Закрытый Клуб

Труд облагораживает!
Уверен,  читатель знает не понаслышке как это горбатиться-вкалывать, ожидая от «высших сил» лучшей доли, званий-степеней или попросту пенсии.
Как «Редкая птица долетит до середины Днепра…» от классика, так и человеки не хуже иных птиц теряются с годами в житейском полете, растрачивая юношеский задор-здоровье-надежды и приобретая в лучшем случае мудрость…
Лишь имеющий память оценит, сколько таки событий провернулось в его «колесе времён». Для прочего большинства жизнь шла почти незаметно и удивление, как же быстро всё закончилось – их печальный удел.
«Я-то в советские времена о-о-о… - или, - А я-то в советские временны ы-ы-ы-ы», - дразнят юмористы, выхватывая из житейского контекста группочки тех, кто рассказывает байки (свои или чужие заученные) о каких-то там старых временах.
Электрички-пассажиры, лавочки-соседи… Они готовы в любую секунду делиться историями, сетуя или радуясь, осуждая или отстаивая, либо попросту благодарно слушая…
Кстати, именно слушатель настоящая редкость для кричащих наперебой всезнаек. Только он, Слушатель, способен почуять крохи истины в пустопорожних словах летящих «стаями» меж стихийных собеседников поймавших кураж.
Птахин был как раз из таких. От природы острая память и недюжинная наблюдательность позволяли с первых минут завязавшейся беседы расставлять всё по местам. К примеру, разом вычеркивались персонажи, кричащие по любому поводу «я знаю».
«Говорили бы хоть – мы слышали, или еще что…» - молча, рассматривал Михаил очередной блекленький типаж важно «надувающий щеки».
Именно от таких говорунов когда-то в девяностых он случайно «бежал» прикупив свой первый автомобиль. Сбежал-расстался… Хотя не до конца…
Жизнь  она вообще штука поворотистая. Думал ли Мишка Птахин, перешагивал впервые порог сторожки гаражного кооператива «на районе», что заходит он на долгие годы ни больше не меньше чем в «закрытый клуб»…
- Ты ключи оставляй… Погреем если что… - радостно пыхнул фиксами-перегаром «сторож» с лагерными отметинами на руках.
Компания собравшаяся в теплой сторожке возле сала-бутылочки на газете одобрительно хмыкала, мол, да чего там… Погреем… Крещение же как никак… Морозы…
Еле отмахнулся от «сервиса», памятуя машину бывшего соседа, разбитую в ночном походе за водкой такими же прогревалами.
Кстати с фиксатым та встреча случилась единственной. Оказывается он и сторожем-то не был – попросту забежал «на огонек», а через пару дней снова устроился в СИЗО.
Девяностые...
Новостей в клубе-сторожке всегда было множество – равно как и народу. Карты, пьянки, поножовщина, разбитые автомашины с того самого прогрева…
Порядок пришел вместе с новым председателем. Переизбирались с ограниченным конфликтом – не хуже иного майдана… Фронтовик Горобец, отымая печать у старого босса, сломал тому руку, а новый председатель Абрамыч придумал странную доску с номерными бирками и так закрутил гайки с «яйцами», что взвыли даже самые терпеливые…
«Крутил» он их всему кооперативу почти пятнадцать лет и если бы (дело случая) не пошел к врачам, жив был бы наверняка и сейчас. Новомодные таблеточки от старческого шума в ушах помогли сразу, но явили головокружение (со слов врачей – побочный эффект) так что через неделю-другую и после рокового падения по дороге из кооператива домой Абрамыча не стало.
Птахин переживал. Он по-своему любил старика не взирая на его склочный характер, да и люди, как рыбы косяками ходят – не дай Боже слабенького шефа кооператив выберет. Снова шалман? Как машину-то ставить?
Но пронесло… Хотя присказка о рыбах-косяках все-таки сработала… Буквально… Новый председатель оказался заядлым рыбаком и теперь сторожка сотрясалась от рыбных споров-историй и всеобщего мотания мушек…
Хотя рыбак он всегда рыбак и олимпийский режим не блюдёт, так что сухой закон Абрамыча понемногу оттаял. Хотя и собутыльник пошёл теперь в сторожку интеллигентный – прям под стать председателю…
Более того Птахин вдруг заметил, как стали вдруг проявляться в сторожах былые профессии – стоило компании вечерком и после ухода председателя перевернуть по рюмке…
Первым «выстрелил» северный Камазист Андрюха.
Продержавшись полгода в режиме «ни-ни на работе…» он все-таки поддался искусу рыбацкой компании и однажды выпив с вечера так забаррикадировался в сторожке, что и в шесть утра его не могли добудиться.
-  Представляешь, - рассказывал Птахину его напарник, - Как рюмочка, так на все замки закрывается – будто украсть его должны…
Михаил, будучи натурой пытливой, аккуратно расспросил Камазиста Андрюху о северном житье-бытье и сообразил, наконец, что коварная вечерняя рюмочка уверенно превращает древнюю сторожку кооператива в кабину Камаза. Что такое северная ночь на трассе Михаил знал слабо, но понимал – чтобы благополучно отдохнуть-проснуться нужно по максимуму всё запереть-закрыть-подоткнуть и никому не открывать, пока не рассветет (что собственно Андрей теперь и делал со сторожкой после стихийных «собраний клуба»).
Кстати, партнер Андрея Камазиста тоже оказался интересным персонажем. В сторожа он «играл» лишь трезвым и, будучи на бесконечном веселе, никак не мог расстаться с должностью командира экипажа малой авиации.
Сторожка (в измененном ежедневными рюмочками сознании) видимо казалась ему заежкой авиаотряда в далеком поселке, куда он прибывал лишь для проверки общего настроения экипажа и очередной рюмочки, убывая после на оперативный простор.
- А ты как думал? – Удивлялся он вопросам Птахина о предыдущей профессии, - В заежке только в крайнем случае заночуешь – вся округа для тебя…
Когда проявил себя следующий персонаж, не помнил уже никто, а выпивать рюмку тот умудрялся даже при Абрамыче.
"Разгадывал" его Птахин недолго. Оказалось, что сторожка для Гены, после первых же граммов, превращается не больше, не меньше чем в купе проводника сопровождающего холодильную реф-секцию из пяти вагонов по необъятным просторам СССР.
Его желание укрыться в замкнутом пространстве сторожки-купе было прямо пропорционально принятому «на грудь». Если Гена выпивал с вечера, то утром его невозможно было даже вывести на улицу – скорее всего любой шаг из замкнутого пространства «купе» был для бывшего рефа равносилен прыжку с поезда на полном ходу.
Выводили всем миром. Спасая вечного сменщика Игоря от «замусоленных» за  «тысячу» пересказов-историй, Птахин несколько раз отвозил Генку домой, прерывая его вечное, - Еще одну… Курю и едем…
Однако в машине реф адаптировался быстро и не чудил, лишь с удивлением рассматривал поехавший наконец-то за лобовым стеклом пейзаж…
Давно начиналась эта история сторожки-клуба  для Птахина. Скоро уж двадцать лет минёт тому, как началась…
Люди-судьбы-характеры-привычки-интересы – всё смешалось в этом отдельно взятом Российском закутке.
Здесь как и в любом государстве есть все: Президенты; стихийный парламент – министры (члены правления и специалисты); рядовые граждане (члены кооператива) и конечно же вооруженные силы (сторожа). И пусть не тянут эти разноречивые персонажи на регулярные войска, пускай, похожи они скорее на ополченье народное, зато каждый из них для писателя история житейская – клад человеческий.
И сколько еще персонажей шагнёт когда-то через порог сторожки-клуба, чтобы уйти, не прижившись, или остаться навсегда? Кого помянут завтра сторожа-ополченцы или стихийные гости?
Никому неведомо… И только «закрытый клуб» переживет еще множество судеб, как иные дедовские предметы, что у каждого из нас по закуткам валяются (если пошарить, конечно)…

Апрель 2014 г. Иркутск.


Рецензии