Чунте - демон джунглей. Первые главы

Том Первый. «Спутники».
Горы.
Перу, Вазкар;н. 1947 год.
Тишина величественных гор, журчанье ручейка, голоса, доносящиеся с верхней террасы. Местные индейцы-горцы вспахивали небольшой участок земли с помощью двух быков и длинного шеста-плуга, закреплённого между ними. Рассмотрев приспособление, можно было понять от чего у некоторых быков обломан рог, а то и оба. Причиной был шест, нижняя часть которого весьма близко напоминала соху. В верхней части он имел перекрёстную перекладину с двумя кожаными лопастями по её концам. Те надевались на голову животного между рогами, и перетягивались кожаным жгутом вокруг основания рогов. Бедный скот тянул плуг преодолевая невероятное сопротивление каменистой тверди исключительно силой шеи, то и дело судорожно встряхивая головами.
«Варвары, - подумала я, долго наблюдая за работой индейцев, - что же им ничего более гуманного в голову не пришло?»
Женщины-индеанки в ярких одеждах сидели на только что вспаханной пыльной земле. О чём-то лепеча между собой, они высаживали семена в свежих бороздах. Язык не понятен, но на слух напоминал не то корейский, не то японский. Интересно, говорит ли кто из них по-испански? Я обернулась к нашему провожатому, Хосе и, бросив многозначительный взгляд в сторону горцев, спросила.
- Знаете ли вы местный язык? О чём они говорят?
Хосе – кузкенец , молодой человек, которого мы встретили пару месяцев назад в порту Кайао. Как он попал туда никто не знал, но он оказался весьма полезен в знании местных языков и, что особенно было важно, традиций и культуры.
Тот, уныло мотнул головой.
- Этот народ называется Янама. Диалект здесь иной нежели в Кохко .
Хосе происходил из рода Инков и величаво назвал себя «кузкеньо». Надо заметить, что народ Инков отличался высоким ростом и правильными, почти идеальными по точенной тонкости, чертами лица. В сём свете заявления Хосе казались благонадёжными. Он был высок, хорошо сложен, приятен в манерах.

- Называть всех перуанцев «потомками Инков», это всё равно, что считать нынешних жителей Санкт-Петербурга родственниками династии Романовых. – Утверждал он, грозя кому-то пальцем на звёздном небе. – Или население Италии – правнуками Римских императоров…
- Ясное дело. – Смеялась я, удивляясь осведомлённости спутника. – Значит Инки – это исключительно королевская династия, а не народ?
- «Инка» значит «господин», «хозяин». – Приподнял брови Хосе. – Инки произошли от сочетания индейцев с богами. Инки пришли, чтобы положить конец хаосу и распрям народов континента, внести порядок и гармонию…
Высокомерное заявление? Возможно. Но невероятное отличие Инков от остальных племён Южной Америки – красноречивый свидетель их правоты. Позднее, я узнала, что предки Хосе относились к особому классу Инков, коих называли «митимэ». Наместники или те, кто подселялся Инками в деревни и города покорённых племён. Они не только управляли, но составляли сеть «наушников» для своего императора. Влиянием «митимэ» менялась и религиозная культура народов, технология и язык. Последнее, правда, имело некоторые искажения.

- Неужто все языки в Перу столь различны? – Переключила я тему с божественного на земное.
- Абсолютно! - Торжественно ответил Хосе, но подумав добавил. – В этой стране более сорока различных народностей. Для многих здешних племён кечуа – чужой язык. Инки переселяли покорённые народы, чтобы те теряли свои корни, а значит сопротивляемость их власти. - Он досадливо махнул рукой. – Янама хоть и подзабыли от куда пришли, но составили собственный диалект. Как их тут понимать? Вот, если бы испанцы прибыли сюда лет так на сто позднее, то картина была бы иной.
Хосе уставился на меня виновато и возмущённо. Я не спорила. Практика переселения целых поселений была известна человечеству ещё с времён Шумера… В подобном ракурсе, история разгрома империи Инков конкистадорами казалась чем-то вроде… благословения или, даже, результатом влияния неких сил, не пожелавших последнему уголку древних цивилизаций быть напрочь стёртым захватчиками. Испанцы уже не смогли повлиять на завоёванный континент в силу излишней нетерпимости к культуре и религии аборигенов. Христианские миссионеры взялись за варварское уничтожение «идолопоклонения». Но жестокое противоборство обозлило коренное население, сделав его сильнее в языческой вере… Оттого оно и выжило.

Я встала. Слегка пошатнуло. Подождала. Горы - три тысячи метров над уровнем моря, а то и выше. Прошла несколько шагов и попыталась сделать полный вдох и выдох. Ещё раз. И ещё. Стало легче. Долгие дни подъёма по извилистым горным тропам, палящее солнце, пронизывающий ветер и чрезмерная высота сделали своё дело. Я чувствовала себя изнурённой и разбитой. Голова наливалась свинцом и болезненно гудела с каждым шагом. Казалось, вся кровь приливала к голове, покидая остальное тело.
- Говорил я вам, не надо бегать, чтобы размять ноги! - услышала я ехидный голос Хосе.
Неужели я так плохо выгляжу? Я шлёпнулась на покрытую вязаным ковром лежанку, вытянула ватные ноги и попыталась сосредоточиться на обозрении вида, что раскрывался перед нами: белоснежные вершины горной гряды Анд, мерцающие словно чистые голубые изумруды озерца далеко в долинах, и тонкие белые нити троп, разбегающихся по низинам и ущельям.
- Пора бы развести костёр, - деловито буркнул Хосе, - уже смеркается, холодеет. Да и нашим нужно видеть сигнал, чтобы спускаться в верном направлении.
Я встрепенулась, согласно кивнула, но с места не сдвинулась. Необходимость говорить требовала усилий, которые во мне исходили на нет. Меня мутило и жалкий внутренний голос усталости резал остатки мечты о древнем городе протоинков на мелкие выцветшие лохмотья недовольства.
Хосе достал из походной сумки ворох сушенных листьев коки, набил ими свой рот и предложил мне.
- Чак-кча, чак-кча... – громко тарахтел он, тряся сумкой перед моим носом.
Это значило «Жевать». В данном контексте - коку. Я с благодарностью приняла угощение. Кока быстро восстанавливала силы любого истощённого тела и, не смотря на неприятный вкус, наливала тело живительными силами. Само «чак-кча» - целая наука. Не путайте грубое жевание, например, табака, с размеренным жеванием коки! Этому надо учиться. Вы видели этих американских бейсболистов смачно сплевывающих тёмную слюну в ноги своих противников? Это табак. Его листья скатывают во рту, перекатывают, жуют, схаркивают мокроту... Кока – дело тонкое. Жевать её было прерогативой высшего класса - Инков. Лишь с приходом конкистадоров, превращённое в рабов население, перешло на потребление коки ради выживания. «Белые люди» сразу поняли коммерческую выгоду коки и перевернули мир, сделав её злейшим врагом человечества. Они создали сильнейший в мире наркотик из того, что было запрещено обычным смертным. Хотя, и у Хосе была по этому поводу мысль:
- Христиане пришли, - незлобиво усмехался он, - христиане объявили нашу традицию злом, уничтожили охраняющие обряды, оставили лишь коку и выпустили на свет злого демона... И вы называете это чистой религией? ...
Я решила отмолчаться по этому поводу. Коренное население Перу недолюбливает официальные христианские церкви и с ними в горах лучше спор не затевать. К тому же, они правы в своём гневе. Католическая церковь превратила местное население в рабов, предварительно ограбив и уничтожив свободу, культуру и величие древнего народа.
Но вернёмся туда, где «чак-кча» всё ещё имеет сакральный смысл и длительность ритуала. Поначалу коку действительно жуют несколько минут. Чтобы уплотнить. Далее комок вынимают изо рта и протыкают иглой. Вот здесь надо пояснить, что сок не так просто добыть из жёсткой плоти листьев. Но чрезмерное сдавливание зубами не уместно. А посему, в образовавшееся отверстие комка добавляется то, что способствует выделению слюны. Лимонный сок или пепел растений. Далее, готовый «препарат» закладывает за щеку, и он остаётся там на многие часы. Коку не жуют, её сосут как конфету. У меня, поначалу, получалось плохо. Комок рассыпался, трудно было избавиться от желания проглотить мешающий языку объект. Но тяжесть горного перехода заставила меня пересмотреть значение «чак-кча» и я стала мастером «святого ремесла».
Удобно устроив за щекой комок коки, я достала блокнот, уложила на колени, и, медленно заточив карандаш, прерывисто начертала «27е октября...». Рука мелко тряслась. Пришлась поднять голову, отложить дневник, и закрыть глаза. Лучи солнца мгновенно притянулись ко мне, и лицо запылало от космического тепла.
- Сеньора Наталия обрела способность шамана! – Услышала я очередной смешок Хосе. – Она умеет перевоплощаться в умную вискачу...
Если бы не его шутка, я бы не поймала себя на том, что мурлычу знакомую мелодию себе под нос. Вискачи – это забавные зверьки, длиннохвостые горные кролики.  Их отличает весьма интересная манера греться на солнце. Они, присев на задние лапы, закрывают глаза, складывают передние лапки на брюшке и превращаются в подобие пушистых бабушек. А если они ещё и хорошо поели, то можно услышать их лёгкое бормотание... Природный позитивчик... Меня это улыбнуло. Хотя…  брошенное спутником определение «умная» меня несколько насторожило, ведь в андийском языке часть названия зверька - «кача» - относилось к слову «глупый» …
Я всей грудью втянула воздух, наполненный ароматом душистого эвкалипта, и мой разум безвольно опустился в дрёму…

«Эль Чаман».
Мы пришли сюда около часу дня, экспедиция из семи человек, снаряжённая по паре мулов и ведомая безграничной жаждой найти следы потерянных цивилизаций, оставивших здесь руины городов, горы золота и многочисленные тайны. Двое, Энрике и Фернандо, наняв местного пастуха-проводника по имени Потай, пошли выше, дабы осмотреть и запечатлеть на походной карте очертания возможных оснований больших домов и правильных улиц. Возможно ли это было сделать, я уже сомневалась. Слишком высоко надо было забраться, чтобы увидеть с высоты то, чьё существование было лишь призрачной легендой. Хотя старая закалка исследователя не позволяла мне жаловаться ни на возраст, ни тем более на неудобства, но на этот раз я решила остаться в лагере в качестве смотрителя. Мою компанию, кроме Хосе, составили Освальдо, Фаго и Мария. Первый - человек, которого все уважительно называли «Эль Чаман ». Лично для меня, бледнолицего европейца, он представлялся мужчиной необычной красоты в преклонный возраст которого я отказывалась верить! С ним редко беседовали, но его всегда слушали. Он же был молчалив и говорил по существу.
Фаго – ученик Эль Чамана. «Ваман». Пока ещё подросток, но звание «аяваскеро» - изготовитель особого психоделического напитка - он уже заслужил.
Мария – особое явление в нашей компании. Она, как я поняла, была пациенткой Освальдо. Ей предрекли смерть от рака через пару месяцев, но она, уже пару лет следуя за своим лекарем, умудрилась выжить и стать притчей во языцех. Вечно печальная, Мария каждое утро одаривала нас приличной дозой жалоб и знаменательных речей.
- Я готова к смерти, – подытоживала она очередную тираду о несчастьях и наказании с перечислением всех своих болячек, страхов и разрушенных надежд, – если Бог того хочет, я смеряюсь с данной мне судьбой...
- Вряд ли это то, чего хочет Бог, – безнадёжно спорила я, – ибо физическая жизнь человека несёт самое ценное для его Создателя – духовное развитие через опыт роста, творчества, любви, материнства...
Но и на эти слова у Марии находились аргументы.
- Ах, – махала она руками, – но избранным он посылает страдания, дабы те укрепились в вере...
Освальдо, слушая пациентку, еле улыбался и иногда кивал головой. Его личная позиция относительно её состояния была мне не ясна, ибо он ничего не говорил, но лишь усмехался... не весело, но и не злобно, а как-то по-дружески печально.

К пяти вечера освободился «душ» – тесная пристройка в одной из времянок с тазиком и бочкой наполненной водой. Ледяной. То была скорее всего обмывочная, ибо обильно обливаться не разрешалось. Набирай свою порцию свеже-холодной жидкости в тазик и делай с ней что хочешь, но больше в бочку с водой не лезь! Октябрь – пора засушливая и к воде здесь относились как к божественному дару. Тем не менее, после «душа» я словно обновилась. Приближался час ужина.
«Всё, больше сегодня слушать Марию не буду, ибо она уже достаточно выжала меня своей хандрой...» Решила я про себя, поспешно одеваясь.
- Так вы говорите, рукопашным боем серьёзно занимаетесь? – Вдруг появился в дверях Освальдо в тот самый момент, когда я уже натягивала кожаные сапоги.
- Да, училась боксу и фехтованию… неплохо стреляю... Что, заметно?
- Это видно по вашему духу, донья Натали. Поверьте, в этих местах не часто встречаются молодые дамы в облачении гаучо ...
- Чудесно! А почему вы об этом спрашиваете?
Честно говоря, подобные вопросы меня раздражали особенно от тех мужчин, кои незвано появлялись в «ванной комнате» ...
- У вас нервы должны быть крепкими, – ответил он, – мне нужна ваша помощь...
Он подал мне знак следовать за ним. Мы направились в дневную молебную...
«Что такое дневная молебная?» – спросите вы.
С одной стороны, это неказистый на вид домик из глинобитного кирпича. В языческие времена Европа обзаводилась подобными заведениями для каждого местного божка. С другой стороны, молебная – это помещение, в котором стоит алтарь и хранится всё что «церковной утварью» назвать сложно. Сабли, плети, несколько черепов и даже хвосты, всякие статуэтки, камни со странными знаками, картины и рисунки на стенах, курящиеся благовония по углам и сотни ёмкостей с неизвестными субстанциями. Короче, всё то, что чудом пережило испанскую инквизицию.
Там, на полу, я увидела девушку-индеанку. Её привели как раз тогда, когда я мылась. Она лежала на животе по пояс обнажённая. Я присмотрелась, дабы прикинуть в чём должна была состоять моя помощь. Вся спина индеанки представляла некое жутковатое зрелище из грязно-синих оттёков и дурно пахнущих язв, как мне даже показалось, на сей момент уже разлагавшихся.
- Почему бы ей в больницу не сходить? – тут же выпалила я, пытаясь держаться подальше от пациентки.
- Можно, конечно. – Кротко согласился Освальдо, но девушка на полу тут же замотала головой, что-то пролепетав на аборигеном языке. Шаман выслушал её и продолжил свою мысль. – Но её затаскают по врачам и обследованиям, утопят в бумажной волоките, затравят экспериментальными опытами и внесут на операционный стол вперёд ногами. В городах это очень редкое явление, а посему медики не преминут воспользоваться поводом для его изучения...
- «Это явление»? – перебила я, но ответа не услышала.
Шаман кивнул ученику Фаго, и указал на бутыль под столом.
- Смочи в этой жидкости суконное покрывало, – приказал он, - и нагрей его над углями.
Фаго быстро справился с задачей и бросил мокрую ткань на решётку шипящей жаровни. По комнате начал распространяться странный запах, терпкий, аммиачный и... очень знакомый.
- Это моча, – пояснил Фаго, заметив болезненно экспрессивные изменения моего лица, – способ лечения малоприятный, но действенный...
В чем была действенность лечения я не совсем понимала, ибо от смрада меня начало подташнивать, а вид девушки не внушал мне оптимизма.
- Разве ей не холодно на полу-то? – Преодолевая позывы рвоты, спросила я. С заходом солнца в горах резко холодало, а пола у молебной нет. Домик опирался на чистый камень.
- Её коже надо остыть, – кивнул Освальдо, – вы сеньора держите руки девушки, а ты, Фаго – ноги.
Я села на колени в головах больной и как можно крепче схватила запястья жертвы шаманизма.
- Нет, – мотнул головой шаман, – просто положите свои ладони на её локти так, чтобы она не смогла поднять их...
Для верности, он сам установил мои руки так, как считал нужным и добавил.
- Я не выпороть её собираюсь, а излечить, а потому дал ей кое-что из моего обезболивающего. Думаю, сильно она вырываться не будет, но тело имеет свой характер и возможно начнёт передёргиваться.
Передёргиваться?! Не знаю, как у девушки, но у меня от вони лицо уже и передёрнулось, и перекосилось и дошло до наивысшей степени в мимике, на которую только способны мышцы лица взрослого человека!
Ещё через минуту разогретое над жаром покрывало перекочевало на спину пациентки. У меня заслезились глаза, я сжала веки. Под моими ладонями почувствовалось движение. Девушку действительно начало коробить. Ещё бы! Такие синяки, или что это было? а он её припаривать разогретой тканью с мочой взялся...
- Как только они почувствуют тепло над остывшей кожей, то будут обмануты, думая, что тряпка – это живое тело и начнут вылезать. – Услышала я голос Освальдо. - Моча же держит жар и влагу уверяя их в благоприятных для размножения условиях...
Голос шамана звучал настолько умиротворённо, словно он рассказывал о способах разведения роз на какой-нибудь милой вечеринке. Я открыла глаза и вопросительно уставилась на Фаго. Тот кивнул на покрывало. Я опустила взгляд. Пожалуй, к такому зрелищу я не была готова. Вы, наверное, видели червяка, живущего в земле или (ещё интереснее) червя, вылезающего из яблока? Но то был не один червяк... десятки, сотни! Маленькие, тёмные твари длинной в полсантиметра пролезали сквозь жёсткое сукно как иглы через тонкий шёлк... Я даже не спросила, что это такое было. Я потеряла дар речи. Мои руки вмёрзли в локти мечущейся пациентки.
- Ткань остывает... сворачивайте её не торопясь, - между тем скомандовал Освальдо, стоя над нами, - сначала слегка приподнимите и соедините углы... вы сеньора Натали, передайте свои концы Фаго.
Мы так и сделали, как только раздалась команда шамана. Через секунду всё месиво в тряпке было брошено на угли жаровни. Освальдо, склонившись над пациенткой, попросил меня выйти, а Фаго - подать приготовленные им мази.
Последний перед ужином час, я провела сидя над обрывом, таращась на белые вершины гор.
«Ничего себе зараза!» - думала я, - «Ну прямо настоящее проклятье… а ведь курандерос такое издревле лечили… вот те и трюк!..»
- Возвращение зрения слепым – это трюк, а здесь самое оптимальное средство лечения. - Вдруг раздался надо мной голос Освальдо. - В больнице её бы вылечили и, быть может, не столь варварским способом, но в ожидании выздоровления она потеряла бы все силы борясь с недугами вызванными этими тварями...
- Минутку! – зацепилась я за слова шамана. – Вы назвали «трюкачеством» возвращение слепым зрения? Но разве это не обычные выдумки?
- Нет, не выдумки. - Шаман устало опустился на корточки. - Видите ли, слепота бывает разной и во многих случаях, особенно у стариков, глаза просто зарастают мёртвой кожей. Если прыснуть сок слегка повядшего лимона, то слои могут, мягко говоря, быть съеденными кислотой. Этим пользовались многие жрецы, встраивая специальное приспособление в руку или ладонь. Нечто вроде одеколонного распылителя с грушей... Так, «целители» совершали чудеса «открытия незрячих» во многих странах начиная с библейских.
«Так он ещё и мифы разоблачает…» подумала я, но промолчала. Хотелось расспросить о многих вещах, но в животе бурлило, а к горлу подступало нечто вроде желчи. То ли от голода, то ли от увиденного...
Позвали к костру. Хосе приготовил ужин. Мария, долго помолившись о благодати божьей, приступила к вареву из кукурузы, хлебу и... жалобам. Но мой мозг просто отключил её из своих внешних и внутренних сенсоров. Слова её уже лились как вода в пустое сито. Одно я поняла совершенно ясно и бесповоротно - человеческое тело и разум являют собой уникальнейшею жизненную систему, постоянно обновляющуюся структуру, взаимосвязанную с тем, что мы слышим, видим, и воспринимаем. Я лишь сердобольно улыбнулась и печально кивнула головой. К тому же мне следовало уметь «опустошать» свою голову от ненужных размышлений, ибо Освальдо, похоже, и мысли читать умел.