Сорванный отпуск

Пронзительная трель будильника нарушила тишину июльского утра и вывела Марата Абрамова из липкой паутины сонного оцепенения. Надо было срочно вставать и бежать на работу.
   Улица встретила его, ставшей уже привычной для Москвы погодой: все небо заволокло облаками, и накрапывал редкий мелкий дождь; листья на деревьях источали едва уловимый терпкий запах сырой земли.
    Несмотря на столь унылый пейзаж, на душе у Марата было легко и радостно. И тому была причина: с понедельника у него начинался столь долгожданный отпуск. Еще каких-то два дня и – ту-ту! Прощай, плаксивая Москва со своими нескончаемыми дождями, здравствуй, далекий Египет – «жемчужина Востока», страна древнейшей цивилизации, благословенный край, где можно от души понежиться в лучах яркого солнца. Море, сфинксы, пирамиды…Красота! Туристическая путевка на двоих была в кармане, чемоданы, набитые нужными вещами уже несколько дней стояли в прихожей, с соседями достигнута договоренность по поводу присмотра за квартирой. Все! Можно смело ехать! Заграница, раскрывай свои теплые объятия!
    А отдохнуть очень хотелось – что правда, то правда. За этот год Абрамов сильно подустал, и хотелось просто по-человечески расслабиться вдалеке от шумного города. Работа торговым представителем в московском отделении крупного международного фармацевтического холдинга, требовала от него полной самоотдачи, постоянного напряжения физических и моральных сил, частые командировки в регионы  изнуряли Марата, лишали возможности  общения с семьей.
     Но она того стоила! Абрамов получал довольно высокую зарплату, которая его вполне устраивала, плюс – «капали» бонусы за разъездной характер работы и, наконец, ежеквартально выдавали хорошую премию. Руководители компании просили своих сотрудников особо не распространяться о сумме денежного вознаграждения, объясняя этот табу коммерческой тайной. И когда друзья или родственники Марата пытались выведать у него, сколько же все-таки он получает, тот всегда отшучивался, говоря, что ему на хлеб с маслом и «корм» «мерсу» вполне хватает.
На эту работу Абрамов устроился с помощью своих московских товарищей, бывших сослуживцев, таких же молодых военных пенсионеров, как и он. А что? Не сидеть же дома, сложа руки, в неполные пятьдесят лет. Здоровье есть, силы позволяют, почему бы и не поработать?
  Занятый мыслями о предстоящем отпуске, Марат и не заметил, что уже подъезжает к офису. И вдруг у него, ни с того, ни с сего, появилась в душе какая-то потаенная тревога. Он ее мысленно отгонял, она исчезала на короткое время, но потом вновь и вновь возвращалась и крепко застревала в мозгу. Объяснение этому явлению Марат находил в плохом сне, после  просмотренного вчера, позорно проигранного грекам матча футболистами «Рубина».
   Не успел Абрамов войти в свой кабинет и расположиться в нем как следует,  громко ругая кого-то по телефону, вошел начальник отдела Сергеев. Тучный, в широком шикарном костюме синего цвета, он, шумно пыхтя, пододвинул к себе стул и, сняв очки с толстыми линзами, стал молча, чуть прищурив глаза, как-то загадочно смотреть на Марата. Это был явно дурной знак!
- Понимаешь, Марат Викторович,- после минутной паузы сказал он,- с отпуском, скорее всего, придется повременить. Как долго – не знаю. Это за пределами моей компетенции, если возникнут какие-то вопросы – то к шефу.
- А что случилось? – только и нашелся, что спросить Марат.
- Честно говоря, полной информацией о том, что произошло, я сам не обладаю: то ли партнеры нас в очередной раз подвели, или мы сами где-то сплоховали, но факт остается фактом. Поэтому сегодня на совещании, босс объявил о  форс-мажорных обстоятельствах и призвал всех к ударному труду во имя спасения имиджа компании, а посему – временно никаких отпусков, отгулов и даже выходных: работа, работа и еще раз работа.
- А как же мои билеты, путевка? – промямлил Абрамов.
- Ну, это вообще, я считаю, сущие пустяки по сравнению с нашими проблемами: пошел и сдал их, потери будут незначительные, которые с лихвой могут быть компенсированы в случае удачного выхода компании из прорыва.
   Марат не совсем хорошо понимал, почему такая солидная организация, где он работал, не могла обойтись без рядового сотрудника, как он, но прекрасно себе представлял сцену объяснения с женой. « Столь долгожданный отпуск накрылся медным тазом, так и не начавшись, - с горечью подумал он, пытаясь совладать эмоциями. - Египет с золотистыми пляжами, теперь надолго останется лишь в грезах».
- Ну, хоть недельку дайте отдохнуть! – буквально возопил Абрамов, увидев, что начальник поднялся со стула, собираясь покинуть помещение. Сергеев остановился, немного подумал и, не оборачиваясь, поднял правую руку вверх с растопыренными пальцами. Потом, повернувшись к Марату лицом, сказал: « Черт с тобой, пять дней можешь отдохнуть, вроде пока ничего экстраординарного в ближайшее время не предвидится. Но смотри – чтоб телефон был всегда при тебе, чуть что – пулей сюда. Ясно?»
- Так точно! – ответил по- военному обрадованный Абрамов.
    Куда ехать, где отдохнуть, он знал уже точно: конечно, к родителям под Саратов, на свою малую родину.  «Хоть родителей проведаю,- думал он, добираясь на такси домой,- а заодно, и немного отдохну».
    Ехать в деревню, жена категорически отказалась. Быстро собрав вещи и забрав с собой пятилетнего сына, она уже через три часа укатила к тете в Геленджик. А Марат, целый день бегал по магазинам, покупая подарки для своей многочисленной  деревенской родни, и чуть было не опоздал на поезд. Едва он со своими сумками успел  заскочить в  вагон, как состав тронулся и плавно стал набирать скорость. Мимо неспешно проплыл ярко освещенный перрон Казанского вокзала, промелькнули возбужденные лица многочисленных провожающих, торговые киоски. Загрохотали стрелочные развязки; поезд несколько раз дернулся, злобно лязгнули вагоны - и помчался вперед, с каждой минутой ускоряя ход.
   Абрамов так сильно устал за сегодняшний день, что, заправив постель, он тут же лег спать, и проснулся лишь наутро, когда поезд подъезжал к Саратову. На выходе из вокзала, нашел таксиста, который согласился за энную сумму довезти его до крыльца родного дома. Через два часа езды по убитой трассе, он, наконец, оказался у родителей. Сказать, что родители очень обрадовались его приезду – значит, ничего не сказать. Мать, тихо вытирая кончиком платка выступившие слезы, ни на минуту не отходила от Марата, крепко обнимая сына; все расспрашивала  про внука, невестку, и очень сожалела, что они не приехали вместе с ним.
Отец, сидя в кресле, сцепив руки на коленях, внимательно слушал сына, изредка задавая ему вопросы.
- У вас- то, как жизнь? – спросил Марат, закончив свой рассказ. – Вы как живете? Чего нового? Как никак год уж не был здесь.
- Что может быть у нас, стариков, нового? Живем помаленьку: вперед не лезем, но и сзади не плетемся.
-Вижу, деревня совсем умирает? Сколько человек здесь сегодня проживает?
- Да кто его знает! Сказывают, вроде как сто.      
- Никто  сюда не едет?
- Кто же поедет в нашу глухомань? Никто. Скорее, от нас уходят.
- Куда?
-А ты не  догадываешься? – вздохнула глубоко и печально мать.-Туда, на «жареный бугор»,- кивнула она головой в сторону  кладбища. – С начала года уже восьмерых похоронили. Мрут люди как мухи, спасу нет.
- Да, весело у вас тут,- нашелся, что сказать Марат, чувствуя какую-то неловкость от задаваемых вопросов, но ему действительно было все интересно, что творится в деревне.- Ну, а люди чем заняты? Где работают?
- Фермерствуют, - вступил в разговор, молчавший до этого отец.
- Не болтай почем зря,- урезонила его мать.- Какие к черту фермеры! Попрошайки, да и только. Смех один. Ходят по селу и у пенсионеров денег в долг просят под проценты: то на горючее им не хватает, то на семена. Было вначале их пять человек, осталось трое, да и те, вроде, собираются бросать. А другие – кто в состоянии трудиться, работают, где придется: кто-то в Москву ездит на заработки, кто еще дальше – на Север. У нас тут ловить нечего: как колхоз развалился – так людям и нечем заняться.
- Марат, а ты надолго к нам? – сменила тему разговора она.
- Нет, мать, всего на три дня,- сказал Марат, погладив ее по голове.
- Ой, что так мало! – воскликнула мать и с грустью посмотрела на сына.
- Дела, родная! Ничего не попишешь - работа есть работа. Вы давайте, говорите мне, что надо делать, чем помочь?
- Если ты поможешь нам сенца накосить – это будет здорово, а то я боюсь, один не справлюсь – годы уже не те, – сказал отец, смотря испытующе в глаза Марата.
- С удовольствием, - ответил тот, встав из-за стола. – Я готов!
- Нет, сегодня не получится.
- Почему? – удивился Марат.
- Ты что, забыл поговорку « коси коса, пока роса?» - улыбнулся отец.-Энтим делом надо с утра заниматься.
- Нет. А сегодня что будем делать?
- Сегодня мы с мужиками решили подлатать водонапорную башню, подтекает отовсюду, будто  решето. На новую - денег нет как всегда. Слушай, у нас нет сварщика, а помнится в пацанские годы, ты баловался этим делом, и вроде у тебя неплохо получалось. Попробуешь?
- Можно. Только никакой гарантии я не даю.
- А и не надо. Получится – получится, не получится – что –нибудь придумаем. Пошли.
До позднего вечера Марат, отец и еще трое мужчин ремонтировали башню и лишь когда наступили сумерки, работа была, наконец, сделана. Сильно уставшие, но довольные тем, что не зря трудились, Абрамовы вернулись домой и, наскоро поужинав, легли спать, памятуя,  что завтра с раннего утра их ждет тяжелая работа.
    Когда мать разбудила Марата, отец был уже на ногах. За окнами было темно и тихо."Батя, а не рановато вставать? Смотри, на улице какая темень!- протирая глаза и потягиваясь недовольно сказал Марат.- Может, покемарим еще немного, а"?
- В самый раз,- возразил отец.- Пока дойдем, будет уже рассвет. Давай, по-быстрому  поешь, оденься – и в путь.
      Косить сено, предстояло в пойме реки Медведицы: там, на заливных лугах было много густой травы.
Утренний холод подстегивал к быстрой ходьбе, и путники даже не заметили, как прошли километр дороги. Когда они осторожно по высокой мокрой траве стали спускаться на участок для косьбы, уже розовым светом залился восход. Потом- вдруг резкий брызг лучей, и стало быстро светать. Где-то рядом была Медведица; светлый туман, как пар, поднимался над тихой, неслышной рекой.
- Я и не спросил,- услышал Марат голос отца. – Ты не разучился косить?
- Да вроде нет,- ответил Марат, несколько  усомнившись в своих словах - все-таки давно уже не держал в руках косу.
- Так, косы я позавчера еще отбил, а вот держи и брусок. Будем стараться делать двойные валки.
 - Это как? – не понял Марат.
 - А вот так: твой валок, должен ложиться на мой – получится двойной, понятно?               
 - Да.
 - Тогда, с богом. Я иду первым, ты – за мной.
Завжикала коса, срезая мокрую траву, и она ровно и послушно стала ложиться под ноги отца – пряная, вся в цветах. Следом пошел Марат, ощущая какую-то приятную истому от этого дела.
    Рассвет вскоре отступил, уводя за собой туман, стали активно перекликаться птички, а у косцов вовсю спорилась работа.
Марат старался не отставать от отца, но бесполезно: его крупная и несколько неуклюжая фигура, раз за разом, отрывалась от него.
    Через несколько часов работы, Марат почувствовал себя и вовсе скверно: с непривычки ныли руки, плечи и спина, пот заливал лицо, рубашка прилипла к телу, постоянно досаждали комары и мошки. Ко всему прочему, подул ветер, густой, горячий, насквозь пропитанный шальным ароматом сенокоса. Все чаще и чаще он стал отдыхать: ничком падал на свежескошенную траву и набирался сил. Смотрел на бездонное синее небо над головой, на яркое, слепящее глаза солнце и вдыхал всей грудью вольный, настоянный на запахе трав воздух. Потом опять яростно брался за работу, стараясь не уступать отцу.
    К полудню, когда большая часть участка была уже скошена, отец предложил прерваться на обед. « Все, хватит,-сказал он, осторожно кладя косу на землю. – В жару косить траву грех. Сейчас мы с тобой пообедаем, полежим в тенечке, вздремнем чуток, а потом еще немного поработаем. Ты сходи пока искупнись, полегчает.» Марат и сам уже давно думал об этом. Он разулся и пошел к Медведице, осторожно ступая по щетине свежескошенных трав. Подойдя к реке, устало наклонился над ней, отражающей высокое летнее небо. Зачерпнул полные ладони серебряной с голубым отливом воды, поднял руки и смотрел, как падают, искрясь на солнце капли-бусинки.  Раздевшись догола, прыгнул в речку и долго купался, получая от этого неповторимое наслаждение; тело освободилось от грязи и пота и приобрело удивительную легкость.
   Когда Марат вернулся назад, то увидел, что отец лежит под раскидистым деревом и крепко спит, шумно посапывая. Он быстро поел и с великим удовольствием,блаженствуя, растянулся рядом с ним.
   Вечерний сенокос начался ближе к закату и длился до самой темноты. К тому времени,тягучая июльская жара сменилась легкой прохладой. Затих ветерок, целый день обжигавший лицо;работа пошла лучше.
   Домой отправились поздно: река  и берег уже утонули в темноте. Марат и ужинать не стал: ему хватило сил лишь дотащиться петляющими шагами до постели и нырнуть как в темный омут в глухой, мгновенный сон.
   На следующий день, рано утром, они вновь отправились к месту сенокоса. Пока отец докашивал оставшуюся «плешь» лужайки, Марат пошел к Медведице прощаться: завтра он уезжал. Над рекой стелился туман, было тихо. Временами вскидывалась зоревая рыбешка, хороводясь, дробила сонную воду, оставляя после себя медленно разбегающиеся колечки, похожие на шлепки дождевых капель.
       Пока! До встречи, удивительное чудо природы!
Целый день,  не обращая внимания на солнечное пекло, отец с сыном граблями теребили скошенные пряди, чтобы сено лучше просохло. К вечеру подъехал трактор с тележкой, с хозяином которого была достигнута договоренность заранее. Сено быстро погрузили и отвезли домой. Потом, до самой ночи, затаривали его в сарай. Когда работа была закончена, мужчины, отряхивая с себя прилипшую сенную труху, пошли, в приготовленную матерью, баню. После бани – чай с медом, и на боковую: утром надо было уезжать. Уже в поезде, Марат, раз за разом, возвращался мысленно к тому, что произошло с ним за эти три дня: задушевные беседы с родителями, встречи с односельчанами, полученное удовольствие от сенокоса, купание в реке, деревенскую баньку и благодарил судьбу за то, что она так круто изменила его туристический маршрут.