с хлебом и солью, чтобы угостить всех соседей.
Когда на акиндиновском крыльце собиралось много взрослых, мы показывали концерт: пели песни, что учили в школе (ведь тогда у всех была одна программа), читали стихи. Особенно часто звучали «Весёлое звено», «Замечательный вожатый», «Скворцы прилетели» и «То берёзка, то рябина, куст ракиты над рекой». Это сейчас я пишу раздельно «куст ракиты», а тогда это мною и другими девочками воспринималось как одно слово «кустраки» и какое-то непонятное «ты», и я и девочки тоже долго гадали, что же это за «кустраки», а спрашивать было как-то неудобно.
В концерте принимали участие все девочки с нашей улицы: старшая, Лариса, читала стихи; Клава, Ляля и Наташа (первая) – пели. Я, (Наташа вторая), участвовала в сценках и тоже читала стихи, а самая младшая, Люсевна, всем помогала. А за режиссёра и ведущую была начитанная и рассудительная Катя.
Наша улица заканчивалась большим двухэтажным домом, у которого низ был кирпичным, а верх – деревянным. В этом доме жила Катя, ещё несколько девочек, которые пока не учились в школе. А на втором этаже проживал учитель черчения и рисования, городской краевед Фёдоров Николай Александрович. Дочери его разъехались, жена умерла, и он женился второй раз на женщине намного моложе себя, очень бойкой, грубой, не лишённой некоторых актёрских способностей. В городе она пользовалась дурной славой и имела прозвище Кобельчиха. У неё был сын Владимир, года на два меня старше. Нельзя сказать, что он хулиганил, но кличка, данная матери, прилипла и к нему. И он часто дрался, когда его обзывали. С одним из крылечек на нашей улице и с этим Володей связаны мои детские воспоминания, научившие меня правильно оценивать поступки людей.
ДРАЗНИЛКАМ ДАЛИ ОТСТАВКУ
«Мамуль, я пойду на улицу, там девочки играют у Усковых на крылечке». – «А ты уроки все сделала?». - «Да какие уроки, у нас же с сегодняшнего дня каникулы, я ведь тебе вчера свой Похвальный лист показывала»! – «Ой, и правда, умница моя. Ну, беги, играй. А ужинать папа тебя позовёт».
-«Эх, и счастливое это время – каникулы»! – подумала я и побежала через дорогу на крылечко, где собрались все девочки с нашей улицы. Они уже играли в «Колечко». Все складывали ладоши лодочкой, а водящий в своих ладошах прятал колечко и у рук каждого задерживался и делал вид, что передаёт ему кольцо. А потом быстро говорил «Колечко – колечко, выйди на крылечко», и тот, у кого действительно было кольцо, выбегал с крыльца и становился водящим, если его не задерживали сидевшие рядом девочки. Крыльцо у Усковых - высокое и крутое. Играть было интересно и весело. И тут мимо прошёл Вовка и бросил в нас палку. Тогда Наташа (первая) стала дразнить его: « Ко - бель, ко – бель».». В это время Люсевна передав кольцо мне, сказала: «Колечко, колечко, выйди на крылечко». Я спрыгнула с крылечка и, увидев, что Вовка бежит прямо к нам, повернула назад, но не успела подняться. Он сильно толкнул меня, и моё колено ударилось о ступеньку, потекла кровь, было очень больно. Я заплакала и похромала через дорогу домой. А немного раньше папа вышел звать меня ужинать, всё видел, быстро добежал до стоящего рядом с крыльцом торжествующего Вовика, схватил его за штаны и рубаху, донёс до нашего дома. У ворот отец сорвал молодую крапиву, поднял парню рубаху, и настегал жгучей зеленью. Я плакала тихонько, а Вовка заорал на всю улицу. В окно их второго этажа высунулась его мать, поняла, что голосит её любимый сыночек, выбежала из дома и стала орать ещё громче Вовки: «Я вас в тюрьму посажу, в кандалы, в Сибирь»! И много ещё чего кричала. Тогда вышла моя мама, предложила всем сесть во дворе на скамеечку и разобраться в случившемся. Вовка стал жаловаться, что девочки его дразнили. «А Наша Наташа тебя дразнила»? - спросила моя мама. – «Нет»,- честно ответил Вовка. «Так за что же ты её толкнул»? - «Не знаю», - хлюпал носом он. Мать его немного утихла. Но всё равно продолжала угрожать за то, что «покалечили её ребёнка». «Ничего, крапивой лечат, от неё только польза, да и ревматизма не будет», - сказал мой папа.
Когда зарёванный Вовка и возмущённая его мать ушли домой, открылась наша калитка и в неё вошли все девочки, что были на крылечке. Катя, как самая старшая и умная, сказала: «Наташа, ты пострадала из-за нас, это мы дразнили Вовку и виноваты. Мы решили, что дразнилки – это вредные слова и нам не нужны. Давайте никого не будем дразнить, особенно Вовку. Он же не виноват, что у него мать так нехорошо зовут. Ты нас поддерживаешь»? Конечно, мне самой не нравилось всё это. Я была согласна с девочками. С тех пор на нашей улице дразнилки были не в почёте.
Уже сейчас, с высоты своего возраста и жизненного опыта я удивляюсь, откуда у девочки Кати, выросшей в неблагополучной семье, сформировалось такое сильное чувство справедливости, такой нравственный стержень? Всё – таки в те времена школа, хорошие книги и хорошие соседи оказывали сильное положительное влияние на воспитание детей.
НА ГРЯЗНЫЙ РОТОК НАКИНУЛИ ПЛАТОК
Конец мая, каникулы у начальной школы. Утро доброе, солнечное. Я в своём штапельном платьице с голубыми колокольчиками, синей крепдешиновой вставкой на груди (немного не хватило штапеля, и мама сделала вставку), бегу по своей теневой стороне с гранёным стаканом и денежкой в руке за сметаной. Сильно разбегаюсь. Подпрыгиваю и лечу над тротуаром, разведя руки в стороны. Лечу недолго, но душа замирает в самой ямочке грудной и ощущает полёт. Я лечу, я лечу! Хочется громко закричать, чтобы все видели, но на солнечной стороне на крылечке у Титкиных сидят вредные тётеньки, которых не только я, но и многие взрослые побаиваются. Им ничего не стоит крикнуть в спину женщине, проходящей по улице: «Ишь, губы намазала, а пятки не помыла». Поэтому я громко здороваюсь и пробегаю вперёд. Магазин недалеко от дома, очередь небольшая. Покупаю стакан сметаны, продавщица ловко закручивает на нём бумагу, превращая её в крышечку, и я возвращаюсь обратно. Но радостное настроение притупляет мою бдительность, и я прохожу мимо Титкиных. В спину мне летят комментарии: «Платье-то выкинуть пора, ишь, коленки как у цапли торчат, вымахала за зиму, верста коломенская». От таких слов в носу начинает щипать, плечи невольно опускаются, голова никнет. Я не понимаю, почему так грубо со мной говорят, чем им не нравится моё любимое платье? Настроение испорчено. Растерянная и грустная возвращаюсь домой. Мама видит, что со мной что-то случилось, но я не хочу её расстраивать, передаю сметану и убегаю в сад. Здесь, за своей любимой грушей я прячусь и раздумываю над тем, что случилось. Да, из платьица я выросла, но меня обозвали «Цаплей», а это обидно, хотя я, и правда, какая-то длинная. На физкультуре меня поставили второй от начала шеренги, сразу после Вали Шмелёвой, а она в классе выше всех (если бы я знала тогда, что останусь с этим ростом на всю жизнь, не стала бы переживать напрасно, а в тот день…). Баба Саша, баба Груша и тётя Сима (Сашечка, Грушечка и Симуля) держали всех прохожих в каком-то напряжении. Мимо них многие не любили проходить и сворачивали на нашу сторону.
Дня через три мы с девочками сидели у Ляли на лавочке, рядом с домом Титкиных, а мама возвращалась с работы мимо их крыльца. Титкины посмотрели ей в след и дважды прокричали: «Чахоточная». Не обратили внимания они на шедшего за мамой нашего соседа майора Богославского. Он служил в воинской части, был парторгом и мужем маминой подруги. Окно их кухни выходило к нам во двор. Дядя Толя догнал маму и спрашивает: «Валь, ты почему терпишь оскорбления в свой адрес»? – «Что же я могу сделать, Толя»? – «Да подавай на них в суд, а я пойду свидетелем, моё слово будет весомее их. И не откладывай. Таких людей наказывать надо». Дома я спросила маму, будет ли она подавать на суд? Мама ответила: - «Завтра посмотрим».На следующий день мама пошла в школу. Старшие классы ещё учились, русский язык вела у них дочь бабы Груши Нина Николаевна. Мама постучала в дверь класса, попросила учительницу выйти на минуту, извинилась и сказала: « Нина Николаевна, уймите, пожалуйста, свою мать и её сестру, иначе я подам в суд за оскорбление». – «И у вас есть свидетель»? – «Да». – «Кто же»? – « Богославский. Он же и предложил мне подать на суд». Нина Николаевна поджала губы и молча вернулась в класс.
Назавтра мы с девочками решили посмотреть, что же произойдёт, когда мама будет возвращаться с работы? Мне хотелось защитить её, но как это сделать, я не знала. Все сели на лавочку к Ляле, стали рассказывать разные истории и прислушиваться к репликам Титкиных. Но в этот вечер реплик не было. А было тихое ворчание, которое нам не удавалось расслышать. И вот возвращается моя мамуля, проходит мимо крылечка, здоровается, как всегда, и в ответ тоже звучит трёхголосное «Здравствуйте». После этого дня злые тётеньки попритихли, кричали в след прохожим только тогда, когда улица была пуста, и свидетелей не было. А на нашей улице вообще никого не трогали. Все соседи благодарили маму и дядю Толю за то, что «На грязный роток накинули платок».
Позже я спрашивала, почему мама здоровается с плохими людьми? - «Понимаешь, доча, если я не буду здороваться, то меня тоже можно считать плохим человеком. Культурные люди здороваются». Я тоже стала всегда здороваться со всеми знакомыми, не важно, нравятся они мне или нет. А потом услышала такой анекдот: бежит студент, навстречу ему идёт профессор. «Здравствуйте, товарищ профессор»! – «Гусь свинье не товарищ»! – «Ой, а я такой гусь, что с каждой свиньёй здороваюсь»!
Став взрослой, я узнала, что Титкины разбили жизнь многих семейных пар. Они писали письма мужьям о якобы неверности их жён, юношей отговаривали от женитьбы на девушках, указывая на «недостатки» последних. А по доносу бабы Груши посадили в тюрьму её зятя, учителя. Грушечка прожила долгую спокойную жизнь, а вот дочь её была одинока, внучка - несчастлива в семейной жизни, а правнучка не ладит с родителями и, кажется, тоже одинока. Наказание за грехи прабабушки? г
Из всех крылечек моего детства осталось одно, самое маленькое, на котором мы не собирались раньше. Но, приезжая в родной город, мои подруги сидят на этом крыльце, вспоминают счастливые детские годы, иногда выносят свои гитары и мандолины и потихоньку играют старые школьные песни, романсы, народные напевы, бардовские песни. Век крылечек закончился. Пришло новое поколение. И очень хочется, чтобы оно было счастливым и научилось общаться.
05. 04. 2014г.
Свидетельство о публикации №214041001625
И как же сложно в век вседоступности и технической пересыщенности воспитывать в ребёнке духовность, душевность, тепло к окружающим, которые подавляются этим компьютерным миром...
Очень Вам желаю, чтобы Ваши мемуары читали не только взрослые, но дети, чтобы они учились тому, что, к сожалению, уже практически не дают молодые "продвинутые родители" и современная школа... Чтобы они учились житейской мудрости, любви к Ближнему и искренней доброте, а, самое главное, чтобы детство было ДЕТСТВОМ, наполненным смехом, радостью, беззаботностью...
Спасибо Вам больше за творчество, удачи и веры в то, что наших детей ждёт светлое будущее!!!
С уважением и искренностью, Лена
Елена Кожевникова 2 27.06.2014 23:40 Заявить о нарушении